Олимпийское золото и «спортивное право»

(Марача В.) («Спорт: экономика, право, управление», 2006, N 3)

ОЛИМПИЙСКОЕ ЗОЛОТО И «СПОРТИВНОЕ ПРАВО»

В. МАРАЧА

1. Спорт и «внешние» процессы: необходимость восстановления правовых рамок

По сути, общим местом в отзывах о XIX зимней Олимпиаде 2002 г. в Солт-Лейк-Сити стали ее оценки как «самой дорогой» и одновременно «самой скандальной». Последний момент связан с неоднозначной оценкой судейства на Олимпиаде. Причем речь идет о «судействе» в расширенном смысле этого слова, т. е. о любом применении правил, от которого прямо или косвенно зависит исход соревнований, и об изменении этих правил (или введении в действие новых). Все это вместе составляет возникающее на наших глазах «спортивное право» <1>. ——————————— <1> В. В. Никитаев в тексте «SLC2002», квалифицируя данную Олимпиаду как «симптом безнадежного кризиса юридизма, этого столпа западной демократии и цивилизации», предлагает «сформировать особое, спортивное право». Но спортивное право уже формируется, и преодоление «кризиса юридизма» заключается не в том, чтобы создать юридизм заново, а в том, чтобы придать спортивным правилам и порядку их применения подлинно правовой характер. Прим. В. Никитаева: В том и проблема, что юридизм разрастается, как раковая опухоль, а идея права куда-то улетучилась. Вот совсем свежий пример — с текущего чемпионата Европы по легкой атлетике. К соревнованиям в женской эстафете не допущена российская женская команда (и еще — немецкая). По словам комментаторов, дело обстоит так. В российский комитет из международного пришло письмо, где были указаны четыре фамилии (выбранные на основе какого-то рейтинга) и предписано, чтобы в команде на эстафету было не менее двух из указанных лиц. В России такому решению международных чиновников (фактически «вмешательство во внутренние дела») подивились и ответили, что это невозможно, т. к. одна — беременна, другая — решила пропустить сезон и т. д. Уже перед отъездом на чемпионат нам ответили, что в таком случае российская команда к соревнованиям не допускается. И это притом, что наши вполне могли бы рассчитывать в женской эстафете чуть ли не на золото. Естественно, был подан протест. Нас послушали, согласились, что это — да, абсурд, и пообещали это «правило» отменить. Но… к следующему чемпионату. Вообще складывается впечатление, что после того, как США и НАТО войной с Югославией пустили под откос международное право, и в других областях «законотворчество» приобретает все более уродливые формы.

Особо подчеркнем, что применение правил имеет место как на арене, где происходит спортивное состязание, так и за ее пределами. В последнем случае правила — по смыслу идеи права — нужны для того, чтобы обеспечить спортсменам равные условия честной борьбы на арене соревнований. Для этого вводятся разнообразные критерии допуска спортсменов к соревнованиям (критерии равенства стартовых условий), в том числе и вызвавший на Играх в Солт-Лейк-Сити наибольшее количество споров допинговый контроль, а также поддерживается принцип независимости судей от воздействия кого бы то ни было, в том числе и от самых что ни на есть независимых средств массовой информации. Установление и применение правил допингового контроля в современном спорте, а также проблемы, связанные с воздействием СМИ на судей и на самих спортсменов, демонстрируют нам яркие примеры пересечения сфер культурной практики: в сферу спорта, которая до последнего времени рассматривалась как относительно целостная и самодостаточная, начинают вторгаться процессы из других сфер, претендующие на «задание рамок», т. е. рефлексивное управление сферой спорта, а в какой-то мере даже и на ее переоформление «под себя». При этом — по какому-то далеко не всегда явному молчаливому согласию — некоторые из таких внешних процессов признаются вполне легитимными, т. е. соответствующими принципам «спортивного права» и самой «сути спорта» как «честного соревнования», а также «духу олимпийского движения». В то же время другие процессы ставятся под запрет. До сих пор это разграничение легитимного и нелегитимного в спорте происходило как бы по молчаливому согласию. Можно сказать, что «спортивное право» проходило первый этап своего становления — существуя на уровне обычая. И когда одна из сторон, по сути, силовыми методами — и далеко не бескорыстно — навязывает свои обычаи, не принимая во внимание протесты другой стороны, становится понятно: в ситуации, когда сфера спорта захватывается и «употребляется» внешними процессами, с формированием «спортивного права» что-то не так. Нужно либо найти способ восстановления правовых рамок «честного соревнования», либо навсегда распрощаться со спортом в прежнем «наивном» смысле этого слова.

2. Профессиональный спорт, допинг и методология «научных» доказательств

С того момента, как спорт начал оформляться в качестве профессионального, было признано «нормальным», что за соревнованием спортсменов всегда стоит соревнование тренеров. А в тот момент, когда описанные выше процессы «превращения производства знания в основную производственную технологию» затронули и тренерскую работу, стало «вполне естественным» (а тем самым — и легитимным), что тренеры используют «научные» методики подготовки спортсменов. Соревнование тренеров стало еще и соревнованием школ «спортивной науки». Нет ничего удивительного и в том, что частью «спортивной науки» стала разработка методик использования достижений медико-фармакологической индустрии для повышения результатов спортсменов. Более того, разработка новых препаратов с соответствующими свойствами стала неотъемлемой и вполне законной частью «спортивной науки». Однако здесь возникла проблема границы «дозволенного» и «недозволенного» — логически и юридически далеко не такая уж очевидная, что, впрочем, отнюдь не предохраняет от журналистских интерпретаций и «забалтывания» этой проблемы. Для осознания глубины проблемы достаточно заметить, что в суть правового представления о «равных стартовых условиях» для спортсменов входит идея о том, что состязаться по единым для всех правилам должны люди, организм каждого из которых находится в «нормальном» с медицинской точки зрения состоянии. В логическом плане данное предположение аналогично применяемому в юриспруденции представлению о дееспособности, обладание которой признается лишь за человеком, находящимся «в здравом уме и твердой памяти». Заключение о дееспособности человека дает психиатрическая экспертиза — но хотя здесь тоже не обходится без сомнений, эти сомнения не идут ни в какое сравнение с теми проблемами, которые порождаются медицинским понятием «нормального» организма. Особенно если учесть, что вся «спортивная наука» как раз больше всего стремится к тому, чтобы «выжать» из этого «нормального» организма силы и способности, намного превышающие показатели среднего «нормального» человека. Дополнительную интригу вопросу о том, что считать «нормой», придают бурно развивающиеся технологии «здорового образа жизни», связанные с питанием — в частности, со всевозможными пищевыми добавками. Если до начала курса «правильного питания» человек был «нормальным», то каким он становится после? «Сверхнормальным»? Но если это так, то где проходит граница между пищевой добавкой и допингом? Несмотря на впечатляющие успехи современной медицины в области лечения различных заболеваний, методология медицины как науки о человеке не выдерживает никакой критики. В частности, для целей диагностики традиционная для европейской (не китайской!) культуры медицина использует характерные для естественных наук логические представления о причинно-следственных связях. Применение подобных представлений к «органическим системам» (т. е. таким, где, образно говоря, «все со всем связано» — человеческий организм, безусловно, является подобной системой и даже, более того, дал имя этому классу систем) предполагает особую процедуру «локализации» причины, т. е. выделения «основной» причины среди множества факторов, которые в принципе могли бы вызвать наблюдаемый симптом. Если попытаться соотнести указанную причинно-следственную логику с юридической (в частности, с логикой умозаключений по схеме «запрет — доказательства нарушения запрета — наложение санкций»), то получается неразрешимый клубок противоречий. Применительно к упомянутой ситуации с Ларисой Лазутиной в правовом плане прежде всего становится непонятно, что же запрещено. Если запрещен симптом (т. е. в данном случае спортсмен, у которого повышен гемоглобин, не имеет права участвовать в лыжной гонке), то правила допинг-контроля являются неоправданно <2> жесткими: ведь повышение гемоглобина в «нормальном» организме может произойти по десяти причинам, лишь одной из которых может быть принятие допинга. И тогда спортсмены, никогда не принимавшие допинг, будут «справедливо» сняты с дистанции. ——————————— <2> Если не считать оправданием «заботу о спортсмене»: ссылка на то, что повышенный гемоглобин — это «слишком густая» кровь и как следствие — повышенный риск тромбоза. — Прим. В. Никитаева.

Если же запрещена «причина», т. е. принятие определенного препарата, то тогда, во-первых, непонятно, как быть с вероятностным характером тестов, с помощью которых «удостоверяется» причинно-следственная связь между принятием запрещенного препарата и проявлением симптома. Ведь всегда есть вероятность ошибки, а сомнения должны толковаться в пользу обвиняемого. Если, конечно, мы не являемся сторонниками инквизиционного права <3>. ——————————— <3> «Для инквизиционного суда характерна не презумпция невиновности, но, напротив, презумпция виновности — и это ярко воплотилось в тотальном антидопинговом контроле всех призеров после гонки, части спортсменов по «случайной выборке» перед стартом и в промежутке, а тех, кто входит в «черный список», — по произволу чиновников. То есть каждый, кто занимал или занял призовые места, заведомо подозревается в приеме допинга, и вопрос только в том, чтобы его на этом поймать. Дело доходит до того, что некие новые методики разрабатываются и хранятся чуть ли не втайне, чтобы затем «подловить» спортсменов». Никитаев В. В. Указ. соч. Добавим к этому, что по версиям некоторых журналистов домики лыжников в Солт-Лейк-Сити прослушивались. И «фамилии Лазутиной, Даниловой и украинской лыжницы Ирины Терели отнюдь не случайно оказались в «черном списке» проверяемых на гемоглобин. Кто-то вписал их корявым почерком совершенно намеренно, заранее зная, что девушки попадутся…». Шпиз Е. Тест, который лопнул // Московский комсомолец. 2002. 28 февр.

И, во-вторых, как быть с умозаключениями по аналогии: должны ли мы признать вину спортсмена, если доказано, что симптом вызван не запрещенным препаратом, но «похожим на запрещенный» по своему действию (именно на основе такого рода умозаключения была лишена золотой медали Л. Лазутина)? Не напоминает ли это нам снятие с должности Генерального прокурора за то, что было доказано, что в бане с девицами расслаблялся «человек, похожий на Генерального прокурора»? И не становимся ли мы при этом опять сторонниками инквизиционного права, заставляющими спортсмена — в духе известных процессов 1937 г. — «доказывать свою невиновность»? Ведь еще со времен высокой схоластики в логике известно, что невозможно доказать несуществование чего-либо. Это относится и к несуществованию вины <4>. ——————————— <4> «Единство следствия и суда — также характерный признак инквизиции. Жесткая связь процедуры, протекающей в недоступных пониманию простого смертного алхи… простите, биохимических лабораториях, с решением о немедленном отстранении или дисквалификации спортсмена, публично и бескомпромиссно боровшегося за победу, это ли не инквизиция?.. Почему сначала и быстро «казнят», а разбираются (если поступили протесты) — потом?» Никитаев В. В. Указ. соч. Руководитель Антидопинговой комиссии Олимпийского комитета России профессор Н. Дурманов полагает, что метод тестирования дарбопоэтина на данной Олимпиаде использовался впервые и что проверять атлета методом, о котором ничего не известно, который «появился позавчера ночью», — это беззаконие. См.: Шпиз Е. Указ. соч. Более того, иск российской стороны, поданный в международный суд в Лозанне, как сообщил Н. Дурманов, основан на том, что применение дарбопоэтина Лазутиной и Даниловой не доказано. — Прим. В. Никитаева.

3. Целостность сферы спорта, «интервенционистские» процессы и вопрос о профессиональных компетенциях

В сферу спорта проникают не только наука и медико-фармакологическая индустрия. В нее врываются, нарушая ее целостность, охватывая и грозя поглотить, различные процессы, связанные со средствами массовой информации. Причем речь идет сразу о нескольких рынках, для которых СМИ являются полем, на котором разворачивается конкурентная борьба: новостей, досуга и рекламы. Новостью или «информационным поводом» может стать любое событие в сфере спорта — как спортивное, так и околоспортивное — в том числе и упомянутые скандалы по поводу судейства, допинг-контроля и т. д. Зрелищный характер «большого спорта», заставляющий вспомнить гладиаторские бои в Древнем Риме, порождает борьбу между СМИ за зрительское внимание, за распределение времени, проводимое болельщиками у телевизора. Причем как новости, так и зрелища в значительной степени служат лишь средствами борьбы за доходы от рекламы. Рекламная индустрия вторгается в сферу спорта не только через конкуренцию между телерадиокомпаниями, но и напрямую: звезды спорта оказываются первоклассными «рекламными носителями» (в том числе и для медико-фармакологических компаний). Кроме того, увязывая продвижение своих брендов с демонстрацией спортивных соревнований, крупным корпорациям очень удобно закреплять в сознании своих потенциальных покупателей приверженность к связанному с этими брендами образу жизни. В тот момент, когда «большой спорт» оказывается — с помощью СМИ и рекламно-маркетинговых технологий — в поле конкурентной борьбы крупных корпораций, беспристрастность судейства оказывается под угрозой. Состязание звезд спорта оказывается символически нагруженным: ведь на арене спортивной борьбы соревнуются уже не просто спортсмены, но и носители определенных брендов, то есть в конечном счете владельцы этих брендов. Еще ярче подобная ситуация проявляется в контексте международной конкуренции (за которой могут стоять самые различные национальные интересы — от геополитических до банальной поддержки «своих» компаний). В данном случае спортсмен — носитель уже не бренда, а «национального престижа» <5>. И как показывает пример истории с судейством соревнований по фигурному катанию, СМИ определенной группы стран способны — не сговариваясь! — развернуть беспрецедентную кампанию давления на судей, на спортсменов других стран, на Международный олимпийский комитет. При этом принципы «спортивного права» оказываются под сомнением: можно ли говорить о «равных стартовых условиях» в ситуации, когда у кого-то явный перевес в средствах информационной войны? ——————————— <5> Если изобразить ситуацию несколько карикатурно, то «национальный престиж» страны можно измерять прибавкой в цене, которую получает стоимость бренда или капитализация компании из данной страны по сравнению с точно таким же брендом или компанией из «страны X». Как тут не вспомнить незабвенный для всех рекламщиков «обычный порошок»!

Описанные «интервенционистские» процессы, угрожающие целостности сферы спорта, заставляют переосмыслить вопрос о профессиональных компетенциях. В связи с этим вспоминаются комментарии ряда российских СМИ по поводу истории со снятием российской команды с соревнований в лыжной эстафете, содержащие обвинения в адрес тренеров: дескать, в тот момент, когда у Ларисы Лазутиной брали анализ на допинг и чиновники принимали решение, тренеры занимались исключительно снаряжением и лыжней… Возникает вопрос: а входит ли это в компетенцию тренеров? И можно ли считать «компетентным» руководство отечественного Олимпийского комитета — несмотря на то, что каких-либо формально-правовых оснований говорить о несоответствии этих людей занимаемым должностям вроде бы нет? Для того чтобы разобраться с поставленными вопросами, вспомним о том, что в конституционном праве компетенция органа власти раскрывается через его предметы ведения. Используя это как метафору, можно спросить: а входят ли рассмотренные выше «интервенционистские» процессы в перечень предметов ведения наших тренеров и функционеров Олимпийского комитета? Будучи вполне профессиональными исполнителями своих ролей в сфере спорта, рассматриваемой как самодостаточная, ведают ли они об этих процессах, обладают ли необходимым горизонтом понимания порождаемой этими процессами сложной реальности, осведомленностью, способностью защищать интересы своих подопечных и национальные интересы страны? <6> ——————————— <6> По мнению Г. Г. Копылова, «возврата к «честной игре» уже, увы, нет и не будет». Потому что «мы (как это ни непривычно и, может быть, даже тошно) живем уже в таком мире, в котором структуры интерпретации доминируют над структурами деятельности, рамки — над «ядром». Не связано ли глобальное отставание России с непониманием именно этого обстоятельства, и не здесь ли следует сосредоточить главные усилия?..» Мы никак не можем понять, что «мир уже устроен по-другому: побеждает не толковое, а раскрученное, не уникальное, а приемлемое, не штучно-гениальное, а технологизированное. Не гамбургский счет, а продаваемый результат. Не победа главное — главное медаль, да еще и «сертифицированная»: экспертами, общественным мнением, «цивилизованным человечеством» («золотым миллиардом»?)». У нас же пока «если и тренируют — то спортсменов, но не людей, готовых отстаивать выгодные нам стандарты судейства, готовых работать в квалификационных комиссиях судей, готовых участвовать в процессах сертификации и лицензирования, готовых пиарить любое микроскопическое достижение».

…Да, очень похоже на то, что «большой спорт» в целом и олимпийское движение в частности глубоко больны. Однако, к сожалению, в данном случае мы не можем доверить лечение современной медицине. И многое говорит за то, что терапия здесь должна быть в первую очередь логико-методологической. Во вторую — юридической, памятуя, впрочем, о том, что без наступления этой второй очереди и первая останется не более чем «мозговыми страданиями». Ибо можно согласиться с Г. Г. Копыловым в том, что, когда внешние процессы захватывают сферу спорта, задавая для нее новые рамки, эти рамки начинают доминировать над «ядром», т. е. структурами собственно спортивной деятельности. Но трудно мириться с тем, что возврата к «честной игре» уже не будет, если, конечно, верить в то, что одной из необходимых рамок как для спортивной деятельности, так и для разворачивающихся вокруг нее «метаигр» может и должна быть рамка права. По-видимому, не в последнюю очередь прописанная нами сфере спорта логико-юридическая терапия должна иметь образовательные формы. Ибо если в ближайшие годы не подготовить тренеров, спортивных врачей, чиновников, юристов, «пиарщиков» и т. д., способных работать «на стыке» разных сфер и действительностей и, защищая интересы спортсменов и национальную гордость страны, восстанавливать тем самым рамку права о возврате к «честной игре» действительно придется забыть.

——————————————————————