(Осипов А. О.) («Арбитражный и гражданский процесс», 2012, N 6)
МЕСТО ИСПОЛНЕНИЯ ОБЯЗАТЕЛЬСТВА КАК ОСНОВАНИЕ МЕЖДУНАРОДНОЙ ПОДСУДНОСТИ <*>
А. О. ОСИПОВ
——————————— <*> Osipov A. O. Place of obligation performance as the basis of international jurisdiction.
Осипов Алексей Олегович, аспирант Московской государственной юридической академии им. О. Е. Кутафина.
Статья посвящена такому основанию компетенции российских арбитражных судов по рассмотрению споров с участием иностранных лиц, как исполнение спорного обязательства на территории Российской Федерации. На основе анализа практики применения соответствующей юрисдикционной привязки автор формулирует замечания и предложения к действующей редакции п. 3 ч. 1 ст. 247 АПК РФ.
Ключевые слова: международный гражданский процесс, международная подсудность, юрисдикционная привязка, место исполнения обязательства, место исполнения договора.
The article is devoted to such competence of Russian arbitration courts on dispute consideration with foreign participants as performance of disputed obligations on the RF territory. The author gives comments and suggestions to the current edition of clause 3 part 1, Article 247 of the Arbitration Procedure Code on the basis of analysis of application of relevant legal binding.
Key words: International Civil Code, international jurisdiction, legal binding, the place of performance of obligation, the place of performance of contract.
Как показывает анализ судебной практики, самым распространенным основанием рассмотрения российскими арбитражными судами споров с участием иностранных лиц является положение, сформулированное в п. 3 ч. 1 ст. 247 АПК РФ. В соответствии с ним арбитражные суды Российской Федерации компетентны рассматривать дела с участием иностранных лиц, если «спор возник из договора, по которому исполнение должно иметь место или имело место на территории Российской Федерации». Формулировка аналогичного основания международной подсудности в ГПК РФ является более удачной, нежели в АПК РФ, как совершенно справедливо отмечает А. А. Мамаев <1>. Пункт 6 ч. 3 ст. 402 ГПК РФ данную юрисдикционную привязку уточняет. Исполнение договора на территории Российской Федерации может быть как полным, так и частичным. ——————————— <1> См.: Мамаев А. А. Международная судебная юрисдикция по трансграничным гражданским делам: Монография. М.: ТК Велби, 2008. С. 118.
Как видно из содержания указанной нормы, в ней отсутствует требование обязательного указания на место исполнения обязательства в тексте договора. Однако такое требование установлено в отношении схожего основания внутринациональной подсудности. В силу ч. 4 ст. 36 АПК РФ иск может быть предъявлен по месту исполнения договора, если стороны предусмотрели место исполнения договора. В случае если стороны такое место не предусмотрели, правило об альтернативной подсудности применению не подлежит, а иск должен быть предъявлен по правилу общей подсудности — по месту жительства или нахождения ответчика. Таким образом, компетенция российского арбитражного суда по рассмотрению споров с участием иностранных лиц определяется местом исполнения договора. Последнее может быть определено исходя не только из соглашения сторон, но и из положений закона, обычаев делового оборота или существа обязательства. Важно отметить, что изложенный подход к определению внутринациональной подсудности по месту исполнения договора российскому законодательству был известен не всегда. Так, в ст. 28 ГПК РСФСР 1923 г. было записано: «Иски, возникающие из договоров, в которых означено место исполнения или исполнение которых, по их свойству, может последовать только в определенном месте, могут быть предъявлены местному по исполнению договора суду». Отличие в правовом регулировании внутренней и международной компетенции может быть объяснено следующим. При решении вопроса о компетенции российских арбитражных судов по рассмотрению трансграничного спора последствия непризнания такой компетенции гораздо более серьезны для истца, чем при решении вопроса о внутринациональной подсудности. В последнем случае речь идет о нарушении порядка реализации права на предъявление иска. Эта ошибка легко исправляется обращением в арбитражный суд по правилу общей подсудности. При установлении же отсутствия юрисдикции российских арбитражных судов дело подлежит прекращению на основании п. 1 ч. 1 ст. 150 АПК РФ («дело не подлежит рассмотрению в арбитражном суде») <2>. Ведь для того, чтобы дело с участием иностранного лица было отнесено к компетенции российских судов, необходимо наличие достаточной степени связи спорного правоотношения с территорией Российской Федерации. Степень такой связи должна определяться целесообразностью рассмотрения трансграничного спора в российском суде. Фактическое исполнение обязательства на территории Российской Федерации, даже если стороны не предусмотрели место такого исполнения, очевидно, свидетельствует о том, что спорное правоотношение имеет достаточную связь с правопорядком Российской Федерации. Поэтому в изложенной ситуации дело может быть отнесено к компетенции российского арбитражного суда. ——————————— <2> К сожалению, ввиду отсутствия прямого указания на последствия нарушения правил о международной подсудности суды нередко совершают ошибку, возвращая или оставляя исковое заявление без рассмотрения, вместо того, чтобы рассматриваемое дело прекращать.
Несмотря на четкую формулировку положения п. 3 ч. 1 ст. 247 АПК РФ, в правоприменительной практике встречаются ошибки. Порой суды, возможно, под влиянием правил о внутринациональной подсудности, отказываются признавать свою компетенцию по указанной юрисдикционной привязке. При этом суды ссылаются на то, что стороны не предусмотрели в договоре место его исполнения. Так, ООО «Институт «Гипроникель» обратилось в Арбитражный суд г. Санкт-Петербурга и Ленинградской области с иском к товариществу с ограниченной ответственностью «СЫРЫМБЕТ» (Республика Казахстан) о взыскании задолженности по договору на выполнение научно-исследовательской работы и процентов за пользование чужими денежными средствами. Определением Арбитражного суда г. Санкт-Петербурга и Ленинградской области от 18 апреля 2008 г., оставленным без изменения судами апелляционной и кассационной инстанций, исковое заявление возвращено истцу в связи с неподсудностью. Истец обратился с надзорной жалобой в Высший Арбитражный Суд Российской Федерации. Отказывая в передаче дела в Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, Коллегия судей согласилась с выводами нижестоящих судов об отсутствии компетенции арбитражных судов рассматривать трансграничный спор по признаку места исполнения договора, поскольку «договором на выполнение научно-исследовательской работы от 30.12.2004 место исполнения не определено» <3>. ——————————— <3> Определение ВАС РФ от 26 февраля 2009 г. N 1327/09 // СПС «Гарант».
Указанный вывод арбитражных судов не основан на действующем законодательстве. Из буквального толкования ст. 247 АПК РФ не следует, что стороны непременно должны предусматривать место исполнения обязательства в тексте договора. Оно может быть установлено иным предусмотренным законом способом. Возможно, что необоснованный вывод суда в данном случае вызван не ошибочным толкованием соответствующего положения, а применением ненадлежащей нормы — ч. 4 ст. 36 АПК РФ. Судебной практике известны случаи, когда суды при решении вопроса о международной подсудности прямо ссылаются в мотивировочной части определений на указанную статью. Подобное правовое обоснование могло иметь место, если бы правила о компетенции суда в сфере трансграничных споров находились в отношении с нормами о внутринациональной подсудности как общие со специальными. Однако содержащиеся в гл. 4 и гл. 32 АПК РФ правила составляют два совершенно разных института арбитражного процессуального права. В одном случае правоприменитель устанавливает, подлежит ли трансграничный спор рассмотрению российскими арбитражными судами вообще. В другом же — какой конкретно арбитражный суд Российской Федерации полномочен разрешить спор. При этом различие в характере регулируемых отношений находит отражение в различии последствий нарушения правил международной и внутринациональной подсудности. В одном случае это прекращение производства по делу, в другом — возвращение или оставление заявления без рассмотрения. Место исполнения договора представляет собой понятие, требующее квалификации. Поскольку спорное правоотношение осложнено иностранным элементом, закономерно возникает следующий вопрос: на основе норм какой правовой системы следует определять значение рассматриваемого понятия — российской или иностранной? Сформулированные в гл. 32 АПК РФ правила о международной подсудности используют термины, установление содержания которых неизбежно приводит к необходимости толкования их в системе с соответствующими нормами материального права. В частности, нельзя установить, отнесено ли спорное трансграничное правоотношение к компетенции российского арбитражного суда по признаку места жительства или места нахождения ответчика, не уяснив значения понятий «место жительства» и «место нахождения». Эти понятия содержатся, соответственно, в ст. ст. 20 и 54 ГК РФ. То же относится и к другим терминам, содержащимся в остальных юрисдикционных привязках гл. 32 АПК РФ. Имеются в виду «представительство», «филиал», «причинение вреда имуществу», «неосновательное обогащение», «ценная бумага» и т. д. Один из общепризнанных принципов международного гражданского процесса — from regit processum (принцип lex fori) — означает, что к процессуальным отношениям применяется закон места суда. В арбитражном процессе данный принцип вытекает из ст. 1 АПК РФ. Согласно указанной норме порядок судопроизводства в арбитражных судах определяется Конституцией Российской Федерации, Федеральным конституционным законом «О судебной системе Российской Федерации» и Федеральным конституционным законом «Об арбитражных судах в Российской Федерации», Арбитражным процессуальным кодексом Российской Федерации и принимаемыми в соответствии с ними другими федеральными законами. Отсюда следует, что определение используемых в процессуальных нормах понятий должно проводиться на основе отечественного права, без учета коллизионных норм. Например, было бы неверным считать иностранную организацию имеющей представительство на территории Российской Федерации, если последнее не аккредитовано в предусмотренном законом порядке, даже когда по ее личному статуту таковая аккредитация для иностранных лиц не требуется. К тому же иностранное право может понимать под представительством иностранной организации не обособленное структурное подразделение, а любое лицо, действующее в ее интересах за рубежом (к примеру, финансового агента). Вместе с тем вышесказанное не может быть отнесено к международной подсудности по месту исполнения договора. Из буквального смысла анализируемой нормы следует, что «исполнение должно иметь или имело место на территории Российской Федерации». Иными словами, речь идет о фактическом исполнении, которое либо уже осуществлено, либо будет осуществлено в будущем. Установление места такого исполнения в любом случае требует от суда точного разрешения материально-правового вопроса о месте исполнения договора. А поскольку спорное правоотношение осложнено иностранным элементом, то решение данного вопроса поставлено в зависимость от того, какое право подлежит применению к возникшему между сторонами договору. Это означает, что, если стороны, к примеру, воспользовавшись важнейшим правомочием выбора применимого права (lex voluntatis), подчинили свой договор иностранному правопорядку, установление места исполнения договора должно производиться на основе норм избранного права. Таким образом, особенность рассматриваемой юрисдикционной привязки заключается в том, что суду необходимо в первую очередь разрешить коллизионно-правовой вопрос, определив, праву какого государства подчинено спорное обязательственное правоотношение. Только после этого, с учетом требований подлежащего применению законодательства, суд может точно установить, имело или будет иметь место исполнение договора на территории Российской Федерации. Российское право не знает такого понятия, как «место исполнения договора». Содержащееся в ст. 316 ГК РФ правило установлено в отношении всех обязательств, не ограничивающихся договорными. Кроме того, в большинстве гражданских договоров каждая сторона одновременно является и кредитором, и должником. Понятия кредитора и должника непосредственно связаны с правами и обязанностями сторон обязательственного правоотношения, а не с положением сторон в обязательстве как едином целостном явлении <4>. Именно с местом жительства или местом нахождения должника (кредитора) законодательства большинства стран связывают место исполнения обязательства. Это означает, что исполняться договор с участием иностранного лица может как на территории Российской Федерации, так и за рубежом. ——————————— <4> См.: Гражданское право: Учебник: В 3 т. / Отв. ред. В. П. Мозолин. М.: Проспект, 2012. Т. 1. С. 640.
Указанная коллизия явилась причиной расхождения в правоприменительной практике. В одних случаях суды решают вопрос, исходя из места исполнения одной из обязанностей спорного правоотношения, а в других — из места исполнения договора в целом. Так, индивидуальный предприниматель В. Н. Журавлев в Арбитражном суде Орловской области предъявил иск к обществу с дополнительной ответственностью «Профтехэнерго» (Республика Беларусь) о взыскании задолженности по договору поставки. Определением Арбитражного суда Орловской области от 31 августа 2008 г., оставленным без изменения судами апелляционной и кассационной инстанций, исковое заявление было возвращено в связи с неподсудностью трансграничного спора арбитражным судам Российской Федерации. Отменяя указанные судебные акты и направляя дело на рассмотрение в Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, Коллегия ВАС РФ установила, что судом первой инстанции не была принята во внимание подлежащая применению юрисдикционная привязка по признаку места исполнения договора (п. 3 ч. 1 ст. 247 АПК РФ). Как следует из материалов дела, между предпринимателем В. Н. Журавлевым (поставщик) и ОДО «Профтехэнерго» (покупатель) заключен договор поставки от 6 апреля 2009 г. Согласно договору поставщик обязался передать в собственность покупателю светотехническую, электротехническую, электроламповую, кабельную продукцию (товар) согласно приложениям к договору. Покупатель же обязался принять и своевременно оплатить товар. Исполнив полностью обязательство по поставке товаров, Журавлев обратился в суд в связи с тем, что обязательство по оплате товара обществом «Профтехэнерго» не было исполнено. Коллегия судей Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации пришла к выводу, что место исполнения договора необходимо определять исходя из ст. 316 ГК РФ, согласно которой, «если место исполнения не определено законом, иными правовыми актами или договором, не явствует из обычаев делового оборота или существа обязательства, исполнение должно быть произведено по денежному обязательству — в месте жительства кредитора в момент возникновения обязательства, а если кредитором является юридическое лицо — в месте его нахождения в момент возникновения обязательства» <5>. ——————————— <5> Определение ВАС РФ от 27 июля 2010 г. N ВАС-6633/10 // СПС «Гарант».
Кроме того, в обоснование указанного вывода судьи Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации сослались на не противоречащее ст. 316 ГК РФ положение ст. 57 Конвенции Организации Объединенных Наций о договорах международной купли-продажи товаров <6>, участниками которой являются Россия и Белоруссия. Согласно названной норме международного договора, если покупатель не обязан уплатить цену в каком-либо ином определенном месте, он должен уплатить ее продавцу в месте нахождения коммерческого предприятия продавца. Следует обратить внимание на следующее. Так же как и ГК РФ, данная Конвенция не содержит понятие места исполнения договора в целом. Вместо этого Конвенция разграничивает регулирование места исполнения обязательства продавца по поставке товара (ст. 31) и места уплаты покупной цены покупателем (ст. 57). ——————————— <6> Заключена в г. Вене 11 апреля 1980 г.
В своем возражении ответчик утверждал, что в данном случае местом исполнения следует признать Республику Беларусь, поскольку поставка была осуществлена именно на территорию данного государства. Однако суд совершенно справедливо взял в качестве основания определения места исполнения договора не обязательство по поставке товара, а нарушенное обязательство по оплате товара. Между тем в правоприменительной практике довольно часто встречаются дела, по которым суды делают совершенно противоположный вывод. Место исполнения отдельного обязательства не может считаться местом исполнения договора в целом. Вот один из таких случаев. Арбитражный суд Архангельской области возвратил исковое заявление ООО «Гандикап» к фирме «Кучукалилер Сан. Тид. А.Ш.» (Турция) о взыскании задолженности за поставленный товар по договору купли-продажи и процентов за пользование чужими денежными средствами. Из материалов дела следует, что 10 февраля 2004 г. между ООО «Гандикап» и фирмой «Кучукалилер Сан. Тид. А.Ш.» был заключен договор купли-продажи древесины, согласно которому общество продает, а фирма покупает древесину в объеме 1500 куб. м на общую сумму 135000 долларов США. Суду были представлены доказательства поставки товара в полном объеме, в то время как оплата произведена турецкой фирмой лишь частично — в размере 57450 долларов США. Оставшаяся сумма — 77516,34 долларов США — фирмой не оплачена, в связи с чем российское общество обратилась в арбитражный суд. В мотивировочной части своего определения Арбитражный суд Архангельской области указал на некомпетентность российских арбитражных судов по рассмотрению данного спора. Довод истца о необходимости применения юрисдикционной привязки по месту исполнения договора суд отклонил, указав следующее: «Тот факт, что денежное обязательство ответчика должно исполняться на территории Российской Федерации, не может быть расценен как место исполнения договора в целом. Кроме того, поскольку при рассмотрении спора о взыскании долга по договору поставки установлению подлежит прежде всего сам факт поставки товара, предполагается возможная необходимость совершения определенных процессуальных действий на территории Турции» <7>. ——————————— <7> Постановление Федерального арбитражного суда Северо-Западного округа от 25 октября 2005 г. N А05-3558/2005-23 // СПС «Гарант».
К сожалению, в обоснование сделанного вывода суд не привел какой-либо правовой нормы, регламентирующей вопросы места исполнения договора в целом. Вместо этого он сослался на предположительную необходимость совершения процессуальных действий на территории Турции в целях установления обстоятельств исполнения наиболее важной, на его взгляд, обязанности — поставить товар. Если согласиться с изложенной позицией, неизбежно возникает следующий вопрос: каким критерием нужно руководствоваться, чтобы определить, какое из составляющих договорное правоотношение обязательств следует считать наиболее важным? Гражданское законодательство России предусматривает приоритет одного обязательства перед другим только в одном случае — при решении коллизионного вопроса по принципу наиболее тесной связи договора (Proper Law). Так, согласно п. 2 ст. 1211 ГК РФ правом страны, с которой договор наиболее тесно связан, считается, если иное не вытекает из закона, условий или существа договора либо совокупности обстоятельств дела, право страны, где находится место жительства или основное место деятельности стороны, которая осуществляет исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора. Далее п. 3 ст. 1211 ГК РФ установлено, какую из сторон договора следует считать осуществляющей такое исполнение (продавца — в договоре купли-продажи; дарителя — в договоре дарения; арендодателя — в договоре аренды; ссудодателя — в договоре безвозмездного пользования; подрядчика — в договоре подряда и т. д.). Однако указанные презумпции применяются только в том случае, если иное не вытекает «из закона, условий или существа договора либо совокупности обстоятельств дела». Иными словами, указанный способ определения субъекта решающей для договора обязанности сам по себе является гибким, не говоря уже о гибкости принципа тесной связи, когда в основу его установления могут быть взяты иные обстоятельства, а не только исполнение, имеющее решающее значение. В литературе по международному частному праву такой подход был назван системой «двойной презумпции» <8>. ——————————— <8> Асосков А. В. Право, применимое к договорным обязательствам: европейская реформа и российское международное частное право // Вестник гражданского права. 2009. N 2. С. 32.
Думается, что при разрешении такого важного процессуального вопроса, как наличие или отсутствие компетенции арбитражного суда рассматривать трансграничный спор по признаку места исполнения договора, суд не может руководствоваться столь гибким и не вполне определенным подходом. Возможность исполнения обязательства на территории Российской Федерации, вне зависимости от того, является ли оно решающим для договора или нет, в любом случае свидетельствует о наличии достаточной связи спорного правоотношения с территорией Российской Федерации для того, чтобы отнести его к компетенции российского арбитражного суда. В этой связи более предпочтительным является первый вариант применения рассматриваемой нормы, когда арбитражный суд признает свою юрисдикцию по трансграничному спору, если на территории Российской Федерации находится место исполнения обязательства, нарушение которого явилось основанием предъявления иска. С учетом всего вышесказанного в целях устранения сложившегося расхождения в толковании рассматриваемого основания международной подсудности п. 3 ч. 1 ст. 247 АПК РФ следовало бы изложить в следующей редакции: «Спор возник из обязательства, по которому полное или частичное исполнение должно иметь место или имело место на территории Российской Федерации».
