——————————— <1> Печатается по: Вестник государственного контроля. 1941. N 10. С. 47 — 53.
Переиздаются воспоминания С. Слободчикова, служащего Государственного контроля, в обязанности которого входило проведение ревизий и контрольных мероприятий на императорском военном флоте. Воспоминания содержат ценную информацию о проведении ревизий в армии и на флоте в России на рубеже XIX — XX вв.
Ключевые слова: Государственный контроль в Российской империи, история финансового контроля, органы финансового контроля.
State control on naval ports S. Slobodchikov
This paper is republished memories by S. Slobodchikov, state officer of the State Audit, whose responsibilities included performing audits and control measures on the imperial navy. Memories contain valuable information about the audits of the army and navy in Russia at the turn of the XIX — XX centuries.
Key words: state control in the Russian Empire, the history of financial control, financial control bodies.
В 1907 году я поступил в департамент военной и морской отчетности Государственного контроля и был направлен в качестве помощника ревизора в фактический контроль Петербургского военного порта. Заведующий контролем счел долгом прочитать новичку напутствие. Он предупредил, что фактический контроль — дело трудное. Государственный контроль должен проверять счет, вес, меру материалов, целесообразность различных хозяйственных операций. Контроль не вправе высказывать мнение о технической стороне дела. «Качество, говорил он, — не наше дело. Пусть им занимается экспертиза — инженеры-специалисты. Мы должны лишь следить за испытанием, чтобы все делалось так, как указано в договоре, и удостоверять полученные при испытании результаты, их соответствие требованиям договора или приложенным к нему техническим условиям. Допускать отступления от них не имеем права». Затем заведующий контролем позвал младшего ревизора и сказал, что он назначает меня на проверку рабочей силы, поставляемой подрядчиком. — Вам придется много побегать и ловить подрядчика на каждом шагу, — предупредил меня младший ревизор. — Наряды будут на руках у десятников, и по ним вы проверите количество рабочих и подвод — вот и все. Как видите, дело не очень сложное. На другой день моей работы в порту я приступил к ревизии. Обходил порт, справлялся у десятников, какой наряд дан на работу, смотрел наряд, устанавливал число рабочих по наряду и фактическое, что часто не совпадало. Все замеченное я заносил в свою книжку и в конце месяца составил справку, из которой следовало, что подрядчик преувеличивал и число рабочих, и число подвод. Правда, на нарядах я никаких отметок не делал, но мои наблюдения совпадали с действительностью и потому никого не удивили. Младший ревизор их даже не стал проверять, подписал запрос и передал на подпись заведующему контролем. Затем моя справка пошла в бухгалтерию. Но все упустили из виду мою неопытность, которой ловко воспользовались портовые дельцы. Увидев, что я не знаю ни территории, ни названий зданий и мастерских, десятники, а иногда и содержатели мастерских, нарочно говорили мне неверные номера нарядов, подсовывали наряды не на те работы и не по тем частям территории, которые я проверял. Копий же нарядов я из бухгалтерии не взял, хотя она мне их и подготовила. Словом, в моей справке оказалась сплошная путаница. Отношение и справку бухгалтерия вернула (по знакомству) заведующему контролем без ответа, а подрядчику уплатила всю сумму предъявленного счета. Заведующий вызвал меня, и взамен ожидаемой мной похвалы я получил солидный нагоняй. Заведующий сказал, что только благодаря хорошим отношениям с бухгалтерией его запрос с моей справкой вернули без всякого опорочивающего контроль письма. Он указал, что такие письма и справки дискредитируют контроль. Авторитет контроля и контролеров основывается на точности, на том, что они не полагаются на слово и все проверяют. Затем заведующий дал распоряжение, чтобы мне из бухгалтерии приносили копии нарядов. Младший ревизор показал мне территорию порта, растолковал названия мест, складов и мастерских и указал, где и какие работы примерно производятся. Следующие мои месячные справки давали право накладывать значительные начеты и предупреждали переплаты подрядчику. Вскоре я получил назначение в Севастополь, в местный контроль военно-морского порта. Состав портовой конторы в смысле честности и порядочности оставлял желать лучшего. Судебные процессы вскрыли много преступлений: взяточничество, плутовство и пр. На моей обязанности лежала документальная ревизия. Отчетность состояла из двух групп документов: отчетности судов флота и отчетности портовой. Контроль порта должен был ревизовать последнюю, а документы, подлежащие ревизии департамента (судовая отчетность), должны были проверяться только с точки зрения их полноты и затем направляться при реестрах в департамент военной и морской отчетности Госконтроля. В этой отчетности обращали на себя внимание: сдача имущества с судов для исправления; сдача имущества с судов за ненадобностью или негодностью, пересылка имущества из других портов, перечисление имущества в низшие категории. Изделия из мастерских сдавались на склады нередко на значительные суммы. Среди них было немало изделий, выполненных по заказам судов с большим запозданием, почему суда, уходя в плавание, или получали те же изделия в других портах, или приобретали их в местах стоянки готовыми. Невзятые же вещи, пролежав некоторое время в складах, перечислялись в лом или утиль. Отсюда расход на снабжение судов различными вещами и оборудованием всегда во всех портах был очень велик. Другую категорию изделий, сдаваемых мастерскими на склад, составлял скрытый брак, то есть изделия мастерских, не взятые судами потому, что по своим размерам или по качеству они не отвечали требованиям заказа. Но бракованными их не признавали. Вследствие этого мастерские тоже сдавали такие предметы в склад как «не взятые судами», умалчивая, конечно, о причинах, по которым вещи не были приняты судовыми приемщиками. Все эти причины можно было выяснить лишь через судовых приемщиков или через содержателей складов; мастерские же, понятно, молчали. Суда сдавали вещи для исправления по двум причинам. Первая — необходимость исправить вещь. Однако командование судов особенно на исправлении не настаивало, так как предпочитало получать новые вещи. Порт же на это охотно шел, почему и с этой стороны расход по плаванию судов сильно повышался. Вторая причина — криминального свойства. Судовые чиновники так запутывали приходо-расходные книги судов, что по ним было трудно что-либо установить. Они записывали наименование в приходо-расходных книгах не согласно тексту инвентаря, а кратко и часто неточно, при проведении записи по приходо-расходным книгам не делали ссылки на статьи инвентаря или путали эти статьи. То же самое и в накладных. Судовые приходорасходчики не согласовывали их с приходо-расходными книгами при инвентарях. Все это привело к страшной путанице и злоупотреблениям: подмене и простым хищениям вещей. Чтобы при этом замести следы своих махинаций, чиновники судов старались подмененную вещь сбыть в порт под видом вещи, сданной из-за дефекта, за ненадобностью. В порту вещи принимались без всякой проверки, т. к. там никто судовым инвентарем и убытками флота не интересовался. Да и в складах порта, в мастерских и на дворах было столько навалено всякого рода вещей, что разобраться в них не было никакой возможности. Как мало заботились судовые приемщики и сдатчики о вещах, сданных для исправления, и как мало внимания обращал порт на эти вещи, показывают следующие данные: с 1911 по 1913 год в Севастопольский порт было сдано с судов разных вещей для исправления на 430 тыс. руб., и ни одна из этих вещей к 1914 году не была исправлена. Стоимость имущества, сдаваемого судами за ненадобностью или за негодностью, тоже составляла значительные суммы. Никто таким инвентарем не интересовался; для сдачи вещей нужно было лишь распоряжение судового начальства. Контроль же права входа на суда и проверки на судах имущества не имел. Вследствие этого контроль не имел возможности расследовать причины приведения предметов в негодность и причины появления на судах ненужных вещей. При сдаче негодного и ненужного имущества, как и при сдаче вещей для исправления, допускались массовые злоупотребления. Все это происходило потому, что в основном в военно-морском флоте никто не отвечал ни за какие убытки. Портовой контроль и департамент военной и морской отчетности Госконтроля не раз поднимали вопрос о громадном количестве вещей, сдаваемых с судов, и о миллионных убытках, но были бессильны что-либо предпринять до введения контроля на судах флота. Обращала на себя внимание и пересылка вещей из одного порта в другой. Так одно время большинство материалов и вещей, заказываемых в централизованном порядке Главным управлением кораблестроения и снабжения для периферийных портов, поступало от поставщиков в Петербургский порт и оттуда уже рассылалось по другим портам. Это вызывало большие излишние расходы. Государственный контроль обратил на это внимание Морского ведомства и потребовал изменения порядка снабжения судов инвентарем и оборудованием. Только после этого Морское ведомство в значительной степени сократило двойную переброску, и заказанные предметы с заводов стали прямо направлять в соответствующие порты. Нередко предметы, заготовляемые централизованным порядком Главным управлением кораблестроения и снабжения, оказывались некондиционного качества. Однако приемочные комиссии под давлением морского начальства их все же принимали. Но так как для дела они не годились или суда не соглашались использовать их, то чтобы скрыть убытки от таких заготовок и избежать начетов, или, вернее, переписки по ним, Главное управление стремилось переброской из порта в порт замести следы. Вещи и материалы блуждали из порта в порт, пока мало-помалу не расходились, частью употребленные в дело, частью же выброшенные за непригодностью в море. Так, мною в 1909 году в Севастопольском порту было расследовано дело о закупленных за границей агентами Морского ведомства мясных консервах. Эти консервы при освежении складов неприкосновенных запасов в Америке были проданы русскому Морскому ведомству. Судя по датам, стоявшим на банках, они и там уже полежали года три-четыре, и часть их испортилась. Несколько тысяч банок консервов из Америки было направлено в Либавский порт. Там их не захотели брать на суда. Тогда консервы переслали в Севастополь, но в Севастополе удалось сбыть на суда только небольшие партии, а более значительную часть пришлось уничтожить. Все же в порту, в складах, оказалось немало этих консервов. Тогда оставшиеся тысячи банок по распоряжению центра снова перебросили в какой-то крупный порт. Так они объехали почти все военные порты. По этому поводу завелась переписка департамента с Морским ведомством, которая, как это и бывало часто, ни к чему не привела: виновных не нашлось. В севастопольских складах негодного и ненужного имущества, требующего перечисления в низшие категории, найдено было на 2 — 3 млн. руб., причем в одном складе найдены девять новых чугунных турбин стоимостью в 52 тыс. руб., в которых никто не нуждался. Они были присланы из другого порта. По всем этим фактам контроль порта возбуждал переписку, докладывал департамент, но добивался очень немногого. Заведующий контролем назначил меня старшим помощником ревизора и поручил проверку мастерских во время отпуска работника, занимающегося этим делом. Структура мастерских была такова: во главе мастерской стоял заведующий, или, как тогда говорили, содержатель мастерской (мастер). У него был иногда помощник, затем шли рабочие разных специальностей и общие рабочие для уборки мастерской, для перетаскивания тяжестей и пр. В качестве ближайших руководителей рабочих и надзирающих за выполнением работ в каждой мастерской имелись указатели (бригадиры). Содержание их обычно относилось на общие расходы, и только при больших работах, когда указатель всецело был занят определенным заказом, содержание его относилось за счет этого заказа. Кроме них, в мастерских были еще кладовщик и конторщик для ведения табелей. Все же счетоводство по мастерской было централизовано и велось в бухгалтерии. Там были рабочие журналы, счета работ и пр. У каждого станка был приколот номер наряда и написана та работа, которую выполнял мастеровой. Зайдя в мастерскую, можно было по табельной доске определить, какой рабочий стоит на какой работе, а у рабочего места можно было убедиться, что мастеровой выполняет действительно ту работу, какая показана в наряде. Наблюдение за рабочей силой заключалось в том, что я убеждался сперва в спуске в мастерскую всех прошедших через бухгалтерию нарядов, затем проверял, стоит ли рабочий на соответствующем наряде и выполняет ли показанную в наряде работу, правильно ли разносится рабочая сила по счетам, верно ли начисляются накладные проценты цеховые и общие. Контролировал я также, на те ли наряды получается материал, на которые он выписывается, сдаются ли остатки и учитывается ли эта сдача в нарядах. В кладовой контролю подлежали хранящиеся изделия и полуфабрикаты, выяснялись причины их накопления. При сдельной работе приходилось выяснять с мастером основание расценок, а также выполнение работ, согласно условиям задельной записки, удостоверить браковку работы с установлением ее причин. Все это значительно снижало стоимость работ и вело к упорядочению счетов. О том, насколько снизилась стоимость работ после перенесения счетоводства из мастерских в бухгалтерию, видно из следующих данных по петербургскому порту. Для установки корпуса лодки «Грозящий» до введения фактического контроля требовалось на один пуд металла 4,5 рабочих дня; после введения фактического контроля на установку одного пуда металла при сооружении корпуса лодки «Гремящий» нужно было всего два с половиной рабочих дня. Установка пуда металла на корпус броненосца «Сысой великий» под наблюдением фактического контроля обошлась в 1 руб. 28 коп., в то время как установка пуда металла на «Гангуте» до введения контроля стоила 3 руб. 6 коп., то есть работа при фактическом контроле удешевлялась почти в 2,5 раза. Много недоразумений было с приемом леса, угля и разного рода оборудования: машин, станков, автомобилей и пр. При приемках велись длительные переговоры, принять или не принять поставленное, если обнаруживались неполадки, а если принять, то какую следует сделать скидку. В тех случаях, когда в акте приемки указаны были разногласия комиссии с представителем контроля, весь материал передавался заведующему контролем и вызывался контролер, присутствовавший при приемке. После его доклада заведующий контролем шел согласовывать вопрос с командиром порта, а если согласия при этом достигнуто не было, то вопрос передавался на разрешение главного командира порта. Если и у него не удавалось достичь соглашения, то весь вопрос направлялся в департамент военной и морской отчетности Государственного контроля и решался департаментом с Морским ведомством. Вскоре меня направили в приемочную комиссию для участия в приемках угля. Ни по одной операции не было столько судебных процессов, как по поставкам угля. От контролеров требовалась особая внимательность при испытаниях угля. Заготовка угля была централизована, и уголь в Севастопольский порт приходил по контрактам, заключенным главным управлением кораблестроения и снабжения. Для Балтийского флота заготовлялся главным образом английский уголь, тогда как для Черноморского с 1896 года поставлялся почти исключительно отечественный уголь — донецкий (россыпью или в брикетах). Технические условия на уголь были довольно строгие. Их несколько раз изменяли по требованию углепромышленников, но все же они оставались нелегкими. В акте от 20 декабря 1910 года приемочная комиссия даже писала, что технические условия на некоторые сорта угля представляют «явную и невыполнимую несообразность». Поэтому приемочные комиссии вынуждены были, при строгости технических требований, или совсем отказываться от приема угля, или принимать уголь некондиционного качества, порой принимался заведомый брак. Представителям Государственного контроля приходилось держаться тактики самого строгого соблюдения технических условий. Русские угли более, чем иностранные, требовали к себе внимательного отношения, так как они были мало изучены. Доброкачественных углей иногда не хватало, и шахтовладельцы, чтобы не терять поставок, смешивали недоброкачественные угли с кондиционными или старались под маркой доброкачественных углей сдавать угли неполноценные, не всегда пригодные во флоте. В последнем случае от контроля порта требовалось особое внимание, т. к. при этих поставках имели место иногда злоупотребления. Мне пришлось присутствовать при испытании угля на шлак: при испытании угля в топке котлов на портовом судне «Поповка» и на грохотовке <2>. Я убедился, что при этих несложных испытаниях многое зависит от кочегара, оттого, как он подбрасывает уголь и прочищает колосники <3>, и от грохотовщика, как кидает он уголь. Поэтому от контролера требуется неослабное наблюдение за кочегаром и за грохотовщиком, чтобы избегнуть надувательства. Поставленный при мне уголь оказался кондиционного качества, и особых трений с поставщиком не было. ——————————— <2> Грохотовщик — специалист, работающий на дробильно-сортировочном оборудовании. (Возможно, здесь грохотовщик отделял крупный уголь от мелкого.) Грохотовщик осуществляет грохочение (рассев) на ситах (грохотах). — Примеч. редактора. <3> Колосник — чугунная решетка в топках для прохода воздуха. — Примеч. редактора.
Участвовал я и в срочной приемке угля судами флота с бортов пароходов. Эта приемка наиболее ответственна. Уголь принимался после испытания, проведенного на месте отправки. Я стоял у весов и записывал вес за весом. Потом все мною суммировалось. Погрузка шла почти сутки. Результаты взвешивания сверялись с коносаментами, и таким образом устанавливался окончательный вес принятого угля. Почему важно было тщательное взвешивание? Приведу один случай, послуживший вместе с другими криминалами основанием для введения в порту фактического контроля (о нем мне рассказали портовые служащие). При ревизии документов Черноморской эскадры в Севастопольском порту Государственный контроль обратил внимание на то, что на броненосце «Синоп» в 1895 году угля было израсходовано на 100 — 110% больше, чем в 1892 году при одинаковых условиях и числе дней, при том же числе оборотов машины, но при другом механике. На запрос Государственного контроля Морское ведомство довольно резко ответило, что «уголь выписывался не по усмотрению судового механика, а по действительной потребности», перерасход же произошел от неопытности кочегаров, от плохого качества угля и т. д. — словом, как всегда, нашлось много причин. Однако Морское ведомство само забеспокоилось, тем более что получило анонимные доносы с судов. Было произведено расследование, и оно показало, что суда флота в 1895 году и в последующие годы принимали уголь непосредственно от поставщиков, с бортов пароходов, причем в меньшем против показанного в накладных количестве. Квитанции же выписывались судовыми механиками на полное количество. Нехватка угля потом покрывалась излишне выведенным по судовой отчетности расходом. Это, конечно, делалось не без вознаграждения со стороны поставщиков. Мне пришлось также участвовать в приемке бревен. Приемочная комиссия намеревалась принять бревна без детальной рассортировки, в куче. Я отказался, и приемка была произведена с подробным осмотром бревен, причем был установлен определенный процент брака. При приемке бревен в кучах бывает трудно по одним торцам установить, удовлетворяют ли они техническим требованиям. Бревна нужно тщательно осмотреть. Старые контролеры однажды рассказали интересный случай, произошедший с одним из них. В 1901 году, т. е. до введения контроля в портах, содержатель мастерской (на коммерческих правах) поставлял в порт лес для палубных досок. Дело шло благополучно вплоть до появления контроля: бревна всегда сходили за первый сорт и принимались комиссией без всяких задержек. Но в начале 1902 года последняя партия бревен принималась уже с участием представителя контроля. Приемочная комиссия хотела и на этот раз принять лес в кучах, без сортировки, признав его по-прежнему первосортным. Но представитель контроля не согласился и потребовал детального осмотра бревен. Вопрос был передан на решение высшего начальства, которое вынуждено было согласиться с требованием контроля. Однако, пока длились переговоры и получено было согласие на переосвидетельствование бревен, их расходовали. Едва осталась одна треть. И все же оставшиеся бревна удалось переосвидетельствовать в присутствии представителя контроля. Оказалось, что «первосортный» лес, за который принимались бревна и уплачивались большие деньги, следует перечислить в низшую категорию. Не имея возможности проверить бревна предыдущих поставок, контролер получил отзывы о выпиленных из них палубных досках, причем оказалось, что значительная часть досок, как сделанная из бракованного леса, была негодна для покрытия палуб. Приходилось производить приемку материалов и на местах изготовления изделий. Я участвовал в приемке сортовой стали на Днепропетровском и Макеевском заводах и водогрейных трубок в Сосновицах, на заводе Ренара. Прием металла был ответственным делом, т. к. металл и трубки шли для ремонта основных частей военного флота. Нужно было быть особенно требовательным в соблюдении условий испытания и точным в заверении их результатов. При приеме металла сперва отбираются от партий пробы и штемпелюются особыми штампами, имеющимися всегда у представителя Государственного контроля. Нужно при этом не только ограничиваться штемпелеванием, но и проследить, чтобы планки на разрыв и на сгиб брались именно проштемпелеванные контролером, т. к. нередко были случаи подмены образцов. Так Мариупольский завод доставлял в Севастопольский порт сталь с отрезанными для испытания образцами. Сталь всегда выдерживала испытание. Завод был большой, фирма известная, и такая услужливость не вызывала ни в ком подозрений. Но однажды представитель Государственного контроля потребовал, чтобы образцы отрезали от доставленной партии при нем. Это было сделано, и оказалось, что сталь испытаний не выдержала. На Макеевском заводе при испытании на сгиб сталь и в холодном, и в накаленном виде давала часто не только трещины, но и прямые разрывы. Образцы были настолько характерны, что я просил мне их запаковать для показа молодым контролерам. На последнем заседании приемочной комиссии у меня возник спор с ней. Я стоял за забраковку партий, не выдержавших испытаний, а вся комиссия — за принятие всей партии целиком. В порту, когда вопрос решался командиром порта совместно с заведующим контролем, председатель комиссии стал уверять, будто при сгибах не получилось никаких трещин, а было сползание случайно приставшей пленки и я, по моей некомпетентности, принял это за трещины. Это была явная ложь. Заведующий контролем пришел в смущение: хоть назначай испытание партии снова! Комиссия в акте умолчала о трещинах, и о них говорилось лишь в моей надписи. Вот тогда-то и помогла моя коллекция образцов. Я принес образцы со штемпелями моими и комиссии, с отметками, к какой партии тот или иной образец относился. Командир порта и заведующий контролем убедились в негодности стали. Приемка водогрейных труб в Сосновицах на заводе Ренара производилась путем испытаний, подобных испытаниям металла, и кроме того — на раструб. Труба у краев развертывалась в довольно большой раструб. По техническим условиям, на трубе не должно быть никаких трещин. Все обычные испытания трубы выдержали, но трещины при раструбах все же получились, правда, небольшие. Представитель завода уверял, что труб, которые не давали бы таких малозаметных трещин, на свете не существует. Его поддерживали председатель и все члены комиссии и просили не делать надписи на актах, но я все же счел необходимым отметить это. Я имел в виду, что на заводе проведение испытаний поручается особо опытным специалистам и потому при проделывании тех же операций обыкновенным мастеровым в процессе работы результаты могут получиться значительно хуже. Кроме того, водогрейные трубы — настолько ответственная вещь, что всякий дефект в них может серьезно отразиться, когда они будут употребляться в дело. Моя осторожность была не напрасна. Большая часть трубок, принятая ранее без возражений со стороны контролера, при употреблении в дело оказалась негодной. Мне временно пришлось заменить ревизора, контролировавшего строительные работы. Они велись в порту больше всего коммерческим или хозяйственным способом, в пределах утвержденной сметы. Но так как сметы составлялись довольно небрежно, то почти всегда требовались дополнительные работы, не предусмотренные сметой, и перерасход против смет был обычным явлением. Работы в порту обходились довольно дорого, т. к. расценки в Морском ведомстве были очень высокие. Объяснялось это тем, что они составлялись точно по Урочному положению, изданному еще во времена Николая I. При невозможности изменить расценки контроль должен был добиться сдачи работ с подряда. Конкуренция сильно снижала стоимость работ. Затем контроль следил за дополнительными сметами, чтобы они действительно составлялись на работы, предусмотренные основной сметой. От контроля требовалось устанавливать правильность расценок, которые часто зависели от разного рода побочных условий, например земляные работы — от качества грунта. Так как грунт в Севастополе каменистый, то он сильно повышал расценки, и в зависимости от его крепости варьировались и цены работы. Контролеры следили также и за тем, чтобы количество вложенного материала соответствовало количеству, показанному в расценках, например, цена ремонта печей зависела от того, какое количество кирпича нужно было добавлять взамен старого. Работы, которые можно было установить в процессе их выполнения, например глубину фундамента, контроль проверял в процессе кладки. По окончании работ контроль определял качество сооружений. Если оно было плохим, то по настоянию контроля работа переделывалась на счет виновного. Работая в севастопольском портовом контроле, мне пришлось производить проверку складов порта и имущества, отобранного на продажу с торгов. Вследствие переполнения складов нужное, ценное имущество хранилось небрежно и иногда за неимением места в складах мокло под дождем, ржавело, гнило, портилось. Счетоводство велось небрежно, и при проверке постоянно получались нехватки или излишки не только материалов, но и вещей. При проверке в 1910 году складов минно-артиллерийского городка Севастопольского порта в складах заряженных и незаряженных мин был обнаружен излишек мин на 193 тыс. рублей. Конечно, содержателя склада, по требованию контроля, привлекли к ответственности. Много имущества, не попавшего в хранилища, находясь под открытым небом, портилось и становилось никуда не годным. Так, на Севастопольских площадках было обнаружено боевое боновое <4> заграждение, которое из-за неудовлетворительного хранения пришло в полную непригодность: сосновые звенья были изъедены червями, сети покрылись глубокой ржавчиной и частью изорвались, лееры <5> у стального троса были порваны. В таком же состоянии найдено было и сетевое заграждение судов флота, также валявшееся на дворе. ——————————— <4> Бон (боновые заграждения) — плавучие заграждения, служащие для ограничения распространения чего-либо по поверхности воды. — Примеч. редактора. <5> Леер — трос, поручень, ограждение. — Примеч. редактора.
Произведенная мной совместно с помощником ревизора проверка имущества обнаружила большие излишки и недостачи, хранение многих ненужных вещей со времен Екатерины II. Ревизию складов производили обыкновенно таким порядком: в первый день просматривались книги, и под последней записью проводилась красная черта. Если отпуск можно было задержать, то он задерживался (при кратковременной проверке). Если же проверка была длительной, то отпуск совершался в присутствии контролера. Проверялся или один какой-нибудь материал, или группа вещей, или же определенное помещение, если в нем хранились отдельно какой-нибудь материал или группа предметов. Если же проверялся весь склад в целом, то проверку вели по отсекам. По окончании рабочего дня склад опечатывался контролером и утром им же открывался. Кроме печати контролера, накладывалась и обычная печать портовой администрации. Проверка больших складов длилась порой месяц и больше. К таким проверкам портовая администрация относилась дружелюбно и охотно помогала нам. Проверка помогала администрации выявить имущество, которое она часто не знала. Приведу пример из практики контроля Николаевского порта. В Николаевском порту строился корабль «Евстафий». Однажды работы остановились из-за нехватки некоторых инструментов. Между тем эти инструменты в большом количестве находились на складе, а порт о них и не знал. Выручил контроль, который благодаря проверкам лучше был ознакомлен со складами и напомнил об этих инструментах. О трудностях работы контролеров в те времена можно судить по такому, например, факту. Один из помощников ревизора севастопольского контроля работал в приемочной комиссии. Он оказался очень строгим контролером, и с подрядчиками у него были постоянные конфликты. Однако контролер оставался всегда прав. Он хорошо знал материалы и особенно лес и часто его браковал. Лес поставлял основной подрядчик порта. Вскоре о нашем строгом контролере поползли слухи как о взяточнике. Они поползли из конторы порта, но никаких фактов не было. Затем, спустя некоторое время энергичного контролера департамент перевел в другой контроль. Контролеры не знали причины перевода и очень удивились. И только спустя несколько лет эта история разъяснилась. Оказалось, что его в свое время долго уговаривали и портовые чиновники, и поставщики, и члены приемочной комиссии, но он только становился строже. Заведующий контролем тоже на уступки не шел и не хотел его заменить другим. Тогда решили устранить нежелательного контролера иным способом. Контролер ежедневно посещал одну кофейню. Однажды поставщик леса, больше всех страдавший от строгости ревизора, отправился с фотографом к кофейне, где отдыхал ревизор. Спрятав фотографа в засаду, он направился к контролеру и попросил его разменять 50 рублей. Ничего не подозревая, контролер, только что получивший жалованье, согласился, и в тот момент, когда поставщик леса передавал ему бумажку для размена, фотограф запечатлел контролера, протягивающего за ней руку. Фотографию отправили в департамент генерал-контролеру со ссылкой на то, что о взятках контролера уже ходят нехорошие слухи, и чтобы доказать достов ерность этих слухов, доброжелатели департамента решили удостоверить передачу взятки контролеру фотографией. И только потому, что департамент не имел никаких сведений, аттестующих контролера с дурной стороны, — наоборот, начальники строгого ревизора давали ему хорошую аттестацию преданного своему делу человека, — департамент решил ограничиться тем, что перевел его в другой контроль и там поручил начальнику его проверить. Так и закончилась история со строгим контролером. Поставщики добились своего: его убрали.
