Поздняков Михаил, научный сотрудник Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге.
Почему не удаются судебные реформы? Почему попытки создать беспристрастный и независимый суд так и остались пустым звуком? На мой взгляд, здесь две причины: отсутствие людей, готовых реально менять ситуацию, и недостаток объективной информации. Невозможно принять выверенное управленческое решение в условиях дефицита информации. Исправить ситуацию может развитие социологии права. С одной стороны, это предоставит новую объективную информацию о состоянии судов, с другой — выявит людей, которые способны действовать, а не существовать в сложившихся обстоятельствах.
Легистика и социология права
Состояние правовой реальности в России свидетельствует о дефиците использования конкретных фактических данных. В юридических исследованиях под фактическими данными, как правило, понимают судебную практику. Однако этот подход ошибочен. Право как стерильная конструкция, замкнутая сама на себя без связи с социальными фактами, бессмысленно. Отечественная традиция правовых исследований, как правило, демонстрирует отчетливую тенденцию к самоизоляции. Истинность суждения определяется сочетанием его с нормой права. Этот подход необходим при реализации правовых норм, но неуместен при поиске организационных решений.
Отцепившись от окончательно впавшей в маразм традиции марксизма-ленинизма, российская юридическая наука не приобрела надлежащего методологического фундамента. Быстро превратившись в схоластику (в терминологии В. А. Четвернина — легистику (толкование письменных текстов)), юриспруденция не выходит за пределы порочного круга, когда любое рассуждение замкнуто в пределы правовой нормы. При таком подходе нельзя осознать причины происходящих явлений.
Кризис судебной реформы во многом связан с неготовностью юридической науки перерабатывать объективные данные, под которыми следует понимать не только судебные акты, но и все обстоятельства, значимым образом влияющие на правоприменительную деятельность.
Эта проблема не может быть решена легко и быстро, выход заключается в повышении внимания к социальным фактам, определяющим правоприменительную деятельность. Выводы, полученные при таком подходе, могут серьезно скорректировать многие аксиомы. Это направление называется «социология права», которое только проходит стадию становления. В качестве примера приведу данные одного своего наблюдения.
«Черный ящик» в правосудии
В правосудии есть черный ящик. На какой-то момент в нем скрывается все: аргументация участников процесса, закон, сказанное в заседании, общественный дискурс, а на выходе возникает судебное решение.
Любые суждения о том, почему принято именно такое, а не иное решение, в сущности, являются попытками вскрыть происходящее в голове у судьи, понять его мотивацию. Закон тщательно оберегает эту тайну. Например, существует множество норм, не только упоминающих о тайне совещания судей, но и предусматривающих санкцию в виде обязательной отмены судебного акта в случае нарушения этой тайны (п. 2 ч. 3 ст. 69 и ч. 2 — 3 ст. 194 ГПК РФ, ч. 3 — 5 ст. 167, ч. 4 ст. 184 и п. 7 ч. 4 ст. 270 АПК РФ, ст. 298, п. 5 ч. 2 ст. 333, ст. 341 и п. 8 ч. 2 ст. 381 УПК РФ).
Таким образом, закон пронизан запретом на познание мыслительного процесса судей при вынесении решения по делу. Сущность идеи о тайне совещательной комнаты заключена в пресечении возможности рационального познания процедуры принятия судебного решения. Возможно, в этом есть разумное начало. Ведь такой подход позволяет судопроизводству гибко эволюционировать. Возможно, что при снятии покрова таинственности будет утрачена сакральность судебной деятельности. Однако при постановке задач научного познания данный аспект ценностью не является.
Является ли необходимым такое количество норм, пресекающих возможность познания? Ведь смысл судебного разбирательства предполагает понятность и логичность итогового решения. Более того, одним из важных требований к судебным актам является именно их мотивированность (обоснованность). Норм, направленных на соблюдение мотивированности судебных актов, в действующем законодательстве не меньше, чем норм в отношении соблюдения тайны совещания судей.
Если же посмотреть на число научных публикаций и особенно на объем разъяснений высших судебных инстанций, включая Европейский суд по правам человека, то становится очевидно, что тема мотивированности (обоснованности) судебных актов важна более, нежели тема охраны тайны «черного ящика». В настоящий момент эти два начала соседствуют друг с другом, потенциально находясь в противоречии. Мотивировка судебного решения раскрывает логику мышления судьи, и она должна быть внятной и понятной. Однако зачастую эта мотивировка является ширмой, заслоняющей реальный мыслительный процесс (или его отсутствие?), скрывающийся в «черном ящике». В условиях придания нового импульса судебной реформе существует потребность в понимании реальной логики принятия судьей конкретного решения. Только при наличии такого знания возможны верные решения в отношении стратегии судебной реформы.
Отечественная правовая школа давно находится в состоянии, когда переоценивается значение текста закона и недооцениваются иные факторы (социальные факты), влияющие на ход правосудия. В результате научные исследования отчасти развиваются параллельно с практикой, при этом то, что происходит в реальности, становится «глубоко параллельно» для науки. В ход идет разнообразная риторика, но в итоге происходит обессмысливание юридической науки. Против этой тенденции следует активно бороться, а это возможно только при увеличении роли эмпирических данных, если шире — развитии социологии права. Поэтому любое усилие в данном направлении оправданно и уместно.
Судебное разбирательство расщеплено по конкретным областям общественных отношений, и логика, определяющая итоговое судебное решение, разная. Можно выделить конкретные сегменты и пытаться их анализировать. Проблема изучения мыслительного процесса судьи широка. Поэтому его изучение возможно по частям. В дальнейшем, когда уже будет накоплено достаточно эмпирического материала, можно будет ставить вопрос о формировании универсальных выводов. Сейчас об этом говорить рано.
Последующее изложение будет иметь конкретную привязку к одному сегменту судебной деятельности. Я не имею претензии на окончательные универсальные выводы. Но рассматриваю свои суждения как важный и необходимый шаг в направлении к расширению знаний о реальной механике судопроизводства.
Методика изучения
Если оставаться в пределах традиционных методов отечественной юридической науки — толкование письменных текстов, то можно констатировать, что необходимых методов вообще нет. Разрыв порочного круга возможен при использовании социологических методов. Для этого очень подходит прием «слом практики». «Ситуация, когда рутинное действие вдруг не удается, называется «слом практики»: инерция не срабатывает, и люди начинают вспоминать и артикулировать правила. Тогда правила становятся видны» (Панеях Э. Правила игры для российского предпринимателя. М., 2008. С. 41).
Можно находить эти ситуации, а можно их искусственно создавать. В каждом случае произойдет необходимая артикуляция. Данные, приведенные ниже, относятся к процессуальной деятельности, реализуемой судьей суда уровня субъекта Федерации (областные суды и приравненные к ним) в стадии надзорного обжалования. Они относятся к периоду августа 2007 года.
Специфика надзорного обжалования такова, что это не всегда полноценный судебный процесс, а чаще симбиоз административного контроля за деятельностью нижестоящих судей и процессуальной формы.
Надзорная стадия состоит из двух этапов. Первый — это подача жалобы или представления, в которых излагается мотивировка о необходимости отмены или изменения конкретного судебного акта. В большинстве случаев этим все заканчивается. Если жалоба подана по уголовному делу, то подготавливается постановление об отказе в удовлетворении надзорных жалобы или представления (п. 1 ч. 3 ст. 406 УПК РФ), если по гражданскому — выносится определение об отказе в передаче надзорной жалобы или представления прокурора для рассмотрения в судебном заседании суда надзорной инстанции (п. 1 ч. 2 ст. 381 ГПК РФ).
В том же случае когда необходимо внести изменения в обжалуемое судебное решение (что уполномочен делать только специальный орган — президиум), согласно п. 2 ч. 3 ст. 406 УПК РФ вносится постановление о возбуждении надзорного производства и передаче надзорных жалобы или представления на рассмотрение суда надзорной инстанции. По гражданскому делу выносится определение о передаче надзорной жалобы или представления прокурора вместе с делом для рассмотрения в судебном заседании суда надзорной инстанции (п. 2 ч. 2 ст. 381 ГПК РФ). На этом первый этап рассмотрения надзорных жалоб заканчивается.
Второй этап представляет собой рассмотрение дела по существу в президиуме.
Тонкий момент заключается в том, что на стадии первоначального рассмотрения надзорных жалоб судья не уполномочен принимать итоговое решение, он может только усомниться в законности и переадресовать вопрос президиуму. По ряду причин, в том числе из-за невозможности переложить весь объем работы на президиум на стадии первоначального рассмотрения жалоб, компетенция судьи фактически больше, чем это декларируется в законе, а процент несогласия президиума с необходимостью внесения изменений стремится к нулю.
Устранить эту практику одномоментно невозможно. Весь вопрос сводится к корректности формулировки. Для простоты понимания эти два этапа можно отождествить с предварительным расследованием, где выдвигается обвинение (первый этап), и разбирательством в суде (второй этап).
Работая в суде в должности помощника судьи и будучи включенным в работу по рассмотрению надзорных жалоб и представлений по уголовным делам, я неоднократно обращал внимание судей на то, что устоявшиеся традиции оформления судебных актов противоречат закону. Совершенно игнорировался тот факт, что УПК РФ кардинально изменил содержание надзорной стадии, вследствие чего стало недопустимо на стадии предварительного рассмотрения устанавливать нарушения закона и уж тем более принимать окончательное решение. Это как если бы следователь в обвинительном заключении писал: «Признать виновным и назначить наказание…». Очевидно, что при вынесении приговора в соответствии с указанием следователя у осужденного были все основания ставить вопрос о том, что судебного разбирательства не было.
Различие толкований
Содержание процессуальных действий в надзорной стадии по УПК РФ и ГПК РФ идентичное. Однако разрушение единого управления в системе общей юрисдикции привело к автономному существованию уголовного и гражданского судопроизводств. При этом гражданское судопроизводство оказалось более мобильным и быстрее расставалось с советскими традициями. Например, в уголовном процессе говорится о возбуждении надзорного производства судьей, что в корне неверно. Надзорное производство инициируется заявителем жалобы. В ГПК РФ такой нормы нет, там использованы более корректные формулировки.
Уголовное судопроизводство в надзорной стадии даже после вступления в силу УПК РФ сильно напоминало (и до сих пор напоминает) советский надзор. Тогда прокурором субъекта или председателем областного суда с опорой на авторитет правящей партии в президиум вносились протесты, в которых излагалось мнение о том, как следует рассмотреть дело. В результате сформировалась традиция оформления процессуальных документов (то есть протест содержал в себе окончательное решение). Если в гражданском процессе от этого смогли избавиться, то в уголовном процессе традиция осталась нерушима. На стадии первоначального рассмотрения жалобы или представления по уголовным делам при передаче их в президиум в постановлении происходит предрешение дела по существу.
Факты
В 2007 году мною была предпринята попытка насильственного слома этой практики. В мои обязанности как помощника судьи входила подготовка проектов постановлений по надзорным жалобам по уголовным делам. Поскольку судьи старались бездумно следовать сложившимся традициям и не реагировали ни на какие аргументы, я официально отказался выполнять незаконные указания. Одновременно я подготовил объяснительную на имя председателя суда, указав в ней, в частности, следующее:
«Установочная часть постановления о возбуждении надзорного производства должна заканчиваться констатацией наличия нарушения в обжалуемом судебном решении и утверждения о том, что оно заслуживает внимания для проверки в порядке надзора президиумом того суда, к подсудности которого эта жалоба относится.
Заключать в постановление о возбуждении надзорного производства какие-либо формулировки, предрешающие решение президиума, недопустимо, что, однако, стало системой в… суде».
Я отметил также, что такой подход не только не соответствует закону, но и дискредитирует президиум как самостоятельный орган.
В качестве правильного примера я привел Постановление судьи Верховного Суда РФ С. А. Разумова N 53-У06-158 от 28.04.2007, в котором после изложения всех доводов жалобы и норм закона указывалось: «Полагаю, что вышеизложенные обстоятельства и доводы жалобы заслуживают внимания для проверки их в порядке надзора президиумом». Это постановление было направлено в наш суд ранее, находилось в канцелярии и полностью соответствовало высказанной мною позиции.
В дальнейшем в подтверждение своей позиции я привел суждения из трех (!) практических пособий для судей, подготовленных судьями Верховного Суда РФ. Удивителен результат: при полном отсутствии контраргументации была сохранена прежняя ошибочная практика. А так как я отказывался выполнять противоречащие закону указания, то меня просто перевели на другой участок.
Получается, что высшей ценностью было признано не рациональное суждение, а традиция. Причем она применяется даже в тех случаях, когда Верховный Суд РФ демонстрирует иной подход.
Процессуальный аспект
Поднятый вопрос имеет большие процессуальные последствия. Когда постановление президиума написано «под диктовку» лица, вынесшего постановление о возбуждении надзорного производства и передаче дела в президиум, можно ставить вопрос о том, что разбирательства в суде надзорной инстанции не было. Это означает возможность отмены всех постановлений президиумов, которые вынесены «по указке» лица, рассмотревшего первоначальную жалобу.
Несмотря на кажущуюся экстравагантность такой постановки вопроса, она вполне реальна. На это указывали судьи Верховного Суда в тех пособиях, которые я приводил в подтверждение своей позиции. Объем вопросов и несуразиц, накопившихся в системе судов общей юрисдикции (как в надзорной, так и иных стадиях процесса), позволяет максимально широко ставить вопрос о компетенции лиц, работающих в должностях судей. При этом вполне возможно сохранить ритм работы судов.
Сегодня у любого участника процесса (потерпевший, осужденный, законный представитель, истец, ответчик, обвинитель) имеется формальное основание ставить вопрос о незаконности изменения приговора (определения, постановления) в президиуме на том основании, что выводы президиума были предрешены на стадии предварительного рассмотрения жалобы лицом, не являющимся членом президиума.
Обращаю внимание, что речь идет не о проблеме докладчика президиума — этот вопрос достаточно изучен, а именно о процессуальных последствиях действий лица, первоначально рассматривавшего жалобу и принявшего решение о необходимости передачи дела в президиум.
Сложно судить, насколько указанная практика распространена в России. Но, скорее всего, практика в моем суде — это не исключение. Не исключение, потому что такой подход сложился благодаря приоритету традиций над законом. Традиция сложилась в период действия УПК РСФСР, когда процессуальная чистота надзорной стадии не имела той актуальности, которую она приобрела с 2003 года.
Роль председателя суда
На мой взгляд, выводы, которые можно извлечь из вышесказанного, заключаются в следующем. Судьи готовы руководствоваться традициями, пускай даже самыми абсурдными, и не готовы самостоятельно ломать сложившуюся практику. Это право принадлежит председателю суда. Любое значимое изменение практики возможно только с его санкции. Судебная система методично уничтожает в своих рядах судей, готовых действовать самостоятельно. Закон, пример вышестоящего суда, авторитетные разъяснения, логически корректные суждения не могут изменить сложившиеся традиции. Аргументом становится только то, что выражено в форме прямого приказа непосредственного руководителя (я понимаю двусмысленность слова «руководитель» применительно к судьям, но такова реальность). Соответственно судебная система мобильна ровно в той степени, в какой эти качества демонстрирует председатель соответствующего суда.
Специфика конструкции судебной деятельности такова, что все судьи находятся во власти председателя суда. По каждой конкретной ситуации, вызывающей затруднения, решение принимает председатель. В том случае если он не принимает никакого решения, сохраняется сложившаяся практика.
Объем компетенции председателя определяет динамичность реформирования в конкретном сегменте. Это верно как для нижнего уровня судебной системы, так и для самых верхних уровней.
Соответственно изменение состояния системы судов общей юрисдикции в первую очередь связано с назначением на руководящие должности лиц, готовых менять сложившуюся практику. Сегодня процедура отбора кандидатов на руководящие должности в судебной системе такова, что она блокирует назначение людей, готовых принимать взвешенные решения по сложным процессуальным коллизиям. Почему-то доминирует точка зрения, согласно которой должность председателя является сугубо представительской. В описанной выше ситуации был создан порочный круг, председатель не мог решиться изменить практику, а рядовые судьи не смели делать этого самостоятельно.
Получается, что, с одной стороны, присутствует великолепная управляемость судей через председателя, с другой стороны, качество этого управления предрешается уровнем компетенции руководителя. Наверное, сегодня неуместно ставить вопрос о массовой замене судейского корпуса. Вполне достаточно начать с руководящих должностей.
В том случае если этот рычаг не функционирует, единственная возможность изменить традиции заключается в уподоблении закона пошаговой инструкции. Очевидно, что именно эта особенность была учтена при формулировании положений законопроекта N 402468-5 «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации…» (в части проверочных инстанций в уголовном процессе) (http:// asozd2.duma. gov. ru/ main. nsf/ (Shravka)?OpenAgent&RN;= 402468-5&02). Предлагаемая редакция ст. 401.11 УПК РФ подробно регламентирует содержание процессуального документа, идентичного сегодняшнему постановлению о возбуждении надзорного производства, и не оставляет возможности следовать советской традиции.
Причем еще неизвестно, как быстро эта новелла изменит практику. Получается, что законодатель признал, что управлять процессуальной деятельностью судей в системе судов общей юрисдикции возможно только посредством детального воспроизводства инструкции в законе, причем применительно к каждому конкретному случаю.
Особо следует подчеркнуть, что вопрос не надуман, а прочно связан с вопросами реформирования надзорной стадии, на несовершенство которой неоднократно указывал Европейский суд по правам человека. Также вопросы надзорной стадии неоднократно рассматривались Конституционным Судом РФ. По этой теме публикуются разъяснения и справочники, не говоря уже о множестве научных исследований. Какой это оставляет след в сознании людей, напрямую причастных к осуществлению судебной деятельности? Результат проведенного эксперимента показывает, что все это воздействие близко к нулю. Следование сложившейся традиции является высшей добродетелью, даже если это прямо противоречит закону. Вопрос: возможно ли с таким судейским корпусом достичь каких-то ощутимых результатов в судебной реформе? Возможно, такие люди удобны и легко управляемы. Но как это согласуется с принципами судебной власти?
——————————————————————
Интервью: Информационное ранжирование
(«Юридическая газета», 2010, N 1)
ИНФОРМАЦИОННОЕ РАНЖИРОВАНИЕ
Д. И. СТЕПАНОВ
Высший Арбитражный Суд РФ подготовил проект информационного письма, в котором обобщена практика рассмотрения споров о предоставлении информации участникам хозяйственных обществ. Проект небезгрешен, считает партнер Адвокатского бюро «Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры» кандидат юридических наук адвокат Дмитрий Иванович Степанов.
— Дмитрий Иванович, согласны ли Вы с позицией ВАС РФ, что любой участник хозяйственного общества имеет право запросить и соответственно получить информацию о деятельности компании?
— Сразу скажу, это самый важный момент информационного письма, вернее, его проекта. Недаром данному вопросу посвящен первый же пункт документа. ВАС РФ разъясняет, что по общему правилу общество обязано предоставлять информацию и документы своему участнику. В то же время Высший Арбитражный Суд РФ говорит, что в определенных случаях общество может и отказаться делиться информацией. Например, если, по мнению компании, участник, истребующий сведения, собирается использовать их во вред самому обществу, то есть, по сути, злоупотребляет своим правом на получение информации. На мой взгляд, это верный подход — право на получение информации должно ограничиваться. Даже если такое право формально принадлежит участнику (акционеру) компании.
Соглашаясь с ВАС РФ по данному вопросу, я в то же время хотел бы сказать, что в самом документе данная позиция отражена, на мой взгляд, не совсем корректно с точки зрения реализации этой идеи.
Давайте называть вещи своими именами. Тот участник общества, который относится к микроминоритариям, кто имеет совсем незначительный интерес в деятельности корпорации, не может просить все что угодно и когда угодно. Представим ситуацию — приходит один микроминоритарий и просит предоставить ему «вагон и маленькую тележку» информации, потом второй, третий. И что получится? Компания только и будет заниматься тем, что сгружать кипы документов для непонятных с точки зрения здравого коммерческого смысла целей. Абсурдная ситуация, согласитесь!
Думаю, что надо использовать предложенную ВАС РФ логику, но правильнее будет пойти несколько иным путем. Я бы предусмотрел различия в объеме предоставляемой информации в зависимости от статуса участника общества.
— Как это предусмотрено сейчас в Законе об АО?
— Совершенно верно. По большому счету в Законе об АО такой подход уже заложен. В соответствии с этим Законом акционер с долей не менее 25% акций имеет доступ к любым документам, связанным с финансово-хозяйственной деятельностью общества. Если же доля акционера меньше указанной величины, то объем предоставляемой ему информации уже другой — меньший, чем тот, что у крупного акционера или так называемого существенного миноритария.
Но, знаете, такой подход не всех устраивает. Его, например, насколько я могу понять, критикуют разработчики нынешнего Гражданского кодекса РФ, которые считают, что согласно ГК РФ право участника общества на получение информации не должно лимитироваться исходя из доли участия. Однако, на мой взгляд, именно Закон об АО содержит наиболее верную конструкцию взаимоотношений участника и общества.
Другое дело, что можно пойти дальше и сделать более детальный ранжир. К примеру, акционер с пакетом акций более 25% имеет право на получение практически любой информации, потому как он является крупным акционером (существенным миноритарием), а потому его стратегические интересы совершенно понятны. Кстати, сейчас можно наблюдать немыслимую для нормальных правопорядков, но, к сожалению, вполне очевидную ситуацию для нас, когда мажоритарий (не то что миноритарий!) не может истребовать информацию от общества, получая от менеджмента отказ по формальным основаниям. Согласитесь, такого положения дел не должно быть ни при каких обстоятельствах!
— С существенными акционерами понятно. А как быть с теми, кто владеет пакетом менее 25% акций общества?
— Здесь сложнее. В отношении этой категории акционеров Закон об АО довольно груб с точки зрения юридической техники, ограничивая их в праве на получение информации.
На мой взгляд, для категории «до 25%» опять же должен существовать некий ранжир, ведь миноритарий миноритарию рознь. Есть ситуации, когда 15-процентный, 10-процентный, а иногда даже и 2-процентный миноритарий является существенным миноритарием. Закон об АО таким миноритариям дает дополнительные права по сравнению с микроминоритариями.
Допустим, если акционеру принадлежит 2% акций, то он может номинировать своих кандидатов в органы управления, а если 10%, то требовать созыва внеочередного собрания акционеров. Очевидно, что акционер с 10-процентным пакетом, требуя проведения внеочередного собрания, например в связи с какой-либо сделкой, должен быть обеспечен информационными правами относительно подготовки такого собрания. Другая ситуация, когда речь идет об акционере, который имеет 1 миллионную долю после запятой процента в уставном капитале компании и запрашивает совершенно нерелевантные его статусу документы, хотя совершенно не может повлиять на одобрение сделки. Допускаю, что в последнем случае такого миноритария можно как-то ограничить в получении информации.
Мне представляется верным сделать ранжир, условно говоря, на три группы. Первая — акционеры с долей более 25% акций — безусловное право на получение информации, вторая группа — акционеры с пакетом акций от 2 до 25% — другой, несколько меньший объем предоставляемой информации, и, наконец, акционеры, имеющие долю меньше указанного 2-процентного нижнего порогового значения, которые могут быть ограничены в получении информации. И по каждой из этих групп, в первую очередь по второй и третьей, следует детально определить, какие типы документов вправе получать акционер. Именно такой подход, как мне думается, отвечает высоким международным стандартам корпоративного управления, и при его реализации мы получим довольно сбалансированную и взвешенную систему. С одной стороны, будут учтены интересы крупных акционеров, интересы эмитентов акций, с другой — будет предоставлен понятный минимум статутных гарантий микроминоритариям.
В противном случае, опасаюсь, представленный ВАС РФ проект разъяснений со ссылками на злоупотребление правом может только навредить мажоритарным акционерам или миноритариям с солидной долей акций. Боюсь, «спасибо» в таком случае за грубый и негибкий подход, который способен начать работать против крупных инвесторов, Высшему Арбитражному Суду РФ никто не скажет. Больше того, представим себе ситуацию, когда, к примеру, акционер с 30-процентным пакетом акций потребует предоставить те или иные документы, а ему откажут по причине якобы злоупотребления правом. Хотя он как крупный акционер может в конце концов злоупотребить, это в каком-то смысле его компания, а значит, она должна подчиняться воле такого акционера, в том числе и в части предоставления информации.
А вот в случае с мелким миноритарием и тем более микроминоритарием говорить о злоупотреблении правом можно, потому что такие акционеры, даже получив требуемую информацию, никак не смогут реализовать свой интерес на уровне управления компанией или оспорить тот или иной корпоративный акт. Подобные иски пусты с точки зрения перспектив удовлетворения требований — суд в первую очередь будет смотреть, мог ли акционер повлиять на голосование или принятие решения.
— Упорядочить правила предоставления информации в зависимости от статуса акционера следует, на Ваш взгляд, на уровне Закона об АО?
— В принципе это можно сделать и без изменения закона, если ВАС РФ даст его системное прочтение, как он уже это неоднократно делал. В свете текущей практики по созданию тех или иных прецедентов ВАС РФ при наличии консенсуса среди судей и экспертов, приглашаемых к обсуждению, и при наличии воли может это сделать и сам.
— Пункт 2 проекта письма ВАС РФ содержит альтернативный вариант разъяснений. Согласно второй версии общество может фактически безнаказанно медлить с предоставлением информации и сделать это уже после предъявления иска участником. Главное, успеть до принятия решения судом, который в таком случае отказывает участнику в иске. Дмитрий Иванович, не считаете ли Вы альтернативный вариант несколько репрессивным по отношению к получателям информации?
— Суд, на мой взгляд, не должен быть органом, который, что называется, автоматом исправляет любые недоработки участников хозяйственного оборота. Суд должен выступать в качестве финальной инстанции в разрешении спора, если последний не удалось урегулировать иным способом. Общий алгоритм должен быть таков: сначала участник общества запрашивает информацию, а если компания явно выраженным способом уклоняется или отказывает в ее предоставлении, только тогда такой участник обращается в суд.
Предложенная в п. 2 проекта письма ВАС РФ конструкция второго варианта разъяснений, когда требуемая участником информация может предоставляться после предъявления иска, но до принятия судом решения, довольно гибкая. С одной стороны, суд вроде бы отказывает формально в удовлетворении требований истца, но, с другой стороны, положение проекта ВАС РФ о возложении расходов по такому иску на само общество будет служить «дубиной» для обществ, которые вовремя не смогут (или не захотят) предоставлять информацию.
— Однако в проекте письма говорится, что судебные расходы могут, но не должны быть отнесены на ответчика. Вопрос фактически отдается на судейское усмотрение…
— ВАС РФ предпочитает в своих разъяснениях не давать жесткие инструкции судам, а подсказывать. Конкретные суды при разрешении споров должны исходить из обстоятельств конкретных дел. Да, судебное усмотрение присутствует, но общий концептуальный подход следующий: надо перекладывать расходы на ответчика. Но с учетом обстоятельств дела от этого подхода можно и отойти.
По п. 2 проекта письма ВАС РФ вот что можно было бы е ще предложить. Суду, который отказывает в удовлетворении иска по такому мотиву, как предоставление информации уже после обращения в суд, следует, на мой взгляд, оценить реальную возможность участника обратиться к обществу (с соблюдением установленных процедур). Это чисто российская специфика, когда участник может приходить, а его, мягко говоря, не встречают или, еще хуже, не пускают. Кроме того, представители компании могут странным образом за день до визита участника испаряться. Следует смотреть на то, насколько добросовестно вело себя общество в ситуации, когда участник предъявлял требование о предоставлении информации до судебного разбирательства: установление любого факта такого недобросовестного «бегства» от участника должно служить фактически безусловным основанием для отнесения судебных расходов на общество, чтобы, что называется, неповадно было.
— Доказывать недобросовестное поведение общества должен в таком случае сам участник?
— К вопросу распределения бремени доказывания следует также подходить гибко и взвешенно. Участник должен обосновать свои доводы по поводу недобросовестности общества в части предоставления информации. Если общество, в свою очередь, не опровергнет представленные истцом доводы, то этого будет достаточно: в удовлетворении иска суд откажет, но расходы будет возмещать общество.
— Дмитрий Иванович, какую версию разъяснений Высшего Арбитражного Суда РФ Вы поддерживаете: участник ООО может требовать любые документы или только те, которые названы в ст. 50 Закона об ООО?
— По моему убеждению, любой участник ООО имеет, пока иное не предусмотрено законом и уставом в развитие положений закона, тот же объем прав в части получения информации, что и крупный миноритарий в АО. Если пытаться развивать обратную логику, что в ООО тоже есть разные классы участников, то нужно менять сам Закон об ООО. Сейчас градация участников ООО в принципе не предусмотрена. Однако пока Закон не изменен, вопрос по поводу объема прав участника ООО на получение информации, на мой взгляд, следует решать, проводя аналогию с крупным миноритарием, поскольку в ООО по определению более сильный, чем в АО, элемент личного участия.
Хотя такой подход не исключает возможных изменений в будущем и применительно к ООО. Если таковые произойдут путем внесения поправок в Закон об ООО или через толкование Конституционным Судом РФ, готов согласиться с некой вариативностью. До той поры полагаю, что право участника ООО на информацию является безусловным, а значит, он может требовать любые документы.
— Согласно позиции ВАС РФ акционер (участник), обратившийся с требованием предоставить информацию, должен доказать обществу наличие у него соответствующего статуса (кроме случаев, когда АО ведет реестр самостоятельно или речь идет об участниках ООО). Однако есть и другая точка зрения: лицо, включенное в реестр, не должно доказывать эмитенту, который обязан всегда знать сведения реестра, что оно там есть.
— Подход, думаю, должен быть очень простым. В той ситуации, когда реестр ведется обществом самостоятельно (даже когда речь идет о незаконном ведении реестра), требовать, чтобы участник подтвердил свой статус, неправомерно. Что касается обществ с ограниченной ответственностью, то они обязаны вести список участников и соответственно должны располагать сведениями о составе таковых, что также освобождает лицо от обязанности подтверждать свой статус.
Напротив, если общество передает ведение реестра акционеров регистратору, то здесь общий подход следующий. Акционер, обращающийся к обществу с требованием предоставить ему информацию, должен прикладывать либо выписку из реестра, если это лицевой счет в системе ведения реестра акционеров, либо выписку со счета депо, если акции учитываются в депозитарии номинального держателя.
Что можно детализировать в этой части разъяснений ВАС РФ, так это ситуации, когда участник последовательно подает повторяющиеся или пересекающиеся запросы. В рамках разумных сроков с момента первого запроса не требуется, на мой взгляд, предоставления повторных выписок в подтверждение статуса участника. И этот вопрос Высший Арбитражный Суд РФ мог бы разъяснить дополнительно.
Теоретически позиция по поводу того, что акционер не должен доказывать эмитенту свой статус, правильная. Однако возьмем любое крупное акционерное общество с десятками тысяч акционеров, которому ежедневно могут поступать десятки запросов на получение информации. Если проверку статуса акционера мы будем возлагать на общество, то оно в принципе не сможет этого сделать. Типичная ситуация, когда лицо записано как акционер, но его акции учитываются в депозитарном учете номинального держателя, правда, у депозитария четвертого или пятого уровня от реестра. В такой ситуации общество до корпоративных событий (как правило, общего собрания акционеров) вообще не знает, что это лицо является акционером. И объективно не может узнать до той поры, пока ему, обществу, не скажут, что нужно обратиться в этот четвертый или пятый депозитарий, где, собственно, и зафиксирован статус акционера.
С позицией об отсутствии обязанности акционера доказывать эмитенту свой статус концептуально можно согласиться. Однако зная, как это работает на практике, и представляя, какие трудности возникнут у крупных обществ, в адрес которых приходят в большом количестве запросы о предоставлении информации, следует все-таки предлагать некое сбалансированное решение. С одной стороны, давайте обеспечим права акционеров, с другой — давайте не будем заваливать общество лишней работой.
— Дмитрий Иванович, решают ли подготовленные ВАС РФ разъяснения проблему истребования участником общества информации по дочерним, зависимым и другим компаниям, в деятельности которых участвует данное общество?
— Все наше корпоративное законодательство ориентировано на линейную связь «акционер — акционерное общество» или «участник ООО — само общество с ограниченной ответственностью». Однако проблема состоит в том, что достаточно отвести денежный поток на дочернюю компанию с тем, чтобы никакие права акционеров и участников не работали. Дело в том, что по закону и в соответствии с отдельными примерами из судебной практики получается, что участник общества может просить информацию только по поводу деятельности своего общества. А если «свое» имеет пусть и 100-процентное участие в другом обществе, то там участник просить ничего не может, даже если ему принадлежит солидный пакет акций. С подобным положением вещей необходимо бороться и на законодательном уровне, и на уровне судебной практики. В моем понимании все предложения комментируемого проекта ВАС РФ в большей или меньшей степени должны быть распространены также и на истребование информации дочерних, внучатых, зависимых и т. п. компаний.
Другой вопрос, если мы говорим о компании, находящейся под слабым контролем головного общества. Последнее объективно не сможет предоставить по этой компании информацию. Скажем, когда речь идет о юридическом лице, которое не является дочерним или зависимым, но является аффилированным по отношению к обществу лицом. Если мы будем вменять самому обществу обязанность предоставлять информацию также по всем своим аффилированным лицам, то оно по объективным причинам не сможет этого сделать. В данном вопросе следует достигнуть некоего баланса. Так, по 100-процентным дочерним, зависимым компаниям общество должно давать всю информацию. А там, где объективно предоставление информации в силу отсутствия контроля за деятельностью компаний невозможно, извините, информация не предоставляется. Думайте сами, решайте сами, как ее получить.
Данную проблему ВАС РФ обозначает в своих разъяснениях, но до конца не решает. Необходимо четко указать, что если речь идет о полном контроле со стороны головного общества, то предоставляется вся информация. Если же общество вообще не контролирует другое юридическое лицо, которое является по отношению к обществу аффилированным, то в таком случае общество не должно нести ответственность за непредоставление участнику информации.
— В недавно опубликованном законопроекте о внесении изменений в Гражданский кодекс РФ, который разрабатывался Советом при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства, ст. 67 Кодекса в части права участника общества получать информацию не претерпела изменений. Если на практике возникают вопросы и приходится выпускать довольно объемные разъяснения ВАС РФ, может, следует и ст. 67 конкретизировать и подправить?
— То, что нормы ГК РФ в этом вопросе остаются буквально в том же виде, что и сейчас, видимо, говорит об одном — разработчики поправок стоят на той позиции, которая существует сегодня в ГК РФ. Если руководствоваться данной позицией — опять же, если я ее верно понимаю, — то все, о чем мы говорили применительно к п. 1 проекта разъяснений ВАС РФ, и все, что предусмотрено в нынешней редакции Закона об АО по поводу предоставления информации акционеру, нужно перечеркнуть, ведь буквально по ГК РФ давать нужно всем и вся. Следовательно, если буквально читать ГК РФ, нужно сделать жесткий вариант 1-го пункта комментируемых разъяснений ВАС РФ, где указать, что акционер при подтверждении соответствующего статуса вправе получать какую угодно информацию. Однако понятно, что Высший Арбитражный Суд РФ вряд ли сможет смириться с такой недифференцированной позицией и, естественно, начнет вводить критерии добросовестности акционера, которые в силу своей размытости весьма опасны. По факту у нас будет задекларировано право предоставлять информацию всем и вся, но на практике это право будет либо подтверждаться на 100%, либо полностью дезавуироваться. И в итоге такой грубый подход к решению данного вопроса не принесет пользы, но может привести к еще худшей ситуации.
На мой взгляд, нужно договориться о том, что акционер акционеру рознь (в зависимости от доли участия в обществе), и далее четко определить объем предоставляемой информации для каждой категории акционеров.
Интервью провела
Оксана Бодрягина
«Юридическая газета»
——————————————————————
Вопрос: Организация ведет обычную хозяйственную деятельность, которая не связана с профессиональными коммерческими интересами в области разработки, продажи, внедрения информационных систем по обработке персональных данных. Является ли такая организация оператором персональных данных? Нужно ли уведомлять орган Роскомнадзора об обработке указанных данных?
(Подготовлен для системы КонсультантПлюс, 2010)
Подготовлен для системы КонсультантПлюс
Вопрос: Организация ведет обычную хозяйственную деятельность, которая не связана с профессиональными коммерческими интересами в области разработки, продажи, внедрения информационных систем по обработке персональных данных. Является ли такая организация оператором персональных данных? Нужно ли уведомлять орган Роскомнадзора об обработке указанных данных?
Ответ: Любая организация является оператором персональных данных, так как обрабатывает данные своих сотрудников. Уведомлять орган Роскомнадзора об обработке таких данных организация не обязана.
Обоснование: В соответствии с п. 1 ст. 3 Федерального закона от 27.07.2006 N 152-ФЗ «О персональных данных» (далее — Закон N 152-ФЗ) персональные данные — это любая информация, относящаяся к определенному или определяемому на ее основании физическому лицу. К такой информации относятся, в частности, фамилия, имя, отчество этого лица, год, месяц, дата и место его рождения, адрес, семейное, социальное, имущественное положение, образование, профессия, доходы.
Оператором персональных данных является государственный орган, муниципальный орган, юридическое или физическое лицо, организующие и (или) осуществляющие обработку таких данных, а также определяющие цели и содержание обработки (п. 2 ст. 3 Закона N 152-ФЗ).
Понятие «обработка персональных данных» включает в себя весь спектр действий (операций) с такими данными, в том числе их сбор, систематизацию, накопление, хранение, уточнение (обновление, изменение), использование, распространение (передачу), обезличивание, блокирование и уничтожение.
Таким образом, в силу Закона N 152-ФЗ как только в распоряжении организации появляются данные любого лица, эта организация становится оператором персональных данных и обязана обеспечить их защиту.
В любой организации имеются (или ранее имелись) сотрудники (как минимум, сотрудник, на которого возложены обязанности единоличного исполнительного органа). Их персональные данные содержатся, в частности, в кадровой и налоговой документации организации (личные дела и трудовые книжки работников, документы по анкетированию, тестированию и т. п.). Поэтому любая организация является оператором персональных данных.
При этом необходимо учитывать, что согласно ч. 2 ст. 22 Закона N 152-ФЗ оператор персональных данных не обязан уведомлять орган Роскомнадзора об обработке данных своих сотрудников.
Л. В.Попова
Директор Департамента
налогового консультирования
ООО «Центр консалтинга «Панацея»
Подписано в печать
01.12.2010
——————————————————————
Вопрос: Правомерно ли нанесение рекламы на асфальт? Существует ли ответственность за несанкционированное размещение такой рекламы?
(Подготовлен для системы КонсультантПлюс, 2010)
Подготовлен для системы КонсультантПлюс
Вопрос: Правомерно ли нанесение рекламы на асфальт? Существует ли ответственность за несанкционированное размещение такой рекламы?
Ответ: Правомерно, если действия по нанесению рекламы на асфальт не являются мелким хулиганством. Ответственности за несанкционированное размещение рекламы на асфальте нет.
Обоснование: В соответствии с п. 1 ст. 3 Федерального закона от 13.03.2006 N 38-ФЗ «О рекламе» (далее — Закон о рекламе) реклама — это информация, распространенная любым способом, в любой форме и с использованием любых средств, адресованная неопределенному кругу лиц и направленная на привлечение внимания к объекту рекламирования, формирование или поддержание интереса к нему и его продвижение на рынке.
Ненадлежащая реклама — это реклама, не соответствующая требованиям законодательства РФ (п. 4 ст. 3 Закона о рекламе).
В настоящее время в федеральном законодательстве ответственности за нанесение рекламы на асфальтовое покрытие не предусмотрено.
Однако такая реклама не причиняет никому вреда, поскольку от нанесения на асфальт раскраски свойства дорожного покрытия не ухудшаются.
Поэтому рекламу на асфальтовом покрытии можно признать правомерной и соответствующей целям, установленным ст. 1 Закона о рекламе, если согласно фактическим обстоятельствам дела данные действия не образуют состава мелкого хулиганства (ст. 20.1 КоАП РФ).
