(Сафуанов Ф. С., Харитонова Н. К., Русаковская О. А.)
(«Юридическая психология», 2009, N 1)
ЗАРУБЕЖНАЯ ПРАКТИКА УЧАСТИЯ СПЕЦИАЛИСТОВ — ПСИХОЛОГОВ
И ПСИХИАТРОВ В СУДЕБНЫХ СПОРАХ О ДЕТЯХ
Ф. С. САФУАНОВ, Н. К. ХАРИТОНОВА, О. А. РУСАКОВСКАЯ
Сафуанов Ф. С., доктор психологических наук, профессор, руководитель лаборатории судебной психологии Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского.
Харитонова Н. К., доктор медицинских наук, профессор, руководитель отдела судебно-психиатрической экспертизы в гражданском процессе Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского.
Русаковская О. А., младший научный сотрудник отдела судебно-психиатрической экспертизы в гражданском процессе Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского.
Семейное законодательство является относительно недавно появившимся феноменом гражданского судопроизводства, в котором совершенно особое место занимают споры о воспитании и месте проживания детей при раздельном проживании родителей. Краеугольным камнем в решении подобных дел является установление интересов ребенка — единственного критерия, которым суд должен руководствоваться при разрешении семейных споров. Однако ни в одном из законодательных актов нет каких-либо достаточных разъяснений по вопросу о том, что такое интересы детей и «при каких условиях они могут быть признаны обеспеченными» (Ильина О. Ю. 2006. С. 21, 175). С точки зрения психологии в интересах ребенка — жить в дружной полной семье и воспитываться обоими любящими родителями. В то же время наиболее травматичным для ребенка является вовлечение его в семейный конфликт. Именно поэтому сама юридическая система с ее подходом к разжиганию конфликта является по своей сути чуждой для семьи и «интересов ребенка». При этом суд может способствовать разжиганию конфликта не своими решениями, а той манерой, с которой решение принимается. Суд является для участников источником морального давления, особенно с учетом того, что участники эмоционально подавлены, находятся в стрессовой ситуации и их самооценка зависит от окружающих. Для участников в суде драматическим образом решается вопрос, кто прав, кто виноват (Johnston and Roseby, 1997). Как писал Б. П. Никонов, суд «как бы чувствует, что эти дела совсем не к лицу ему и не ко двору. Суд, привыкший иметь дело с формальными засвидетельствованиями прав и с отношениями чисто вещественного характера, путается и приходит в смущение, когда перед ним предстает семейная жизнь с ее горестями и требованиями, совершенно далекими от какого-либо юридического формализма. Суд действует в таких делах с неловкостью и неуверенностью близорукого человека» (Никонов Б. П. 1911. С. 61 — 62). Нормы СК РФ предусматривают различные способы выявления судом интересов ребенка: непосредственно мнение ребенка, опрос в суде родителей и свидетелей, заключение органа опеки и попечительства. Также для выявления интересов ребенка судом могут быть привлечены специалисты в области психологии и психиатрии. В гражданских делах, связанных с защитой прав и интересов детей при расторжении брака, раздельном проживании родителей, целесообразно применение специальных психологических и медицинских (психиатрических) знаний для того, чтобы максимально учесть психическое и психологическое состояние ребенка; привязанность ребенка к каждому из родителей; отношения, существующие между каждым из родителей и ребенком (Вострокнутов Н. А., Харитонова Н. К., Сафуанов Ф. С. 2004). В нашей стране лишь в последние несколько лет активно разрабатывается новый вид комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы в гражданских делах, связанных с защитой прав и интересов детей при расторжении брака, раздельном проживании родителей. За рубежом участие специалистов психологов и психиатров в семейных спорах, затрагивающих интересы детей, имеет более длинную историю и распространено очень широко. В связи с этим представляется необходимым изучение зарубежного опыта участия «специалистов в области душевного здоровья» в судебных спорах о детях.
Рассматривая историю определения места жительства ребенка при разводе родителей, многие авторы подчеркивали, что в ней отчетливо отражаются социальные факторы и особенности времени (Derdeyn, 1976; Mason, 1994; Kelly, 2004). В различные исторические периоды при решении вопросов об опеке судьи руководствовались совершенно различными концептуальными моделями.
Со времен Древнего Рима до XIX в. дети при разводе родителей приравнивались к имуществу и оставлялись с отцом. В начале XIX в. суды приняли концепцию parens patriae, по которой моральным долгом (а затем — и юридическим) было защищать тех граждан, которые не могли защитить себя сами, в том числе и детей. Однако до середины XIX в. опекуном ребенка становился отец, в связи с тем что он имел больше возможностей для финансового обеспечения ребенка. С 1839 г. в Англии право опеки над детьми младше семи лет стало предоставляться матерям (tender years), также они получили право встречаться с детьми семи лет и старше. После достижения ребенком возраста семь лет он передавался под опеку отца (Talfourd Act). В более прогрессивной Америке уже в XIX в. в некоторых штатах родители имели равные права в получении права опеки над ребенком. В конце XIX в., во время индустриальной революции, возрос интерес общества к благополучию ребенка. Поскольку отцы работали на заводах и фабриках, матерям стала отводиться роль основных воспитателей. Развивающиеся представления о важности детского опыта для жизни индивида (во многом благодаря развитию психоаналитической теории) способствовали более частому вовлечению судов в семейные споры, особенно при наличии риска для детей. В этот период изменились и подходы к решению споров об опеке. Наметилась тенденция к предпочтительному оставлению ребенка с матерью, появлению которой способствовали развивающееся феминистское движение и повышение юридического статуса женщин. Примерно с 1920-х годов матери получили преимущественное право опеки над ребенком. Представления о том, что матери более эффективны в воспитании ребенка, получили большую поддержку благодаря психоаналитической теории З. Фрейда, который провозгласил мать самым первым и самым важным любовным объектом ребенка, прототипом последующих любовных отношений. В 60-х годах это предпочтение материнской опеки было максимальным. По мнению Kelly (1994), приняв теорию психоанализа о важности взаимоотношений младенца с матерью, суды стали руководствоваться доктриной «десяти лет», согласно которой маленькие дети оставлялись с матерями. В настоящее время эта установка не изменилась: суды по-прежнему говорят об особых взаимоотношениях ребенка с его матерью и, кроме экстремальных случаев материнской непригодности, маленьких детей до семи лет предпочитают оставлять с матерями (Kelly, 1994).
В последующем в рамках Ego-психологии было показано, что на первом году жизни для ребенка важны отношения с обоими родителями. И в середине 70-х годов наметилась тенденция к равноправию полов при получении опеки (Lamb M. E., 1981). В 1970 г. был принят закон, в котором был провозглашен стандарт «Наилучших интересов ребенка» (Uniform Marriage and Divorce Act). С этого момента решение вопроса об опеке стало зависеть от интересов и потребностей конкретного ребенка и от того, какой из родителей в наибольшей степени сможет их удовлетворить, а не от пола родителя или его прав. Взгляд юристов сместился на детей, делая их центральной фигурой процесса. «Лучшие интересы ребенка» — это то, что наиболее соответствует лучшему развитию ребенка. Однако на практике судами это может пониматься по-разному, начиная от финансовой стабильности до особенностей взаимоотношений ребенка с каждым из родителей.
В своей концептуальной статье Goldstein, Solnit, Freud (1973) указывали на то, что «наилучшие интересы ребенка» — это то, что для этого ребенка является самым хорошим решением, которое должно быть узнано судом. Они предложили использовать понятие «наименьшего из зол», подчеркивая этим, что развод родителей всегда вредит детям, и можно лишь постараться выбрать то решение, при котором вред для ребенка будет наименьшим. Benedek and Schetky (1985) обсуждали в аналитическом обзоре различные решения семейных споров с точки зрения «наилучших интересов ребенка».
Результатом поворота к интересам ребенка и равноправия полов стало появление в начале 70-х годов прошлого века совместной опеки, при которой оба родителя наделялись равными правами на воспитание ребенка и принятие решений, касающихся ребенка (вопросы здоровья, обучения и т. д.). J. Kelly выделял три фактора, которые способствовали широкому распространению в США совместной опеки: во-первых, исследования в области возрастной психологии, убедительно показавшие важность отца для развития ребенка. Во-вторых, изменение гендерных ролей в обществе: все больше женщин стали заниматься трудовой и общественной деятельностью, передавая отцам роль основных воспитателей. В-третьих, многие исследования сообщали об огромном чувстве утраты, которое испытывали неопекающие родители и дети после развода (Wallerstein J. S., Kelly, J. B. 1980).
Некоторое время совместная опека, когда оба родителя имели гарантированно равные права и разделяли ответственность за детей, воспринималась как панацея в преодолении негативных последствий развода. Однако результаты проведенных экспериментальных исследований не свидетельствовали об однозначных преимуществах совместной опеки во всех случаях. Если дети к моменту развода находятся в хорошем психологическом состоянии и у них близкие любящие отношения с обоими родителями, то они выигрывают от продолжения интенсивных взаимоотношений с обоими родителями, которых позволяет добиться совместная опека. Если же отношения между родителями высококонфликтные, нарушены детско-родительские взаимоотношения, у ребенка были проблемы адаптации в прошлом, то нет единой формулы, которая позволила бы сделать более успешной адаптацию ребенка после развода. Некоторым детям необходимы ресурсы обоих борющихся родителей. Другие нуждаются в отделении от оскорбляющего, критикующего, отвергающего родителя или от конфликта между родителями: в этих случаях совместная опека нежелательна. В целом при длительных высококонфликтных отношениях совместная опека часто противоречит интересам ребенка. В таких случаях необходимо способствовать уменьшению конфликта и созданию независимых друг от друга взаимоотношений каждого из родителей с ребенком (Canada, 1998).
Участие психологов и психиатров в решении вопросов об опеке над ребенком, о порядке общения ребенка с отдельно проживающим родителем может иметь место как на досудебном этапе (различные образовательные программы, посредничество, консультирование и психотерапевтическая помощь), так и на судебном этапе в форме экспертизы. По данным Kelly (2000), около 60% разводящихся родителей самостоятельно или на первых этапах психологической помощи приходят к соглашению о порядке участия в воспитании детей и не доходят до судебного решения. За рубежом широко распространены различного рода консультации, образовательные и терапевтические программы для разводящихся родителей.
Одним из первых вариантов предоставления разводящимся родителям психологической и психотерапевтической помощи были различного рода образовательные программы. В некоторых случаях родителям рассылались буклеты, содержавшие информацию о последствиях развода, негативном влиянии на детей конфликтных отношений между родителями, а также ряд советов, каким образом можно уменьшить эти негативные последствия. Согласно результатам исследования Arbuthnot et al. (1996), одно предоставление родителям этой информации существенно повышало интенсивность общения отдельно проживающего родителя с ребенком через год после развода, а также уменьшало напряженность взаимоотношений между родителями. Согласно обзору Geasler and Blaisure (1998) значительно более эффективными оказывались те образовательные программы, которые помимо информации предлагали родителям практические рекомендации, а также те программы, которые проводились в форме тренингов при личном участии родителей, в том числе обучающие тренинги для высококонфликтных семей Johnston et al. (1997), McIsaac & Finn (1999), Baker-Jackson and Orlando (1997). Одной из задач подобных тренингов, которые проводились в форме групп встреч, Т-групп, ролевых игр, было повышение способности родителей к эмпатии, осознание ими того, каким образом ребенок воспринимает развод, как он воспринимает поведение своих родителей. Эффективность тренингов оценивалась спустя полгода, год и через шесть лет после развода. Авторы сообщали, что участники образовательных программ были более способны к сотрудничеству друг с другом, высказывали меньше неудовлетворенности бывшим супругом, у них уменьшился уровень домашней жестокости, они реже обращались повторно в суд.
В то же время некоторые авторы (Stewart, 2001) считали, что оценка эффективности многих из этих образовательных и обучающих программ являлась недостоверной из-за недостаточного количества исследованных клинических случаев, а также из-за того, что авторы не учитывали целый ряд других факторов, среди которых наиболее важный — уровень конфликта между родителями. По данным Geasler и Blaisure (1998), в высококонфликтных семьях образовательные программы были эффективны лишь в единичных случаях. Как писал Г. Фигдор, определенная группа родителей зачастую не может воспользоваться совершенно справедливыми «поучениями» образовательных программ. При переживании психотравмирующей ситуации развода они демонстрируют поведение, обусловленное во многом их бессознательными мотивами. «Неправильное» поведение родителей он рассматривал как защитную реакцию личности. Родители «поступают так, потому что они просто не могут иначе и их кажущиеся «педагогические ошибки» или «фальшивая оценка ситуации» и тому подобное выполняют важную защитную функцию…». А если это так, то консультация, ориентированная на педагогическую необходимость и Супер-эго, останется безрезультатной (Фигдор Г. 2006. С. 218 — 219).
С начала 80-х годов как альтернатива образовательным программам и судебному процессу стало активно развиваться посредничество, целью которого было повышение способности родителей самим принимать разумные решения по поводу их прав на воспитание, посещения и других вопросов благополучного развития ребенка (Фигдор Г. 2006. С. 286). Посредник, которым может быть специалист в области психологии и психиатрии, юрист или социальный работник, участвует в обсуждении родителями основных вопросов об опеке (сколько времени ребенок будет проводить с отдельно проживающим родителем, каким образом будут организованы эти встречи и т. д.). В его задачи входит добиться координации между родителями и конструктивного решения вопросов, касающихся воспитания детей. Janet R. Johnston подчеркивала важное значение посредничества в уменьшении эмоционального конфликта в паре, что помогает родителям стать рациональными, целенаправленными. Johnston и Roseby (1997) указывали, что посредничество было эффективно для тех родителей, которые при помощи посредника могли отстраниться от своих проблем и сфокусироваться на проблемах ребенка. «Родителям трудно прийти к согласию, если они имеют совершенно противоречащее представление о потребностях ребенка и не доверяют способностям друг друга обеспечить для ребенка безопасную среду» (Johnston, 1994. P. 176). Оценивая положительные эффекты посредничества, Emery, Matthews, Veltkamp (1995) сообщили, что через год после решения вопроса об опеке с помощью посредника отцы больше заботились о детях, чем после судебного решения. Vestal (1999. P. 488) сообщил, что только 10% семей, с которыми работал посредник, обращались в суд в течение двух лет после развода с повторными исками, касающимися опеки и порядка общения с ребенком, тогда как в контрольной группе количество повторных обращений в суд достигало 26%. Pearson и Thoennes (1986), обследовав 600 родителей, обнаружили, что посредничество ассоциировалось с более высокой степенью удовлетворенности решением, чем в случае судебного решения. По данным Thoennes (1984), из 668 семей, с которыми работал посредник, 60% достигли удовлетворявшего их решения; в 40% вопрос об опеке был решен в суде. Авторы подчеркивают, что основным эффектом посредничества является то, что родители становятся более способными решать вопросы, касающиеся будущего ребенка, исходя не из своих переживаний, а компетентно и ответственно.
В то же время выявлялся определенный процент семей, в которых посредничество было неэффективно и родители не могли прийти к соглашению из-за крайне высокой интенсивности конфликта. В 1998 г. был опубликован доклад специального объединенного комитета по опеке над детьми Канады. В этом докладе, в частности, говорилось, что, «к сожалению, большое количество разводящихся родителей оказываются запертыми в своей битве… эти ситуации представляют угрозу для детей, которые мечутся между воюющими родителями, боясь говорить правду» (Canada, 1998. P. 22, 123). Указывалось, что такие семьи необходимо выявлять и обеспечивать защиту детей, которые подвергаются наибольшему риску испытать все негативные последствия развода. Подчеркивалось, что «если один или оба родителя идут на конфликт, то становится невозможным решить вопрос о воспитании и месте проживания ребенка без вмешательства суда и специалистов в области психического здоровья». Dr. Janet R. Johnston, один из ведущих экспертов в области высококонфликтных разводов, выделяла следующие признаки высококонфликтного развода: амбивалентное отношение родителей к расторжению брака, выраженные личностные особенности и/или психопатология родителей (наиболее часто — психопатологические особенности, личностные расстройства, проблемы с алкогольной зависимостью) (1988). В 1997 г. Janet R. Johnston и Vivienne Roseby предложили следующие критерии высококонфликтных семей: большое количество судебных заседаний, много повторных обращений в суд, высокий уровень агрессии и недоверия, случаи вербальной и физической агрессии, трудности в коммуникации и кооперации по поводу заботы о детях спустя два-три года после разрыва. Наиболее характерным для этой группы разводящихся родителей они считали неспособность сфокусироваться на нуждах детей и отстраниться от своих собственных проблем, а также неспособность защитить ребенка от собственного эмоционального недовольства, злости или от участия в родительских конфликтах. Janet R. Johnston подчеркивала, что враждебность и физическая агрессия во взаимоотношениях родителей были сопряжены с большим количеством поведенческих и эмоциональных проблем, пониженной социальной компетентностью у детей (1988, 1994, 1997). Дети, которые были свидетелями физической агрессии между родителями, имели больше симптомов, чем те, кто не был свидетелем жестокого обращения родителей друг с другом. Автор делала вывод, что конфликт между родителями после развода и эмоциональный стресс опекающего родителя предопределяют в большинстве случаев проблемы в детско-родительских отношениях и нарушения адаптации у детей. Также согласно полученным результатам назначенная решением суда в высококонфликтных случаях совместная опека с частыми посещениями ассоциировалась с большим количеством конфликтов между родителями и с худшим состоянием детей, особенно девочек. Janet R. Johnston делала вывод, что совместная опека, при которой необходима кооперация родителей, не подходит для этой небольшой группы разводящихся семей (1994). Вместо этого в высококонфликтных семьях условия опеки должны давать возможность родителям уйти от конфликта друг с другом, установить параллельные, разделенные взаимоотношения с детьми; должны быть сведены к минимуму необходимость принятия совместных решений и количество прямых коммуникаций между супругами, для чего необходима очень точно определенная программа посещений. Janet R. Johnston считала, что для специалистов, помогающих высококонфликтным семьям, наиболее важно понять, почему родители оказались «запертыми в хроническом конфликте». Она предложила гипотезу, что неспособность супругов решить проблемы в диалоге — симптом сопротивления семьи изменениям. «Родители не способны использовать расторжение брака для решения имеющихся в них или между ними проблем и застывают в тупике. В результате спор об опеке становится новой формой их взаимоотношений» (1994. P. 7 — 12). Основываясь на этом понимании, посредник должен вести родителей к способности оценивать ситуацию более рационально, фокусируясь на нуждах детей, а не на собственных психологических проблемах. Такой метод посредничества она назвала «терапевтический», наибольшее развитие он получил в impasse-directed mediation. С одной стороны, родители нуждаются в инсайте по поводу своих психологических тупиков. С другой стороны, родителям сообщается о влиянии на детей их конфликта и о том, как защитить детей от споров между супругами. В то же время согласно результатам автора даже такое «психотерапевтическое» посредничество оказывалось эффективным лишь в 26% всех высококонфликтных семей.
Необходимость сочетания медиации с психотерапевтическим вмешательством в высококонфликтных семьях обсуждалась также в работах Mathis (1998), Parkinson (2000), Spillane-Grieco (2000). Австрийским психоаналитиком Г. Фигдором была создана психоаналитически-педагогическая консультация для разведенных родителей. Давая в своих работах подробный психоаналитический анализ основных конфликтов разведенных родителей, он считал целью психоаналитически-педагогического консультирования осознание родителями истинных мотивов своего поведения с возможностью в последующем смягчения неэффективных механизмов защиты и модификации своего поведения.
В случае если родители не смогли прийти к соглашению, вопрос об опеке над ребенком решается в суде (по данным Stephen P. Herman — в 10% случаев). В этом случае в суд привлекаются специалисты-эксперты «в области душевного здоровья» (психологи, психиатры, психотерапевты) для того, чтобы помочь суду в определении того, какое из возможных судебных решений в наибольшей степени соответствует интересам конкретного ребенка. Исследование Kunin, Ebbesen и Konecni (1992) показало, что в США при принятии решения об опеке над ребенком существуют два ведущих фактора, которые учитывает суд при вынесении решения: предпочтения ребенка и рекомендации экспертов, в качестве которых выступают психиатры и психологи. По данным P. Ash and M. J. Guyer, решение суда в 85% случаев соответствует рекомендациям экспертов.
Многими профессиональными организациями США опубликованы стандарты проведения экспертиз по вопросам об опеке над ребенком (The American Psychiatric Association (1988), the American Psychological Association (1994), the Association of Family and Conciliation Courts (1994)). Написано большое количество руководств, разъясняющих цели, задачи, вопросы организации и проведения подобных экспертиз (Practice Parameters for Child Custody Evaluation, 1997; M. J. Ackerman, 2006), в которых определяются некоторые общие вопросы, являющиеся в большинстве случаев основными для формирования точки зрения эксперта и его рекомендаций, а в последующем — решений суда. Если эти вопросы не задаются судом, то в соответствии с профессиональными стандартами эксперт должен инициировать их обсуждение.
Ведущей целью специалиста-эксперта является установление «наилучших интересов ребенка», которые позиционируются как первостепенные. С точки зрения большинства судов, понятие «наилучшие интересы ребенка» рассматривается с двух точек зрения: с точки зрения детско-родительских взаимоотношений и с точки зрения качества воспитательных планов каждого из родителей. Оценка степени привязанности между родителями и ребенком является центральным вопросом экспертизы (Rutter, 1995; Ackerman, 2006; Practice Parameters for Child Custody Evaluation, 1997). Отдельным вопросом экспертизы может быть более узкий вопрос выяснения предпочтений ребенка, с кем из родителей он хотел бы жить (Schowalter, 1979; Alexander and Sichel, 1991). Суды с большим вниманием относятся к предпочтениям ребенка 12 лет и старше. Детям младшего возраста вопрос о предпочтениях задается редко в связи с тем, что, во-первых, мнение ребенка младшего возраста значительно больше зависит от мнения окружающих его взрослых, а во-вторых, справедливо считается, что сам этот вопрос, заданный в ходе экспертизы, может усугубить внутренний конфликт ребенка. Как писал Г. Фигдор, «выбор чаще всего падает на того, перед кем ребенок испытывает больше страха или которого считает более ранимым либо более злопамятным» (2006. С. 281). Если вопрос о предпочтениях задается, эксперт должен оценить его значимость и то обстоятельство, является ли это желание ребенка свободным, или повторяется со слов родителя, или на ребенка оказывалось психологическое воздействие (Yates, 1988). В тех случаях, когда ребенок враждебно настроен к одному из родителей, не видит в своих взаимоотношениях с родителем ничего позитивного и предпочитает не контактировать с ним, эксперт должен оценить характер такого отвержения и сформулировать гипотезу о его природе и значении. Иногда негативные чувства к родителю вызваны и подогреваются вторым родителем; иногда их причина — серьезнейшие проблемы во взаимоотношениях самого ребенка с отвергаемым родителем (Benedek and Schetky, 1985; Dunne and Hedrick, 1994). В то же время некоторые авторы подчеркивают, что сам факт отвержения ребенком одного из родителей является достаточным основанием для квалификации данной семейной ситуации как высококонфликтной. Если ребенок высказывает свои предпочтения, эксперту необходимо выяснить, как ребенок представляет себе свою жизнь с каждым из родителей. В тех случаях, когда ребенок еще мал и невозможно оценить его отношение к каждому из родителей, эксперт оценивает отношение каждого из родителей к ребенку и соответствие родительских планов потребностям развития ребенка.
Столь же значимой задачей является оценка экспертом способности к «родительству» каждого из потенциальных опекунов, под которым понимается функциональная способность каждого из родителей удовлетворять нужды ребенка в настоящем и будущем. Эта задача является комплексной и включает анализ психологических нужд и потребностей развития конкретного ребенка; оценку способности родителя удовлетворять эти нужды и потребности, оценку качества детско-родительского взаимодействия и стилей воспитания каждого из родителей с заключением, какой из них более предпочтителен для ребенка. Эксперт должен раскрыть философию и практику дисциплинарных методов каждого из родителей и определить, какой из воспитательных подходов лучше помогает ребенку (Practice Parameters for Child Custody Evaluation, 1997).
Расшифровывая эти задачи, эксперт должен оценить физическое и психическое здоровье ребенка, отметить наличие хронических состояний, требующих специального ухода, оценить способность каждого из родителей учитывать заболевание ребенка и обеспечить ему необходимый уход. Оценить образовательные потребности ребенка и образовательные планы обоих родителей, а также то, насколько они соответствуют друг другу. Эксперт должен составить свое мнение о том, каковы этические и духовные ценности каждого из родителей и как они повлияют на ребенка. Если один из родителей демонстрирует явные антисоциальные тенденции или у него имеется личностное расстройство, задача эксперта — показать суду, как это может отразиться на ребенке. Если родители ребенка — представители разных культуральных слоев, эксперт должен оценить наличие культуральных и этнических влияний и их важность для взросления и развития ребенка. Эксперт должен оценить значимость религиозного вопроса в данной семье. Отмечается, что ребенок может без ущерба для себя воспитываться в двух религиях (совместная опека родителями), но продолжающийся конфликт между родителями по поводу его религиозного воспитания всегда нанесет ребенку вред. Может потребоваться оценка того, насколько соответствует интересам ребенка график работы родителя, его финансовые возможности. Эксперт может быть приглашен для высказывания мнения о влиянии пола ребенка и родителя на принятие решения об опеке. При этом, согласно результатам ряда исследований (Emery, 1996), нет достаточных данных, подтверждающих справедливость утверждений, что дочери лучше воспитываться матерью, а сыну — отцом. Более важными представляются отношения каждого из родителей с ребенком и их чувствительность к полоролевым потребностям ребенка. Herman (1997) указывал на множество социальных феноменов, влияющих на споры об опеке: гомосексуализм родителя, наличие мачехи и отчима, особенности бабушек и дедушек, воровство детей, жестокость или сексуальные действия, новые репродуктивные технологии (зачатие в пробирке, донорство спермы, искусственное оплодотворение, суррогатная мать), по поводу которых эксперт также должен иметь свое обоснованное суждение.
В своем заключении эксперт должен учесть социальное поддерживающее окружение — бабушек и дедушек, других членов семьи, друзей, собственные социальные связи ребенка. Дать прогноз, как повлияет на ребенка сохранение или смена этого поддерживающего окружения. Эксперт должен охарактеризовать отношения между сиблингами. В целом в период развода и спора об опеке сиблинги оказывают друг другу огромную эмоциональную поддержку. Разделение сиблингов используется судами очень редко и только тогда, когда доказана необходимость такого решения.
При рассмотрении вопросов организации экспертизы обсуждаются порядок интервьюирования членов семьи, используемые методы проведения экспертизы, вопросы квалификации экспертов, этические нормы.
Эксперт обязан ознакомиться со всеми юридическими документами обеих сторон «не для того, чтобы узнать правду, а для того, чтобы понять, за что и против чего борется каждая из сторон»; со всей медицинской, педагогической, психиатрической документацией, из которой можно получить информацию об особенностях «родительства» в данной семье (Practice Parameters for Child Custody Evaluation, 1997).
Эксперт самостоятельно определяет, кто из окружения семьи должен быть обследован для ответа на вопросы суда и сколько сессий для этого необходимо. Все авторы подчеркивают необходимость обязательного участия в исследовании нескольких объектов: ребенка, обоих родителей, а также других лиц, входящих в значимое окружение ребенка (бабушек и дедушек, потенциальных супругов родителей, нянь и т. д.). Второстепенные интервью с нянями, семейными врачами, учителями, соседями часто помогают вскрыть некоторые объективные вещи, имеющие отношение к ребенку, и получить информацию об имеющихся в семье альянсах. При этом эксперт обязан информировать всех участников интервью, что в связи с судебным характером экспертизы они отказываются от права на конфиденциальность предоставляемой информации.
Stephen P. Herman при беседе с родителями рекомендует быть «обстоятельным и всеобъемлющим». Для того чтобы сформировать верную точку зрения, клиницист должен видеть родителя достаточное число раз, а каждый из родителей должен иметь время для того, чтобы полностью выразить свои представления о проблеме. Если с одним из родителей эксперт встречался чаще, чем с другим, он должен быть готов объяснить суду причину этого. Подчеркивается, что, если эксперт видел только одного родителя, он не может высказывать свою точку зрения относительно опеки в целом или относительно другого родителя. Первую встречу с родителем рекомендуется проводить в форме свободного интервью, во время которого оценивать не правдивость изложения событий, а то, на чем он фокусируется: как каждый из родителей описывает историю своего брака и разрыва, как воспринимает свои отношения с ребенком, насколько каждый из родителей чувствителен к специальным нуждам ребенка, сфокусирован он на ребенке или на своих отношениях с супругом. Часть встреч должна быть посвящена истории развития ребенка, его режиму, распорядку его жизни.
Эксперт должен раскрыть состояние здоровья каждого из родителей, включая вредные привычки, которые могут иметь последствия для ребенка. Подчеркивается, что в спорах об опеке нет необходимости в установлении родителям психиатрического диагноза. Основной целью экспертизы является «оценка родительства», а не психиатрическое освидетельствование. Установка диагноза приводит суд в замешательство и является пищей для адвокатов. Однако при необходимости некоторые клиницисты устанавливают диагноз после сбора полного психиатрического анамнеза и проведения необходимых исследований статуса. Если эксперт устанавливает диагноз, то он должен пояснить его последствия для опеки. Herman (1990) подчеркивал, что важен не факт наличия диагноза, а влияние психических нарушений на взаимоотношения родителя с ребенком. Этот подход отражен также в Task Force Report (American Psychiatric Association). Ряд авторов указывают, что истории болезни родителей могут быть затребованы экспертом только в тех случаях, когда в споре об опеке возникает вопрос о том, страдает ли кто-то из них психическим заболеванием (Stephen P. Herman, Ackerman, Malmquist).
Психологическое тестирование родителей в большинстве случаев также не проводится. Stephen P. Herman поясняет, что психологические тесты (такие, как MMPI, ТАТ, тест Роршаха) направлены в основном на выявление психопатологии, а не на оценку родительства. Их использование в судебном процессе часто приводит к баталиям между психологами, адвокатами и судьями относительно значения полученных результатов. Использование же специфических тестов, созданных для оценки родительства (Bricklin Perception of Relationships Test (PORT) (Bricklin, 1995), Ackerman-Schoendorf Scales for Parent Evaluation of Custody (ASPECT) (Ackerman, 1994)), само по себе спорно. Их роль должна быть исключительно дополняющей, и они никогда не должны заменять полноценного исследования.
Исследование ребенка должно включать оценку уровня привязанности к окружающим взрослым; выражаемые предпочтения; признаки внушения родителем каких-то идей; если это необходимо — установку диагноза и констатацию специальных потребностей. С каждым ребенком хотя бы один или два раза должна быть проведена индивидуальная беседа. Необходимо изучить детское восприятие сложившейся ситуации, выяснить, что ребенок думает о происходящем. При этом подчеркивается, что ребенок должен быть информирован о целях экспертизы на доступном для него уровне. Даже трехлетний малыш уже слышал о «суде» и может понять, что эксперт поможет судье определить, где будут жить все члены семьи.
Также каждый из детей должен быть хотя бы раз обследован совместно с каждым из родителей. Совместная сессия ребенка с родителем должна происходить после того, как ребенок один уже посетил эксперта. Эксперт смотрит за характером взаимодействия ребенка и родителя, легкостью их отношений, признаками тревоги, способностью родителя передать ребенку лидерство, способами привлечения к порядку, одобрения, повышения детской самооценки. Непосредственное наблюдение может предоставить множество информации: коммуникативные умения родителя, восприятие им ребенка, обеспечение поддержки, способы выражения любви, методы обеспечения дисциплины, знания и ожидания возможностей развития ребенка. Способность понимать чувства ребенка, способность воспринимать ребенка как отдельного индивида со своими желаниями и потребностями, удовлетворение или неудовлетворение от родительской роли. Очень важной является возможность увидеть реакцию ребенка на поведение родителя (Dana Royce Baerger et al. 2002). Подчеркивается, что окончательные выводы о характере детско-родительских взаимоотношений и о стиле воспитания каждого из родителей могут быть сделаны только после проведения нескольких совместных детско-родительских интервью.
Полезным для эксперта считается присутствовать при спорах между членами семьи, например ссорах между сиблингами, для того, чтобы видеть, какие попытки предпринимают родители для решения проблемы. Отмечается, что даже в ходе игровой сессии можно увидеть, как конфликт обычно решается в сценарии семьи.
Также необходимо хотя бы раз встретиться с нынешними супругами родителей ребенка, узнать об их взаимоотношениях с ребенком, обратить внимание на чувствительность к нуждам ребенка и реальную оценку будущих проблем.
Таким образом, при подготовке письменного заключения эксперт должен оценить множество факторов, которые в конечном итоге приводят к окончательным рекомендациям (Herman, 1992; Nurcombe, 1994). Основные из этих факторов следующие: чьи условия обеспечат большую стабильность и неизменность ситуации для ребенка; каковы предпочтения ребенка и почему эксперт соглашается с ними или отвергает их; к кому из родителей ребенок более привязан; насколько чувствителен каждый из родителей к потребностям ребенка, насколько уважительно каждый из родителей относится к ребенку; каково, если оно есть, влияние пола на детско-родительские отношения; каково физическое и психическое здоровье каждого из родителей; каков уровень конфликта между родителями и его влияние на ребенка. Заключение должно быть кратким, но достаточно детализированным, чтобы обеспечить тех, кто будет его читать, необходимой информацией и удовлетворить их интересы. Оно должно быть написано без технических терминов, так как предназначено для специалистов, не являющихся клиницистами. Также в заключении должна быть дана оценка прямых обвинений со стороны одного родителя в адрес другого. Описание сильных и слабых сторон каждого из родителей должно быть подкреплено как клиническим впечатлением эксперта, так и материалами дела и результатами интервью. Заключение должно содержать специфические и детализированные рекомендации по опеке, посещениям (если задавался этот вопрос), другие комментарии и рекомендации. Например, эксперт может рекомендовать терапию или дальнейшую экспертизу детям или родителям в период или после завершения судебного процесса. Заказчик экспертизы должен быть в состоянии увидеть, каким образом клиницист пришел к такому заключению, оно должно содержать данные, подтверждающие его. Почему именно этот родитель должен быть опекуном? Почему, если оба родителя одинаково хороши, эксперт рекомендует для опеки того или другого? Какие факторы привели эксперта к выводу, что оптимальной в данном случае будет совместная опека? Окончательное заключение представляется одновременно всем сторонам. Эксперту рекомендуется встретиться с обоими родителями и их представителями и объяснить содержание заключения. Часто это может помочь родителям понять и принять его рекомендации.
При обсуждении продолжительности экспертного исследования Stephen P. Herman сообщает, что весь процесс экспертизы (планирование и подготовка, проведение исследования, написание заключения) обычно занимает от одного до трех месяцев (10). По данным Ackerman and Ackerman (1997) примерно 4,5 часа необходимо на беседу с родителями, 2,7 часа — на беседу с ребенком, 1,6 часа — на опрос других значимых близких.
При обсуждении необходимой квалификации эксперта подчеркивается, что он должен быть хорошим клиницистом с опытом диагностики, лечения, экспертной оценки, а также должен обладать дополнительными навыками: доверительным стилем интервью, пониманием семьи, знаниями динамики межличностных отношений, особенностей детского и взрослого развития, должен быть знаком с семейным законодательством и местными особенностями судопроизводства. «Он должен постоянно продолжать свое образование в области развода и опеки; знать, когда обратиться к коллегам или руководителю; владеть местным законодательством и судебными процедурами; неукоснительно следовать этическим нормам» (Gindes, 1995). Также он должен уметь эффективно взаимодействовать с профессионалами-юристами, которые обычно довольно далеки от мира психического здоровья. Клиницист должен помнить, что экспертиза — это «возможность привести в юридическую систему достижения психологии и науки о поведении. Успешный эксперт может объединить психологию и законодательство на службе ребенку» (Herman S. P. 1997. P. 9 — 10).
Многими авторами подчеркиваются различия ролей клинициста-психотерапевта, работающего с семьей, и эксперта (Haller, 1981; Bernet, 1983; Stuart A. Greenberg & Daniel W. Shuman, 1997). Stuart A. Greenberg & Daniel W. Shuman, обсуждая особенности экспертной деятельности в семейных спорах, выделили 10 основных различий в роли судебного эксперта и терапевта:
1) для терапевта клиентом является пациент; для эксперта — суд;
2) отношения терапевта с пациентом конфиденциальны. Эксперт не должен хранить конфиденциальность, а подэкспертный должен это понимать;
3) для обеспечения психотерапевтического альянса терапевт, как правило, обеспечивает поддерживающее, эмпатическое отношение к пациенту. Для сбора данных эксперт обычно придерживается нейтральной позиции в отношении к подэкспертному, что дает ему возможность объективной оценки;
4) клиницист должен быть компетентен в оценке, диагностике и лечении психиатрической патологии. Эксперт должен быть компетентен в оценке поведения, имеющего отношение к принимаемому судебному решению (например, понимать, какое влияние симптомы депрессии могут оказывать на способность заботиться о ребенке);
6) клиницист, как правило, не сосредоточен на истинности того, что говорит пациент. Эксперт ищет объективное подтверждение каждому слову подэкспертного, ищет ложные утверждения, подозревает интерес подэкспертного в дезинформации эксперта;
7) во многих случаях терапевт не контролирует содержание психотерапевтических сессий. Эксперт жестко контролирует содержание высокоструктурированного процесса исследования, фокусируясь на вопросах суда;
8) клиницист редко становится «противником» пациента. Эксперт же иногда должен использовать эту позицию для выяснения истины;
9) цель клинициста: помочь пациенту преодолеть расстройство. Цель эксперта: оценить факты и помочь суду ознакомиться и понять психологическую и психиатрическую информацию, имеющую отношение к данному разбирательству;
10) клиницист стремится к терапевтическому альянсу. Эксперт использует критическую позицию для комплексной оценки всех сведений, которые часто противоречат друг другу. Поддержание благоприятных отношений между экспертом и подэкспертным не является целью эксперта.
Клиницисты всегда адвокаты детей и родителей в терапевтическом альянсе. Судебный эксперт, наоборот, руководствуясь наилучшими интересами ребенка, не несет ответственности перед ребенком или его родителями. Он пишет отчет для суда или его представителя, а не для тех, кого он оценивает. Цель экспертизы — предоставить объективную информацию и описать различные точки зрения, чтобы помочь суду принять решение об опеке. Эксперт должен осознавать эту роль и ознакомить с ней всех участников.
Столь широкое понимание экспертных задач, к сожалению, часто приводит к злоупотреблениям, связанным с превышением специалистами уровня компетентности. Johnston (1997) высказывала озабоченность тем, что некоторые терапевты, которые общаются только с одной из сторон конфликта, пишут рекомендации, основываясь на неправильном представлении о втором родителе, не понимая ни реальных потребностей своего клиента, ни позиции другого родителя, ни динамики семьи. К сожалению, некоторые суды с доверием относятся к подобным «рекомендациям специалистов».
Jonathan Gould, анализируя особенности экспертных заключений по вопросам опеки (1998), отмечал, что: 1) рекомендации экспертов часто превышают как узкие рамки имеющихся специфических данных, так и широкие границы имеющихся научных сведений; 2) эксперты часто применяют несоответствующие методы исследования, а также интерпретируют их несоответствующим образом; 3) часто экспертам не удается интегрировать их рекомендации с научными данными о развитии ребенка и о состоянии детей после развода; 4) многие заключения плохо написаны, имеется смешение данных, полученных в исследовании, с выводами из этих же данных; 5) некоторые эксперты не понимают различий между терапевтической и судебной оценкой; 6) многие утверждения экспертов основаны более на клинических впечатлениях, а не на исследовании и не на научных данных. Проблемы достоверности и релевантности выводов экспертов подробно обсуждались в аналитическом обзоре Dana Royce Baerger (2002).
Таким образом, в зарубежной практике участие в судебных спорах, касающихся детей, специалистов в области душевного здоровья (психологов, психиатров, психотерапевтов) распространено очень широко и может осуществляться как на досудебном, так и на судебном этапе. Существуют разнообразные формы такого участия, основные среди которых — образовательные программы, посредничество (в том числе с элементами индивидуальной, групповой и семейной психотерапии), судебная экспертиза. Имея целью защиту интересов детей, деятельность специалистов направлена на повышение количества семей, способных прийти к согласию относительно воспитания и места проживания ребенка на досудебном этапе. Тем не менее выделяется группа родителей, степень вовлеченности которых в конфликт такова, что не позволяет им решить вопросы, касающиеся ребенка, без привлечения судебных органов. Эти семьи определяются как высококонфликтные, и дети в них подвергаются наибольшему риску испытать все негативные последствия развода. Для защиты их интересов вопрос о месте проживания и воспитании детей из высококонфликтных семей решается в судах с обязательным участием специалистов в области душевного здоровья. При этом целью экспертного исследования является установление «наилучших интересов ребенка», в связи с чем задачи исследования очень широки и разнообразны. Они включают оценку потребностей развития ребенка; оценку способностей каждого из родителей удовлетворять эти потребности; оценку характера детско-родительского взаимодействия. В задачи эксперта входит составление обоснованного клиническими, экспериментальными, научными данными прогноза относительно особенностей развития ребенка в случае определения судом различных вариантов опеки, различных опекунов. Сложность задач предъявляет повышенные требования к квалификации эксперта и, к сожалению, оставляет широкое поле для возможных ошибок и злоупотреблений.
Судебная экспертиза в семейных спорах имеет по меньшей мере 30-летнюю историю зарубежных исследований. Доказана целесообразность привлечения специалистов-психологов и психиатров в судебные споры, связанные с защитой интересов детей при раздельном проживании родителей. Изучение и использование зарубежного опыта подобных экспертиз является необходимым условием внедрения комплексных судебных психолого-психиатрических экспертиз в семейных спорах в российской юридической практике.
Библиография
1. Никонов Б. П. Спор о ребенке. СПб., 1911.
2. Ильина О. Ю. Интересы ребенка в семейном праве Российской Федерации. М., 2006.
3. Вострокнутов Н. В., Харитонова Н. К., Сафуанов Ф. С. Методологические основы экспертного подхода к правовой защите детей: Методические рекомендации. М., 2004.
4. Фигдор Г. Беды развода и пути их преодоления. М., 2006.
5. Ackerman M. J. Clinician’s Guide to Child Custody Evaluations, 2006.
6. Ackerman M. J. & Ackerman M. C. Child Custody evaluation practices: A survey of experienced professionals (revisited) // Professional Psychology: Research and Practice. 1997. Vol. 28.
7. American Academy of Child and Adult Psychiatry (1997). Practice parameters for child custody evaluation // Journal of the American Academy of child and adolescent psychiatry. 1997. Vol. 36.
8. American Psychological Association (1994) Guidelines for Child Custody Evaluations in Divorce Proceedings // American Psychologist. 1994. Vol. 49.
9. The American Psychiatric Association (1981, Revised 1988) Child custody consultation: Report on the Task Force on Clinical Assessment in Child Custody. Washington, D. C.
10. Association of Family and Conciliation Courts (AFCC) (1994). Model standards of practice for child custody evaluation // Family & Conciliation Cts. Rev. 1994. Vol. 32.
11. Arbuthnot P. and Gordon. Use of educational materials to Modify stressful behaviours in post-divorce parenting // Journal of Divorce and Remarriage. 1996. Vol. 25.
12. Ash P., Guyer M. J. Child psychiatry and the law: The functions of psychiatric evaluation in contested custody and visitation cases // Journal of the American Academy of child psychiatry. 1986. Vol. 25.
13. Atwell et al. Effects of joint custody on children // Bull. Am. Acad. Psych. and the Law. 1984. Vol. 12.
14. Bernet. The terapist’s role in child custody disputes // Journal of the American Academy of child psychiatry. 1983. Vol. 22.
15. Bernet. Children of Divorce. New York: Vantage Press, 1989.
16. Baker-Jackson M., Orlando M. Parents Beyond Conflict Workshop: An Intervention in Los Angeles Juvenile Dependency Court // Family and Conciliation Courts Review. 1997. Vol. 35. N 2.
17. Baerger D. R. et al. A Methodology for Reviewing the Reliability and Relevance of Child Custody Evaluations // Journal of the American Academy of Matrimonial Lawyers, Child Custody Evaluations, 2002. Vol. 18.
18. Behrman R. E., Quinn L. Children and Divorce: Overview and analysis // Children and Divorce. 1994. Vol. 4. No. 1. Packard Foundation.
19. Benedek and Schetky. Custody and visitation — problems and perspectives // Psych. Clin., 1985. N. A. 8:857 — 873.
20. Derdeyn Child custody conflicts in historica perspective. // Am. J. Psychiatry. 1976. Vol. 133.
21. Dunne J. & Hedrick M. The parent alienation syndrome: an analysis of sixteen selected cases // Journal of Divorce & Remarrige. 1994. Vol. 21.
22. Emery R. E. Interparental conflict and the children of discord and divorce // Psychological Bulletin. 1982. Vol. 92.
23. Geasler M., Blaisure K. A Review of Divorce Education Program Materials // Family Relations. 1998. Vol. 47.
24. Gilmour Gl. A. High-conflict separation and divorce: options for consideration. Department of Justice Canada, 2004 (2004-FCY-1E).
25. Gindes M. Competence and training in child custody evaluations // American Journal Family Therapy. 1994. Vol. 23.
26. Goldstein J. A., Freud A. & Solnit A. J. Beyond the best interest of the child. New York: Free Press, 1973.
27. Gould J. W. Conducting Scientifically Crafted Child Custody Evaluations, 1998.
28. Greenberg S. A. & Shuman D. W. Irreconcilable Conflict Between Therapeutic & Forensic Roles // 28 Prof. Psychol.: Res. & Prac.50. 1997.
29. Guidelines for Child Custody Evaluations in Divorce Proceedings. American Psychological Association // American Psychologist. July 1994. Vol. 49. No. 7. URL: http://www. apa. org/practice/childcustody. html
30. Haller L. H. Before the judge: the child-custody evaluation // Adolescent Psychiatry. 1981. Vol. 9.
31. Herman S. P. Special issues in child custody evaluations // Journal of the American Academy of Child and Adolescent Psychiatry. 1972. Vol. 29.
32. Freeman M. The best interests of the child? Is the best interests of the child in the best interests of children? // International Journal of Law, Policy and the Family. 1997. Vol. 11.
33. Johnston J. R., Campbell E. G. Impasses of Divorce: The Dynamics and Resolution of Family Conflict. New York: The Free Press, 1988.
34. Johnston J. R., Roseby V. In the Name of the Child: A Developmental Approach to Understanding and Helping Children of Conflicted and Violent Divorce. New York: The Free Press, 1997.
35. Johnston J. R. High-conflict divorce // The future of children Children and divorce. 1994. Vol. 4. No. 1.
36. Kelly J. B. Current research on children’s postdivorce adjustment: No simple answers // Family and Conciliation Courts Review. January 1993. Vol. 31.
37. Kelly J. B. The determination of child custody // The future of children Children and divorce. 1994. Vol. 4. No. 1.
38. Kelly J. B. Children’s adjustment to conflicted marriage and divorce: A decade review of research // American Journal of Child and Adolescent Psychiatry. 2000. Vol. 39.
39. Kelly J. B. Family mediation research: Is there empirical support for the field? // Conflict Resolution Quarterly. 2004. Vol. 22. No. 1 — 2.
40. Kunin, Ebbesen and Konecni. An archival study of decision-making in child custody disputes // Journal of clinical psychology. 1992. Vol. 48.
41. Lamb M. E., ed. The role of the father in child development. Rev. ed. New York: Wiley, 1981.
42. Maccoby E. E., Mnookin R. H. Dividing the child: Social and legal dilemmas of custody. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1992.
43. Mason M. A. From father’s property to children’s rights: The history of child custody in the United States. New York: Columbia University Press, 1994.
44. Mathis R. Couples from Hell: Undifferentiated Spouses in Divorce Mediation // Mediation Quarterly. 1998. Vol. 16.
45. McIsaac H., Finn C. Parents Beyond Conflict: A Cognitive Restructuring Model for High-Conflict Families in Divorce // Family and Conciliation Courts Review. 1999. Vol. 37. No. 1.
46. Nurcombe B. & Partlett F. Child Mental Health and the Law. N. Y.: Free Press, 1994.
47. Pearson Jessica and Thoennes N. Mediating and litigating custody disputes: A longitudinal evaluation // Family Law Quarterly. 1984. Vol. 17. No. 4.
48. Pearson J. and Thoennes N. The Judges Journal. Winter. 1986.
49. Pearson J. and Thoennes N. Divorce mediation research results // Divorce mediation: Theory and practice. J. Folberg and A. Milne, eds. New York: Guilford Press, 1988.
50. Practice Parameters for Child Custody Evaluation. American Academy of Child and Adolescent Psychiatry / Herman S. P. et al. 1997. URL: http://www. aacap. org-galleries-PracticeParameters-Custody. pdf. url.
51. Spillane-Grieco E. Cognitive-behavioral family therapy: With a family in high-conflict divorce: a case study // Clinical Social Work Journal. 2000. Vol. 28.
52. Stewart Ron. The Early Identification and Streaming of Cases of High-Conflict Separation and Divorce: A Review. Ottawa: Department of Justice Canada (2001-FCY-7E/7F).
53. Thompson R. Fathers and the child’s «best interests»: Judicial decision making in custody disputes // The father’s role: Applied perspectives. M. E. Lamb, ed. New York: Wiley, 1986.
54. Uniform Marriage and Divorce Act (1970).
55. Vestal A. Mediation and parental alienation syndrome: considerations for an intervention model // Family and Conciliation Courts Review. 1999. Vol. 37.
56. Wallerstein J. S., Kelly J. B. Surviving the breakup: How children and parents cope with divorce. New York: Basic Books, 1980.
