ХАРАКТЕРИСТИКА УГРОЗЫ ПОСТКРИМИНАЛЬНОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ КАК ОСНОВАНИЯ ДЛЯ ПРИМЕНЕНИЯ МЕР БЕЗОПАСНОСТИ В ОТНОШЕНИИ УЧАСТНИКОВ УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА
Д. ВОРОНОВ
Денис Воронов, доцент Барнаульского юридического института МВД России, кандидат юридических наук.
Система средств обеспечения безопасности участников уголовного судопроизводства <1> представлена мерами, предусмотренными Уголовно-процессуальным кодексом РФ и так называемыми универсальными мерами, содержащимися в Федеральном законе от 20 августа 2004 г. N 119-ФЗ «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства» (далее — Закон о государственной защите). Обратиться к исследованию оснований для применения мер безопасности заставило наличие во многом не совпадающих взглядов на указанные средства в науке и практике. Единодушие в признании актуальности проблем, связанных с государственной защитой участников уголовного процесса, не привело ученых к выработке единой позиции по целому ряду вопросов, в числе которых и основания для применения мер безопасности <2>. ——————————— <1> В данной статье рассматриваются вопросы обеспечения безопасности участников уголовного процесса, являющихся частными лицами. <2> См.: Проблемы государственной защиты участников уголовного судопроизводства: Материалы межведомственной научно-практической конференции (Москва, 27 сентября 2012 г.) / Под общ. ред. заслуженного деятеля науки РФ, д-ра юрид. наук, проф. С. И. Гирько и начальника УОГЗ МВД России А. В. Лебедева. М.: ФГКУ «ВНИИ МВД России», 2013. 396 с.
Основания для применения таковых представляют собой правовые предпосылки, наличие которых определяет возможность осуществления государственной защиты участников уголовного процесса. Действующая редакция норм, регламентирующих основания для принятия рассматриваемых мер, в ряде случаев вызывает проблемы при оценке конкретной ситуации на предмет наличия угрозы, достаточной для начала защиты. Практике известны следующие случаи. Свидетелю советуют «не болтать в суде, думать о родных и опасаться за сына и мать» <3>. Оставляют на пороге дома записку с текстом «Тебе не жить» <4>. По делу об убийстве сотрудников милиции <5> стало известно, что организатор преступления, находящийся в розыске, сориентировал членов преступной группы на поиск свидетеля-очевидца для расправы с ним. В адрес председательствующего по одному из уголовных дел поступило письмо, которое начиналось словами: «Судью умоем кровью…», заканчивалось подписью: «Охотник», была также нарисована виселица с телом в петле <6>. Встречаются случаи, когда участникам уголовного процесса звонят по телефону и молчат, сопровождают при передвижении по улице, подкидывают трупы животных. ——————————— <3> Фахрутдинов Р. Свидетель по делу Магнитского пожаловалась на угрозы // Известия. 2012. 12 нояб.; http://izvestia. ru/news/539402. <4> Емельяненко В. Потерпевшие защиту // Профиль. 2009. N 29 — 30. С. 7. <5> Уголовное дело N 2-60/1993 // Архив Верховного суда Республики Мордовия. <6> См.: Мартышкин В. Н., Кузьмичев О. П., Мартышкин В. В. Проблемы реализации в федеральных судах общей юрисдикции процессуальных требований о безопасности «скрытых» участников допроса // Право и безопасность. 2010. N 1(34) / http://dpr. ru/pravo/pravo_30_20.htm; Преснякова Л., Терешина Т. Судью умоем кровью // Советская Мордовия. 1993. 20 нояб.
Являются ли сведения о возникновении подобных ситуаций основаниями для применения мер безопасности, когда реальность угрозы оценивается как достаточная? Например, в деле с запиской председательствующему решение об организации охраны последовало лишь после того, как на его жилище было совершено нападение с поджогом квартиры. Принятие решения о применении той или иной меры безопасности предполагает наличие определенного фактического и юридического основания. В рамках обозначенной темы наибольший интерес представляет фактическое основание, т. е. такая совокупность данных, которая достаточна для принятия решения о применении меры безопасности. Анализ законодательства позволяет заключить, что основания их применения связываются с необходимостью предупреждения возможных посягательств на участников уголовного процесса и формулируются с использованием термина «угроза». В первую очередь обратимся к формулировке основания для применения мер безопасности, закрепленной в УПК РФ. Так, ч. 3 ст. 11 УПК РФ установлено, что «при наличии достаточных данных о том, что потерпевшему, свидетелю или иным участникам уголовного судопроизводства, а также их близким родственникам, родственникам или близким лицам угрожают убийством, применением насилия, уничтожением или повреждением их имущества либо иными опасными противоправными деяниями, суд, прокурор, руководитель следственного органа, следователь, орган дознания и дознаватель принимают в пределах своей компетенции в отношении указанных лиц меры безопасности, предусмотренные… законодательством Российской Федерации». В литературе часто можно встретить критическое отношение к тому, что в приведенной выше норме необходимость обеспечения безопасности связывается со случаями, когда угроза уже существует. Логика рассуждений сводится, как правило, к следующему. Меры обеспечения безопасности принимаются только тогда, когда имеются достаточные данные о том, что лицам угрожают; если преступники угрожают конкретным участникам, то они уже знают их. В связи с этим меры безопасности становятся бессмысленными или малоэффективными. Поэтому государственная защита должна осуществляться тогда, когда возникла возможность посткриминального воздействия, а не состоялась адресная реальная угроза совершения преступления <7>. ——————————— <7> См.: Брусницын Л. В. Обеспечение безопасности участников уголовного процесса: анализ УПК Белоруссии, России и Украины // Российская юстиция. 2010. N 11. С. 30 — 34; Вислобоков С. В. Методы нейтрализации противодействия при расследовании должностных преступлений коррупционной направленности // Российский следователь. 2012. N 8. С. 2 — 5.
Исходя из того, что меры безопасности представляют собой превентивный инструмент, своего рода щит, то стремление поднять его еще до того, как стрела пронзит тело, представляется правильным. Справедливости ради отметим, что обозначенный подход встречается «в штыки» рядом ученых, полагающих, что обеспечение безопасности, даже столь тривиальными методами, как сохранение в тайне данных о личности, следует осуществлять лишь с момента возникновения реальных угроз, уже сообщенных участникам уголовного процесса. Так, С. П. Желтобрюхов отмечает, что «необходимо обратить внимание и на отрицательные, достаточно спорные тенденции расширенного использования нормы ч. 9 ст. 166 УПК РФ. К сожалению, на практике имеют место случаи, когда при отсутствии каких-либо угроз безопасности в адрес потерпевшего, свидетеля и его близких по делу присваиваются псевдонимы, что противоречит нормам закона — ч. 3 ст. 11 УПК РФ, так как наличие угрозы должно быть не мнимым, а реальным» <8>. ——————————— <8> Желтобрюхов С. П. Государственная защита потерпевших, свидетелей // Российская юстиция. 2012. N 3. С. 52 — 54.
А. А. Сумин, анализируя положения ч. 3 ст. 11 УПК РФ и ч. 1 ст. 16 Закона о государственной защите, делает вывод, что «постановление о применении мер безопасности выносится при наличии оснований, являющихся одновременно основаниями для возбуждения уголовного дела» <9>. ——————————— <9> Сумин А. А. Правовые проблемы обеспечения безопасности участников уголовного судопроизводства // Проблемы государственной защиты участников уголовного судопроизводства: Материалы межведомственной научно-практической конференции (Москва, 27 сентября 2012 г.) / Под общ. ред. заслуженного деятеля науки РФ, д-ра юрид. наук, проф. С. И. Гирько и начальника УОГЗ МВД России А. В. Лебедева. М.: ФГКУ «ВНИИ МВД России», 2013. С. 63.
Допустим, что такие ситуации могут иметь место, но отождествление оснований для защиты участника с наличием признаков преступления в отношении его идет вразрез с превентивной функцией мер безопасности. Иначе выходит следующее: нет преступления в отношении участника, не будет ему и защиты. Не менее категорично звучат рассуждения В. Н. Урукова, который настаивает на том, что для применения псевдонима необходимо иметь в деле доказательства реальной угрозы, тем или иным образом сообщенной определенному участнику уголовного процесса. Более того, автор предлагает внести в закон изменения, согласно которым сохранение в тайне данных о личности станет возможным только при расследовании определенного рода преступлений — тяжких, особо тяжких, посягающих на жизнь, здоровье населения и некоторых других. Указывается также, что «угроза должна быть не только в форме противоправного деяния, но и опасного деяния» <10>. В подтверждение своей позиции автор ссылается на практику Европейского суда по правам человека. ——————————— <10> Уруков В. Н. К вопросу о доказательной силе показаний анонимных свидетелей (с учетом прецедентов Европейского суда) // Российская юстиция. 2009. N 2. С. 61 — 62.
С приведенными утверждениями согласиться сложно, поскольку при этом исчезает смысл деятельности — предупреждение посягательств, поскольку основанием для применения мер безопасности предлагается считать уже случившееся посягательство, пусть не самое страшное (допустим, угроза убийством), но преступление уже совершено, воздействие оказано. Помимо того, что лицу, подлежащему государственной защите, причинен вред (связанный, как правило, с его позитивной процессуальной ролью), свершившаяся угроза свидетельствует еще и о том, что личность участника стала известна злоумышленникам. В этих условиях некоторые доступные (финансово и организационно) меры безопасности уже неэффективны. Кроме того, перечень ситуаций, в которых применение псевдонима после состоявшейся угрозы окажется действенным средством защиты, представляется крайне узким. Отметим также, что предусмотренный законом порядок применения псевдонима, который не требует наличия уже имевших место угроз в адрес участников уголовного процесса, стал предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ, не усмотревшего положений, нарушающих права личности, предусмотренные основным законом нашей страны <11>. ——————————— <11> Определение Конституционного Суда РФ от 21 апреля 2005 г. N 240-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Ермакова Михаила Борисовича на нарушение его конституционных прав частью девятой статьи 166, частью пятой статьи 193 и частью пятой статьи 278 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» // Программа информационной поддержки российской науки и образования; КонсультантПлюс: Высшая школа / Справочные правовые системы. 2012; http//www. consultant. ru.
Приведенные В. Н. Уруковым выдержки из решений Европейского суда по правам человека не имеют прямого отношения к вопросу о правовых предпосылках применения мер безопасности, в частности псевдонима, а связаны исключительно с проблемой обеспечения прав обвиняемого в делах с «анонимными свидетелями» и особенностями постановления приговора на основе сообщенных ими показаний. В целом позиция Европейского суда по правам человека по рассматриваемому вопросу сводится к следующему: 1) применение меры безопасности должно быть вызвано необходимостью; 2) применению подлежит та мера безопасности, которая наименьшим образом ограничивает права стороны защиты; 3) применение меры безопасности, ограничивающей права стороны защиты, должно быть уравновешено соответствующими правоохранительными механизмами; 4) приговор не должен быть основан в решающей степени на «анонимных показаниях». Применительно же к основаниям применения мер безопасности Европейский суд, разбирая дело Ван Мехелена (п. 61), указал, что следует оценивать «реальную угрозу мести» и рассматривать вопрос о том, «будут ли заявители в состоянии выполнить такие угрозы или побудить других сделать это по их поручению». В качестве аргумента в пользу отсутствия оснований для применения псевдонима по одному из дел ЕСПЧ указал на то, что «свидетель, который на ранних стадиях рассмотрения дела опознал одного из заявителей как лицо, совершившее преступление, не пользовался защитой анонимности и ни разу не заявлял, что ему угрожали» <12>. Таким образом, угрозы свидетелям могут быть положены в обоснование защиты потерпевшего или других свидетелей, в адрес которых такие угрозы еще не поступали, но, исходя из ситуации, могут поступить или быть реализованными. ——————————— <12> Постановление Европейского суда по правам человека от 23 апреля 1997 г. «Ван Мехелен (Van Mechelen) и другие против Нидерландов» // Европейский суд по правам человека. Избранные решения. М., 2000. Т. 2. С. 440 — 454.
В другом решении Европейский суд отметил, что «следователь, по всей видимости, учел характер окружения торговцев наркотиками, которые… часто использовали угрозы или фактическое насилие в отношении наркоманов или других лиц, которые давали против них показания. Таким образом, свидетели могли опасаться расправы со стороны торговцев наркотиками и рисковали получить телесные повреждения» <13>. ——————————— <13> Постановление Европейского суда по правам человека от 28 февраля 2006 г. «Дело Красники (Krasniki) против Чехии» // Программа информационной поддержки российской науки и образования; КонсультантПлюс: Высшая школа / Справочные правовые системы. 2012; http//www. consultant. ru.
Из приведенных цитат и из контекста ясно видно, что Европейский суд не ограничивает указанные случаи лишь теми, в которых преступники приходят к жертве и высказывают ему угрозы. Речь идет об угрозе не как о действии, а как о характеристике ситуации, в которой высока вероятность оказания воздействия на свидетеля (угроза мести, убийства, причинения вреда здоровью и т. п.). Отстаивая идею о возможности применения мер безопасности в случаях, когда угроза совершения правонарушения в адрес участника уголовного процесса или его родственника еще не состоялась, и присоединяясь таким образом к первой группе ученых, позволим себе не согласится с ними в том, что ч. 3 ст. 11 УПК РФ требует изменения, а привязка в ней оснований применения мер безопасности к наличию уже имеющей место угрозы — искоренения. Решение заключается в правильном, насколько нам представляется, понимании действующего закона. Делая первые шаги по изучению теории обеспечения безопасности, мы отмечали также несовершенство ч. 3 ст. 11 УПК РФ, обращали внимание на необходимость изменения ее содержания с тем, чтобы отойти от обязательного «рамочного правила» для применения всех мер безопасности — наличия уже имевшей место угрозы опасным противоправным деянием <14>. Однако к настоящему времени наша позиция изменилась. Дело в том, что норма, содержащаяся в ч. 3 ст. 11 УПК РФ, не призвана отвечать на вопрос о том, каково общее основание для применения мер безопасности. Прежде чем привести аргументы в пользу такого тезиса, рассмотрим еще одну высказанную в науке точку зрения. ——————————— <14> Воронов Д. А. Меры уголовно-процессуального принуждения как средства обеспечения безопасности участников уголовного судопроизводства: Дис. … канд. юрид. наук. Омск, 2008. С. 122.
По мнению А. А. Тимошенко, реальная опасность для защищаемых может возникнуть гораздо ранее момента поступления первых угроз. Такая опасность может предполагаться априори, в силу самой специфики совершенного преступления (например, если речь идет о привлечении к уголовной ответственности представителей организованной преступной группы, банды, на счету которой десятки человеческих жизней). Правовую коллизию ч. 3 ст. 11 УПК РФ и ч. 9 ст. 166 УПК РФ автор предлагает устранить путем установления приоритета последней, исходя из того, что она является специальной нормой. При этом подобным образом предлагается поступать и в других аналогичных ситуациях, т. е. при применении мер безопасности, которые не «привязаны» к уже случившейся угрозе <15>. ——————————— <15> Тимошенко А. А. Тайна данных о личности участников уголовного судопроизводства // Законность. 2011. N 7. С. 53 — 57.
Полагаем, что вывод, сделанный А. А. Тимошенко, правильный, поскольку применение псевдонима и иных мер безопасности допустимо при наличии оснований и условий, указанных в тех статьях, которыми они предусмотрены. При этом угроза совершить противоправные действия в отношении лиц, подлежащих государственной защите, может быть до сведения этих лиц не доведена. Вместе с тем доводы исследователя представляются спорными. Нормы, признаваемые А. А. Тимошенко «специальными» и регламентирующие отдельные меры безопасности, не могут противоречить одному из положений принципа уголовного процесса (ст. 11 УПК РФ), конкурируя с ним. Дело здесь не в «специальности» норм, а в том, что ч. 3 ст. 11 УПК РФ не запрещает применять меры безопасности без состоявшейся угрозы. Аргументы в пользу такого прочтения указанной нормы следующие. Назначение рассматриваемого положения видится не в том, чтобы определить универсальное основание для всех мер безопасности, а в создании гарантий их применения в случаях, когда угроза уже реализуется. То есть ч. 3 ст. 11 УПК РФ, учитывая императивный характер ее содержания («следователь, орган дознания… принимают… меры безопасности»), обязывает обеспечить безопасность, когда необходимость в этом явна, бесспорна ввиду наличия высокой вероятности посткриминального воздействия и высказанной угрозы совершения опасных противоправных деяний. Другими словами, следователь не вправе оставить без внимания действительную угрозу совершения преступления в отношении того или иного участника уголовного процесса, он обязан принять меры безопасности. В этом и есть охранительный характер рассматриваемого принципиального положения. В остальных же случаях применение мер безопасности осуществляется по усмотрению следователя с учетом норм, регулирующих отдельные меры. Таким образом, ст. 11 УПК РФ призвана не ограничивать следователя, а требовать от него принятия мер безопасности при наличии определенных условий. Основания применения конкретных мер безопасности, предусмотренных УПК РФ, формулируются законодателем так, что дозволяют их использование, в том числе в тех случаях, когда угрозы еще не имели место, но возможны. Такое толкование, на наш взгляд, наиболее верно передает смысл содержания ч. 3 ст. 11 УПК РФ и снимает вопрос о необходимости ее изменения. С указанных позиций представляется бесспорным, что для сохранения в тайне данных о личности или применения любой другой меры безопасности закон не требует, чтобы в адрес лица, подлежащего защите, звучали угрозы убийством или иным преступлением. Защита осуществляется «при необходимости обеспечения безопасности» (ч. 9 ст. 166, ч. 5 ст. 278 УПК РФ), «в целях обеспечения безопасности» (ч. 8 ст. 193 УПК РФ), если «этого требуют интересы безопасности» (п. 4 ч. 2 ст. 241 УПК РФ), «при наличии достаточных данных полагать, что обвиняемый, подозреваемый… может угрожать свидетелю или иным участникам уголовного судопроизводства» (п. 3 ч. 1 ст. 97 УПК РФ), «при наличии угрозы совершения насилия вымогательства и других преступных действий» (ч. 2 ст. 186 УПК РФ). Осветив вопрос о содержании данных, указывающих на наличие оснований для обеспечения безопасности, обратимся к критериям их оценки с позиций достаточности для принятия соответствующего решения. Установление достаточности данных, образующих основание для обеспечения безопасности, представляет собой оценку совокупности сведений, облеченных в предусмотренную законом форму, в целях разрешения вопроса о степени вероятности существования угрозы посткриминального воздействия или ее осуществления. Такая достаточность должна определяться: 1) наличием данных, указывающих на какие-либо из признаков угрозы; 2) отсутствием данных, указывающих на невозможность угрозы, а также данных, свидетельствующих об отсутствии возможности установить такие данные; 3) невозможностью сбора дополнительных сведений, подтверждающих либо опровергающих наличие угрозы; 4) отсутствием обоснованных сомнений в достоверности полученных данных, указывающих на признаки угрозы безопасности; 5) возможностью производства разумного вывода о возможности посягательства на безопасность на основе полученных данных. Полагаем, что форма данных об угрозе безопасности не должна связываться исключительно с требованиями, предъявляемыми к доказательствам. Однако следует учитывать, что регламентация конкретных мер безопасности, связанных с существенным ограничением прав граждан, предусматривает повышенные требования к обоснованию необходимости их применения. Например, избрание меры пресечения в виде заключения под стражу в качестве средства, обеспечивающего безопасность (п. 3 ч. 1 ст. 97 УПК РФ), требует судебного решения, получение которого без оценки доказательств невозможно. Учитывая строгий подход законодателя к применению мер пресечения, в том числе для обеспечения безопасности участников уголовного процесса, весьма интересна практика применения заключения под стражу в указанных целях. Изучение материалов, направляемых с ходатайством об избрании названной меры в суд, позволило установить, что во всех случаях возможность воздействия на участников уголовного процесса подтверждалась косвенными данными, в большинстве случаев — сведениями о том, что подозреваемому (обвиняемому) известны данные о личности потерпевшего (как правило, по делам об изнасиловании), свидетеля (по делам о преступлениях, связанных с незаконным оборотом наркотиков). Так, в постановлениях о возбуждении перед судом ходатайства об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу следователи указывали: «обвиняемой Б. известны полные анкетные данные главного свидетеля обвинения» <16>, «обвиняемый Н. знаком со всеми участниками уголовного дела, имеющими сведения о его преступной деятельности, располагает их анкетными и адресными данными» <17>; «подозреваемый П. знаком с потерпевшим З.» <18> и т. п. В некоторых случаях вывод о возможности оказания давления производился на основании того, что лицо подозревается или обвиняется в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления <19>, имеет судимости <20>, вспыльчиво и в состоянии душевного волнения не отдает отчет своим действиям <21>. ——————————— <16> Материал о рассмотрении ходатайства о продлении срока содержания под стражей N 3/1-574/07 // Архив Центрального районного суда г. Барнаула. <17> Материал о рассмотрении ходатайства о продлении срока содержания под стражей N 3/1-552/07 // Архив Центрального районного суда г. Барнаула. <18> Материал о рассмотрении ходатайства об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу N 3/1-573/07 // Архив Центрального районного суда г. Барнаула. <19> Материал о рассмотрении ходатайства о продлении срока содержания под стражей N 3/1-578/07 // Архив Центрального районного суда г. Барнаула. <20> Материал о рассмотрении ходатайства об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу N 3/1-580/07 // Архив Центрального районного суда г. Барнаула. <21> Материал о рассмотрении ходатайства об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу N 3/1-561/07 // Архив Центрального районного суда г. Барнаула.
Перечисленные обстоятельства могут подтверждать основания для применения мер безопасности, но при этом следует учитывать, что ни одно из них не имеет заранее установленной силы. В каждом конкретном случае такие обстоятельства подлежат оценке в системе имеющих значение для решения данных. Опасения, что обвиняемый (подозреваемый) будет незаконными методами противодействовать расследованию, должны вытекать из обстоятельств уголовного дела, из поведения обвиняемого (подозреваемого), характеризующих его данных. Учитывая изложенное, полагаем возможным заключить, что ч. 3 ст. 11 действительно требует принятия мер по обеспечению безопасности в случаях, когда угроза уже в наличии. Однако это не исключает возможность применения мер безопасности в ситуациях, когда опасное противоправное воздействие (в том числе различного рода угрозы) на участников уголовного процесса, а также их близких еще не осуществлено, но вероятность этого достаточно высока для признания обеспечения безопасности необходимым. Таким образом, положения ч. 3 ст. 11 УПК РФ не должны расцениваться правоприменителем как ограничивающие использование мер безопасности для защиты личности и обеспечения интересов правосудия.
Пристатейный библиографический список
1. Брусницын Л. В. Обеспечение безопасности участников уголовного процесса: анализ УПК РФ, Белоруссии, России и Украины // Российская юстиция. 2010. N 11. 2. Вислобоков С. В. Методы нейтрализации противодействия при расследовании должностных преступлений коррупционной направленности // Российский следователь. 2012. N 8. 3. Воронов Д. А. Меры уголовно-процессуального принуждения как средства обеспечения безопасности участников уголовного судопроизводства: Дис. … канд. юрид. наук. Омск, 2008. 4. Емельяненко В. Потерпевшие защиту // Профиль. 2009. N 29 — 30. 5. Желтобрюхов С. П. Государственная защита потерпевших, свидетелей // Российская юстиция. 2012. N 3. 6. Мартышкин В. Н., Кузьмичев О. П., Мартышкин В. В. Проблемы реализации в федеральных судах общей юрисдикции процессуальных требований о безопасности «скрытых» участников допроса // Право и безопасность. 2010. N 1(34); http://dpr. ru/pravo/pravo_30_20.htm. 7. Преснякова Л., Терешина Т. Судью умоем кровью // Советская Мордовия. 1993. 20 нояб. 8. Проблемы государственной защиты участников уголовного судопроизводства: Материалы межведомственной научно-практической конференции (Москва, 27 сентября 2012 г.) / Под общ. ред. заслуженного деятеля науки РФ, д-ра юрид. наук, проф. С. И. Гирько и начальника УОГЗ МВД России А. В. Лебедева. М.: ФГКУ «ВНИИ МВД России», 2013. 396 с. 9. Сумин А. А. Правовые проблемы обеспечения безопасности участников уголовного судопроизводства // Проблемы государственной защиты участников уголовного судопроизводства: Материалы межведомственной научно-практической конференции (Москва, 27 сентября 2012 г.) / Под общ. ред. заслуженного деятеля науки РФ, д-ра юрид. наук, проф. С. И. Гирько и начальника УОГЗ МВД России А. В. Лебедева. М.: ФГКУ «ВНИИ МВД России», 2013. 10. Тимошенко А. А. Тайна данных о личности участников уголовного судопроизводства // Законность. 2011. N 7. 11. Уруков В. Н. К вопросу о доказательной силе показаний анонимных свидетелей (с учетом прецедентов Европейского суда) // Российская юстиция. 2009. N 2. 12. Фахрутдинов Р. Свидетель по делу Магнитского пожаловалась на угрозы // Известия. 2012. 12 нояб.; http://izvestia. ru/news/539402.
