(Муранов А. И.) («Вестник Федеральной палаты адвокатов РФ», 2011, N 2)
НОВЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ ДЛЯ РОССИЙСКИХ АДВОКАТОВ В АНГЛИИ И НЕОБХОДИМОСТЬ СОДЕЙСТВИЯ ВВИДУ ЭТОГО УКРЕПЛЕНИЮ ПРЕСТИЖА РОССИЙСКОЙ АДВОКАТУРЫ ЗА РУБЕЖОМ
А. И. МУРАНОВ
Муранов А. И., член Совета ФПА РФ, управляющий партнер коллегии адвокатов «Муранов, Черняков и партнеры», доцент МГИМО(У) МИД РФ, профессор РШЧП.
Первого сентября 2010 г. Российская Федерация была внесена Советом по юридическим услугам Органа по регулированию деятельности солиситоров (Solicitors Regulation Authority) Англии и Уэльса в список признанных юрисдикций, юристы которой могут стать солиситорами в Англии по упрощенной процедуре — так называемой Qualified Lawyers Transfer Scheme (QLTS). Всего к участию в данной программе допущено около 70 стран, среди которых Франция, Италия, Германия, Венгрия, Израиль, США, Япония, Пакистан, Филиппины и иные (http:// www. sra. org. uk/ solicitors/ qlts/ recognised-jurisdictions. page). Любопытно отметить, что в такую схему переквалификации не были допущены, например, адвокаты Белоруссии, Украины и Казахстана. Такое новшество существенно упростило процедуру получения российскими адвокатами статуса солиситора в Англии (речь идет именно о российских адвокатах, но не других юристах). Согласно новым правилам достаточным подтверждением юридической квалификации российского адвоката является успешная сдача им соответствующего теста — Qualified Lawyers Transfer Test. В соответствии с указанными правилами для получения статуса солиситора в Англии и Уэльсе российские адвокаты должны пройти следующие этапы (дальнейшее изложение является самым общим и очень упрощенным).
Получение свидетельства о соответствии (Certificate of Eligibility)
Первым этапом получения звания солиситора является получение свидетельства о соответствии (Certificate of Eligibility). Для получения Certificate of Eligibility претендент должен подать соответствующее заявление в Орган по регулированию деятельности солиситоров. При этом претендент также должен представить подтверждение от той палаты адвокатов, членом которой он является, наличия у него статуса адвоката и его соответствия требованиям, выдвигаемым российским правом к адвокатам (Certificate of Good Standing (www. sra. org. ulc/ documents/ solicitors/ qlts/ QLTS2-notes. pdf)). Орган по регулированию деятельности солиситоров вправе делать соответствующие запросы в такие палаты для проверки подлинности указанного документа.
Квалификационный экзамен (Qualified Lawyers Transfer Test)
Квалификационный экзамен представляет собой тестирование претендентов на знание системы общего права (common law). Тестирование происходит применительно к следующим областям права: 1. Собственность (Property) — тестирование продолжается три часа. Тест состоит из двух частей, кандидат должен получить хорошие оценки по обеим частям. 2. Судебный процесс (Litigation) — тестирование продолжается три часа. Тест состоит из двух частей — уголовное право и гражданское право. Не менее 15% оценок по уголовному праву составляют оценки по вопросам доказывания. 3. Профессиональное поведение и аудит (Professional conduct and accounts) — тестирование продолжается 3 часа. Тест состоит из двух частей — (1) аудит и (2) профессиональная этика, финансовые услуги и отмывание денежных средств. 4. Принципы общего права (Principles of common law) — тестирование продолжается от 30 до 40 минут. Кандидат должен продемонстрировать общее понимание основ системы общего права.
Подтверждение деловой репутации
Кандидат должен подтвердить свою безупречную репутацию путем получения соответствующего документа в английском Отделе регистрации преступлений (Criminal Records Bureau) на предмет наличия или отсутствия у кандидата судимости, привлечения кандидата к административной ответственности и т. д. При этом Орган по регулированию деятельности солиситоров также может потребовать представить аналогичный документ от российских правоохранительных органов.
Знание английского языка
Оно подтверждается тестированием или признанием соответствующего диплома, имеющегося у кандидата (например, диплом о прохождении теста IELTS). В итоге российский адвокат может обрести статус солиситора за несколько месяцев, в то время как российские юристы, не имеющие статуса адвоката, должны с этой целью иметь соответствующее, признаваемое в Англии и Уэльсе юридическое образование и еще дополнительно получать в Англии и Уэльсе двухлетний стаж практической работы. Подобное предоставление российским адвокатам возможности получить статус солиситора по упрощенной процедуре дает им новые возможности практиковать право в указанной юрисдикции и существенно повышает авторитет российской адвокатуры как внутри страны, так и за рубежом. Насколько известно, уже достаточно большое количество московских адвокатов намерено получить статус солиситора и практиковать английское право по такой схеме переквалификации. При этом, как уже говорилось, согласно упомянутой процедуре Орган по регулированию деятельности солиситоров вправе напрямую направлять в соответствующие российские адвокатские палаты запросы по кандидатам из России. В связи с этим адвокатским палатам имеет смысл уделить ответам на данные запросы надлежащее внимание (в том числе с той точки зрения, что такие запросы могут быть на английском языке). В самом деле, в данном случае речь идет о поддержании авторитета российской адвокатуры за рубежом со стороны российских адвокатских палат. Очевидно и то, что если российские адвокаты благодаря содействию своих адвокатских палат будут успешно оказывать юридические услуги в Англии и Уэльсе, то тем самым они смогут укрепить за рубежом престиж как российской адвокатуры, так и России в целом. При этом речь идет не только о шансе для отдельных российских адвокатов начать свою практику в Англии и Уэльсе, но и о новых возможностях для российских адвокатских палат и Федеральной палаты адвокатов еще более активно быть вовлеченными в международное деловое сотрудничество и успешно в нем участвовать. Российская адвокатура, которая на протяжении многих десятилетий была отрезана от мировой сферы оказания юридических услуга, в реализации таких возможностей очень нуждается. В заключение можно указать сторонникам лозунга «Не дадим загнать свободолюбивых, прогрессивных и знающих лиц, оказывающих юридические услуги, в стойло тоталитарной, ретроградской и некомпетентной адвокатуры!» на то, что, дав возможность российским адвокатам стать солиситорами в упрощенном порядке, одно из самых старых и известных сообществ юристов в мире признало высокий уровень профессиональной подготовки именно российских адвокатов и, более того, соответствие самым высоким мировым стандартам юридической профессии именно их, а не «свободолюбивых, прогрессивных и знающих лиц». Произошло это благодаря использованию в российской адвокатуре, которая в данном аспекте не более чем следует мировым общепризнанным подходам, соответствующих квалификационных требований. С какой бы точки зрения эти требования и российскую адвокатуру ни критиковать, в любом случае расширение их использования более соответствует долгосрочным потребностям российского общества, экономики и государства (а также, как это ни покажется удивительным сторонникам приведенного лозунга, более отвечает традиционным ожиданиям английских юристов), нежели сохранение в неизменном виде существующей сегодня в России неудовлетворительной ситуации с полным дерегулированием в той части сферы оказания правовых услуг, которая к адвокатуре не относится.
——————————————————————
Интервью: Интервью А. Муранова и Д. Чернякова («Вестник Федеральной палаты адвокатов РФ», 2011, N 2)
ИНТЕРВЬЮ А. МУРАНОВА И Д. ЧЕРНЯКОВА
А. МОСКОВКИН
Мы не сторонники письменного права во внутренних отношениях <1>
——————————— <1> Право. Ru // URL: http:// www. pravo. ru/ review/ view/ 48611/. 18 февраля 2011 г.
В первой части двойного интервью, которое «Право. Ru» взяло у управляющих партнеров коллегии адвокатов «Муранов, Черняков и партнеры» Александра Муранова и Дмитрия Чернякова, мы расспросили их о том, как создавалась коллегия, как ее сотрудники договариваются о разделении прибыли, зачем Муранов столько времени отдает науке и почему предпочитает почасовую оплату фиксированной.
Мы занимались правом, которое стучалось в дверь
— Как была создана коллегия адвокатов «Муранов, Черняков и партнеры»? До 2003 г. Вы оба были сотрудниками юридической фирмы «Монастырский, Зюба, Степанов и партнеры». Вас перестало устраивать такое положение дел? — Муранов: Я еще студентом, в 1992 г., начал работать в структурах, на месте которых возникла фирма «Монастырский, Зюба, Степанов и партнеры». Я был и остаюсь благодарен Юрию Монастырскому и Владимиру Степанову — тем, кто помог мне сделать первые шаги в юридической практике. Степанова я вообще считаю одним из самых блестящих юристов-практиков из тех, кого знаю. Дмитрий, думаю, согласится со мной. Он, кстати, присоединился к фирме после окончания вуза в 1996 г. Надо сказать, никаких конкретных планов ухода мы не строили: все получилось, как часто бывает в жизни, скучно и обыденно, а решилось буквально за месяц летом 2002 г., хотя условия для расставания, как потом стало понятно, созревали долго. — Черняков: У нас тогда усталость, непонимание и разногласия накопилась. Кроме того, к этому моменту мы уже были готовы к самостоятельности. Мы долгое время выполняли функции партнеров, формально ими не являясь: я фактически возглавлял одно территориальное отделение фирмы, а Александр — другое (всего их было три. — Право. Ru). Зарплата, например, нас вполне устраивала, но офисы, в которых мы работали, жили самостоятельной жизнью, а стратегия развития фирмы и перспективы были неясными. Это, по сути дела, была единственная претензия. Нас руководство слушало, но не слышало. — Муранов: Нет смысла скрывать, что впервые по итогам работы за 2001 г. возникли и материальные разногласия — обычная история. Но непреодолимыми они не являлись. Думаю, собственники фирмы к тому моменту просто не были готовы к тому, чтобы сделать нас партнерами. Но это не их беда, и их можно понять: в то время вообще никто на рынке не знал, как вести себя в подобных ситуациях. Кстати, клиент, которому мы оба отдавали основные силы и время («Северная нефть». — Право. Ru), еще ранее предлагал нам перейти на работу к нему, но сначала мы отказались, думая, что договоримся с партнерами фирмы. Когда же поняли, что договориться не получается, решили идти своим путем.
— А как партнеры Монастырский и Степанов восприняли это? — Черняков: В целом по-мужски, достойно. Какие-то эмоции были, конечно, — все обычные люди. Кстати, некоторые связи мы поддерживаем до сих пор.
— Ваш самый крупный клиент, «Северная нефть», перешел в новую фирму? — Черняков: Да. Хотя переходом это сложно назвать. Скорее так: клиент принял решение продолжить работать с нами и на первом этапе полностью загрузил нас работой, как, впрочем, и потом, когда он был куплен «Роснефтью». Первый год мы были так заняты, что формально создали коллегию только в 2003 г. Некоторые юристы также ушли вместе с нами. Они и сегодня составляют костяк нашей команды, а трое из них стали партнерами.
— Как появлялись новые практики: Вы открывали направления «под клиентов» или же сами инициировали создание новых услуг? — Муранов: Как сказал один американский юрист, мы занимались тем правом, которое стучалось в дверь. Ничего специально не придумывали и осваивали те направления, которые были необходимы клиентам, кроме, пожалуй, уголовного права. Так вышло, что наши услуги оказались востребованы не только российскими, но и иностранными клиентами. В то же время можно сказать, что создание таких направлений, как, например, налоги, международный коммерческий арбитраж, морское страхование, мы инициировали сами. — Черняков: Мы вообще перманентно растем. Только офисы четырежды сменили, так как заканчивалось «жизненное пространство». Но при этом юристов стараемся подбирать тщательно, чтобы потом не приходилось с ними расставаться. Как правило, новых сотрудников мы набираем не для того, чтобы кого-то заменить, а для того, чтобы расшириться.
Мы не считаем совокупный доход коллегии
— Как юридически оформлено существование «Муранов, Черняков и партнеры»? — Черняков: У нас есть только одно юрлицо — коллегия адвокатов «Муранов, Черняков и партнеры» и никаких параллельных структур в виде ООО или ЗАО. Все сотрудники оформлены только в коллегии.
— Каким образом заключены партнерские соглашения? — Муранов: По российскому праву. У нас нет талмудов, где все расписано. Мы не сторонники письменного права в этом отношении, а скорее выступаем за обычаи и прецеденты, предпочитая договариваться с партнерами в каждом конкретном случае.
— Но при этом доли Муранова и Чернякова больше, чем доли других двух партнеров коллегии? — Муранов: Да.
— А если будут появляться новые партнеры, как будете договариваться? — Черняков: Тогда и решим, как будем перераспределять доли. То, что эта процедура четко не прописана, оставляет хорошую возможность для маневра.
— Как компенсации обычных юристов привязаны к результатам деятельности коллегии? — Черняков: Сначала, когда сотрудник только вышел на работу к нам, никак. Человек получает только зарплату. Затем, по итогам работы над проектами, мы начинаем выплачивать премии, как правило, на ежегодной основе.
— А какова прибыль «Муранов, Черняков и партнеры», которую Вы делите? — Муранов: Может, это и странно прозвучит, но я не могу назвать цифры: мы не считаем совокупный доход коллегии, а скорее фокусируемся на подсчетах применительно к отдельным партнерам, адвокатам и сотрудникам. Кто-то усмотрит в этом нашу незрелость и неуверенность в будущем, но для нас это пока сильная сторона, катализатор развития. Но и к новому будущему мы готовы.
— Что же Вы делите? Как определяете, что должно остаться на счету, а что пойти на текущие выплаты? — Черняков: Все происходит в автоматическом режиме, по факту, а для этого не нужно иметь перед глазами полную финансовую отчетность фирмы за год. Есть еще одно простое объяснение: мы никогда не сталкивались с серьезными проблемами в этом плане, так как ни разу не были «в минусе». А когда деньги есть, даже небольшие, делить их, согласитесь, проще, чем выяснять, кто виноват, если их нет.
— Закончили проект — поделили деньги, и далее все заново? — Черняков: Можно и так сказать, ведь адвокатам по закону иначе нельзя. Но затем обязательно делаются отчисления на развитие и в резерв.
— Конфликтов не возникает? — Муранов: Нет, пока удавалось договариваться со всеми партнерами и сотрудниками. Кстати, по мере нашего роста все становится более формализованным и бюрократичным. Повторю Дмитрия: применительно к коллегиям адвокатов вообще нет такого понятия, как «выручка фирмы». Есть доход, который приносит каждый адвокат по отдельности, поэтому и консолидированный официальный баланс фирмы у нас отсутствует по определению. Мы пытаемся участвовать в законодательном реформировании экономических аспектов деятельности адвокатуры, но они очень небыстро могут меняться.
— Какие практики приносят вашей коллегии самый большой доход? — Черняков: Государственные суды и коммерческий арбитраж. С большим отрывом от всего остального. Далее следуют корпоративное право, налоги, недвижимость и интеллектуальная собственность.
— Как бы Вы сами определили место «Муранов, Черняков и партнеры» на российском юридическом рынке? Скажем в первой десятке? Двадцатке? — Муранов: В первой десятке.
— На чем основана эта точка зрения? — Муранов: Скорее на ощущениях и циркулирующей на рынке информации, чем на какой-то статистике. Понятно, что все это не очень серьезно. Тем более что общедоступных прозрачных данных нет.
— Вы работаете за «фикс» или на основе почасовой оплаты? — Черняков: Мы работаем по «почасовке» и считаем такую модель справедливой. Когда за любую работу ты должен заплатить, поверьте, это организует клиента. Нас это еще больше обязывает к тому, чтобы выставляемое в счете время было максимально обоснованно, чтобы клиент видел эффективное соотношение полученного им результата и затраченного юристами времени.
— Но не может ли «почасовка» стать инструментом злоупотребления уже со стороны юриста? — Муранов: У нас — нет, потому что, берясь на работу, мы авансируем клиента и не требуем предоплаты. Или предоплата минимальна. Конечно, с новыми клиентами мы не всегда работаем по такой модели и все чаще просим аванс, но он более чем разумен. А на этапе согласования счета, когда работа выполнена, всегда есть возможность проверки и корректировки.
— Одно из самых резонансных ваших дел — бывшего замминистра финансов Андрея Вавилова, которого прокуратура обвинила в хищении $231 млн. Несмотря на то что дело закрыли, он, очевидно, проиграл с точки зрения репутации. Почему Вы не пытались противодействовать этому, например, «научно» не разложив все по полочкам? — Муранов: У нас не было санкции клиента делать заявления. Кроме того, это было бесполезно. Судя по документам, которые мы видели, обвинения были беспочвенны. Понимаете, журналистам нужны сенсации, а в нашей аргументации никакой сенсационности не было, позиция строилась исключительно на предписаниях закона и теории права, вряд ли интересной широкому кругу читателей. Не было и никакого смысла оправдываться. Единственный случай, когда мы попытались изложить свое видение ситуации, закончился ничем: передача, которая вышла на Втором канале российского телевидения по итогам разговоров с журналистами, была смонтирована в угоду сенсационности таким образом, что смысл сказанных слов был намеренно искажен. После этого мы прекратили все попытки поменять чье-то мнение по этому делу. И оказались правы. Кстати, с чисто юридической точки зрения это дело было интересным отнюдь не в уголовной плоскости, а только потому, что в нем возникали вопросы на стыке уголовного, гражданского и конституционного права, причем и в измерении международных экономических отношений.
Занимаясь наукой, думаю о будущем
— У Муранова на рынке репутация юриста-ученого, много времени отдающего научным изысканиям. Наука для Вас — просто хобби или профессиональная необходимость? — Муранов: Хобби и внутренняя склонность. Но есть и расчет, кстати. Я думаю о будущем, причем далеком. Для того чтобы научная работа принесла результат, в том числе финансовый, ею необходимо заниматься минимум лет десять-пятнадцать. Так, кстати, и получается. Сегодня некоторые клиенты приходят к нам, просто увидев научную публикацию. Кроме того, подумайте, куда расти партнеру, когда он поработал в не самой маленькой фирме лет пятнадцать?
— Например, уйти в фирму помельче, чтобы стать партнером там с уменьшением нагрузки. Есть и другие варианты. — Муранов: Возможно. Но это один из путей, который не всем подойдет: велик риск депрессии. Судьбе и самоощущению большинства юристов в категории «за пятьдесят» не позавидуешь, ведь в любом случае ты будешь всего лишь одним из большого количества себе подобных. А если ты честно занимаешься наукой, а не компиляциями, твой статус и, как результат, профессиональная удовлетворенность непременно будут чуть выше, чем у остальных. Так что рассматривать это надо как стратегическую инвестицию.
— А сотрудники «Муранов, Черняков и партнеры», если хотят сделать карьеру в фирме, должны разделять Вашу склонность к науке? — Черняков: Ни в коем случае, хотя мы поддерживаем, в частности, защиту сотрудниками кандидатских диссертаций. Мне, к примеру, больше интересна именно практика, но это не мешает нам работать совместно уже многие годы. Вообще ненормально, когда все действуют и думают одинаково. Хотя если у сотрудников есть время, свободное от клиентских проектов, и желание поучаствовать, например, в подготовке научной публикации, мы этому содействуем.
— Но ведь для большинства юридических проектов не нужна глубина и научность: в них куда больше обычной рутины! — Муранов: Согласен, однако есть и такие проекты, где без глубочайших знаний не обойтись. И именно такие проекты нам интересны. Возьмите, например, обращения в Конституционный Суд или Президиум ВАС: если вы не обладаете фундаментальными знаниями и научным инструментарием, с такими задачами часто не справиться. Так что это еще и небольшое конкурентное преимущество по ряду проектов.
Зачем расписываться в том, что Россия — дикая страна, где много медведей, но нет правил для юристов? <2>
Во второй части двойного интервью, которое «Право. Ru» взяло у управляющих партнеров коллегии адвокатов «Муранов, Черняков и партнеры» Александра Муранова и Дмитрия Чернякова, они рассказали, почему их коллегия не получает от западных юрфирм предложений о слиянии, а также о том, для чего России необходима «адвокатская монополия».
«Юридическая фирма — источник повышенной опасности»
— На юридическом рынке вы последовательно отстаиваете необходимость адвокатской монополии. Зачем это нужно? — Муранов: Начну с того, что понятие «адвокатская монополия» — оксюморон, но сейчас речь не об этом. Времена «невидимой руки» рынка давно прошли во всем мире, и даже юридическому рынку нужно регулирование хотя бы для того, чтобы не допустить возможности для кого-то залезть в карман клиента при помощи такой «руки». И дело не в адвокатском статусе, а в наличии правил игры. Когда есть правила, от этого лучше всем, это честнее и прозрачнее, это стимулирует конкуренцию. При этом в России у юристов, по сути дела, есть лишь две возможности: первая — саморегулирование, вторая — объединение на базе адвокатуры. Чтобы определиться, что лучше, необходимо взвесить минусы и плюсы обоих путей. У адвокатуры, конечно, масса недостатков, однако если сравнить ее с саморегулированием, она очевидно выигрывает с точки зрения экономики, общества, государства и самих юристов. Когда кто-то выступает против объединения на базе адвокатуры, он, на мой взгляд, смотрит очень узко и руководствуется лишь собственным интересом. Это нормально в деле борьбы идей. Я же просто предлагаю взглянуть на проблему шире и подумать о ситуации с точки зрения всеобщего блага, будущего профессии и, не побоюсь этих слов, геополитической конкуренции и позиций России в мире. Без таких правил мы воспринимаемся юристами как джунгли, куда надо ездить на сафари. При этом я не утверждаю, что именно я прав. Пусть победит сильнейший в этой борьбе идей, понимающий, что разумные правила лучше для рынка, чем их полное отсутствие. Вот в чем, с вашей точки зрения, великий смысл Правил дорожного движения?
— Думаю, в том, чтобы как можно меньше людей пострадало при условии, что всем одинаково удобно передвигаться. — Муранов: Согласен. Здесь то же самое, хотя кто-то думает иначе. Работа юридической фирмы, как и любая профессиональная деятельность вообще, — источник повышенной опасности для клиента, как и автомобиль. Одни юристы задавят и уедут дальше. А могут, как «Скорая помощь», спасти. И если в нашей сфере работают недобросовестные люди (а они есть везде), необходимо наличие каких-то сдержек и противовесов. Весь цивилизованный мир пришел к этому. Зачем искать собственный путь и расписываться в том, что Россия — дикая страна, где много медведей, но нет правил для юристов? Нонсенс: в нашей стране юристы указывают на правила другим, но многие из них сами же категорически отказываются создать для себя правила и подчиняться им, причем отказываются со ссылкой на конституционное правило о свободе деятельности! Шизофрения какая-то.
— Однако, например, западные компании, сотрудники которых не имеют статуса адвокатов, очевидно, пострадают от введения адвокатской монополии. — Муранов: Каким образом? Тем, что биллинг не смогут сделать выше из-за подготовки юристов к экзаменам? У себя-то дома иностранные фирмы этого не опасаются. Кстати, против введения правил на юридическом рынке России иностранные партнеры западных фирм, насколько я знаю, не возражают: для них это нормально, и им просто неловко возражать. Кричат же, например, российские юристы, работающие в «ильфах», которые думают, что они ухватили Бога за бороду, попав туда, и стремятся свою «автономию» оградить. Я их понимаю: они прежде всего хотят зарабатывать, не отвлекаясь ни на что, включая какие-то там экзамены, общение с адвокатскими палатами и так далее. Никакая стратегия развития России, поверьте, их пока не волнует. Но в любом случае не все, что делается на российском юридическом рынке, должно нравиться им и «ильфам» вообще. В конце концов мы хотим, чтобы в нашей стране развивалось юридическое сообщество, или хотим, чтобы именно западным фирмам было хорошо? Я и предлагаю об этом задуматься.
— Мы не договоримся до протекционистских мер по отношению к западным юркомпаниям по примеру Китая или Индии? — Муранов: Честно говоря, хотелось бы в разумных рамках. Но не волнуйтесь, наши чиновники из МЭРа и Минюста этого не допустят, разве что отмашку сверху не получат. А возможность такой отмашки в настоящий момент не более чем голая теория. Россия, как известно, страна офшорной аристократии, а иностранные юридические фирмы процветают у нас только потому, что российский бизнес и чиновники во многом ориентированы на Запад.
«Объединение с западной фирмой — смерть всего российского»
— А предлагала ли какая-то западная фирма объединение «Муранову, Чернякову и партнерам»? — Черняков: Нет. Я просто не вижу, в чем мог бы быть их интерес. Даже если бы такие предложения и поступали, мы прекрасно понимаем, что объединение с западной фирмой — смерть всего российского. Конечно, прямо вам никто об этом не скажет, может быть, новые владельцы даже дадут пару лет поработать как прежде, но через какое-то время обязательно подомнут ситуацию под себя. А мы этого не хотим.
— Как сказался последний экономический кризис на деятельности вашей коллегии? — Черняков: Положительно: количество споров, в том числе с участием иностранцев, выросло, причем как передаваемых в суд, так и решаемых вне суда, в корпоративных рамках. Именно в кризис усилилось внимание клиентов и к вопросам интеллектуальной собственности. Нам даже не пришлось демпинговать. Для новых клиентов цены выросли. Единственное, в ряде случаев по крупным проектам с новыми клиентами мы в дополнение к фиксированной оплате опробовали метод success fee (гонорар успеха). Но это скорее исключение из общего правила с «почасовкой». — Муранов: В стратегические цели кризис изменений не внес. Планы остались прежними: расширение клиентской базы, увеличение числа партнеров, более интересные клиентские дела, а в качестве хобби — социально-научные проекты, посильное участие в реформировании рынка юруслуг, разумный протекционизм, в успех которого, кстати, мы не верим, интернет-проекты, а также содействие развитию арбитража в России.
