ФЕДЕРАЛЬНЫЙ ЗАКОН N 86-ФЗ — ВАЖНЫЙ ШАГ НА ПУТИ К ЭЛЕКТРОННОМУ ПРАВОСУДИЮ
В. А. ПОНОМАРЕНКО
Пономаренко Василий Александрович, преподаватель кафедры гражданского процесса МГЮА им. О. Е. Кутафина, кандидат юридических наук.
На основе анализа имеющихся точек зрения и иностранного опыта автор определяет содержательные границы понятия «электронное правосудие». Одним из условий внедрения новшества признается необходимость модернизации судебной процессуальной формы и доктринального учения о ней. В качестве положительных последствий внедрения электронного правосудия автор прогнозирует возможность деперсонифицировать информацию о составе суда, ввести экстерриториальную подсудность дел и упростить доступ к правосудию (в общих и арбитражных судах) посредством реализации принципа «одного (электронного) окна».
25 июня 2012 г. принят Федеральный закон N 86-ФЗ «О внесении изменений в Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с совершенствованием упрощенного производства» (далее — Федеральный закон N 86-ФЗ). На первый взгляд значение этого законодательного акта ограничено пределами упомянутого в его наименовании упрощенного производства в арбитражных судах. Однако при ближайшем рассмотрении его содержание не оставляет сомнений в эпохальной значимости этого Закона для судьбы не только судебно-арбитражной юрисдикции, но и всего гражданского судопроизводства России. В отечественное законодательство впервые введена процессуальная конструкция, которая может быть названа прообразом процедуры осуществления электронного правосудия <1>, все чаще в последнее время становящегося объектом внимания исследователей-процессуалистов <2>. ——————————— <1> Здесь и далее автор использует этот термин как общеупотребительный; мы полагаем его не слишком удачным методологически и этимологически и нуждающимся в уточнении (а может быть, и в замене), но только после глубокого предметного анализа содержания правового явления, обыкновенно обозначаемого данным термином в российской процессуальной литературе. <2> См., напр.: «Электронное правосудие»: результаты работы и перспективы // Вестник ВАС РФ. 2008. N 8. С. 56 — 59; Иванов А. А. О путях повышения эффективности правосудия // Журнал российского права. 2005. N 12. С. 53 — 65; Он же. Электронное дело // ЭЖ-Юрист. 2008. N 45; Ярков В. В. Электронное правосудие // ЭЖ-Юрист. 2006. N 41; Федосеева Н. Н. Электронное правосудие в России: сущность проблемы, перспективы // Администратор суда. 2008. N 3. С. 129; Боташева Л. Э. Электронное правосудие в России // Актуальные проблемы современного российского права. Невинномысск, 2010. С. 205 — 210; Приходько Л. В. Зарубежный опыт внедрения и использования системы «электронный суд» (e-court) // Государство и право. 2007. N 9. С. 82 — 86; Черных И. И. Размышления об «электронном правосудии» // Судебная реформа и проблемы развития гражданского и арбитражного процессуального законодательства: Материалы международной научно-практической конференции. М., 2011; Терехова Л. А. Электронные технологии в гражданском судопроизводстве: Материалы международной научно-практической конференции «Государство и право: вызовы XXI века». М., 2010. С. 366 — 372; Уксусова Е. Е., Волочкова А. А. АПК РФ в свете Федерального закона N 228-ФЗ: вопросы и ответы // Lex Russica. Научные труды МГЮА. 2011. N 6. С. 1233 — 1251; Борисова Е. А. Некоторые новеллы арбитражного процессуального законодательства России // Законодательство. 2011. N 2; Электронное правосудие без кавычек. Интервью с начальником управления информатизации и связи ВАС РФ И. С. Соловьевым http://pravo. ru/review/view/13416.
Сведущий в вопросах изменения отечественного процессуального законодательства читатель поспешит возразить столь запоздалому, на его взгляд, заявлению и станет апеллировать к известным положениям Федерального закона от 27.07.2010 N 228-ФЗ «О внесении изменений в Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации» (далее — Федеральный закон N 228-ФЗ). Однако такого рода возражения автор попытается парировать следующим образом. Для начала концептуально определим исходные понятия. Ввиду предмета исследования ключевым в данном случае выступает понятие, обозначаемое термином «электронное правосудие». Поскольку в отечественной процессуальной науке соответствующее ему правовое явление с необходимой однозначностью не определено, для выявления этимологических границ этого термина автор считает целесообразным задействовать метод сравнительного правоведения. Метод этот предполагает использование характеристик, выявленных зарубежной доктриной в результате изучения аналогичных правовых конструкций, в той или иной степени сформировавшихся в иностранных национальных законодательствах <3>. ——————————— <3> См.: Осакве К. Сравнительное правоведение. М., 2008. С. 659 — 662; Великие правовые системы современности: сравнительно-правовой подход. М., 2009. С. 364 — 388; Малешин Д. Я. Методология гражданского процессуального права. М., 2010. С. 171 — 174.
Применение данного метода посредством анализа современного иностранного законодательства и ознакомления с актуальными результатами теоретических исследований <4> приводит к единственно возможному выводу: под электронным правосудием (electronic court, electronic justice) за рубежом понимается такой судебно-юрисдикционный порядок рассмотрения гражданских дел, который всецело (включая совершение всех необходимых процессуальных действий) опосредуется электронной формой выражения (закрепления) процессуальной информации и взаимодействия участников гражданского судопроизводства. ——————————— <4> См.: Wahab M., Katsh E., Rainey D. Online Dispute Resolution: Theory and Practice: A Treatise on Technology and Dispute Resolution. 2012; Kengyel M., Nemerssanyi Z. Electronic Technology and Civil Procedure. Dordrecht, 2012; Cerrillo I Martinez А., Fabra i Abat P. E-Jastice: Using information Communication Technologies. 2009.
Теперь обратимся к содержанию процессуальной деятельности суда по осуществлению правосудия. Общеизвестно, что правосудие осуществляется судом посредством вынесения соответствующих правоприменительных актов <5>. Судебный акт является, по существу, внешним выражением закономерного результата правосудной деятельности, ее итоговым формальным реквизитом. Сама же эта деятельность, ее пределы и содержание жестко регламентированы гражданской процессуальной формой (понимаемой в данном случае в одном из двух ее проявлений — нормативном) <6>. ——————————— <5> См. об этом: Загайнова С. К. Судебные акты в механизме реализации судебной власти в гражданском и арбитражном процессе. М., 2007. <6> См.: Рассахатская Н. А. Гражданская процессуальная форма: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Саратов, 1995. С. 8.
Наряду с собственно правосудными (составляющими самоцель, сердцевину всей процессуальной деятельности) суд — совместно с лицами, участвующими в деле и содействующими осуществлению правосудия, — предпринимает множество иных процессуальных действий, обеспечивающих возможность осуществления правосудия (извещения и вызовы, пересылка процессуальных документов и доказательств; отложение разбирательства дела, приостановление его производства и т. п.) <7>. Бесспорно, эти действия имеют важное значение для вынесения правосудного решения, однако в содержание деятельности суда по осуществлению правосудия не входят <8>. ——————————— <7> Елисейкин П. Ф. Предмет судебной деятельности в советском гражданском процессе (его понятие, место и значение): Автореф. дис. … д-ра юрид. наук. Л., 1974. С. 8; Трещева Е. А. Компетенция арбитражного суда первой инстанции как обязательного субъекта арбитражных процессуальных правоотношений // Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. 2006. С. 85 — 100. <8> Перечень процессуальных действий, составляющих деятельность суда по осуществлению правосудия, остается предметом научной дискуссии (см. обзор имеющихся точек зрения: Громошина Н. А. Судебная власть и правосудие в гражданском судопроизводстве // Lex Russica. Научные труды МГЮА. 2008. N 5. С. 1068 — 1070), однако отнесение к числу правосудных всех, включая вышеперечисленные «технические», действий суда в отечественной литературе отстаивает, пожалуй, только С. К. Загайнова (Указ. соч. С. 47).
С учетом изложенного состава процессуальной деятельности суда положения АПК, введенные Федеральным законом N 228-ФЗ, видятся как имеющие своей единственной целью регламентацию действий по техническому (электронному) обеспечению правосудия, полностью оставшегося за пределами их правового регулирования. Действительно, рассматриваемый нормативный акт допустил в повседневную практику арбитражных судов следующие новые процессуальные институты, имеющие лишь некоторое отношение к собственно правосудию (в том числе электронному): — судебное извещение лиц, участвующих в деле, с использованием сайта арбитражного суда и электронной почты; — удаленное участие в судебном заседании посредством видеоконференцсвязи; — подачу документов в суд в электронной форме с приложением к ним фотокопий письменных доказательств. Даже на первый взгляд, не погружаясь в анализ деталей, можно отметить в перечисленных нововведениях следующие характерные черты: — ни один из введенных Федеральным законом N 228-ФЗ институтов не относится к деятельности самого суда по разрешению дела посредством правоприменения; — электронная форма документов (заявлений, доказательств) во всех установленных случаях не является самодостаточной (конечной): закон предполагает обязательное перенесение процессуальной информации на бумажный носитель; — электронная форма, выполняющая лишь «транспортную» функцию, сопровождает весьма кратковременные периоды существования процессуальных документов, а отнюдь не полностью производство по делу. Представляется, что в рамках установленного Федеральным законом N 228-ФЗ процессуального регулирования вести речь о собственно электронном правосудии явно преждевременно, ибо, повторим, к правосудной деятельности введенные названным Законом процессуальные институты имеют косвенное технико-обеспечивающее отношение. В этой связи встречающиеся в литературе <9> разнонаправленные оценочные суждения о собственно электронном правосудии (в том числе в свете положений Федерального закона N 228-ФЗ) следует также признать преждевременными. Ведь концептуальные контуры этой перспективной юридической инновации, ее юрисдикционно-прикладной потенциал совсем недавно начали проявляться в доктрине, законодательстве и судебной практике иностранных государств <10>, а в России вообще находятся на исходной стадии своего формирования. ——————————— <9> См., напр.: Федосеева Н. Н. Указ. соч.; Боташева Л. Э. Указ. соч. С. 205; Ярков В. В. Указ. соч. <10> См. об этом: Приходько Л. В. Указ. соч.; Брановицкий К. Возможности использования информационных технологий в европейском приказном производстве (Регламент ЕС N 1896/2006) // Арбитражный и гражданский процесс. 2009. N 10. С. 36 — 39; Гиллес П. Применение электронных технологий в гражданском процессе в соответствии с новеллами ГПК Германии // Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. 2005. N 4. С. 451 — 458; Брановицкий К. Современное автоматизированное приказное производство Германии и его виды // Гражданский и арбитражный процесс. 2009. N 9. С. 39 — 42; Кудрявцева Е. В. Использование информационных технологий в английском гражданском процессе // Европейский гражданский процесс и исполнительное производство. М., 2012. С. 44 — 49; Лаукканен С. Последние тенденции в гражданско-процессуальном праве и судоустройстве Финляндии // Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. 2007. N 6. С. 553 — 557.
Поэтому следует согласиться с выводом И. И. Черных о том, что обусловленные нововведениями Федерального закона N 228-ФЗ итоги информатизации «не раскрывают содержание термина «электронное правосудие» по той причине, что впрямую не связаны с процессуальной деятельностью суда, хотя и влияют на обеспечение ее организационной стороны» <11>. ——————————— <11> Черных И. И. Указ. соч. С. 112.
Однако в ходе нового этапа модернизации, связываемого с принятием Федерального закона N 86-ФЗ, законодатель заметно приблизился к святая святых гражданской процессуальной деятельности суда — собственно правосудию. К такому выводу подталкивают результаты анализа Федерального закона N 86-ФЗ по тем же параметрам, которые использовались нами выше: — новое электронное упрощенное производство предусматривает собственную процессуальную процедуру, легальным результатом которой является судебное решение (акт правосудия); — электронная форма теперь является «самодостаточной» (конечной) формой выражения процессуальной информации <12>; ——————————— <12> Во всяком случае, необходимость перенесения информации на бумажный носитель в Федеральном законе N 86-ФЗ не упоминается.
— она перестала выполнять исключительно «транспортную» функцию; — электронная форма стала элементом формы процессуальной: впервые в истории отечественного судопроизводства она стала самостоятельной формой материалов дела (абз. 2 ч. 3 ст. 135, ч. 2 ст. 228 АПК в ред. Федерального закона N 86-ФЗ); — такая форма выражения процессуальной информации перестала быть временной <13>; ——————————— <13> Следует отметить, что в Федеральном законе N 86-ФЗ ничего не сказано о том, в какой форме материалы дела пересылаются между арбитражными судами различных инстанций в ходе процедур обжалования; следует отметить, что техническая возможность «всеинстанционной» судьбы «электронного дела» за рубежом давно имеется. Более того, иностранные коллеги прогнозируют, что в скором будущем «истец сможет требовать исполнения уже непосредственно в исковом заявлении, после чего дело в электронном виде отправляется напрямую из суда в исполнительный орган» (Лаукканен С. Указ. соч.).
— решение теперь выносится арбитражным судом исключительно на основании доказательств (включая объяснения сторон), которые могут быть предоставлены только дистанционно, в том числе в электронном виде (ст. 228 АПК в ред. Федерального закона N 86-ФЗ). Безусловно, введенные рассматриваемым Законом положения после «обкатки» на практике (как это всегда бывает в случае с такого рода законами-первопроходцами) будут признаны нуждающимися в доработке <14>. Однако это, как говорится, рабочий момент, нисколько не умаляющий значимости Федерального закона N 86-ФЗ как вестника давно обещанной руководством высших судебных инстанций «эры электронного правосудия в России» <15>. ——————————— <14> Уже сейчас можно сказать, что недостаточно однозначная формулировка п. 1 ч. 2 ст. 227 АПК РФ (в ред. Федерального закона N 86-ФЗ), допускающая рассмотрение в новом порядке упрощенного производства дел «по искам, основанным на… документах, подтверждающих задолженность по договорам», способна породить существенные трудности на практике, ибо редкий истец на стадии подачи иска не считает, что прикладываемые им к иску из договора документы не подтверждают задолженность ответчика перед ним, что отнюдь не всегда совпадает с мнением суда по этому поводу. <15> Приближается эра электронного арбитражного правосудия в России // Арбитражное правосудие в России. 2008. N 7.
Мы сознательно не прогнозируем наступления такой «эры» в ближайшем будущем. О невозможности (и нецелесообразности) этого на сегодняшний день свидетельствует, в частности, полное отсутствие комплексных научно-прикладных исследований и разработок в рассматриваемой нами области. Думается, что не в последнюю очередь именно по этой причине отечественный законодатель не располагает сегодня возможностью устранить ряд серьезных судопроизводственных препятствий, исключающих, согласно новым положениям главы 29 АПК, электронное упрощенное производство. Итак, введенный Федеральным законом N 86-ФЗ новый процессуальный порядок: — остается исключением из общего правила, каковым по-прежнему является бумажное исковое производство либо административное судопроизводство (ч. 5 ст. 227 АПК в ред. Федерального закона N 86-ФЗ); дела особого производства остаются за пределами регулирования нового Закона; — не допускает возможности осуществления ряда важнейших процессуальных действий (осмотра доказательств на месте, назначения экспертизы), а также исследования отдельных видов доказательств (допроса свидетелей); — исключает возможность участия в электронном деле, рассматриваемом в порядке главы 29 АПК, третьего или иного заинтересованного лица (с его вступлением в процесс арбитражному суду предписано переходить к традиционному порядку рассмотрения дела); — наконец, если в пределах электронной процедуры суд не усматривает возможности исчерпывающе установить обстоятельства дела, он и в этом случае также переходит к традиционному варианту судебного разбирательства. Следовательно, с учетом взятого нами за основу содержания правового явления, обозначаемого термином «электронное правосудие», перечисленные выше характеристики процедуры рассмотрения дел в порядке главы 29 АПК РФ в редакции Федерального закона N 86-ФЗ свидетельствуют о невозможности признания состоявшимся внедрения электронного правосудия в судебно-арбитражную юрисдикцию России <16>. ——————————— <16> Единственное, о чем позволяют говорить положения Федерального закона N 86-ФЗ, это о внедрении лишь некоторых элементов электронного правосудия.
Однако предпринятый нами анализ нормативного материала не позволяет определить закономерности, с которыми связан данный вывод. В этой связи целесообразно попытаться ответить на вопрос о том, почему новый процессуальный регламент не может именоваться электронным правосудием. С точки зрения традиционной теории гражданского процесса ответ на этот вопрос лежит на поверхности. Введенный Федеральным законом N 86-ФЗ порядок рассмотрения дел арбитражными судами вообще не может именоваться правосудием. Он не содержит всех необходимых характеристик гражданской процессуальной формы, а ведь «именно она — процессуальная форма — делает правосудием деятельность суда» <17>. ——————————— <17> Попова Ю. А. Интеграция судопроизводственных отраслей современного права России (цивилистический аспект) // Гражданское судопроизводство в изменяющейся России. Саратов, 2007. С. 17.
Обоснуем этот вывод исходя из самых ортодоксальных представлений о гражданской процессуальной форме, которыми мы — для чистоты эксперимента — условимся руководствоваться. Для контрастности возьмем в качестве образца разработанные процессуальной доктриной советского периода необходимые характеристики гражданской процессуальной формы. Далее, сопоставим их с особенностями процессуального порядка новой главы 29 АПК, который мы охарактеризовали выше. Давая определение гражданской процессуальной формы, советские ученые, как правило, шли по пути перечисления специфических признаков, отличающих ее от иных правовых форм юрисдикционной деятельности. Таковыми признаками являлись: — порядок действий суда при рассмотрении судебных дел четко определен законом; — решение суда должно основываться на фактических обстоятельствах дела, установленных определенными, заранее указанными в законе способами; — за лицами, участвующими в деле, признается право непосредственно участвовать в разбирательстве дела судом; — права всех участвующих в деле лиц должны быть гарантированы законом <18>. ——————————— <18> Абрамов С. Н. Советский гражданский процесс. М., 1952. С. 5; Советский гражданский процесс / Под ред. М. А. Гурвича. М., 1975. С. 6; Советский гражданский процесс / Под ред. А. А. Добровольского. М., 1979. С. 8, 9.
Позднее, уже в российский период развития гражданской процессуальной мысли, доставшееся ей научное наследие в части изучения гражданской процессуальной формы систематизировала и с учетом современных реалий предметно исследовала Н. А. Рассахатская. Приведем некоторые из ее выводов: «Форма — суть порядок, регламентирующий исключительно процессуальную деятельность и процессуальные правоотношения. Она — обязательный признак судебной юрисдикции… Содержание гражданской процессуальной формы, как порядка отправления правосудия по гражданским делам, составляет совокупность нормативно установленных правил совершения процессуальных действий судом, иными участниками судопроизводства, а также правил оформления процессуальных документов… Одним из основных начал гражданской процессуальной формы служат правила непрерывности. Их основу составляет неразрывность последовательно совершаемых процессуальных действий, вследствие чего закон не распространяет содержание названного принципа на деятельность, осуществляемую за рамками судебного заседания. Правовые акты, совершаемые в судебном заседании, по своей сущности изначально предназначены лишь для последовательно и непрерывно совершаемой процессуальной деятельности. Несколько отличный характер взаимосвязи действий, совершаемых вне судебного заседания (при подготовке к судебному разбирательству, в исполнительном производстве и т. п.), обусловливает возможность разрыва их последовательности во временном аспекте, допуская осуществление в этот промежуток действий иного характера». И наконец, последнее (по порядку, но не по значению): «Подготовительные действия, оценка доказательств, большая часть исполнительного производства не охватываются содержанием гражданской процессуальной формы» <19>. ——————————— <19> Рассахатская Н. А. Указ. соч. С. 4, 8, 20.
Отсутствие большинства из перечисленных выше признаков гражданской процессуальной формы у оцениваемого нами нового порядка рассмотрения дел, введенного в главу 29 АПК, представляется очевидным. Ограничимся перечислением наиболее явных расхождений. Новый процессуальный порядок не регламентирует процессуальные правоотношения сторон с судом в стадии разбирательства дела в судебном заседании, а лишь определяет условия (в основном сроки) совершения подготовительно-обеспечительных по своей сути действий (не входящих, как было отмечено Н. А. Рассахатской, в содержание гражданской процессуальной формы). Отсылая к, казалось бы, спасительным «общим правилам искового производства», ч. 1 ст. 226 АПК ни в какой степени не улучшает положение (не наполняет рассматриваемую процедуру свойствами процессуальной формы), поскольку юрисдикционный потенциал, правоприменительная эффективность и универсальность этих самых «общих правил» способны проявиться только при условии проведения судебного заседания, выражающего непосредственно-состязательный режим реализации сторонами их процессуальных прав <20>; однако в силу ч. 5 ст. 228 АПК судебное разбирательство такого рода дел производится без вызова сторон. ——————————— <20> См. об этом: Зайцев И. М. Процессуальные формы исковой защиты права // Вестник Саратовской государственной академии права. Саратов, 1996. С. 31 — 37.
Не предполагая проведения судебного заседания и тем самым оставляя за рамками правового регулирования правоприменительную деятельность суда (установление обстоятельств дела, отыскание подлежащей применению нормы материального права), рассматриваемая процедура не регламентирует собственно правосудную деятельность (как было отмечено, отсылка к «общим правилам искового производства» правильность этого вывода не опровергает). Таким образом, ранее обозначенный вывод подтверждается: процедура разрешения дел арбитражными судами в порядке главы 29 АПК РФ в ред. Федерального закона N 86-ФЗ не обладает необходимыми признаками гражданской процессуальной формы. Из этого, по мнению представителей доктринальных воззрений, названных нами традиционными, следует, что судебное решение, вынесенное с исчерпывающим соблюдением судом новой процедуры главы 29 АПК, не обладает качествами акта правосудия <21>. ——————————— <21> По результатам анализа весьма схожей процедуры вынесения судебного приказа именно к такому выводу пришла и продолжает его отстаивать Н. А. Громошина: «Судебный приказ выносится вне рамок гражданской процессуальной формы и потому не является актом правосудия» (Громошина Н. А. Указ. соч. С. 1068 — 1069). Аналогичную точку зрения защищают и другие процессуалисты (см., напр.: Сахнова Т. В. Курс гражданского процесса: теоретические начала и основные институты. М., 2008. С. 407; Ефимова Ю. В. Специализация гражданской процессуальной деятельности: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Саратов, 2005. С. 55 и сл.).
С позиции фундаментальной гражданско-процессуальной науки этот вывод видится вполне логичным. Но достаточно ли этого для признания нового «электронного» порядка упрощенного производства неспособным (даже в перспективе) обеспечить эффективную судебную защиту и поэтому лишенным права на существование? Мы не сомневаемся, что ответ на этот судьбоносный вопрос должен быть отрицательным, и вот почему. Зададимся вопросом, как поступил бы советский суд, скрупулезно следующий установленной ГПК и научно обоснованной гражданской процессуальной форме, если бы в качестве доказательства заключения договора ему была бы представлена электронная переписка сторон, достоверность которой подтверждается наличием электронных цифровых подписей. Либо, например, сторона заявила ходатайство о просмотре видеозаписи деликтных действий, результатом которых стало причинение имущественного ущерба, — представленной, скажем, на флеш-карте? Думается, единственное, что подсказала бы суду имевшаяся в его распоряжении процессуальная форма, — объявить перерыв с целью поиска (весьма, разумеется, затруднительного) процессуально-правовых оснований для разрешения заявленного ходатайства. Вывод из нашего мыслительного эксперимента очевиден: судебная процессуальная форма не должна считаться неприкасаемой догмой, особенно когда она становится неспособной удовлетворить потребности повседневной практики гражданского оборота и обеспечить эффективную реализацию функций обслуживающего этот оборот гражданского судопроизводства <22>. ——————————— <22> Уместно здесь привести цитату из знаменитой книги лауреата Нобелевской премии Ф. А. фон Хайека: «Важным следствием из отношения между системой правил поведения и фактическим порядком действий является то, что невозможна юридическая наука, которая была бы только наукой о нормах и совершенно бы не учитывала фактического порядка, на который они нацелены» (Хайек Ф. А. фон. Право, законодательство и свобода. Современное понимание либеральных принципов справедливости и политики. М., 2006. С. 124).
В этом контексте, поддерживая встречающиеся в литературе призывы к «соблюдению процессуальной формы» в числе «базовых начал концепции электронного правосудия» <23>, хотелось бы дополнить их призывом к модернизации самой процессуальной формы и учения о ней с целью их актуализации — приведения в соответствие с современными потребностями судопроизводственной практики. ——————————— <23> Черных И. И. Указ. соч. С. 112.
С сожалением следует отметить, что, столкнувшись с необходимостью теоретического осмысления новых электронно-информационных социальных (в том числе судопроизводственных) реалий, отдельные процессуалисты приходят к не слишком обнадеживающим выводам: «В настоящее время все изменения процессуального законодательства, направленные на установление «е-правосудия» и «е-процесса», содержат нормы, касающиеся формы, но не содержания… Другими словами, официально восхваляемая «модернизация» правосудия зачастую обозначает лишь попытку заменить или дополнить законодательно закрепленные формы искового заявления, отзыва на исковое заявление и иных процессуальных документов… Это показывает нам, что такие «модернизаторы» — просто «формализаторы», которые обращают внимание только на форму, а не на содержание, которое само по себе нуждается в изменении» <24>. ——————————— <24> Гиллес П. «Система гражданского судопроизводства на Востоке и Западе — 2007», а также основные тенденции реформирования гражданского процесса и некоторые размышления о разрешении гражданских споров в будущем // Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. 2007. N 6. С. 517, 518.
При этом цитируемый автор весьма неожиданно обосновывает свою критическую позицию: «Уже сейчас такие тенденции развития создают для нас, процессуалистов, сложные теоретические и практические проблемы. Например, продолжающаяся электронификация судебных процедур, в том числе ее закрепление в законодательных актах, заставляет пересмотреть практически все знакомые нам процессуальные принципы: принцип доступа к правосудию, принцип права на информацию, принцип непосредственности, принцип проведения прений, принцип участия в судебных заседаниях, принцип гласности, принцип эффективности и др.» <25>. ——————————— <25> Гиллес П. Указ. соч. С. 517, 518.
Приведенную критику в адрес зарождающейся концепции электронного правосудия следует признать преждевременной и поэтому необоснованной. Во-первых, как неоднократно отмечалось, текущая стадия внедрения электронного правосудия является исходной (по существу, пробно-экспериментальной) и не позволяет сколько-нибудь обстоятельно оценивать эффективность планируемого процессуального нововведения на практике. Во-вторых, как правильно отметил сам автор приведенных критических замечаний, внедрение электронно-коммуникационных технологий в национальную судопроизводственную деятельность уже сейчас без преувеличения может быть признано тенденцией, общей для всей мировой законодательной и правоприменительной практики. Очевидно, что столь масштабно реализуемое правообразование не может не иметь объективных предпосылок <26>. В связи с этим утверждать его практическую (а значит, и познавательную) бесперспективность, мягко говоря, более чем спорно. По существу это равнозначно отрицанию социальной и гносеологической ценности в любом ином проявлении человеческого прогресса. Очевидно, что последний движим именно противниками такого (скептического) подхода к его научному познанию. ——————————— <26> Как представляется, применительно к внедрению электронного правосудия в России таковыми выступают: информатизация общества; территориально-географический фактор; реформа частного права; изменение структуры гражданского оборота, опосредуемого сделками-трансакциями; реализация концепции электронного правительства; постепенный уход от господства позитивистского правопонимания и патерналистского правосознания; изменение научно-методологического инстру ментария в сторону интегративности познания социально-технических явлений и др. (См. об этом: Пономаренко В. А. Формирование в России информационного общества как предпосылка внедрения электронного правосудия в судебно-арбитражную юрисдикцию // Вестник ФАС Северо-Кавказского округа. 2012. N 3. С. 66 — 86).
Наконец, в-третьих (и это особенно важно), автор приведенной выше точки зрения почему-то считает, что признаваемые им тенденции развития «создают для нас, процессуалистов, сложные теоретические и практические проблемы». Хочется задать резонный вопрос: с каких пор необходимость научного осмысления очевидных тенденций развития социально-правового явления стала проблемой для ученых, призванных как раз изучать соответствующую сферу жизни общества? Думается, если такого рода обстоятельства и могут быть названы «проблемой», то лишь в научном смысле — в смысле предмета исследования. И относится эта «проблема» к числу тех немногочисленных проблем, возникновению которых ученому впору радоваться. Таким образом, из приведенных выводов указанного автора охотно согласимся лишь с одним. Ставшая законодательной реальностью модернизация формы требует научно обоснованной модернизации «содержания» гражданского процесса, которой в терминологии отечественной доктрины является гражданская процессуальная форма. И оспаривать необходимость такой модернизации, на наш взгляд, бесполезно. Утратившая свою социальную основу, свою актуальность правовая конструкция, сколь бы незыблемой она ни признавалась «при жизни», не может и не должна становиться препятствием на пути объективного, закономерного процесса правообразования. В случае с внедрением электронных технологий в обиход гражданского судопроизводства правообразование представляет собой своего рода нормативное обрамление сложившихся социальных отношений либо очевидно насущных их моделей <27>, а отнюдь не волюнтаризм высших судебных чинов. ——————————— <27> Конечно, такое понимание правообразовательного процесса выходит за пределы господствующего в отечественной теории права с советских времен позитивистско-нормативистского понимания (которое, собственно, и представляется автору основной глубинной причиной критики сторонников традиционной теории процессуальной формы в адрес попыток размыть ее привычные границы введением упрощенных процедур). Но, будучи господствующим в европейской юриспруденции (см.: Хайек Ф. А. фон. Указ. соч. С. 136, 146), понимание это, несомненно, имеет право на существование (о «стихийном» правообразовании в современном российском обществе см.: Козлихин И. Ю. Право, закон и власть в России // Наш трудный путь к праву: Материалы философско-правовых чтений памяти В. С. Нерсесянца. М., 2006. С. 66).
Как и любой иной правообразовательный процесс, наблюдаемые нами изменения процессуального законодательства являются закономерным следствием процесса информатизации общества, приводящего к возникновению таких социальных потребностей, которые нуждаются в удовлетворении посредством упорядочения новых фактически оформившихся отношений, не урегулированных позитивным правом <28>. Поэтому отрицание необходимости изучать наметившиеся тенденции, осмысливать их, теоретически «обуздывать» в конечном счете будет напоминать бессмысленные попытки силой мысли остановить поток, прорвавший плотину. ——————————— <28> См. об этом: Трофимов В. В. Правообразование в современном обществе: теоретико-методологический аспект / Под ред. Н. А. Придворова. Саратов, 2009. С. 58; Поленина С. В. Юридическая техника как социальный феномен в условиях модернизации // Государство и право. 2011. N 9. С. 5 — 14.
Не случайно само зарождение информационных технологий в свое время обусловило корректировку дальнейшего направления развития научно-правовой мысли <29>. А ведь по сравнению с современным положением дел в тот период развития кибернетики ее достижения и их влияние на общественную жизнь были ничтожны. Думается, что активный, опережающий свое время научный поиск сыграл и еще сыграет не последнюю роль в деле модернизации правовой сферы жизни общества, свидетелями и участниками очередного витка которой нам суждено быть. ——————————— <29> См., напр.: Трусов А. И. Судебное доказывание в свете идей кибернетики // Вопросы кибернетики и право. М., 1967. С. 20 — 36; Москвин С. Достижения кибернетики — на службу праву // Советская юстиция. 1968. N 2. С. 24, 25; Макаров А. М. Применение научно-технических средств в судах // Советское государство и право. 1983. N 3. С. 77 — 81; Корнева Н. Проблема компьютеризации гражданского судопроизводства // Советская юстиция. 1992. N 7 — 8. С. 21, 22; Венгеров А. Б. Право и информация в условиях автоматизации управления (теоретические вопросы). М., 1978.
Продолжившееся развитие информационно-коммуникационных технологий, лишившее время и расстояние привычных — в человеческом восприятии — физических характеристик, настолько изменило повседневность гражданского оборота, что не успевающая за его ритмом судопроизводственная деятельность, закованная в традиционно-архаичную процессуальную форму, в настоящее время утрачивает остатки своего права претендовать на эффективность. Совершенствование средств социальной коммуникации, приведшее к беспрецедентному в истории человечества ускорению обмена информацией, не могло не изменить характер взаимодействий в системе «человек — общество — государство» <30>. Это, в свою очередь, не может не отразиться на гражданском судопроизводстве, представляющем собой одну из важнейших форм такого взаимодействия <31>. ——————————— <30> См. об этом: Чеботарева А. А. Человек и электронное государство. Право на информационную безопасность. Чита, 2011; Вертлиб В. А., Фархадов М. П., Петухова Н. В. «Электронное государство» как автоматизированная система самообслуживания населения. М., 2008; Информационное общество и социальное государство. М., 2011; и др. <31> См.: Гавриленко И. В. Процессуальное право в информационном обществе: общие тенденции и перспективы развития: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Самара, 2009. С. 3 — 6; Курочкин С. А. Гражданский процесс в системе социального управления // Арбитражный и гражданский процесс. 2010. N 7. С. 39 — 44.
В числе прочих вышеизложенные причины обусловливают наблюдаемую законодательную тенденцию диверсификации и оптимизации юрисдикционных форм. Применительно к необходимости приведения гражданской процессуальной формы в соответствие с современными потребностями М. Ш. Пацация выразил следующую мысль, с которой трудно не согласиться: «В этом деле (защите права. — В. П.) оптимальная процессуальная форма не самоцель, а только средство. Если же мы будем относиться к ней как к самоцели, то небезосновательно предположить, что относительно скоро может настать момент, когда недовольство таким правосудием станет очень большой социальной проблемой» <32>. ——————————— <32> Пацация М. Ш. Формализм — спасение правосудия? // Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. 2007. N 6. С. 30.
Как представляется, все реже высказываемые в литературе призывы к формализации правосудия (как способу повышения его эффективности) <33> обусловлены, как правило, отсутствием у их авторов сведений о реальном положении дел в судах. Если же наше предположение неверно, единственным альтернативным основанием таких призывов может быть только отрицание объективной действительности, которое вряд ли может быть признано надежным методологическим фундаментом для теоретико-прикладных исследований. Действительность же с каждым днем все отчетливее являет реализацию парадигмы постиндустриального информационного общества, уже проявившиеся характеристики которого не оставляют гражданскому судопроизводству и науке о нем шансов остаться неизменными, не утратив при этом своей эффективности <34>. ——————————— <33> См., напр.: Пастухов В. Российское правосудие: «отделение от власти». Основные направления преодоления кризиса судебной системы // Сравнительное конституционное обозрение. 2004. N 4. С. 119 — 123. <34> См. об этом: Пономаренко В. А. Указ. соч.
К сожалению, доктринальное осмысление перспектив оптимизации гражданской процессуальной формы, результаты которого встречаются в литературе <35>, чаще всего несколько запаздывает. Стало традицией (и ее нельзя приветствовать!) критиковать уже введенные в действие законодательные инновации, вместо того чтобы своевременно их направлять, наполняя научно обоснованным содержанием. А ведь насущная необходимость оптимизации форм и способов защиты гражданских прав давно констатируется в процессуальной литературе. В 1998 г. в числе основных положений своей докторской диссертации А. П. Вершинин обосновал следующее: «Необходимость упрощения защиты гражданских прав обусловлена объективными и субъективными предпосылками. К первым относятся содержание процессуальной деятельности, а также специфика ее предмета (особенно связанного с предпринимательской деятельностью), ко вторым — состояние судебной практики и законодательства в сфере защиты гражданских прав» <36>. ——————————— <35> Заслуживающей пристального научного внимания и поддержки мы полагаем позицию Т. В. Сахновой, сформулированную в ее статье «Судебные процедуры (о будущем цивилистического процесса)», опубликованной в 2009 г. на страницах журнала «Арбитражный и гражданский процесс» (2009. N 2. С. 10, 12; N 3. С. 5). Основываясь на результатах глубокого анализа теоретических основ и насущных практических проблем, признанный специалист в этой сфере приходит к следующим выводам: «Будущее цивилистического процесса в целом связано с развитием в первую очередь частноправового начала через многообразие судебных процедур… Судебная процедура — это та, которая подпадает под все признаки гражданской процессуальной формы и является частным случаем ее выражения, законодательно относительно обособленным… важнейшая закономерность развития современного цивилистического процесса». <36> Вершинин А. П. Способы защиты гражданских прав в суде: Автореф. дис. … д-ра юрид. наук. СПб., 1998. С. 33.
Рассматривая тот же вопрос с позиции общеевропейских тенденций развития процессуального законодательства, М. Ш. Пацация пришел к аналогичному выводу: «Современный европейский контекст российского правосудия в целом ряде изменений способствует противоположенному от формализма (выделено нами. — В. П.) вектору его развития» <37>. ——————————— <37> Пацация М. Ш. Указ. соч. С. 27.
Чтобы однозначность вышеизложенных соображений и бескомпромиссность приводимых цитат не породили у читателя ощущения упрощенно-одностороннего взгляда автора на проблему и предлагаемый способ ее решения, спешим подчеркнуть следующее. Необходимая, на наш взгляд, оптимизация судебной процессуальной формы отнюдь не означает бездумного ее упрощения и тем более отрицания значимости этой важнейшей теоретической конструкции. Она подразумевает приведение содержания процессуальной формы и доктринального учения о ней в соответствие с насущной реальностью и потребностями практики, в частности с набирающей обороты информатизацией российского общества. Не может быть сомнений в справедливости следующего вывода Е. А. Борисовой, основанного на результатах анализа опыта европейских стран, также столкнувшихся некоторое время назад с проблемой «несоответствия действующих норм гражданского процессуального права требованиям экономической жизни» <38>: «Очевидно, что реформирование гражданского судопроизводства, существенное изменение гражданского процессуального законодательства вызываются как объективными причинами, так и субъективными, заключающимися в обеспечении потребностей лиц, обращающихся в суд, в эффективности судебной защиты. Нельзя при этом не учитывать и потребности самой судебной системы в повышении ее эффективности. На этом пути нормализуется деятельность суда (происходит ее разгрузка) и в то же время постепенно снижаются процессуальные гарантии судебной защиты. Дойдя до определенного уровня, при котором проблема эффективности судебной защиты вновь станет насущной, судебная система вновь примется восстанавливать status quo… Упрощение, ускорение процесса… это вряд ли отвечает потребностям лиц, обращающихся в суд за судебной защитой» <39>. ——————————— <38> Штанке Э. Реформа немецкого гражданского процессуального права. Проект новелл Гражданского процессуального кодекса Германии // Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. 2001. N 1. С. 232. <39> Борисова Е. А. Реформирование цивилистического процесса: европейский и российский опыт // Закон. 2012. N 1. С. 54.
Анализируя новые нормы Федерального закона N 228-ФЗ в аспекте их влияния на гражданскую процессуальную форму, эту мысль Е. А. Борисовой развивают Е. Е. Уксусова и А. А. Волочкова. Критикуя отдельные внедренные в законодательную ткань элементы электронного правосудия, они подчеркивают: «Никакие новшества не должны вводиться в ущерб важнейшим гарантиям участников в процесс, а по существу, подрывать процессуальную форму, которая является существенным признаком правосудия» <40>. ——————————— <40> Уксусова Е. Е., Волочкова А. А. Указ. соч. С. 1248.
В целом соглашаясь с логикой приведенных рассуждений уважаемых коллег, отметим некоторую специфику рассматриваемой проблемы применительно к теме реформирования (оптимизации) процессуальной формы в интересах именно внедрения электронного правосудия. Всякое явление окружающей нас действительности, жизненное событие не являются однозначными и всегда имеют самые разные последствия: некоторые из них отрицательны, но другие — всегда положительны. Как представляется, грядущее приспособление процессуальной формы к потребностям информатизации судопроизводства исключением не является. Действительно, о такой доктринально обоснованной и проверенной практикой десятилетий гражданской процессуальной форме, как гарантия эффективности правосудия, в процедуре новой редакции главы 29 АПК речи не идет. Но можно ли, следуя бескомпромиссной логике рассуждений названных авторов, утверждать, что введенные Федеральными законами N 228-ФЗ и N 86-ФЗ законоположения, относящиеся к автоматизации арбитражного процесса, исключительно снижают качество судебной защиты?.. Отрицательный ответ на этот вопрос видится автору предпочтительным. Как подчеркивается в наименовании нашей статьи, названные Законы необходимо рассматривать лишь как шаги на пути к внедрению электронного правосудия. Из этого следует, что степень эффективности нововведений (включая и необходимую оптимизацию процессуальной формы) можно будет оценить лишь в свое время — когда правосудие будет являться по-настоящему электронным. Однако, не дожидаясь этого момента, уже сейчас можно с уверенностью констатировать, что эффективность такого рода правосудия будет определяться большим количеством достоинств, не присущих действующей системе процессуальных гарантий. По этому поводу приведем следующие соображения. Осуществляемая для внедрения электронного правосудия реформа арбитражного процессуального законодательства, предполагающая пересмотр традиционной концепции гражданской процессуальной формы (в сторону ее упрощения), способна сыграть определяющую роль в решении главной проблемы российского правосудия — коррупции <41>. Не останавливаясь пока на этом предположении подробно (ибо оно нуждается в предметном разъяснении и обосновании), беремся утверждать, что для исключения коррупции в судах общей юрисдикции и в арбитражных судах достаточно деперсонифицировать информацию о составе суда и ввести экстерриториальную подсудность гражданских дел. В результате реализации этого (уже сейчас технически осуществимого) нововведения ни один взяткодатель не будет знать не только, к кому ему обратиться, но и куда направиться в поисках возможного адресата. ——————————— <41> Авторы публикаций о «снижении процессуальных гарантий судебной защиты» упоминать об этой проблеме как бы стесняются; вместе с тем каждый активно практикующий в судах юрист без колебаний назовет эту проблему российского правосудия главной и наверняка предпочтет ее решение устранению всех иных недостатков, вместе взятых.
Другим важнейшим последствием полной реализации новых положений Федерального закона N 86-ФЗ станет, очевидно, беспрецедентное упрощение доступа к правосудию. Причем в системе гражданского судопроизводства (общих и арбитражных судах) автор предвидит возможность обеспечить такой доступ по принципу «одного (электронного) окна» <42>. Это позволило бы решить целый комплекс насущных проблем доступности гражданского судопроизводства, которые рассматриваются в литературе как наиболее сложные, важные и актуальные <43>. ——————————— <42> Этот принцип в последнее время все чаще берется на вооружение законодателем применительно ко всем отраслям и уровням государственного управления (см., напр.: Федеральный закон от 28.07.2012 N 133-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях устранения ограничений для предоставления государственных и муниципальных услуг по принципу «одного окна»). <43> См., напр.: Приходько И. А. Доступность правосудия в арбитражном и гражданском процессе: основные проблемы. СПб., 2005.
Нет сомнений, что благодаря такого рода преимуществам разработчики и исследователи процессуального законодательства европейских стран не только не отказались от оптимизации процессуальной формы в интересах окончательного перехода к электронному правосудию по гражданским делам, но и заметно ускорили шаг на пути к этой цели <44>. ——————————— <44> Kengyel M., Nemerssanyi Z. Op. cit. P. 18 — 24.
Впрочем, вряд ли нам следует во всем брать с них пример. Учитывая известные особенности правосознания россиян, специфику национальной правовой системы <45>, а также исключительную новизну и важность поставленной задачи, взятый реформаторами АПК темп вдумчиво-методичного последовательного внедрения в отечественное гражданское судопроизводство элементов электронного правосудия следует признать оправданным. Как сказал Гете в своем «Фаусте», «серьезное предполагает постепенность, но не внезапность и мгновенность». ——————————— <45> Супатаев М. А. Цивилизационные аспекты модернизации права // Государство и право. 2012. N 3. С. 5 — 16. Применительно к заимствованию иностранных гражданско-процессуальных институтов эту специфику вполне обоснованно предлагает учитывать В. Ю. Кулакова (Заимствование норм иностранного права российским гражданским процессом: проблемы и пути их решения // Гражданское судопроизводство в изменяющейся России / Под ред. О. В. Исаенковой. Саратов, 2007. С. 104 — 108).
