Скрябин С. В., кандидат юридических наук, доцент, ведущий научный сотрудник НИИ Частного права Каспийского общественного университета.
В статье рассматриваются наиболее общие вопросы права собственности, связанные с предстоящей модернизацией гражданского законодательства Российской Федерации. Автор обращает внимание на некоторые дискуссионные положения проекта изменений ГК РФ о праве собственности, вносит предложения по их устранению.
Ключевые слова: право собственности; юридическая конструкция (теоретическая модель) права собственности; ограничительное регулирование отношений собственности; объекты права собственности.
The right of property in the Russian Federation Civil Code draft changes: continuity and novelties
S. V. Skryabin
Skryabin S. V., research, Institute of the Private Law of the Caspian Public University.
In the article, some of the issues are viewed associated with the right of property in the context of the proposed changes and amendments to the RF Civil Code.
Initially, the thesis is justified about the importance of the civil legislation stability which is supposed to be provided by the forthcoming upgrade of the RF Civil Code, and its possible influence onto the Kazakhstan’ and other CIS states’ Civil Codes.
In the following chapter, the author analyzes the notion of juridical construction treating it as a definite model of a legal relation expressed in the sources of law. When formulating definite legal instructions, it is proposed to proceed from some principal postulates underlying the legal regulation of the property relations. For this, the author uses the understanding of the right of property as is accepted in the countries of the continental legal system.
The evaluation of the property right theoretical model of the Civil Code of the Republic of Kazakhstan is performed by the author using principal elements of the property right theoretical model proposed by A. A. Rubanov. This allowed to come to three conclusions: 1) in the Civil Code of the republic of Kazakhstan, the material up-keeping of the property is mentioned, this being the basis for the modern legal regulation of the corresponding relations; 2) the property model and property category issues caused by it, different legal statuses have their roots in the feudal and soviet past, being an heritage of old economic and political systems; 3) the existing model of the right of property is a complex one as it contains components of different models and epochs.
In the forth chapter, some of the disputable regulations of the property right are viewed concerning the RF Civil Code draft changes. They include the issues of the property right contents, its objects, preserving the property categories.
In the conclusion, a variant is proposed to eliminate the disadvantages mentioned above, which the author sees in the necessity to settle the general civil legal regime for the property, in establishing a single right of property for the things existing and limited in the civil circulation. The private tasks for the improvement of the civil law concerning the right of property are: 1) creation of the right of property institution as a part of the «right-to-thing» law branch excluding inter-branch character of some of the existing Civil Code provisions; 2) stopping the trinary tradition in defining the right of property and other rights to things. In this case the essence of the civil and legal regulation of the property relations can be expressed in two principal theses: a) developing the Civil Code based on a general permit to the owner to commit any action concerning a thing, and b) introducing prohibitions for the owner to behave regarding definite categories of the things into the Civil Code and other laws.
Key words: right of property; juridical construction (theoretical model) of the right of property; limiting regulation of the property relations; objects of the right of property.
1. Вводные положения
Категории «собственность», «право собственности» входят в число базовых в любом обществе. От определения этих понятий зависит многое в жизни как государства, так и обычного человека. Очевидно, что модернизация гражданского законодательства Российской Федерации, которую предполагается осуществить в самое ближайшее время, не может не коснуться этих фундаментальных начал. В целом мы позитивно воспринимаем грядущие изменения. Однако, если судить по имеющейся в настоящий момент Концепции совершенствования Гражданского кодекса Российской Федерации (ГК РФ)[9], опубликованным проектам изменений в разделы I — III, VI и VII ГК РФ [29], существенного обновления институтов собственности и права собственности не предполагается.
Между тем, по нашему мнению, в проекте изменений ГК РФ сама конструкция права собственности содержит несколько дискуссионных положений, которые могут быть отнесены к числу ее недостатков. И если частности можно нивелировать путем внесения точечных поправок и изменений, формированием судебной практики, то концептуальные положения нельзя изменить иначе как новой кодификацией. При этом само изменение законодательства, особенно если оно осуществляется хаотично, без учета концептуальных положений, порождает проблему постоянства законов, что не может не отражаться ни на стабильности гражданского оборота, ни на защищенности его участников.
Любой кодекс есть результат систематизации права, проводимой различными способами. Если основа нормативного регулирования остается неизменной, то будет верным вести речь лишь о консолидации действующего законодательства. Этот способ систематизации может затронуть не только нормы права, выраженные в законах и иных нормативных правовых актах, но и правовые позиции, сформулированные в результате правоприменения судами. Роль доктрины в этом случае скромна, и ее задача сводится к проведению анализа и формулированию неких общих положений, которые как раз и составят нормы закона. Иначе говоря, происходит определенная коррекция имеющегося нормативного материала, но существо установленных правоотношений не меняется.
Иначе происходит при кодификации. Несмотря на то что ее часто увязывают с действующим законодательством, которое выводится на довольно высокий уровень обобщения нормативного материала [23, с. 11 и след.], имеющиеся исторические примеры успешных кодификаций фактически обретают значение реформ, мало согласованных с ранее действующим правом. По существу все они имеют корни в теоретических разработках, концепциях о должном регулировании определенных отношений. Конечно, в основе этих концепций может лежать исторический опыт определенных обществ и государств, некие идеологические предпосылки, ментальность и многие другие факторы. Но все же основное значение необходимо признавать именно за теоретическими построениями, которые могут только отчасти опираться на опыт предшествующего правового регулирования.
Для вещного права в целом, отдельных разновидностей вещных прав можно говорить о будущем существенном обновлении ГК РФ. Однако, судя по проектам, нормы о праве собственности каких-либо значительных трансформаций не предполагают. Поэтому суть ожидаемых новелл можно в целом охарактеризовать как некую промежуточную модель, больше тяготеющую к систематизации-компиляции, основанной в значительной мере на практике применения законодательства, чем научной доктрине.
О возможности такого подхода к совершенствованию ГК РФ еще в 1998 г. говорил А. Л. Маковский, предлагая использовать метод «блочного ремонта»: «…на основе тщательного сравнительного анализа больших групп («блоков») взаимосвязанных норм (из ГК и других законов) следует готовить проекты одновременных изменений ГК и соответствующих законов» [10, с. 379].
Не менее важным является и то обстоятельство, что совершенствование гражданского законодательства России не может не отразиться на существующем модельном законодательстве стран СНГ, имеющихся интеграционных образованиях (ЕврАзЭС, Таможенный союз), а в последующем — и на национальном законодательстве участников этих объединений. По указанным причинам наш интерес к данной реформе имеет и научный, и прикладной характер, что обусловливается основными параметрами будущих изменений действующих Гражданских кодексов государств-участников.
Остановимся на наиболее общих и принципиальных вопросах.
2. О юридической конструкции (теоретической модели) права
собственности в гражданском законодательстве
В теории права понятие «юридическая конструкция» рассматривается по-разному. Р. фон Иеринг видел его как составную часть юридической техники, определяя разработку юридических конструкций как удел аналитической юриспруденции [24, с. 357 — 383].
А. Ф. Черданцев определяет юридическую конструкцию в качестве модели урегулированных правом общественных отношений или отдельных элементов служащую методом познания права и общественных отношений им урегулированных [28, с. 241].
В. В. Чевычелов под юридической конструкцией понимает средство правотворческой техники, заключающееся в моделировании, определенном логическом построении нормативного материала, одновременно выступающим методом познания и толкования норм права [27, с. 7].
По мнению С. С. Алексеева, в юриспруденции слово «конструкция» понимается как типовая схема и принципы действия, в данном случае — как своеобразное построение прав, обязанностей, ответственности. Эта схема носит характер постоянной, утвердившейся «модели», которая призвана удовлетворить интересы лиц, дать оптимальный результат, нередко использоваться по выбору заинтересованного лица [1, с. 6]. Автор особо подчеркивает, что разработка юридических конструкций есть во многом заслуга юридической догматики, аналитической юриспруденции, причем в основном отраслевых юридических дисциплин [1, с. 14].
Таким образом, любая юридическая конструкция есть определенная модель того или другого правового отношения, выраженная в источниках права. Поэтому законодатель, формулируя определенные правовые предписания, должен исходить из неких основных теоретических постулатов, лежащих в основе правового регулирования. Формирование же подобных постулатов и составляет основную задачу юриспруденции. Более того, Гражданский кодекс, как, впрочем, и любой другой нормативный правовой акт, должен содержать некий набор юридических конструкций, которые могли бы соотноситься между собой хотя бы в рамках одной отрасли права. Иной подход неизбежно породит теоретические и практические противоречия и нестыковки юридических конструкций между собой.
При всем многообразии научных взглядов и суждений о праве собственности большую часть из них можно свести к немногочисленным теоретическим положениям, совокупность которых как раз и составляет теоретическую модель права собственности. Последняя иногда рассматривается посредством понятия и определения структуры объективного права.
В. П. Грибанов, анализируя вопросы понятия права собственности, предлагал определять его как институт с определенной структурой, состоящей из четырех групп правовых норм: 1) общая норма, определяющая задачи правового регулирования отношений собственности; 2) нормы, устанавливающие принадлежность имущества определенным лицам; 3) нормы, устанавливающие содержание и объем правомочий, предоставляемых собственнику; 4) нормы, устанавливающие охрану права собственности [5, с. 380 — 381].
Е. А. Суханов рассматривает: право собственности через призму системы норм, устанавливающих характер и содержание правомочий собственника; гражданско-правовой режим объектов права собственности (в том числе правила о возможности и порядке приобретения и прекращения права собственности на эти объекты); формы (разновидности) права собственности, признаваемые правопорядком; гражданско-правовые способы защиты этого права. В последующих разделах исследования автор раскрывает содержание этих норм [22, с. 19 и след.].
В отдельную группу можно выделить исследования теоретических моделей права собственности, которые проводились не в прямой взаимосвязи с кодификацией гражданского законодательства. Наверное, поэтому во многих своих постулатах они так и остались научной догматикой. Речь идет об известных работах А. А. Рубанова [17, с. 77 — 114], [18, с. 118 — 126] и В. П. Мозолина [13], [12, с. 73 — 78 и др.]. Мы, правда, в контексте исследования теоретической модели вещного права уже анализировали эти работы [21, с. 88 — 93]. Этим можно было бы и ограничиться и перейти к выводам. Однако есть необходимость сделать несколько дополнений.
Прежде всего речь идет об одной из последних статей В. П. Мозолина, в которой был высказан ряд суждений о теоретической модели права собственности в связи с разработкой проекта изменений ГК РФ. В ней автор несколько скорректировал свою позицию, изложенную ранее. Изменения коснулись следующих положений. Во-первых, юридическую природу норм о праве собственности В. П. Мозолин относит к особой разновидности внеотраслевых (реперных) правовых норм, полагая, что закон предусматривает лишь единое публично-частное понятие права собственности [14, с. 38]. Во-вторых, новые объекты субъективных прав собственности, называемые автором рынками вещей и прав, влияют на общее межотраслевое понятие права собственности, которое следует считать родовым понятием, применяемым ко всем названным объектам права собственности. В-третьих, предлагается шире использовать сложноструктурную модель права собственности, особенно в сфере действия государственной собственности, при которой имущество может одновременно принадлежать нескольким собственникам [14, с. 41]. В-четвертых, введение в законодательство особой формы собственности, называемой всенародным достоянием, принадлежащим российскому народу на праве собственности [14, с. 42].
Мы достаточно критически относимся к вышеприведенным предложениям и к моделям права собственности, предлагавшимся автором ранее. Здесь следует заметить, что гражданско-правовая трактовка права собственности не только возможна, но и необходима, причем единая, не предполагающая отличий ни по субъектам, ни по объектам права. Довлеющая при предыдущей общественно-экономической формации концепция «народной собственности» потерпела крах. При этом с негативными последствиями ее господства нам приходится сталкиваться и по сей день. Представляется, что собственности без персонификации, конкретного субъекта присвоения существовать не может. Всеобщее — значит ничье, бесхозное. Что же касается идеи о множественности подчиненных друг другу собственников — это есть не что иное, как видоизмененный вариант модели разделенного права собственности, основное содержание которой раскрыто А. А. Рубановым.
Д. В. Дождев, развивая идеи А. А. Рубанова, провел весьма интересное исследование соотношения модели траста и унитарной концепции права собственности [6, с. 251 — 286]. Автором отмечено, что триадное определение права собственности (т. е. владение, пользование и распоряжение) привело к утрате качественного отличия целого от суммы составляющих, а частная собственность мыслится как допущенный, дозволенный позитивным правом предел усмотрения частного лица применительно к «закрепленному» за ним имуществу [6, с. 285]. Признание «пользования» на стороне арендатора, ссудополучателя, субъекта сервитута или «права ограниченного пользования участком», по ст. 271 ГК, элементом собственности, вычлененным из единого права собственности, означало бы наделение указанных лиц (позиций) ограниченным правом собственности, признание в нашем праве функционально разделенной собственности, что равносильно концептуальному уничтожению права собственности. Такой взгляд соответствует более примитивной картине оборота, чем даже феодальная (где есть место понятийному мышлению), смешение плана фактического и формального, утрату абстрактного понятия права [6, с. 286].
Соглашаясь в целом с критической оценкой «триадного» содержания права собственности, взаимосвязи подобной трактовки как с минувшим феодализмом в праве, так и с близостью к модели разделенного права собственности, позволим себе все же усомниться в невозможности членения права собственности для тех ситуаций, когда речь идет об иных вещных правах.
Полнота господства собственника, что является главным позиционным компонентом элементарной теоретической модели права собственности, существует изначально. Однако при допущении иных прав господства над вещью господство собственника уже не может быть полным, оно сужается за счет юридических возможностей другого лица относительно той же вещи.
Здесь имеется еще один методологический аспект понимания права собственности. Триадная конструкция легального определения права собственности однозначно указывает на право собственности как некоего пучка прав. Однако, это 1) не соответствует элементарной модели и 2) подвергается критическому анализу представителями стран, основанных на модели разделенного права собственности.
В качестве примера используем статью о праве собственности как пучке прав Дж. И. Пеннера [15, с. 103 — 209]. Автор на страницах своего исследования проводит весьма подробный анализ имеющихся научных концепций в англосаксонском праве, сформированной на их основе судебной практики, предлагая иное доктринальное определение права собственности: «Право на собственность есть право определять пользование или распоряжение отчуждаемой вещью, которое может быть осуществлено посредством содействия прочих лиц, воздерживающихся от вмешательства в осуществление права, и включает право оставить вещь, разделить пользование вещью, разрешить пользование другим лицам (исключительное или неисключительное) и передать вещь другим лицам полностью» [15, с. 132]. Далее Дж. И. Пеннер объясняет свою «…концепцию «собственности» в категориях двух типов критериев — обязанности невмешательства, характеризующей тот тип права, к которому относится вещное право, и понятия «вещности», характеризующего объекты собственности, исполняющие посредническую функцию в правоотношении между собственником и всеми остальными, на кого возложена эта обязанность» [15, с. 207].
Для нас не совсем ясно, как предлагаемая Дж. И. Пеннером концепция права собственности будет увязана с другими элементами теоретической модели разделенного права собственности, существующей в странах англосаксонской правовой традиции. Например, верховный и подчиненный собственник, собственник по общему праву и праву справедливости, наконец, права собственности участников доверительной собственности. Но вполне очевидно другое: к исследованию отношений собственности автор применил методологический подход, который характерен для стран континентальной правовой традиции.
Вообще, влияние и даже конвергенция отдельных элементов существующих правовых систем есть предмет самостоятельного исследования, которое выходит за рамки заявленной нами темы. Можно только отметить, что правовая система Республики Казахстан, будучи исторически частью системы континентального права, испытала на себе влияние англосаксонского и мусульманского права. Но, несмотря на подобные заимствования, основы нормативного регулирования любой правовой системы должны оставаться неизменными. В противном случае следует вести речь о ее замене на иную модель. Напротив, заимствуемый элемент может быть адаптирован к основным юридическим конструкциям (теоретическим моделям), используемым соответствующими отраслями права каждой конкретной страны. Иначе едва ли удастся добиться единообразного правового регулирования соответствующих отношений. Поэтому важно установить концептуальные положения действующих нормативных предписаний ГК РК о праве собственности, что в последующем позволит их отнести к той или другой теоретической модели. Мы полагаем общей нормативную модель права собственности в Гражданских кодексах России и Казахстана, так как в ее основе лежат теоретические положения ОГЗ Союза ССР 1991 г. и модельного Гражданского кодекса государств — участников СНГ. Сказанное не исключает определенных отличий, большей частью частного характера, не влияющих на общую оценку самой теоретической модели права собственности.
3. Оценка модели права собственности в ГК РК
В качестве критериев оценки мы используем основные элементы теоретической модели права собственности, предложенные А. А. Рубановым. Таковыми выступают: 1) нормы, регулирующие отношения, возникающие между субъектом права собственности и лицом, незаконно владеющим вещью; 2) правила, касающиеся приобретения и прекращения права собственности; 3) нормы, фиксирующие исходные правовые позиции субъекта права собственности в связи с его возможным участием в будущих отношениях, которые затронут его вещь; 4) положения, определяющие различные виды субъективного права собственности, устанавливающие категории вещей, которые могут быть их объектом, порядок обращения взыскания на такие объекты права собственности и др. [17, с. 77 — 78].
Первый критерий связан с ситуацией, возникающей при виндикации вещи собственником, многие аспекты которой регулируются по аналогичной модели защиты права собственности, принятой еще со времен римского права. Однако есть и особенности. Прежде всего обратим внимание на общее правило о трехгодичном сроке исковой давности по соответствующему требованию собственника. Во всяком случае никакого указания об исключении виндикационного притязания из-под действия исковой давности, как это сделано для негаторного иска, в ст. 187 ГК РК (ст. 208 ГК РФ) нет. Думается, что срок исковой давности не должен распространяться на требование о виндикации и единственным возможным исключением должен стать срок приобретательной давности (ст. 240 ГК РК, ст. 234 ГК РФ).
ГК РК устанавливает исключение, точнее, особенности виндикации денег и ценных бумаг на предъявителя (ст. 262 ГК РК, п. 3 ст. 302 ГК РФ). Помимо вопроса об оправданности подобного исключения есть серьезные сомнения в возможности (и даже целесообразности) признания подобных объектов объектами права собственности. Это — самостоятельная проблема, которая ниже нами будет затронута особо. Наконец, существует теоретическая проблема защиты права собственности в случаях ограничения виндикации. Эти правила касаются незаконного владельца (ответчика по виндикационному иску), владение которого отвечает следующим условиям: 1) является добросовестным, 2) приобретенным возмездно, 3) выбыло из владения собственника или другого уполномоченного на владение лица без участия их воли.
Если первые два условия всецело зависят от незаконного владельца, то третье — от воли других лиц и, следовательно, по отношению к незаконному владению имеет объективный характер. Возникает непростая проблема: на чем основывается защита незаконного владельца в этом случае? Здесь мнения расходятся. Одни авторы полагают, что за незаконным владельцем должно быть признано право собственности на вещь (ст. 259 ГК РК). В этом случае основанием является право собственности, которое приобретается по специальному законному основанию (п. 3 ст. 235, п. 1 ст. 261, ст. 259 ГК РК) [7, с. 36]. По нашему мнению, подобное ограничение виндикации должно основываться на правилах о приобретательной давности (ст. 240 ГК РК, ст. 234 ГК РФ).
Существуют и иные обстоятельства, касающиеся других аспектов защиты права собственности, не связанные с виндикацией, но важные для оценки теоретической модели.
Во-первых, ГК РК не предусматривает владельческой защиты, при наличии которой можно говорить о косвенной защите права собственности. Речь идет о возможной защите обладателей вещных прав (прежде всего права собственности) с помощью т. н. владельческих исков. Известный исследователь проблем владения Р. фон Иеринг говорил о неполноте защиты собственности без защиты владения, обосновывая следующее положение: «защита владения как реальности собственности есть необходимое дополнение защиты собственности, облегчение доказывания, предназначенное для собственника, но по необходимости служащее на пользу и несобственнику» [25, с. 419 и сл.]. Подобная категория исков действующему гражданскому законодательству Казахстана неизвестна.
Во-вторых, в Казахстане не решен должным образом вопрос о конкуренции норм о защите права собственности и реституции. На практике сложилась достаточно устойчивая тенденция использования для защиты права собственности исков о признании сделок недействительными, с применением последствий недействительности в виде двусторонней или односторонней реституции.
В-третьих, с защитой права собственности тесным образом взаимосвязаны нормы о приобретении и, что особенно важно, о прекращении права собственности. В наибольшей степени это касается вопросов принудительного прекращения права собственности. Сами правила, касающиеся приобретения и прекращения права собственности составляют второй компонент теоретической модели права собственности. Их главная задача заключается в определении лица, которому принадлежит соответствующее право.
Третьим компонентом выступают нормы, фиксирующие исходные правовые позиции субъекта права собственности, т. е. позиционный компонент теоретической модели права собственности. В данном случае имеется определенная двойственность. С одной стороны, право собственности определяется через призму владения, пользования и распоряжения (п. 1 и 2 ст. 188 ГК РК, п. 1 ст. 209 ГК РФ). Законодатель в обоих Кодексах использует для раскрытия содержания права собственности термин «право» вместо термина «правомочие». Иначе говоря, перед нами триадная трактовка права собственности, выступающая к тому же в виде пучка прав. С другой, оба Кодекса содержат правила о том, что собственник вправе совершать в отношении принадлежащего ему имущества любые действия (п. 3 ст. 188 ГК РК, п. 2 ст. 209 ГК РФ). Здесь следует обратить внимание на ограничительное регулирование содержания права собственности. Собственник может совершать в отношении принадлежащего ему имущества любые действия. Но должного ограничительного регулирования отношений собственности ГК не содержит, за исключением общих формулировок правил п. 4 и 6 ст. 188 ГК РК. Мы полагаем, что за большинством случаев ограничительного регулирования стоит именно общественный интерес, для реализации которого часто используются нормы публичного, а не частного права. Поэтому совершенствование ГК с неизбежностью должно быть осуществлено путем разработки основных концептуальных положений об ограничениях права собственности, которые имели бы частноправовую природу и исключили бы неоправданное вмешательство государства, его органов и институтов в отношения собственности.
Четвертый компонент теоретической модели права собственности наиболее общий. Он включает положения, определяющие различные виды субъективного права собственности и устанавливающие категории вещей, которые могут быть их объектом, порядок обращения взыскания на такие объекты права собственности и др. По существу, его можно свести к пониманию права собственности. Здесь имеется множество граней, каждая из которых при внимательном рассмотрении может стать предметом самостоятельного исследования. Мы остановимся на наиболее существенных моментах.
Прежде всего это объекты права собственности. Выше мы уже говорили об этом в контексте денег и ценных бумаг как особых объектах виндикации. Здесь же следует указать на имущественную трактовку объектов права собственности. Буквальное толкование закона позволяет прийти к выводу о том, что любой объект гражданских прав, относимых к числу имущественных (п. 2 ст. 115 ГК РК), может быть объектом права собственности. В ГК РФ нет правила, аналогичного п. 2 ст. 115 ГК РК. Российский законодатель использует иную по содержанию формулу: «вещи, включая деньги и ценные бумаги, иное имущество, в том числе имущественные права» (ст. 128 ГК РФ), т. е. используя более узкое значение термина «имущество». Во-вторых, следует обратить внимание на соотношение понятий собственность и право собственности. Третьим обстоятельством является вопрос о видах права собственности, что зачастую связано с субъектами обладания, проблемами форм собственности. Все эти положения связаны между собой, поэтому возможно их последующее комплексное рассмотрение.
Многие статьи ГК РК содержат значительно больше правил, в которых используется термин «собственность» а не «право собственности», чем может показаться на первый взгляд. А легальные формулировки термина «собственность» порождают массу проблемных вопросов, предоставляя тем самым значительные поводы для споров и дискуссий.
Так, развивая и конкретизируя правила ст. 6 Конституции Республики Казахстан о собственности и ее формах, ГК РК устанавливает и дифференцирует правовой режим каждой из них. В п. 1 ст. 10 ГК РК предусмотрено, что предпринимательство защищается независимо от форм собственности. Подобные нормы о формах собственности встречаются и в других статьях ГК РК, в которых продолжается разграничение правового режима частной (ст. 191) и государственной (ст. 192) собственности.
Собственность используется в легальном определении понятия «интеллектуальная собственность». Специальное правило особенной части ГК РК разграничивает исключительное право и право собственности (ст. 968 ГК РК). Имея в виду законное содержание термина «имущество» (п. 2 ст. 115 ГК РК), можно утверждать об имущественном содержании обоих понятий.
В определенных ситуациях законодатель формулирует правила о возможности для собственника сделать что-то (например, утвердить разделительный баланс (п. 2 ст. 47 ГК РК), разрешить что-либо и т. д.). Подобные правила подразумевают поведение (действие) собственника, и их можно отнести к осуществлению права собственности. В данном случае закон управомочивает собственника и поэтому соответствующие нормы направлены на раскрытие содержания его права. Иногда используется формула об обязанностях собственника сделать что-либо. В этой ситуации речь идет о позитивных обязанностях управомоченного лица, которые установлены в законодательстве. Подобные нормы также связаны с содержанием соответствующего субъективного права.
Отметим, что в нормоположениях ГК РК наиболее существенную роль играет понятие «собственность», которое рассматривается через призму другого термина — «имущество». При этом имущественное понимание собственности в ГК РК является доминирующим.
Когда речь идет о собственности, то часто это понятие употребляется в контексте объектов, принадлежащих определенным лицам. В этом случае недостаточная определенн ость понятия «имущество» сказывается и на понимании права собственности, что еще более запутывает ситуацию.
Впервые эту проблему выделил еще в советское время А. А. Рубанов, указавший на подмену юридического понятия «право собственности» экономическим понятием «собственность». Автор определил это характерной особенностью советского гражданского права, именуя ее законодательной конструкцией собственности, под которой им понимается совокупность норм, преследующая цель всесторонне определить социальную роль, структуру и характер собственности. По мнению А. А. Рубанова, наличие законодательно определенной конструкции собственности отличает советское гражданское право от гражданского права других стран [18, с. 118].
Мы можем констатировать сохранение этой тенденции. ГК РК в ряде случаев оперирует понятием «собственность» (ст. 191 — 193 ГК РК и др.). В свою очередь, это свидетельствует о том, что Кодекс построен по переходной модели права собственности, содержащей в себе элементы старой, советской модели. Здесь, как мы уже сказали, наблюдается отождествление права собственности и собственности.
По существу, отвечая на вопрос «что есть собственность для целей ГК?», можно утверждать, что в ГК РК нормативно реализована имущественная концепция собственности. В этом случае речь идет о наделении определенного лица или лиц имущественными благами и правами посредством установленных законом субъективных прав. Но именно понятие «имущество» в трактовке ст. 115 ГК РК играет злую шутку. Логика здесь предельно проста: если собственность тождественна имуществу, то все, что указано в п. 2 ст. 115 ГК РК, может принадлежать лицу на праве собственности. На практике массу вопросов и последующих разъяснений часто вызывает простой тезис: ни акции, ни доли участия в юридических лицах не являются собственностью. Это — имущество, но принадлежащее посредством иных субъективных гражданских прав. Именно данное направление, называемое сегодня корпоративными отношениями, получает развитие в России, встречая довольно жесткое противодействие. Причина заключается в заимствовании при регулировании вопросов ценных бумаг, акционерного законодательства институтов англосаксонского права. Это произошло как в Российской Федерации, так и в Казахстане и других странах СНГ.
Далее, имущественное понимание собственности лежит в основе старой и избитой проблемы форм собственности, их равенства и соотношения. Было бы наивным утверждать, что все вопросы здесь решены. Сегодня эта проблема является актуальной, активно обсуждается [19, с. 385 — 392, 606]. Сами концепции смешанного публично-правового и частноправового регулирования экономики (концепция хозяйственного права) и различных форм собственности весьма живучи. И если им не противопоставить должным образом разработанную частноправовую доктрину права собственности с одновременной реформой Гражданского кодекса и прочего массива гражданского законодательства, то еще долго цивилисты будут объяснять причины наличия в ГК различных рудиментов старой экономической, политической и правовой системы. Множество аргументов для подобных взглядов содержит в себе как сам ГК, так и иные законодательные акты. Например, в Земельном кодексе Республики Казахстан от 20 июня 2003 г. право землепользования, которое прямо названо вещным, может возникать только относительно земельных участков, относящихся к государственной собственности. Частная собственность на землю может быть передана только посредством аренды (подп. 17 ст. 12 и п. 3 ст. 25 Земельного кодекса Республики Казахстан).
Еще одной проблемой понимания права собственности является вопрос общей собственности. И здесь есть указанное выше смешение понятий: права собственности и собственности. Нужно определиться в главном: что именно является общим — имущество или право.
Представляется уместным обратить внимание на тенденцию все большего «опубличивания» в РК гражданского законодательства о праве собственности, чем это было до сих пор. Характерный пример — стратегические объекты и приоритетное право государства на их приобретение (ст. 193.1 ГК РК). Государство все более активно вмешивается в экономику, создает значительное количество государственных юридических лиц или становится участником уже существующих.
Вышеизложенное позволяет сделать три предварительных вывода.
1. В ГК РК наиболее употребимым является термин «собственность», содержательная характеристика которого связана с другим распространенным гражданско-правовым термином — «имущество». Это позволяет говорить об имущественном содержании собственности, которая составляет основу современного правового регулирования соответствующих отношений.
2. Собственническая модель, по терминологии А. А. Рубанова, и порождаемые ею проблемы форм собственности, дифференциации различных правовых режимов имеют корни в феодальном и советском прошлом, являются наследием старых экономико-политических систем.
3. Оценка существующей модели права собственности в ГК РК не может быть иной, кроме как комплексной. Иначе говоря, право собственности содержит компоненты разных моделей и даже эпох. Имущественная трактовка собственности имеет корни в феодализме; позиционный компонент, триада правомочий, — в модели разделенного права собственности; определение права собственности как возможности для собственника совершать любые действия с принадлежащими вещами — в элементарной. Частое использование в гражданском законодательстве термина «управление» (право оперативного управления, доверительное управление и др.) есть не что иное, как нормативное закрепление отдельных элементов теоретической модели права собственности с отпочковавшимся правом управления. Подобная вариативность указывает на отсутствие теоретической модели как таковой. И дальнейшее развитие гражданского законодательства в сфере права собственности должно быть выдержано только по одной из них.
4. О некоторых дискуссионных положениях права собственности
проекта изменений ГК РФ
Сразу оговоримся, что задачу детального исследования норм проекта изменений ГК РФ о праве собственности мы перед собой не ставили. Предметом рассмотрения будут лишь некоторые положения, которые, по нашему мнению, могут повлиять как на понимание, так и на применение соответствующих положений Кодекса. При этом многие изменения представляются нам весьма существенными и своевременными. Таковыми нам видятся специальный раздел, посвященный владению, серьезное обновление и вынесение в отдельный раздел об общих положениях вещного права норм о защите вещных прав, закрепление первоначальных и производных способов приобретения права собственности и многие другие.
Однако есть несколько дискуссионных положений.
Первое: вопросы содержания права собственности. Обращает внимание сохранение триадного подхода к определению вещных прав в целом (п. 1 ст. 221 проекта ГК РФ) и права собственности в частности (п. 2 ст. 233 проекта ГК РФ). Здесь вновь имеет место двойственность, свойственная ныне действующему ГК РФ, естественно, с определенными особенностями. Если действующий Кодекс исходит из триадного понимания права собственности как «пучка прав» и только потом говорит о праве собственника на совершение любого действия в отношении вещи, то в проекте акцент сделан на понимании права собственности как наиболее полного права на вещь, но при этом опять же указывается на все ту же триаду (п. 1 и 2 ст. 233 проекта ГК РФ). Утрируя будущую возможную легальную формулу, можно говорить о триадной полноте права собственности.
Думается, что адекватность и полнота определения права собственности как наиболее полного права на вещь, допускаемого действующим в стране правопорядком, может быть сохранена лишь до тех пор, пока на эту же вещь отсутствует иное право. Иначе говоря, право собственности является полным правом на вещь только в статике. Если в соответствии с законом и, как правило, по воле собственника возникает иное право на вещь, далее господство собственника не может быть полным, оно будет ограничено ровно в той мере, в какой существует право на эту вещь у другого лица.
По существу, в данном случае речь идет об определенных правилах, применяемых при «столкновении» отдельных вещных прав. Нельзя сказать, что разработчиками проекта изменений ГК РФ эти вопросы не затронуты (см. ч. 3 п. 1 ст. 224 и п. 3 ст. 226 проекта). Но эти нормы также основаны на «триадной» традиции, следуя которой нельзя будет должным образом решить проблему соотношения права собственности и иных вещных прав. Ведь и в ныне действующем ГК, и в проекте триада правомочий (в различной комбинации) входит в состав любого вещного права. Возникает закономерный вопрос: как их нужно различать?
Думаем, что в основу этих положений может быть положен методологический подход, содержащийся в десятом томе Свода законов Российской империи: полным правом собственности признавались случаи, когда в пределах законов установленных владение, пользование и распоряжение соединяются с укреплением имущества в одном лице или в одном сословии лиц, без всякого постороннего участия (ст. 423); неполное право собственности, когда оно ограничивается в пользовании, владении или распоряжении другими посторонними, также неполными на то же самое имущество правами (ст. 432) [20]. Такая классификация нередко применялась дореволюционными цивилистами [11, с. 266 и след.; 16, с. 123 и след.].
По утверждению А. В. Венедиктова, «неполнота» права собственности, с точки зрения составителей т. 10, означала либо законное ограничение права собственности (ср. ст. 433), либо предоставление собственником третьему лицу определенных правомочий по отношению к его имуществу (ср. ст. 514 и 541), либо принудительное лишение собственника тех или иных правомочий (ср. ст. 542), но не предоставление им другому лицу права «подчиненной собственности» на то же имущество [2, с. 111].
Поэтому для целей разграничения права собственности и иных вещных прав возможно использовать следующее общее правило: если правомочие (действие) составляет содержание иного вещного права, то собственник не может его осуществить. Другими словами, иное вещное право есть выдел из права собственности и только при прекращении такового право собственности может быть восстановлено в полном объеме (т. н. свойство эластичности права собственности). В ГК могла бы быть сформулирована общая норма о содержании и соотношении права собственности и иных вещных прав между собой.
Еще одной проблемой, связанной с содержанием права собственности, являются правила об объектах обладания. Проект, равно как и действующий ГК, содержит нормы об особенностях права собственности на земельный участок, жилье, нежилые помещения и т. п. (см. гл. 19.2, 19.3, 19.4 проекта изменений ГК РФ). При определенном методологическом подходе эти особенности позволят выделить соответствующие разновидности права собственности. Иначе говоря, объект права может повлиять на его виды. Однако подобные отношения следует рассматривать сквозь призму специфики правового режима вещей, их разновидностей. Если речь идет о земельном участке, существуют одни условия осуществления права, о жилье — другие, о здании — третьи. Мы полагаем, что особенности правового режима не могут влиять на понятие права собственности. Оно было и остается единым, по крайней мере, для всех объектов гражданского права. В данном случае представляется более корректным вести речь об особенностях осуществления права собственности, которые должны составить нормы ограничительного регулирования ГК в зависимости от объекта обладания. В качестве отправного пункта такого регулирования нам видится следующее положение: ограничительное регулирование осуществления права собственности происходит на основе правил, закрепленных в ГК и, возможно, в других законах. Отсутствие подобных ограничений предполагает свободное осуществление права собственности и иных вещных прав.
Второе: сохранение в проекте норм о формах собственности (ст. 236 — 239 проекта изменений ГК РФ). Более того, помимо особенностей права собственности различных субъектов, которые содержит проект, другие законы могут внести еще больше различий (п. 2 ст. 236 проекта), что даст дополнительные аргументы для утверждений о наличии разновидностей права собственности по субъектам обладания.
В проекте сохранено право оперативного управления (гл. 20.7 проекта изменений ГК РФ). Мы разделяем подход, при котором из числа вещных прав исключено право хозяйственного ведения, равно как и положение проекта о нераспространении правил об оперативном управлении для негосударственных субъектов. По существу возвращается изначальная природа этого права — его предназначенность только для государства, что являет собой случай целесообразности управления собственностью последнего. По нашему мнению, необходимо признать право оперативного управления институтом не гражданского, а публичного права. Действия же субъектов, обладающих правом оперативного управления, с точки зрения гражданского права, нужно рассматривать как деятельность самого государства либо определенной административно-территориальной единицы. Изменившиеся экономические реалии позволяют найти замену праву оперативного управления либо аналогичным публично-правовым институтом, либо использовать традиционные цивилистические организационно-правовые формы юридических лиц, где главным участником (или единственным) будет не частное лицо, а государство.
Третье: нормы об объектах права собственности.
Хотелось бы отметить весьма позитивный момент: проект почти исключил имущественную трактовку объекта права собственности. По сравнению с ныне действующим Кодексом это, несомненно, шаг вперед. Однако проект предполагает распространить правила о праве собственности на наличные деньги и документарные ценные бумаги (п. 1 ст. 223 проекта). Этим положением предопределяется и сохранение особенностей виндикации данных объектов (п. 4 ст. 239 проекта).
Строго говоря, наличные деньги и документарные ценные бумаги являются объектами, похожими на вещи, но таковыми не являющимися. Распространение на них правового режима права собственности, как и иного вещного права, есть попытка решить проблему отсутствия должного правового инструментария. Ограничиться регулированием по аналогии вряд ли будет достаточным. Сложно представить возможность виндикации денег и ценных бумаг без их индивидуализации. Но и в этом случае интерес управомоченного лица объективно будет связан не с деньгами вообще, а с определенными купюрами (монетами); не с ценной бумагой как формой выражения (обозначения) управомоченного лица и принадлежащего ему права, а только листом бумаги. Очевидно, что объекты интереса и, соответственно, права на них, будут различными, требующими адекватного правового регулирования. Конечно, как в теории, так и на практике их можно представить в качестве вещей (например, для целей собирательства и коллекционирования), но это скорее будет исключением, чем правилом. Владение же, будучи фактическим присвоением, нуждается в регулировании и особенно защите и вещей, и документарных ценных бумаг и наличных денег.
В контексте исследования объектов права собственности заслуживает упоминания модель общей собственности. Что является объектом в этом случае: вещь или право на нее? По нашему убеждению, субъективное право (любое, в том числе и право собственности) выступает «идеальной» правовой конструкцией, которую никак нельзя разделить. Разделу может быть подвергнут объект, т. е. сама вещь. В контексте сказанного обратим внимание на некоторую непоследовательность разработчиков как Концепции ГЗ, так и проекта изменений ГК РФ. В одних случаях речь идет об общих вещах, в других — общем праве. Подобная неопределенность служит примером преемственности (со знаком минус) в правовом регулировании, так как модель общего права собственности пришла в современное законодательство из советского периода. В Концепции ГЗ РФ общая собственность декларировалась как общее имущество, но не право. При этом в самой Концепции это было выдержано недостаточно последовательно (см. п. 3.8.3 Концепции). В проекте изменений ГК РФ указанное положение представляется еще более запутанным (ср. п. 1 и 2 ст. 273, 277 проекта). Далее также речь идет также о делении права, но уже в нормах о праве постоянного владения и пользования (ст. 299.5 проекта изменений ГК РФ). Здесь опять возникает имущественная трактовка объектов права собственности и иных вещных прав, которая существовала в ранее действующем законодательстве. Более того, есть определенное противоречие между общими положениями о вещном праве (только вещи) и нормами об общей собственности (общее право). Более оправданным было бы вести речь об общем имуществе, так как общими могут быть не только вещи, но имущественные права (например, право требования или членства в юридическом лице, принадлежит двум и более лицам). Такой подход делает необходимым формулирование особых правил об общем имуществе, которые целесообразно закрепить в общих положениях об объектах гражданских прав. В разделе же проекта изменений ГК РФ относительно вещного права речь может идти только о вещах, принадлежащих двум и более лицам.
5. Контуры теоретической модели права собственности,
предполагаемые к закреплению в ГК
Выше мы показали некоторые примеры преемственности в вопросах регулирования права собственности. Некоторые из них уходят своими корнями в феодализм, другие — в советскую эпоху. Такое положение не могло не сказаться на правовом регулировании отношений собственности, которое ни в концепции, ни в проекте не подверглось сколько-нибудь серьезной реформе. При этом вопрос о ее необходимости является отнюдь не риторическим. Реформа давно назрела, и проводить ее необходимо. Главной ее задачей будет освобождение норм о праве собственности от элементов преемственности, исключение из сферы гражданско-правового регулирования публично-правовых (преимущественно, организационных, административно-правовых) отношений.
По сути, выбор небольшой. Он заключается в избрании одного из двух возможных вариантов. Либо проводить дробление права собственности на отдельные разновидности, с большим количеством вариантов, определением отношений между главным собственником и подчиненным. В этом случае должна быть реализована модель разделенного права собственности, которая свойственна англосаксонской правовой системе. В ней всегда идет речь о каком-либо варианте права собственности (или собственности) и нет места иным вещным правам. Либо предпочтение должно быть отдано нормативному закреплению дихотомии: право собственности — вещное право на чужую вещь (ограниченное вещное право). Это — вариант, принятый в континентальной правовой системе, наиболее разработан и нормативно реализован в пандектной системе гражданского права. В таком случае вещное право охватывает собой право собственности, которое перестает быть суперправом и становится только одним из видов субъективных вещных гражданских прав. Право собственности растворяется в вещном праве, перестает быть единственно возможным правом на вещь. Более того, при наличии иного вещного права оно во многом ему уступает. Подобное просто невозможно в модели разделенного права собственности, ибо там всегда есть право собственности, отдельные варианты и разновидности этого права.
По существу, имея исторические корни принадлежности правовой системы Российской империи к системе континентального права, больший ее крен в сторону германской модели (пандективистики), у нас многое получает свои особенности. Последние, в своей совокупности, позволяют говорить либо о существенных отличиях нормативного регулирования отношений присвоения, либо о новой, по существу третьей модели, не похожей ни на одну из существующих.
Одно из главных отличий остается неизменным в течение многих лет. Речь идет о собственности (неважно, как вещи или как имуществе) с различным правовым режимом присвоения, осуществления прав на него. Частично это исторически обусловлено особенностями феодальных отношений в сфере земельной собственности. Удивительно, но даже проект Гражданского уложения Российской империи не смог от этого отказаться. Здесь содержались особые предписания об имуществах, которые делились на частные и имущества, имеющие особый правовой режим (государевы, церковные, удельные и проч.) ст. 50, 51 и другие проекта ГУ [4, с. 69 — 70]. Например, Гражданский кодекс Франции, Германское гражданское уложение, как, впрочем, и в других странах гражданско-правовой традиции, успешно обходятся без этих положений. У нас же это чуть ли не главный элемент преемственности легальной конструкции права собственности Российской империи, СССР и постсоветских стран, основанной на модельном гражданском законодательстве. Во всех случаях регулирование осуществляется исходя из потенциальных различий права собственности граждан, юридических лиц и государства как субъектов гражданского права, что вызывает вполне обоснованную критику этих положений модельного законодательства [8, с. 139 — 140; 26, с. 66].
Для исключения подобного положения нам видится следующий возможный выход: установление общего гражданско-правового режима вещей, включенных в гражданский оборот. По существу, нужно сформировать единое право собственности на вещи, находящиеся и ограниченные в гражданском обороте. Все прочее можно вывести из предмета регулирования гражданского права, передав его в сферу публичных правоотношений. Имеющиеся в действующих ГК правила о государственной собственности, ее разновидностях, должны составить предмет административно-правового регулирования отношений собственности, чему в юридической литературе уделено недостаточно внимания. В качестве одной из первых известных нам попыток можно считать исследование А. В. Винницкого [3].
В качестве частных задач совершенствования гражданского законодательства о праве собственности нам видятся следующие:
1) формирование института права собственности как части подотрасли вещного права, с исключением межотраслевого характера ряда положений действующего Кодекса;
2) прерывание триадной традиции в определении права собственности и иных вещных прав;
Существо гражданско-правового регулирования отношений собственности должно заключаться в следующих положениях:
а) построение ГК на основе общего дозволения собственнику совершать в отношении вещи любые действия;
б) введение в ГК и иные законы запретов тех или других типов поведения собственника относительно определенных категорий вещей. Будущий ГК должен содержать нормы, устанавливающие правовой режим определенных объектов права собственности, допуская при необходимости отсылку к специальному законодательному регулированию. По существу, появится раздел, в котором были бы сконцентрированы нормы о вещах как объектах только вещных, а не иных субъективных гражданских прав. Это повлечет перераспределение имеющихся норм о вещах, как объектах гражданского права, в подотрасль вещного права. Большинство подобных норм будет иметь, во-первых, императивный характер, во-вторых, описывать пределы осуществления права собственности и, в-третьих, определять гражданско-правовые последствия для собственника при невыполнении (несоблюдении) соответствующих предписаний.
Мы полагаем, что реализация этих теоретических постулатов позволит осуществить реформу правового регулирования отношений собственности, рассчитанную на формирование стабильных отношений, свойственных развитому гражданскому праву, построенному в рамках элементарной модели пандектной системы континентального права.
Библиографический список
1. Алексеев С. С. Юридические конструкции — ключевое звено права (в порядке постановки проблемы) // Цивилистические записки: Межвуз. сб. науч. тр. М.: Статут, 2001. 397 с.
2. Венедиктов А. В. Государственная социалистическая собственность. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1948. 839 с.
3. Винницкий А. В. Государственная собственность в административном праве. М.: Статут, 2010. 431 с.
4. Гражданское уложение: проект Высочайше учрежденной Редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения (с объяснениями, извлеченными из трудов Редакционной комиссии); В 2 т. / Под ред. И. М. Тютрюмова. СПб., 1910. Т. 1.
5. Грибанов В. П. Осуществление и защита гражданских прав. М.: Статут, 2000. 411 с.
6. Дождев Д. В. Международная модель траста и унитарная концепция права собственности // Человек и его время: Жизнь и работа Августа Рубанова / Сост. и отв. ред. О. А. Хазова. М.: Волтерс Клувер, 2006. 480 с.
7. Киреева Т. Т., Климкин С. И. Защита права собственности: Учеб. пособие. Алматы: Изд-во КазГЮА, 2000. 72 с.
8. Книпер Р. Некоторые проблемы кодификации гражданского законодательства в странах с переходной экономикой // Пути к новому праву: Материалы междунар. конф. в Санкт-Петербурге и Бремене / Deutsche Gesellschaft for Technische Zusammenarbeit (GTZ) GmbH; Под общ. ред. М. М. Богуславского и Р. Книпера. Berlin: Berlin Verl. A. Spitz, 1998.
9. Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации / Вступ. ст. А. Л. Маковского. М.: Статут, 2009. 160 с.
10. Маковский А. Л. О кодификации гражданского права (1922 — 2006). М.: Статут, 2010. 736 с.
11. Мейер Д. И. Русское гражданское право. Чтения Д. И. Мейера, изданные по запискам слушателей / Под ред. А. И. Вицина. СПб., 1910. 651 с.
12. Мозолин В. П. К разработке Закона о собственности в СССР в условиях радикальной экономической реформы // Сов. государство и право. 1989. N 10.
13. Мозолин В. П. Право собственности в Российской Федерации в период перехода к рыночной экономике. М.: Изд-во ИГиП РАН, 1992. 176 с.
——————————————————————
КонсультантПлюс: примечание.
Статья В. П. Мозолина «Модернизация права собственности в экономическом измерении» включена в информационный банк согласно публикации — «Журнал российского права», 2011, N 1.
——————————————————————
14. Мозолин В. П. Модернизация права собственности в экономическом измерении // Институты гражданского права и модернизация экономики: Материалы V ежегод. науч. чтений памяти проф. С. Н. Братуся (Москва, 25 окт. 2010 г.) / Ин-т законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации; Отв. ред. Н. Г. Доронина. М.: Юстицинформ, 2011. 328 с.
15. Пеннер Дж. И. Картина собственности как «пучка прав» // Рос. ежегодник сравнит. права. 2007. N 1 / Под ред. Д. В. Дождева. СПб.: ООО «Унив. изд. консорциум «Юрид. книга», 2008. 652 с.
16. Победоносцев К. Курс гражданского права. СПб., 1896. Ч. 1: Вотчинные права. 767 с.
17. Рубанов А. А. Проблемы совершенствования теоретической модели права собственности // Развитие советского гражданского права на современном этапе / Под ред. Н. С. Малеина, В. П. Мозолина и др. М., 1986.
18. Рубанов А. А. Эволюция законодательной конструкции собственности: основные тенденции // Сов. государство и право. 1989. N 8. С. 118 — 126.
19. Рыженков А. Я., Черноморец А. Е. Очерки теории права собственности (прошлое и настоящее). Волгоград: Панорама, 2005. 672 с.
20. Свод законов Российской империи. 1900. Т. 10, ч. 1.
21. Скрябин С. В. К вопросу о теоретических моделях вещного права // Журн. рос. права. 2009. N 4. С. 88 — 93.
22. Суханов Е. А. Лекции о праве собственности. М.: Юрид. лит., 1991. 240 с.
23. Табанов С. А. Совершенствование законодательства: теория и опыт Республики Казахстан. Алматы: Жети Жаргы, 1999. 288 с.
24. Иеринг Р. фон. Избранные труды: В 2 т. СПб.: Изд-во Р. Асланова «Юрид. центр «Пресс», 2006. Т. I. 618 с.
25. Иеринг Р. фон. Об основании защиты владения // Избр. тр.: В 2 т. СПб.: Изд-во Р. Асланова «Юрид. центр «Пресс», 2006. Т. II. 464 с.
26. Чантурия Л. Л. О частном и публичном в гражданском праве: некоторые аспекты кодификации гражданского права // Гражд. право и гражд. законодательство: Материалы междунар. науч.-практ. конф. в рамках ежегод. цивилист. чтений, посвященной юбилею Гражданского кодекса Республики Казахстан (15-летию Общей части и 10-летию Особенной части), Алматы, 13 — 14 мая 2009 г. / Отв. ред. М. К. Сулейменов. Алматы: НИИ частного права КазГЮУ, 2009.
27. Чевычелов В. В. Юридическая конструкция: Проблемы теории и практики: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2005. 26 с.
28. Черданцев А. Ф. Толкование права и договора: Учеб. пособие. М.: Юнити-Дана, 2003. 381 с.
1. Alekseev S. S. Juridicheskie konstrukcii — kljuchevoe zveno prava (v porjadke postanovki problemy) // Civilisticheskie zapiski: Mezhvuz. sb. nauch. tr. M.: Statut, 2001. 397 s.
2. Venediktov A. V. Gosudarstvennaja socialisticheskaja sobstvennost’. M.; L.: Izd-vo AN SSSR, 1948. 839 s.
3. Vinnickij A. V. Gosudarstvennaja sobstvennost’ v administrativnom prave. M.: Statut, 2010. 431 s.
4. Grazhdanskoe ulozhenie: proekt Vysochajshe uchrezhdennoj Redakcionnoj komissii po sostavleniju Grazhdanskogo ulozhenija (s ob’jasnenijami, izvlechennymi iz trudov Redakcionnoj komissii); V 2 t. / Pod red. I. M. Tjutrjumova. SPb., 1910. T. 1.
5. Gribanov V. P. Osuwestvlenie i zawita grazhdanskih prav. M.: Statut, 2000. 411 s.
6. Dozhdev D. V. Mezhdunarodnaja model’ trasta i unitarnaja koncepcija prava sobstvennosti // Chelovek i ego vremja: Zhizn’ i rabota Avgusta Rubanova / Sost. i otv. red. O. A. Hazova. M.: Volters Kluver, 2006. 480 s.
7. Kireeva T. T., Klimkin S. I. Zawita prava sobstvennosti: Ucheb. posobie. Almaty: Izd-vo KazGJuA, 2000. 72 s.
8. Kniper R. Nekotorye problemy kodifikacii grazhdanskogo zakonodatel’stva v stranah s perehodnoj jekonomikoj // Puti k novomu pravu: Materialy mezhdunar. konf. v Sankt-Peterburge i Bremene / Deutsche Gesellschaft fur Technische Zusammenarbeit (GTZ) GmbH; Pod obw. red. M. M. Boguslavskogo i R. Knipera. Berlin: Berlin Verl. A. Spitz, 1998.
9. Koncepcija razvitija grazhdanskogo zakonodatel’stva Rossijskoj Federacii / Vstup. st. A. L. Makovskogo. M.: Statut, 2009. 160 s.
10. Makovskij A. L. O kodifikacii grazhdanskogo prava (1922 — 2006). M.: Statut, 2010. 736 s.
11. Mejer D. I. Russkoe grazhdanskoe pravo. Chtenija D. I. Mejera, izdannye po zapiskam slushatelej / Pod red. A. I. Vicina. SPb., 1910. 651 s.
12. Mozolin V. P. K razrabotke Zakona o sobstvennosti v SSSR v uslovijah radikal’noj jekonomicheskoj reformy // Sov. gosudarstvo i pravo. 1989. N 10.
13. Mozolin V. P. Pravo sobstvennosti v Rossijskoj Federacii v period perehoda k rynochnoj jekonomike. M.: Izd-vo IGiP RAN, 1992. 176 s.
——————————————————————
КонсультантПлюс: примечание.
Статья В. П. Мозолина «Модернизация права собственности в экономическом измерении» включена в информационный банк согласно публикации — «Журнал российского права», 2011, N 1.
——————————————————————
14. Mozolin V. P. Modernizacija prava sobstvennosti v jekonomicheskom izmerenii // Instituty grazhdanskogo prava i modernizacija jekonomiki: Materialy V ezhegod. nauch. chtenij pamjati prof. S. N. Bratusja (Moskva, 25 okt. 2010 g.) / In-t zakonodatel’stva i sravnitel’nogo pravovedenija pri Pravitel’stve Rossijskoj Federacii; Otv. red. N. G. Doronina. M.: Justicinform, 2011. 328 s.
15. Penner Dzh. I. Kartina sobstvennosti kak «puchka prav» // Ros. ezhegodnik sravnit. prava. 2007. N 1 / Pod red. D. V. Dozhdeva. SPb.: OOO «Univ. izd. konsorcium «Jurid. kniga», 2008. 652 s.
16. Pobedonoscev K. Kurs grazhdanskogo prava. SPb., 1896. Ch. 1: Votchinnye prava. 767 s.
17. Rubanov A. A. Problemy sovershenstvovanija teoreticheskoj modeli prava sobstvennosti // Razvitie sovetskogo grazhdanskogo prava na sovremennom jetape / Pod red. N. S. Maleina, V. P. Mozolina i dr. M., 1986.
18. Rubanov A. A. Jevoljucija zakonodatel’noj konstrukcii sobstvennosti: osnovnye tendencii // Sov. gosudarstvo i pravo. 1989. N 8. S. 118 — 126.
19. Ryzhenkov A. Ja., Chernomorec A. E. Ocherki teorii prava sobstvennosti (proshloe i nastojawee). Volgograd: Panorama, 2005. 672 s.
20. Svod zakonov Rossijskoj imperii. 1900. T. 10, ch. 1.
21. Skrjabin S. V. K voprosu o teoreticheskih modeljah vewnogo prava // Zhurn. ros. prava. 2009. N 4. S. 88 — 93.
22. Suhanov E. A. Lekcii o prave sobstvennosti. M.: Jurid. lit., 1991. 240 s.
23. Tabanov S. A. Sovershenstvovanie zakonodatel’stva: teorija i opyt Respubliki Kazahstan. Almaty: Zheti Zhargy, 1999. 288 s.
24. Iering R. fon. Izbrannye trudy: V 2 t. SPb.: Izd-vo R. Aslanova «Jurid. centr «Press», 2006. T. I. 618 s.
25. Iering R. fon. Ob osnovanii zawity vladenija // Izbr. tr.: V 2 t. SPb.: Izd-vo R. Aslanova «Jurid. centr «Press», 2006. T. II. 464 s.
26. Chanturija L. L. O chastnom i publichnom v grazhdanskom prave: nekotorye aspekty kodifikacii grazhdanskogo prava // Grazhd. pravo i grazhd. zakonodatel’stvo: Materialy mezhdunar. nauch.-prakt. konf. v ramkah ezhegod. civilist. chtenij, posvjawennoj jubileju Grazhdanskogo kodeksa Respubliki Kazahstan (15-letiju Obwej chasti i 10-letiju Osobennoj chasti), Almaty, 13 — 14 maja 2009 g. / Otv. red. M. K. Sulejmenov. Almaty: NII chastnogo prava KazGJuU, 2009.
27. Chevychelov V. V. Juridicheskaja konstrukcija: Problemy teorii i praktiki: Avtoref. dis. … kand. jurid. nauk. N. Novgorod, 2005. 26 s.
28. Cherdancev A. F. Tolkovanie prava i dogovora: Ucheb. posobie. M.: Juniti-Dana, 2003. 381 s.
