Первый секретарь ЦК КПСС Хрущев — Генпрокурору Руденко: «А вы чью линию проводите?»
(Звягинцев А.)
(«Законность», 2007, N 11)
ПЕРВЫЙ СЕКРЕТАРЬ ЦК КПСС ХРУЩЕВ — ГЕНПРОКУРОРУ РУДЕНКО:
«А ВЫ ЧЬЮ ЛИНИЮ ПРОВОДИТЕ?»
А. ЗВЯГИНЦЕВ
А. Звягинцев, заместитель Генерального прокурора РФ.
«Мы не законодатели, но мы исполнители закона, проводники. Без нас его некому исполнять». Эту мысль великий русский историк и философ Василий Ключевский записывает в 1907 г. — за десять лет до величайшего потрясения, которое опрокинет все устройство русского мира.
Кому как не Ключевскому было знать, что законопослушание во все времена не было самой большой добродетелью в России. «Не я виноват, что в русской истории мало обращаю внимания на право, — писал он в те же годы. — Меня приучила к тому русская жизнь, не признававшая никакого права. Юрист строгий и только юрист ничего не поймет в русской истории, как целомудренная фельдшерица никогда не поймет целомудренного акушера»…
В словах русского мыслителя, обращенных к тем, кто способен думать и понимать, не только горечь от того, что «мы — не законодатели», но и ясное понимание — зато «мы исполнители закона, проводники». И гордость — «без нас его некому исполнять». И ясное понимание своего высокого предназначения.
Запомним эти слова, эти мысли. Ибо в них, на мой взгляд, ключ к пониманию судьбы и деятельности Романа Андреевича Руденко, который будет занимать пост Генерального прокурора СССР больше кого бы то ни было — 27 лет. Судьба его была непростой, деятельность невозможно оценить лишь в одних тонах, но если в них был стержень и смысл, то они именно в словах русского историка. И написаны эти слова как раз в то время, когда Руденко появился на свет в бедной и многодетной крестьянской семье.
Кстати, по какому-то символическому совпадению последний генерал-прокурор царской России Иван Щегловитов был земляком Руденко — тоже родом из Черниговской губернии. Правда, судьба Щегловитова, тоже служившего своему государству не за страх, а за совесть, оказалась куда печальнее — его расстреляли в 1918 г. новые власти, которые просто отменили все прежние законы.
…В ноябре 1929 г. окружной комитет партии принял решение о «мобилизации» молодого коммуниста Романа Руденко в прокуратуру. Так он стал старшим следователем окружной прокуратуры в городе Нежине. С этого времени вплоть до последнего дня своей жизни (более пятидесяти лет) Роман Андреевич служил в советской прокуратуре, пройдя по всем ее основным ступеням, пережив все, что выпало тогда на долю прокурорских работников. Были в его судьбе и падения — перед войной в годы сталинских репрессий его уволили из прокуратуры. За этим обычно следовал арест и скорый приговор, но Руденко судьба берегла. Зато в годы войны он уже прокурор Украины. А после войны — Главный обвинитель от Советского Союза на Нюрнбергском процессе, который аналогов в истории не имеет. Руденко становится тогда известен на весь мир.
Один из тех, кто вместе с Руденко пережил эти годы, бывший Председатель Верховного Суда СССР Анатолий Антонович Волин, размышляя о прожитом, как-то сказал мне: «Его имя связано как с грандиозным по масштабам процессом реабилитации жертв сталинских репрессий, так и с преследованием диссидентов…
Я пытаюсь сегодня понять: была ли моя жизнь моим собственным выбором или, будучи подхвачен мощной волной революции, я плыл по ее течению, считая это течение моим собственным течением? Принадлежал ли я себе? Насколько были применимы к моей жизни такие прекрасные, гордо звучащие слова: свободная воля, свободный дух, собственные цели, наконец, собственное жизненное кредо? Размышляя об этом, я и сегодня, пожалуй, не смог бы на все эти сложные вопросы дать однозначные ответы…»
Наверное, и Руденко, который никогда и никого не допускал в свой внутренний мир, мог бы сказать нечто подобное.
Последние четыре года «правления» Хрущева были для юристов «не из легких». Своеобразный характер первого секретаря сказывался на всей правоохранительной деятельности. Когда произошел всплеск преступности, была дана команда изменить судебную практику и, как образно выразился Хрущев, «свернуть хулиганов в бараний рог». За некоторые преступления в начале 60-х годов была восстановлена и смертная казнь. Причем применялась она иногда с грубыми нарушениями законов.
Самыми характерными были беззакония, допущенные по нашумевшему делу Рокотова.
Суть этих дел была довольно проста. Рокотов и компания длительное время занимались валютными махинациями. В те годы любые противозаконные операции с валютными ценностями признавались преступными и карались длительными сроками лишения свободы. Рокотов и его соучастники предстали перед судом, который и приговорил их к длительным срокам лишения свободы. Казалось бы, что на этом можно поставить точку.
Однако такой итог судебного заседания не устроил Хрущева. Он приказал подготовить указ Президиума Верховного Совета СССР, который бы предусматривал за незаконные валютные операции в качестве меры наказания смертную казнь. Но потом началось непредвиденное. Указу решили придать обратную силу, т. е. распространить на деяния, совершенные до его принятия. Именно по этим основаниям приговор суда в отношении Рокотова и других был отменен, и дело слушалось повторно. На этот раз судьи знали, что делали, и приговорили Рокотова к высшей мере наказания. Приговор был приведен в исполнение.
До настоящего времени считалось, что как Генеральный прокурор Руденко явно спасовал перед неудержимым напором Хрущева.
Как же на самом деле вел тогда себя Руденко? Об этом стало известно только сейчас — в 2007 г. Вот что рассказал мне сын Руденко — Сергей Романович:
«В 1961 году состоялся серьезный разговор отца с моей старшей сестрой Галиной.
Отец сказал, что на состоявшемся заседании по делу валютчиков Рокотова и Файбышенко Хрущев потребовал применить к ним высшую меру наказания — расстрел. Это означало придание закону обратной силы. Отец в ответ заявил, что он с этим не согласен и он лично не даст санкцию на такую меру, так как это противозаконно.
— А вы чью линию проводите — мою или чью-нибудь еще? — спросил Хрущев.
— Я провожу линию, направленную на соблюдение социалистической законности, — ответил отец.
— Вы свободны, — сказал Хрущев.
После этого с Хрущевым у отца долго не было никаких контактов, и он ожидал отставки в любой момент. И вот в один из вечеров после ужина он пригласил к себе в кабинет Галину, все ей рассказал и попросил, чтобы она, когда я вырасту (а было мне тогда 10 лет), объяснила реальные причины его возможной отставки.
Однако все сложилось иначе. На проходящей спустя 2 месяца сессии Верховного Совета СССР Хрущев вдруг опять обратил внимание на отца, попросил его подняться и, ссылаясь на упомянутый случай, поставил его в пример всем присутствующим — как человека, принципиально отстаивающего свои взгляды».
Старожилы прокуратуры приводили мне много других случаев, когда Руденко проявлял характер. Заведующий кафедрой криминалистики Московской государственной юридической академии, профессор Владимир Евгеньевич Эминов рассказывал о стычке Руденко в 1977 г. с Бугаевым — министром гражданской авиации, главным маршалом авиации, фаворитом Брежнева.
«По личному распоряжению Руденко ВНИИ и следственному управлению Прокуратуры СССР было дано задание разработать первую отечественную методику расследования авиационных происшествий в гражданской авиации. Работа поручалась мне и старшему прокурору следственного управления Прокуратуры СССР М. Лодысеву.
По итогам этой работы мы подготовили методические рекомендации, а также представление Генерального прокурора СССР министру гражданской авиации СССР «О грубейших нарушениях законодательства о безопасности полетов при эксплуатации легких самолетов и вертолетов в гражданской авиации».
Проект представления лег на стол Руденко. Многие считали, что такой резкий документ он не подпишет. Ведь представление адресовалось самому Бугаеву — шеф-пилоту и любимцу Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева.
Однако Руденко без каких-либо комментариев и сомнений представление сразу же подписал, ибо речь шла о безопасности граждан и интересах государства.
По свидетельству очевидцев, Бугаев, получив представление, пришел в неописуемую ярость и устроил скандал в отделе административных органов ЦК КПСС, откуда немедленно в следственное управление и Министерство гражданской авиации примчались проверяющие. Наша с Лодысевым служебная карьера висела в буквальном смысле на волоске. Однако это продолжалось недолго. Вскоре ревизоры ЦК КПСС завершили проверку. При этом они не только подтвердили все описанные в представлении просчеты, но и выявили еще и другие. Об этом они не преминули довести до сведения обескураженного министра. Руденко же, как всегда, был невозмутим и сразу же подписал приказ, в котором мне и Лодысеву были объявлены благодарности и выданы денежные премии в размере месячного оклада».
Руденко как мог противостоял распространенному в те времена «директивному», или, как его еще называли, «телефонному», праву, когда те или иные высокопоставленные чиновники — и не только из партийной элиты — пытались так или иначе воздействовать на прокуроров и следователей.
Многие современники, хорошо знавшие Романа Андреевича Руденко, называли его «государственным человеком». Хотя кто-то говорил, что правильнее было называть его «государев человек». Мол, больше служил не государству, а государям, вождям. Да, с вождями он не боролся, не был он революционером, зато был ревностным охранителем государственности. Поэтому первое определение, на мой взгляд, куда точнее и правильнее передает характер его деятельности. Да, случалось, он освящал духом закона решения и приказы государства. Наверное, потому, что всегда верил: несмотря ни на что, его государство живет и развивается в правильном направлении. Он был профессионалом именно в советском понимании этого слова. И не мог быть тогда другим. Другого на таком посту просто не потерпели бы.
Кто-то скажет: а как же знаменитый принцип «Pereat mundis et fiat justitia!» — «Пусть погибнет мир, но свершится правосудие!»? Но давайте вспомним, что еще Александр Иванович Герцен считал, что «с этим нельзя согласиться, потому что антитезис дурно выбран». То есть мир, жизнь, страну все-таки желательно сохранять. Когда возможность отстоять закон была реальной, Руденко не колеблясь шел на весьма непростые столкновения с высшими партийными властителями.
Думается, чаша добрых и полезных дел на государственных и исторических весах, на которых стоит взвешивать дела Генерального прокурора СССР Романа Андреевича Руденко, тоже весит немало. Не будем забывать об этом.
Деятельность Романа Андреевича Руденко на посту главного «стража законности» страны, как уже отмечалось, продолжалась 27 лет. Ни один советский прокурор не занимал столь долго этот пост. Руденко сумел пережить самые страшные и суровые времена. В оценке его работы мы сегодня можем быть уже спокойными и беспристрастными. Он был героем своего времени. А время ему досталось тяжелое. Но времена не выбирают. В них, как сказал поэт, живут и умирают… Во всяком случае, в отличие от его земляка и предшественника Ивана Григорьевича Щегловитова, судьба отнеслась к нему куда благосклоннее. Хотя уже нет государства, интересы которого столь долго и убежденно защищал Роман Андреевич Руденко. Его по праву называли «патриархом советской прокуратуры». Он был ее сыном и создателем одновременно. Его пример служения своей стране не потерял ценности и в наши дни. Правда, сегодня мы оцениваем историю этой страны, а значит, и деятельность Руденко уже с иных позиций…
За несколько лет до рождения Руденко, когда вихри надвигающейся первой русской революции уже пугали и будоражили российское общество и государство, Василий Осипович Ключевский записал в своем дневнике:
«Право — исторический показатель, а не исторический фактор. Термометр, а не температура. Действующее законодательство содержит в себе minimum правды, возможной в известное время.
Порядочные люди нуждаются в законе только для защиты от непорядочных. Но закон не преображает последних в первых.
Закон — рычаг, которым движется тяжеловесный, неуклюжий и шумный паровоз общественной жизни, называемый правительством. Рычаг, но не пар».
Итак, право — не движущая сила общества. Оно не преображает людей, а лишь сдерживает их. Закон — сильный рычаг. Но возможности его ограничены историческим временем.
Роман Андреевич Руденко, пожалуй, действовал именно в духе этих констатаций великого русского историка. Он не заблуждался относительно своих возможностей. Всегда честно исполнял идущие сверху установки, потому что ясно представлял, чем грозит и чем закончится неисполнение. Ведь он очень много повидал и испытал на своем веку. И еще. Он все-таки верил, что в конечном счете общее движение и развитие государственности, которой он служил, верное.
На месте Романа Андреевича Руденко в то «известное время» вполне могли оказаться другие люди. И никто не скажет, смог ли бы кто из них в «известных обстоятельствах» сделать меньше дурного и больше хорошего.
——————————————————————