ОЦЕНКА ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ ОТДЕЛЬНЫХ КАТЕГОРИЙ ЮРИДИЧЕСКИХ ФАКТОВ И ВЫХОД ЗА ПРЕДЕЛЫ ЗАЯВЛЕННЫХ ТРЕБОВАНИЙ
С. Ю. НЕКРАСОВ
Некрасов Сергей Юрьевич, преподаватель кафедры гражданского процессуального права Российской академии правосудия (Восточно-Сибирский филиал), кандидат юридических наук, доцент.
В статье освещаются проблемы деятельности суда при рассмотрении споров, связанных с оценкой юридических фактов. Решается вопрос, как определить процессуальные границы рассмотрения юридических фактов при сложном юридическом составе и допустим ли выход суда за пределы заявленных требований.
Ключевые слова: правосудие, ненормативные правовые акты, диспозитивность процесса, юридический факт, сложный юридический состав, выход за пределы заявленных требований.
Assessment of the reality of the certain categories of legal facts and outside the limits of the declared requirements S. Yu. Nekrasov
The article highlights the problems of the activity of the court during consideration of disputes related to the assessment of the legal facts. How to determine procedural borders of consideration of legal facts in case of difficult legal structure and the court exit out of limits of the declared requirements is possible.
Key words: justice, substandard legal acts, legal facts, dispositivity of process, exit out of limits of the declared requirements.
Теория гражданского и арбитражного процесса основана на нескольких базовых учениях. При этом системообразующее значение имеет учение об иске. Как и любая концептуальная система, учение об иске предлагает научную классификацию понятий, охватываемых таким учением. Особенное место в такой классификации занимает видовая характеристика понятия иска. Традиционным <1> для российской науки гражданского процесса является заимствованное из германской правовой доктрины деление исков на исполнительные (иски о присуждении <2>), деклараторные (иски о признании <3>) и преобразовательные <4>. ——————————— <1> Необходимо отметить, что приводимое далее трехчленное деление до настоящего времени имеет как своих апологетов, виднейшим из которых является М. А. Гурвич, так и критиков, среди которых следует назвать Н. Б. Зейдера (Зейдер Н. Б. Судебное решение и спорное право // Правоведение. 1958. N 2. С. 79 и след.), А. Ф. Клейнмана (Клейнман А. Ф. Основные вопросы учения об иске в советском гражданском процессуальном праве. М., 1959. С. 9), В. П. Чапурского (Гражданский процесс / Под ред. С. Н. Абрамова. М., 1948. С. 169). <2> Следует иметь в виду, что понятия «исполнение» и «присуждение» в строгом смысле слова не являются синонимами, ведь требования истца могут состоять не только в установлении для ответчика обязанности лично исполнить причитающееся, но и обязанности претерпеть определенное правовое воздействие со стороны истца или третьих лиц. Понятие «присуждение», таким образом, является более общим. В попытке найти единое определение классик немецкого процессуального права Р. Брунс использует термин «предписывающие иски» (Anordnungsklagen), ведь результатом каждого судебного акта по соответствующим искам является установление предписания (Anordnung), которое подлежит обязательному исполнению. Среди прочего ученый указывает на следующее: «…долженствующим наступить посредством судебного решения является осуществимость требования путем [судебного] исполнения» (Bruns R. Zivilprozecrecht. Eine systematische Darstellung. 1979. S. 170 — 171). <3> Как метко замечал один из ведущих немецких теоретиков гражданского процесса конца XIX в. Р. Леонхард, «[иск о признании есть] превентивное притязание на «неповторение» перед судом утверждения, имеющего препятствующий осуществлению права истца характер» (Leonhard R. Der Anspruchsbegriff des Entwurfs eines burgerlichen Gesetzbuches fur das Deutsche Reich // Zeitschrift fur deutschen Civilprozess. 1891. S. 352). Другой классик, но на этот раз российской науки гражданского процесса, М. А. Гурвич так определял иск о признании: «Иском о признании (или установительным иском) [является] обращенное к суду требование о вынесении решения о судебном подтверждении (признании) существования или отсутствия определенного спорного права, обязанности, правоотношения в целом» (Гурвич М. А. Учение об иске. М., 1981. С. 17). <4> Л. Розенберг называет такие иски «конститутивными» (Rosenberg L., Schwab K. H., Gottwald P. Lehrbuch des Zivilprozessrechts. 2004. S. 608). Думается, в избрании именно этого термина можно увидеть удачную попытку выразить сущность преобразовательного иска — иска о прекращении одних отношений и установлении вместо них иных. Следует, впрочем, иметь в виду, что признание за преобразовательным иском обособленного статуса не столь типично в российской науке. Понятие преобразовательного иска подвергают критике А. А. Добровольский (Добровольский А. А. Исковая форма защиты права: основные вопросы учения об иске. М., 1965. С. 175) и А. Ф. Клейнман (Клейнман А. Ф. Основные вопросы учения об иске в советском гражданском процессуальном праве. М., 1959. С. 9).
Как и любая классификация, данная матрица понятий условна. Тем не менее позволим себе предложить несколько комментариев к указанной классификации для целей проблематизации, казалось бы, напрямую с ней не связанного явления выхода суда за пределы заявленных требований. Как известно, римские юристы связывали наличие субъективного права с возможностью заявить иск о присуждении того, в отношении чего такое право существует: «…is, qui actionem habet ad rem reciperandam, ipsam rem habere videtur» <5>. М. А. Гурвич в связи с этим резонно замечает, что иск в материальном смысле имеет непосредственное отношение лишь к иску о присуждении. Иные виды исков суть исключительно процессуальные явления, не имеющие действительных основ в частном праве, таких основ, которые бы не могли быть сведены исключительно к соотношению процессуального права и материального <6>. ——————————— <5> «Тот, кто имеет иск в отношении подлежащей возврату вещи, считается имеющим саму вещь» (Digesta lustiniani. 50. 17. 15 [Электронный ресурс] URL: http://webu2.upmf-grenoble. fr/Haiti/Cours/Ak/Corpus/d-50.htm#17). <6> Гурвич М. А. Право на иск. М., 1949. С. 152; Учение об иске. С. 19; Судебное решение. Теоретические проблемы. М., 1976. С. 14; Глава «Иск» // Советское гражданское процессуальное право / Под ред. М. С. Шакарян. М., 1985. С. 191 — 192.
Такое заключение, имеющее, как кажется, далекое отношение к вопросу о выходе суда за пределы заявленных требований, имеет тем не менее принципиальное значение для его правильной постановки. Действительно, и иск об установлении, и иск о преобразовании направлены на то, чтобы получить акт компетентного органа, подтверждающий наличие или отсутствие правоотношений между тяжущимися <7>, а в случае необходимости — изменить параметры этого правоотношения <8>. И то и другое, в сущности, направлено на последующее требование о присуждении, разрешение которого будет опосредовано (или как минимум облегчено) наличием судебного решения, утвердившего наличие законных оснований для такого присуждения. Тем не менее, несмотря на описанную взаимозависимость каждого из разновидностей исков, они, как правило, «существуют» отдельно друг от друга: заявляются и рассматриваются в разных процессах. ——————————— <7> Целый ряд крупнейших теоретиков гражданского процесса Германии (О. Бэр, Г. Дегенкольб, А. Плош, Ф. Айзеле, Л. Гаупп, Р. Леонхард, Ю. В. Планк) часто вместо слова «установление» использовали слово «признание», как бы подчеркивая, что иск об установлении представляет собой процессуальную форму некоего материального притязания о признании (Bahr O. Die Anerkennung als Verpflichtungsgrund. 1855. S. 279; Kadel H. Zur Geschichte und Dogmengeschichte der Feststellungsklage nach § 256 der ZPO. 1956, S. 54 — 55; Gaupp L. Die Civilprozessordnung fur das Deutsche Reich. 1880. S. 10). По меткому выражению Р. Леонхарда, иск об установлении есть «превентивное притязание на «неповторение» перед судом утверждения, имеющего препятствующий осуществлению права истца характер» (Leonhard R. Der Anspruchsbegriff des Entwurfs eines burgerlichen Gesetzbuches fur das Deutsche Reich. S. 352). <8> Важно четко разделять иск об установлении и иск о преобразовании. Хотя ряд исков о преобразовании, при условии что решениям по ним придается обратная сила, походят на иски об установлении, иски о преобразовании всегда обладают «правоизменяющим» действием (Schlosser P. Gestaltungsklagen und Gestaltungsurteile. 1966. S. 23).
Однако всегда ли можно разделить иски разных видов или, по крайней мере, требования, типичные для исков соответствующей категории, особенно принимая во внимание, что зачастую иски об установлении и иски о преобразовании служат процессуальным методом достижения эффекта, окончательно наступающего лишь с присуждением по исполнительному иску? Всегда ли конкретный законный интерес или нарушенное право можно защитить «в отрыве» от защиты иного, связанного с ними права? Наконец, всегда ли можно разъединить в процессе средства защиты одного и того же нарушенного права? Самый распространенный пример, который не позволяет ответить на приведенные вопросы исключительно утвердительно, — иск о взыскании договорной неустойки. Ведь для того, чтобы рассмотреть вопрос о возможности взыскания неустойки, суд в первую очередь должен установить, действителен ли договор, на основании которого данная неустойка подлежит взысканию. Суду надлежит фактически рассмотреть два требования: о признании договора заключенным и действительным и о взыскании неустойки. Всегда ли истец, заявляя иск о взыскании неустойки, рассчитывает на такой эффект? И в этом смысле не допускает ли суд пусть имплицитно, но все же выхода за пределы заявленных истцом требований? Принимая во внимание, что порядок рассмотрения вопроса о действительности договора зависит от того, оспоримой или ничтожной сделкой является такой договор, необходимо сразу оговориться о характере требований, сопряженных с двумя этими порядками. Так, признание недействительным договора основывается на преобразовательном требовании (иске), в то время как применение последствий ничтожности договора основано на требовании (иске) об установлении <9>. Этим обусловлено и правило ч. 2 ст. 166 Гражданского кодекса Российской Федерации <10>, в соответствии с которым оспоримая сделка может быть признана таковой лишь по заявлению стороны, а применить последствия недействительности ничтожной сделки суд может по собственной инициативе. Действительно, ведь в данном случае целесообразность преобразования правоотношения не может определяться никем иным, кроме как самими его субъектами. Суд выступает лишь в качестве контролирующей инстанции, убеждаясь в том, что для преобразования имеются достаточные основания, и сообщая такому преобразованию юридическую силу <11>. В то же время в случае ничтожности сделки правоотношения между субъектами не возникли вовсе. И значит, не имеется субъектов, которым дозволялось бы определять судьбу такого правоотношения <12>. ——————————— <9> «В <…> случае [судебного признания сделки недействительной] имеется в виду либо решение о признании (установительное, или декларативное, судебное решение), если речь идет о ничтожной сделке, либо преобразовательное (конститутивное) решение, если речь идет о сделке оспоримой. Также классифицируются и иски, по которым принимаются эти решения. Декларативное судебное решение лишь констатирует факт недействительности ничтожной сделки, имевший место до и независимо от судебного процесса. Напротив, оспоримая сделка, которая до этого существовала как юридический факт и порождала обусловленные ею правовые последствия, в силу вынесения конститутивного (преобразовательного) судебного решения именно прекращает свое юридическое бытие, аннулируется. Такое решение уничтожает оспоримую сделку, причем с обратной силой (ex tune)» (Тузов Д. О. Теория недействительности сделок. Опыт российского права в контексте европейской правовой традиции. М., 2007. Доступ из справочно-правовой системы «КонсультантПлюс»). <10> Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30 ноября 1994 г. N 51-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 1994. N 32. Ст. 3301. <11> Отдельно следовало бы обсудить проблему связи права на преобразовательный иск с субъективным правом на преобразование правоотношения, иначе говоря, проблему оснований преобразовательного иска. В немецкой науке по этому поводу сложилось два подхода. Первый подход состоит в том, что субъективное право на преобразование правоотношения становится как бы ослабленным до состояния лишь права на соответствующий иск (Rosenberg L./Schwab K. H./Gottwald P. Lehrbuch des Zivilprozessrechts. S. 177; Nikisch A. Zivilprozessrecht. 1952. S. 154; Medicus D. Allgemeiner Teil des BGB. 1997. S. 38 ff; Brox H. Allgemeiner Teil des BGB. 1997. S. 274 — 275). При этом очевидно, что как таковое право на преобразование не меняет своей природы в зависимости от того, допускается ли его реализация самими субъектами правоотношения или только на основании решения суда. Второй подход исходит из того, что в основе преобразовательного иска лежит публичное право на преобразование как притязание на правовую защиту (Schlosser P. Gestaltungsklagen und Gestaltungsurteile. S. 374 ff.; Dolle H. Zum Wesen der Gestaltungsklagerechte. Festschrift fur E. Botticher. 1969. S. 94 — 99; Blomeyer A. Zivilprozessrecht. Erkenntnisverfahren. S. 190). Очевидно, что при первом подходе у преобразовательного требования (иска) гораздо больше «шансов» быть вплетенным в исполнительное требование. В то же время, исходя из публично-правовой природы основания преобразовательного иска, вряд ли можно с полной уверенностью заявлять о допустимости или по крайней мере широкой распространенности его несамостоятельного существования. <12> Необходимо, впрочем, отметить, что, несмотря на допускаемое нами в целях настоящей статьи намеренное сближение материально-правового отношения и соотносящегося с ним процессуального, необходимо строго отграничивать отношения между субъектами материального правоотношения и сторонами процесса.
Отметим, что в случаях, когда признание сделки незаключенной или ничтожной приводит к отказу в удовлетворении искового требования о взыскании причитающейся по такой сделке неустойки, истец часто ставит под сомнение допустимость выхода за пределы заявленных требований: ведь истец обращается за защитой лишь одного из своих прав по договору, а в результате вынесенного решения лишается защиты всех таких прав. Однако допустимость такого выхода суда за пределы заявленных требований вполне объяснима. Законодатель, в сущности, позволяет суду удовлетворять незаявленное требование об установлении негативного факта для того, чтобы не допустить установления процессуальными средствами материально-правовых последствий там, где их не могло возникнуть вовсе, в силу материально-правовой нормы per se. Но как расценивать действия суда по незаявлявшемуся установлению наличия правоотношения? Скажем, не является ли выходом за пределы заявленных требований позитивная проверка действительности договора? Иными словами, может ли суд рассматривать вопрос о взыскании неустойки, если не заявлено требование о признании действительным договора? И далее, является ли заявление специального требования о позитивном установлении (т. е. установлении наличия тех или иных правоотношений) обязательным для разрешения вопроса о присуждении, следуемом из установленного правоотношения? Вопрос этот кажется лишенным смысла, ведь суд так или иначе всегда должен выяснить наличие оснований для защиты права и в первую очередь убедиться, что соответствующее право вообще имеется у истца. Но насколько «глубоко» должно простираться такое судебное исследование? Должен ли суд при разрешении вопроса о применении мер обеспечения обязательств устанавливать наличие такого обязательства, и если да, то далее, должен ли суд, например, проверять полномочия лиц, действующих в качестве единоличных исполнительных органов юридических лиц, принявших на себя соответствующее обязательство, а если так, то требуется ли установление полномочий лиц, входящих в состав органа, избравшего (назначившего) указанный единоличный исполнительный орган? Для большей наглядности, используя прием ad absurdum, спросим прямо: должен ли суд при рассмотрении требований о взыскании неустойки по договору, заключенному юридическим лицом, исследовать вопрос действительности договоров, по которым участники такого юридического лица получили соответствующие корпоративные права (например, договоров купли-продажи акций или долей)? Принципиальным является то, что сущность требований о негативном установлении в заявленном контексте отличается от существа установления позитивного. Первое приводит к невозможности присуждения, второе его опосредует. Но если в части недействительных сделок возможность выхода за пределы заявленных требований путем решения о незаявленном негативном установлении допускается законом и, в конечном итоге, вполне обоснованна, то как быть с иными юридическими фактами? Допустимо ли распространять аналогию, скажем, на решения собраний, на ненормативные акты, на локальные нормативные акты трудового права? Отнюдь не каждая отрасль права оперирует понятиями оспоримости и ничтожности, а значит, отнюдь не каждый юридический факт может быть признан несуществующим в отсутствие специального требования. И значит, пределы судебного усмотрения при удовлетворении вплетенных в исполнительные иски требований о негативном установлении подлежат более детальному выяснению и регламентации. Ответ на этот вопрос возможен. Предварить его должна серьезная научная дискуссия, ибо при всей неоднозначности вопроса столь же разнообразной будет и палитра ответов. Крайние их полюса могут устанавливаться как в области установления еще одного исключения из общего для цивилистического процесса принципа диспозитивности, так и в области введения понятия ничтожности административного акта. Выбор же пути решения данной задачи может существенно изменить существующую правоприменительную практику.
