Федеральный закон от 30 декабря 2012 г. N 302-ФЗ и интеллектуальные права

(Гаврилов Э. П.) («Патенты и лицензии», 2013, N 4)

ФЕДЕРАЛЬНЫЙ ЗАКОН ОТ 30 ДЕКАБРЯ 2012 Г. N 302-ФЗ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЕ ПРАВА <1>

Э. П. ГАВРИЛОВ

——————————— <1> Статья подготовлена при информационной поддержке СПС «КонсультантПлюс».

В статье Э. П. Гаврилова, доктора юридических наук, профессора кафедры гражданского права Национального исследовательского университета Высшая школа экономики (Москва), анализируется влияние Федерального закона от 30 декабря 2012 г. N 302-ФЗ на регулирование интеллектуальных прав.

Ключевые слова: Федеральный закон от 30 декабря 2012 г. N 302-ФЗ, принцип добросовестности в гражданском праве, государственная регистрация гражданских прав, право на имя и на псевдоним в гражданском обороте.

Federal law of december 30, 2012 N 302-FZ and the intellectual rights E. P. Gavrilov

In this article E. P. Gavrilov, doctor of legal sciences, prof., of the chair of the civil law of the National research university Higher school of economics (Moscow), analyzes an influence of the Federal law of december 30, 2012 N 302-FZ on the regulations of intellectual rights.

Key words: Federal law of december 30, 2012 N 302-FZ, principle of good faith in civil law, official registration of the civil rights, right to name and pseudonym in the civil turnover.

30 декабря 2012 г. Президент Российской Федерации подписал Федеральный закон «О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации». Закон был опубликован в «Российской газете» 11 января 2013 г. Его основные положения вступили в силу 1 марта 2013 г. Закон не содержит специальных норм, регулирующих только интеллектуальные права. Однако он вносит существенные изменения в ряд общегражданских норм, применяемых в том числе в сфере интеллектуальных прав, поэтому его положения представляют интерес и для специалистов по интеллектуальным правам. Мы рассмотрим основные вносимые этим Законом новеллы, имеющие существенное значение для интеллектуальных прав.

Добросовестность поведения участников гражданского оборота <2>

——————————— <2> См. также: Усольцева С. В. Добросовестность и разумность в российском законодательстве об интеллектуальных правах // Законы России: опыт, анализ, практика. 2010. N 9. С. 37; Вердиян Г. В. Принцип добросовестности как один из пределов осуществления гражданских прав // Евразийский юридический журнал. 2012. N 2. С. 79.

Новый Закон дополняет ст. 1 «Основные начала гражданского законодательства» ГК РФ двумя пунктами: «3. При установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно. 4. Никто не вправе извлекать преимущества из своего незаконного или недобросовестного поведения». Кроме того, внесены важные уточнения в ст. 10 «Пределы осуществления гражданских прав» ГК РФ. В п. 1 этой статьи введено понятие «заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав» (другое его название — «злоупотребление правом»). Под это понятие подпадают, в частности, осуществление гражданских прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу и действия в обход закона с противоправной целью. При наличии «заведомо недобросовестного осуществления гражданских прав» (то есть «злоупотребления правом») суд «с учетом характера и последствий допущенного злоупотребления отказывает лицу в защите принадлежащего ему права полностью или частично, а также применяет иные меры, предусмотренные законом» (п. 2 ст. 10 ГК РФ). Очевидно, что под этими «мерами, предусмотренными законом», имеются в виду способы защиты гражданских прав, указанные в ст. 12 ГК РФ, а также в п. 3 ст. 1252 ГК РФ. Как известно, основным способом защиты гражданских прав является возмещение убытков. Эта мера гражданской ответственности прямо указана в новой норме, введенной в ст. 10 ГК РФ: «4. Если злоупотребление правом повлекло нарушение прав другого лица, такое лицо вправе требовать возмещения причиненных ему убытков». Наконец, важная новелла, введенная в ст. 10 ГК РФ, — долгожданная общая презумпция добросовестности действий участников гражданского оборота, которая, к сожалению, отсутствовала в прежнем гражданском законодательстве: «5. Добросовестность участников гражданских правоотношений и разумность их действий предполагаются». Понятие «добросовестность» (у В. И. Даля — добрая совесть, праводушие, честность, правдивость, строгая богобоязненность в поступках; у С. И. Ожегова — добросовестный — честно выполняющий свои обязательства, обязанности) — известный общий правовой принцип, который впервые появился и применялся еще в римском праве. По латыни «добросовестность» выражается словами «bona fides» . В английском языке употребляется тот же латинский термин либо его буквальный перевод: «in good faith; without fraud or deceit», то есть честно, без обмана или лживости. В российском гражданском праве до 1 марта 2013 г. принцип добросовестности в качестве общего гражданского принципа не упоминался, хотя в отдельных случаях понятие «добросовестность» использовалось. Например, в редакции ст. 10 ГК РФ, которая действовала с 1 января 1995 г. по 28 февраля 2013 г., содержался принцип добросовестности участников гражданских правоотношений при осуществлении своих гражданских прав. Однако он действовал лишь в случаях, когда «закон ставит защиту гражданских прав в зависимость от того, осуществлялись ли эти права разумно и добросовестно», то есть в очень узкой сфере. Добросовестность упоминается и в ст. 53 ГК РФ: «Лицо, которое в силу закона или учредительных документов юридического лица выступает от его имени, должно действовать в интересах представляемого им юридического лица добросовестно и разумно». Понятие «недобросовестность» содержится также в ст. 157 «Сделки, совершенные под условием» ГК РФ. Само это понятие раскрывается, однако, только в разделе II «Право собственности и другие вещные права» ГК РФ и не имеет никакой связи с разделом VII ГК РФ, относящимся к интеллектуальным правам. В разделе II ГК РФ понятия «добросовестность» и «недобросовестность» упоминаются в ст. 220 «Переработка» и в ст. 234 «Приобретательная давность», но раскрываются эти понятия лишь в ст. ст. 302 и 303 ГК РФ. Добросовестный приобретатель — это лицо, которое не знало и не могло знать, что то лицо, у которого было приобретено имущество, не имело права его отчуждать (ст. 302 ГК РФ). Недобросовестный владелец имущества — это лицо, которое знало или должно было знать, что его владение незаконно (ст. 303 ГК РФ). Понятие «добросовестность» в разделе III ГК РФ не упоминается. В разделе IV ГК РФ добросовестность упоминается в ст. ст. 602, 662, но нормы этого раздела не применимы к интеллектуальным правам. Исключение составляют главы 59 и 60 раздела IV ГК РФ, которые применимы к интеллектуальным правам, но в них понятие «добросовестность» не применяется. Наконец, в разделе VII ГК РФ, посвященном интеллектуальным правам, недобросовестность упоминается только один раз в словосочетании «недобросовестная конкуренция» (п. 2 ст. 1512 ГК РФ). Итак, с 1 марта 2013 г. принцип добросовестности должен применяться в любых гражданских правоотношениях, касающихся интеллектуальных прав. Но для применения этого принципа его надо уяснить. Для этого следует обратиться к теоретическим трудам по гражданскому праву. За основу дальнейшего теоретического анализа мною взята монография К. И. Скловского <3>. В этой книге содержится предметный указатель, пользуясь которым можно узнать, что понятие «добросовестность» затрагивается более чем на 30 ее страницах. Постараюсь кратко осветить существо этого понятия в гражданском праве. ——————————— <3> Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. 5-е изд., перераб. М.: Статут, 2010. С. 893.

Доктринального определения добросовестности мною не найдено. Полагаю, что добросовестность — это основательная уверенность, убежденность правообладателя в том, что определенное гражданское право ему принадлежит и он вправе его осуществлять и защищать. При этом действует презумпция добросовестности: никто не предполагается действующим недобросовестно, пока не будет доказано иное. Сама добросовестность не является субъективным гражданским правом. Презумпция добросовестности применяется как в сфере абсолютных гражданских прав (в том числе в сфере права владения), так и в сфере оборота, обязательственных прав. Ее содержание в обеих этих сферах сходное, но не идентичное. Добросовестность не является [юридическим] фактом, это лишь одна из сторон такого факта. Добросовестность корректирует, подправляет строго формальные правовые нормы. Исправляя правовые формальности, добросовестность — благо, но вместе с тем она несет опасность увеличения произвола, как судебного, так и административного. Таким образом, сущность добросовестности состоит в том, что правообладатель должен быть уверен, что он владеет определенным правом. Такая уверенность (убежденность) должна существовать у него в тот момент, когда он приобретает, осуществляет или защищает какое-либо гражданское право. Эта уверенность (убежденность) должна основываться на том, что данное лицо не знает, не должно было знать и не могло знать, что его право не существует либо существует, но в меньшем объеме. Именно так отныне (с 1 марта 2013 г.) должны применяться понятия «добросовестность» и «презумпции добросовестности» в сфере интеллектуальных, а также обязательственных прав, касающихся использования интеллектуальных прав. Напомним, что заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав отныне считается злоупотреблением правом и влечет применение к нарушителю мер защиты и ответственности либо ведет к тому, что суд отказывает истцу в защите его прав. Непосредственно перед принятием Федерального закона от 30 декабря 2012 г. N 302-ФЗ, который распространил понятие «злоупотребление правом» и на отношения, регулируемые четвертой частью ГК РФ, в литературе были высказаны некоторые соображения о применении понятий «злоупотребление правом» и «добросовестность» к сфере патентных прав <4>. ——————————— <4> Залесов А. В. Соотношение объема правовой охраны и патентоспособности изобретений // ИС. 2012. N 12. С. 14; Залесов А. В. Злоупотребление патентом в России и за рубежом // Патенты и лицензии. Интеллектуальные права. 2013. N 1. С. 17. Заголовки этих статей разные, а содержание их во многом одинаковое.

Общий пафос и смысл этих статей представляются верными: надо бороться со злоупотреблениями патентными правами и не допускать недобросовестного их осуществления и защиты. Вместе с тем не могу согласиться с некоторыми пессимистическими высказываниями, в них содержащимися. В частности, автор утверждает, что «институт защиты от злоупотребления правом в России плохо согласуется с правовой природой патентных прав», поскольку «природа патента состоит в обеспечении законной монополии…» <5>. Полагаю, что это утверждение неверно: презумпция добросовестности и, соответственно, понятие «злоупотребление правом» применяются у нас (длительное время и успешно) как раз в основном по отношению к праву собственности, которое является не менее монопольным, чем патентное право. ——————————— <5> Злоупотребление патентом в России и за рубежом. С. 18.

Другой пессимистический вывод А. В. Залесова, с которым я никак не могу согласиться, касается ответа на вопрос, поставленный самим автором: что делать в случае, если на стадии выдачи патента заявитель (или патентообладатель на стадии оспаривания патента) настаивает на узком толковании формулы изобретения, а при определении факта нарушения патента, напротив, требует, чтобы формула изобретения толковалась широко? Очевидно, что такие действия А. В. Залесов считает недобросовестными, подпадающими под понятие «злоупотребления правом», но, как утверждает автор, «значимых судебных решений в отношении злоупотребления патентом, к сожалению, до настоящего времени нет» <6>. ——————————— <6> Там же. С. 19.

Такие действия заявителя (патентообладателя) являются недобросовестными, представляют собой злоупотребление патентным правом — с этим следует полностью согласиться. Однако неверно утверждение А. В. Залесова, что такие действия не преследуются по суду. Одно из таких ярких дел — Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 31 января 2012 г. N 11025/11 <7>, известное патентным поверенным из моего доклада, сделанного в РГАИС 12 декабря 2012 г., и описанное в литературе <8>. ——————————— <7> Патентный поверенный. 2012. N 4. С. 60. <8> Гаврилов Э. П. Судебный спор, касающийся нарушения исключительного права на запатентованное изобретение // Хозяйство и право. 2012. N 12. С. 23 — 33.

В этом споре истцом выступал патентообладатель ЗАО «Научно-производственная компания «Комбиотех», ответчиком — индийская компания «Серум инститьют оф Индиа, лтд.». Президиум ВАС РФ дал суровую, но справедливую критическую оценку позиции истца, который, отстаивая действительность полученного им патента в Палате по патентным спорам, соглашался с узким толкованием формулы своего патента, а через несколько лет, возбудив судебный спор о том, что индийская компания якобы нарушает его патент на изобретение, настаивал на широком толковании формулы изобретения. Это очень интересный пример применения российским судом принципа добросовестности в сфере интеллектуальных прав. До 1 марта 2013 г. применение принципа добросовестности в патентном праве в обязательном порядке законодательством не предусматривалось. Но в праве на товарные знаки принцип добросовестности должен был применяться в связи с указаниями, вытекающими из подпункта 6 п. 2 ст. 1512 ГК РФ. Однако и в праве на товарные знаки он не всегда применялся. В частности, принцип добросовестности не был применен в споре об аннулировании словесного товарного знака N 283283 «Sex and the City», зарегистрированного на имя российского юридического лица «Парлан» для периодических печатных изданий (журналов). Заявка на эту регистрацию была подана в 2003 г., товарный знак зарегистрирован в 2005 г. В 2009 г. американская фирма «Эйч-Би-Оу» возбудила в Роспатенте спор об аннулировании этого товарного знака. Товарный знак был аннулирован Палатой по патентным спорам и Роспатентом. Впоследствии Арбитражный суд г. Москвы оставил это решение в силе. Поскольку первоначально основным мотивом для аннулирования товарного знака было указано якобы имевшее место нарушение его владельцем авторских прав, принадлежащих американской фирме, российский владелец товарного знака привлек меня, как специалиста по авторскому праву, для защиты своих интересов. Само оспаривание этого товарного знака заслуживает особого внимания. Американская фирма является владельцем прав на художественный фильм и сериал телефильмов под общим названием «Sex and the City». На русский язык это название переводится как «Секс в большом городе». Русскоязычные версии этих фильмов распространялись в России на кассетах, демонстрировались телеканалами в 2001 — 2003 гг. В 2003 и 2004 гг. по этому американскому сериалу в России была издана книга «Секс в большом городе». Один дециметровый телеканал (не входящий в число обязательных) периодически показывает отдельные серии этого фильма, указывая при этом, что фильм можно смотреть детям с 16 лет, хотя я убежден, что это типичный фильм для взрослых (18+). Американская фирма вначале в качестве основного мотива для аннулирования этого товарного знака указывала, что она является владельцем авторских прав не только на фильм «Sex and the City», но и на его название и что само это название охраняется авторским правом в США и в соответствии со Всемирной конвенцией об авторском праве и с Бернской конвенцией по охране литературных и художественных произведений также и в России. Владелец российского товарного знака возражал против этого. Хотя, как известно, в соответствии с п. 7 ст. 1259 ГК РФ авторские права распространяются на часть произведения, в том числе на название произведения, это имеет место лишь в том случае, когда часть или название произведения по своему характеру таковы, что они могут быть признаны самостоятельным результатом творческого труда автора, то есть являются оригинальными, уникальными, неповторимыми при параллельном творчестве. Российское гражданское право, как показывает практика, не признает охраняемыми названия произведений, состоящие из двух слов («Петербургские тайны», «Дядя Федор» и др.), а в данном случае речь идет как раз о названии, состоящем из двух смысловых слов: «Sex» (секс) и «City» (большой город). Кроме того, было обнаружено, что книга, озаглавленная «Sex and the City», была издана в Великобритании еще до появления американского фильма с тем же названием, причем авторские права на нее и на американский фильм не зависят друг от друга. Палата по патентным спорам, приняв во внимание возражения владельца российского товарного знака, отклонила требования американской фирмы об аннулировании товарного знака как нарушающего ее авторские права. Но американская фирма выдвинула одновременно и второй довод, касающийся аннулирования товарного знака: товарный знак, дескать, вводит в заблуждение потребителя относительно товара и его изготовителя (ныне п. 3 ст. 1483 ГК РФ). Существо этого довода можно свести к следующему: покупатель российского журнала «Sex and the City», увидев в продаже номер этого журнала, обязательно вспомнит о существовании американского фильма «Секс в большом городе», будет думать, что данный журнал издается той же американской фирмой, и купит его. Только после этого покупатель обнаружит, что журнал не имеет никакого отношения к американскому фильму, поймет, что его ввели в заблуждение, будет разочарован, но, как говорится, «поезд уже ушел», поскольку журнал уже куплен. Следовательно, издатель журнала должен прекратить вводить российского читателя в заблуждение: обладатель прав на американский фильм, пытаясь аннулировать российский товарный знак, стремится восстановить справедливость — принцип добросовестности должен восторжествовать! И он восторжествовал: Роспатент аннулировал указанный товарный знак. Но, оказывается, на момент аннулирования товарного знака для журналов «Sex and the City», принадлежавшего российской организации, в Роспатенте (а точнее в ФИПС) имелась заявка на товарный знак «Sex and the City» для журналов, загодя поданная американской фирмой «Эйч-Би-Оу». А потому после аннулирования товарного знака, принадлежавшего российской организации, сразу же появился товарный знак, принадлежащий американской фирме. Тем самым, прибегнув к конструкции «введение в заблуждение», защиты «добросовестности», американская фирма добилась обеспечения своих собственных коммерческих интересов: регистрации на свое имя товарного знака, действующего на территории России. Альтруистическая конструкция защиты интересов бедного российского потребителя, которого якобы вводят в заблуждение, оказалась только дымовой завесой: действительный интерес американской фирмы состоял в регистрации этого товарного знака на свое имя. Порочность практики аннулирования товарного знака, принадлежащего одному правообладателю, по причине введения в заблуждение с одновременной регистрацией этого же товарного знака на имя другого лица с допущением, что его принадлежность этому другому лицу не будет вводить в заблуждение, представляет собой извращение принципа введения в заблуждение — абсолютного основания для отказа в регистрации товарного знака. Такая практика приводит к тому, что используемые обозначения товаров, не зарегистрированные в качестве товарных знаков и не ставшие общеизвестными, получают в противоречие с законом преимущества при их последующей регистрации в качестве товарных знаков. Получается, что российская система регистрации товарных знаков, базирующаяся на принципе первой регистрации (first to file), превращается в систему охраны товарных знаков по принципу первого использования (first to use), которая применяется в США. Принцип добросовестности должен был быть применен в деле, касающемся товарного знака «Sex and the City», поскольку регистрация и использование товарного знака в России на имя российской организации не затрагивает никаких законных правовых интересов американской фирмы, не является актом недобросовестной конкуренции, а претензии американской фирмы подлежали отклонению как нарушающие принцип добросовестности. Вообще, принцип добросовестности применяется только в ситуации, когда есть спор о нарушении права, спор о праве. А в данном случае такого спора не было.

Государственная регистрация прав на имущество

Другой важнейшей новеллой рассматриваемого Федерального закона от 30 декабря 2012 г. является дополнение ГК РФ статьей 8.1 «Государственная регистрация прав на имущество». Прежний текст ГК РФ содержит общие правила государственной регистрации прав на недвижимое имущество (ст. 131) и указывает на возможность установления государственной регистрации движимого имущества (ст. 130). Кроме того, ст. 1232 ГК РФ содержит общие указания о возможности введения государственной регистрации отдельных прав, относящихся к сфере интеллектуальных прав. Статья 1232 конкретизирована в ст. ст. 1262, 1353, 1393, 1402, 1414, 1452, 1473, 1480, 1503, 1511, 1518 и 1529 ГК РФ. Вместе с тем прежний текст ГК РФ не содержал общих правил, относящихся к государственной регистрации как прав на недвижимость, так и прав на движимое имущество. Введение норм, включенных в ст. 8.1 ГК РФ, восполняет этот пробел. Статья 8.1 ГК РФ содержит большое число положений, имеющих прямое отношение к государственной регистрации патентных прав, прав на товарные знаки и на некоторые иные объекты интеллектуальных прав. Все эти положения общие, поскольку они могут быть заменены другими содержащимися в ГК РФ нормами, относящимися к отдельным случаям государственной регистрации. Нормы ст. 8.1 относятся только к случаям, когда государственная регистрация является обязательной по закону. Поэтому, строго говоря, добровольная государственная регистрация компьютерных программ, баз данных и топологий интегральных микросхем, предусмотренная в четвертой части ГК РФ, не вписывается в эту статью. Может быть, следует такую факультативную государственную регистрацию заменить возможностью облечь такие юридические факты и сделки в нотариальную форму? Очень важны указанные в ст. 8.1 ГК РФ принципы, на основе которых осуществляется государственная регистрация: принцип проверки законности оснований регистрации, принцип публичности и принцип достоверности государственного реестра (п. 1). Новые нормы содержат некоторые неясности, касающиеся определения лица, которое может требовать государственной регистрации. Последний абзац п. 3 ст. 8.1 ГК РФ устанавливает, что «запись в реестр вносится при наличии заявлений об этом всех лиц, совершивших сделку». Вместе с тем здесь же указывается, что, «если сделка совершена в нотариальной форме, запись в реестр вносится по заявлению любой стороны сделки, в том числе через нотариуса». Очевидно, что на основе этой последней нормы любая сторона сделки может требовать осуществления государственной регистрации и без получения согласия другой стороны. Ситуацию окончательно запутывает первая фраза п. 4 ст. 8.1 ГК РФ: «Если право на имущество возникает, изменяется или прекращается вследствие наступления обстоятельств, указанных в законе, запись о возникновении, изменении или прекращении этого права вносится в реестр по заявлению лица, для которого наступают такие правовые последствия». Данная норма также предусматривает возможность осуществления государственной регистрации по заявлению только одной стороны сделки <9>. ——————————— <9> В любом случае по ходатайству только одной стороны сделки государственная регистрация возможна по решению суда — ст. 165 ГК РФ.

В п. 5 ст. 8.1 установлена обязанность регистрирующего органа проверить полномочия лица, обратившегося с заявлением о госрегистрации, законность оснований регистрации, а также иные соответствующие обстоятельства и документы. Пункт 6 ст. 8.1 ГК РФ содержит общую презумпцию достоверности данных, внесенных в государственный реестр. При этом «зарегистрированное право может быть оспорено только в судебном порядке». Однако в следующих двух случаях, указанных в п. 7 ст. 8.1, действие презумпции достоверности сведений, содержащихся в государственном реестре, приостанавливается. Первый случай: «в отношении зарегистрированного права в государственный реестр может быть внесена отметка о возражении лица, соответствующее право которого было зарегистрировано ранее». Если такая отметка внесена в государственный реестр, то лицо, по заявлению которого она сделана, обязано в течение трех месяцев оспорить зарегистрированное право в суде. Если же оно этого не сделало, то отметка о возражении аннулируется и презумпция достоверности реестра восстанавливается. Данные нормы вызывают несколько вопросов. Может ли орган, ведущий государственный реестр, отказаться внести такую отметку, а если да, то в каких случаях? Полагаю, что такой отказ возможен, но основания отказа должны быть четко определены. О каком соответствующем праве, противоречащем зарегистрированному праву, идет речь? О праве, зарегистрированном в том же государственном реестре, или также и о праве, зарегистрированном в другом государственном реестре? Например, можно ли внести в Государственный реестр изобретений РФ отметку о праве, имеющемся в Государственном реестре полезных моделей РФ? Полагаю, что на этот вопрос следует ответить положительно. Второй случай: лицо, оспаривающее в суде зарегистрированное право, вправе требовать внесения в реестр отметки о наличии судебного спора в отношении этого права. Представляется, что орган, ведущий государственный реестр, обязан сделать такую отметку. Норма, содержащаяся в п. 8 ст. 8.1 ГК РФ, гласит, что «отказ в государственной регистрации прав на имущество либо уклонение соответствующего органа от регистрации могут быть оспорены в суде». Следует полагать, что под эту норму подпадают и отказы внесения в государственный реестр отметок, предусмотренных в п. 7 ст. 8.1 ГК РФ.

Использование имени или псевдонима гражданина в гражданском обороте

В соответствии со ст. 150 ГК РФ имя гражданина относится к числу нематериальных благ, которые являются неотчуждаемыми и не передаваемыми другим лицам иным способом. К числу таких нематериальных благ относится, очевидно, и псевдоним — вымышленное имя гражданина. Псевдоним упоминается в ст. 19, а также, применительно к авторским правам гражданина, — в ст. 1265 ГК РФ. Федеральный закон от 30 декабря 2012 г. N 302-ФЗ вносит существенные изменения в эти, казалось бы, бесспорные положения. Эти изменения состоят в том, что п. 4 ст. 19 ГК РФ, посвященный имени гражданина, дополняется новым абзацем: «Имя физического лица или его псевдоним могут быть использованы с согласия этого лица другими лицами в их творческой, предпринимательской или иной экономической деятельности способами, исключающими введение в заблуждение третьих лиц относительно тождества граждан, а также исключающими злоупотребление правом в иных формах». Существо этой нормы сводится к тому, что права гражданина на имя и псевдоним становятся правами, участвующими в гражданском обороте, что само по себе является революцией. Упоминаемое в этой новой норме согласие гражданина на то, чтобы его имя или псевдоним использовались другим лицом, очевидно, является двусторонней сделкой, то есть договором. Этот договор может быть либо возмездным, либо безвозмездным. Презумпция возмездности любого гражданского договора содержится в п. 3 ст. 423 ГК РФ. Предметом такого договора будет право использования имени или псевдонима гражданина другими лицами. Если такой договор касается использования имени, то очевидно, что гражданин, предоставляющий право использования своего имени, не может быть полностью лишен принадлежащего ему права выступать в гражданском обороте под своим именем. Однако очевидно, что договор может налагать на него определенные ограничения по использованию своего имени. По моему мнению, договор, касающийся использования псевдонима, может не только ограничить гражданина в праве использования своего псевдонима, но и вовсе лишить его этого права. Очень трудно понять намерение законодателя, который указал, что согласие гражданина может относиться к праву использования имени или псевдонима «в творческой, предпринимательской или иной экономической деятельности». Словосочетание «экономическая деятельность», чуждое гражданскому праву, заимствовано из АПК РФ, где оно применяется для того, чтобы оправдать отделение арбитражного процессуального права от гражданского процессуального права. В ст. 1 АПК РФ указывается, что арбитражными судами в Российской Федерации осуществляется «правосудие в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности». По сути, речь здесь идет о тех же гражданских отношениях: имущественных отношениях, основанных на равенстве участников. Очень трудно представить себе случаи использования чужого имени в «творческой деятельности», которая в принципе гражданским правом не может регулироваться. Следует полагать, что согласие на использование чужого имени или псевдонима будет касаться имущественных и личных неимущественных отношений, упоминаемых в п. 1 ст. 2 ГК РФ. Не совсем понятна содержащаяся в рассматриваемой новелле оговорка о том, что использование другими лицами чужого имени или псевдонима должно «исключать введение в заблуждение третьих лиц относительно тождества граждан». Ведь для того, чтобы исключить такое введение в заблуждение, необходимо точно идентифицировать гражданина, предоставляющего свое имя для использования, а в отношении псевдонима — раскрыть его. Но в этом случае имя и псевдоним, отделенные от гражданина, теряют свою ценность. Данная новелла, без сомнения, связана с общим вопросом о превращении имени и псевдонима гражданина в средство индивидуализации. На практике имя и псевдоним гражданина (часто артиста-исполнителя) регистрируются как товарный знак и становится таким образом оборотоспособным, отрывается от личности, становится имущественным правом. Вопрос о таком использовании имени и псевдонима гражданина действующим законодательством совершенно не урегулирован. Он лишь затронут (обозначен) в п. 9 ст. 1483 ГК РФ и лишь применительно к товарным знакам. Между тем этот вопрос имеет большое значение и для фирменных наименований, коммерческих обозначений, названий некоммерческих организаций, а также для наименований индивидуальных предпринимателей. Механизм такого превращения следует незамедлительно определить законом. Несмотря на неясности, касающиеся сферы действия и применения этой новеллы, она представляется очень важной, особенно для интеллектуальны х прав.

Список литературы

1. Гаврилов Э. П. Судебный спор, касающийся нарушения исключительного права на запатентованное изобретение // Хозяйство и право. 2012. N 12. 2. Вердиян Г. В. Принцип добросовестности как один из пределов осуществления гражданских прав // Евразийский юридический журнал. 2012. N 2. 3. Залесов А. В. Злоупотребление патентом в России и за рубежом // Патенты и лицензии. Интеллектуальные права. 2013. N 1. 4. Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. 5-е изд., перераб. М.: Статут, 2010. 5. Усольцева С. В. Добросовестность и разумность в российском законодательстве об интеллектуальных правах // Законы России: опыт, анализ, практика. 2010. N 9.

——————————————————————