Понятие «сложившаяся правоприменительная практика» в федеральном конституционном судопроизводстве

К.А. КОВАЛЕНКО

Коваленко К.А., аспирантка кафедры конституционного права СПбГУЭиФ, ведущий консультант Отдела по приему граждан и работе с письмами Секретариата Конституционного Суда Российской Федерации.

Закрепление в Федеральном конституционном законе «О Конституционном Суде Российской Федерации» такого критерия отбора обращений, подлежащих рассмотрению в Конституционном Суде, как «сложившая правоприменительная практика», по мнению автора, имеет целью разграничить подсудность дел в судебной системе Российской Федерации. В статье показывается принципиальное значение данного понятия в деятельности Конституционного Суда не только при вынесении итогового решения, но и на стадии принятия жалоб к производству; дается определение понятия «сложившаяся правоприменительная практика»; определяются ее параметры и характер.

Ключевые слова: судебная правоприменительная практика, сложившаяся правоприменительная практика, принцип состязательности, принцип разделения власти, принцип правовой определенности, конституционно-правовое истолкование, официальное толкование, иное толкование, допустимость жалобы, конституционный нормоконтроль (абстрактный, конкретный).

Concept of «Established law-application practice» in the federal constitutional proceedings

K.A. Kovalenko

Kovalenko Kseniya Alexandrovna — post-graduate of constitutional law department (St-Petersburg State University of Economy and Finances), chief counsellor of the Section for processing and admission of applications of the Russian Constitutional Court.

The Federal Constitutional Law «On the Constitutional Court of the Russian Federation», providing for such criterion of the admissibility of applications filed to the Constitutional Court, as the «established law-application practice», is aimed, on the author’s opinion, at the delimitation of competence of the Russian judicial system’s different branches. The article emphasizes the major significance of this concept in the Constitutional Court’s activities not only on the stage of judgment delivery, but also on the stage of applications admission. The article offers as well the definition of the concept of «established law-application practice», its nature and parameters.

Key words: judicial law-application practice, established law-application practice, adversarial principle, principle of separation of powers, principle of legal certainty, constitutional legal interpretation, official interpretation, different interpretation, admissibility of applications, constitutional control of norms (abstract, concrete).

Конституционный Суд Российской Федерации практически в каждом постановлении ссылается на часть вторую статьи 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» (далее — Закон о Конституционном Суде), где закреплено важное юридическое понятие — «сложившаяся правоприменительная практика». Как и понятие «обыкновение правоприменительной практики», которое использовалось в первом Законе о Конституционном Суде РСФСР 1991 года, закрепление в действующем Законе о Конституционном Суде сложившейся правоприменительной практики в качестве критерия отбора обращений, подлежащих рассмотрению в Конституционном Суде, имеет целью разграничить подсудность дел в судебной системе России, с учетом того что Конституционный Суд Российской Федерации является специализированным судом.

Понятию «сложившаяся правоприменительная практика» предшествовало понятие «обыкновение правоприменительной практики», которое впервые появилось в Законе РСФСР от 6 мая 1991 года «О Конституционном Суде РСФСР». Часть первая статьи 31 данного Закона определяла полномочие Конституционного Суда РСФСР начать изучение вопроса не позднее чем в семидневный срок с момента получения ходатайств, индивидуальных жалоб или запросов, отвечающих установленным Законом требованиям, о проверке конституционности договора, нормативного акта, обыкновения правоприменительной практики, действия или решения должностного лица либо обнаружения иного повода к рассмотрению данного вопроса, подведомственного Конституционному Суду РСФСР. Производство в Конституционном Суде РСФСР по делам о проверке обыкновений правоприменительной практики имело как негативные, так и позитивные стороны.

При принятии жалобы к рассмотрению судьям Конституционного Суда РСФСР приходилось решать, какое количество решений образуют правоприменительную практику. Вместе с тем в одних случаях при поступлении аналогичных жалоб от разных граждан на неправильное применение закона Конституционный Суд РСФСР объединял жалобы и принимал их к своему производству, при этом не все они удовлетворяли требованию о наличии правоприменительной практики; в других случаях отказывал в принятии жалоб, ссылаясь на необходимость документированного подтверждения применения закона. Чаще всего объектом обжалования было не столько неконституционное применение закона, сколько его неконституционное содержание. Жалобы обычно подавались на закон, который был применен корректно, но его положения расценивались как неконституционные <1>. А. Бланкенагель обратил внимание также на то, что Закон РСФСР 1991 года позволял Конституционному Суду РСФСР превращать общеправовые проблемы в конституционные путем манипулирования положениями, определяющими полномочия различных действующих лиц политической системы, что привело к тому, что деятельность Конституционного Суда «предполагает неконституционность просто любого незаконного акта; и это превращает его из специального и специализированного суда, имеющего дело с ограниченным кругом проблем, в высший апелляционный суд со всеобъемлющей юрисдикцией» <2>. Почти во всех разбирательствах, касавшихся конституционности правоприменительной практики, Конституционный Суд выносил решение о неконституционности не относительно применения закона, а относительно самого закона, так как применение закона было, как правило, правильным и соответствовало Конституции. Таким образом, при применении закона суды хоть и ставили под сомнение его конституционность, но все же применяли его, поскольку Конституция РСФСР наделяла только Конституционный Суд полномочиями по осуществлению конституционного контроля. Конституционный Суд РСФСР переводил жалобы граждан на неконституционность правоприменительной практики в разряд жалоб на неконституционность непосредственно самих законов. Кроме того, статья 71 Закона РСФСР 1991 года устанавливала полномочия по признанию обыкновения правоприменительной практики конституционным или неконституционным, не позволяя при этом провозглашать закон недействительным <3>.

———————————

<1> Бланкенагель А. «Детство, отрочество, юность» российского Конституционного Суда / Пер. с англ. Е. Пырикова и Т. Морщаковой. М., 1996. С. 26 — 28.

<2> См.: Там же. С. 82.

<3> См.: Там же. С. 83 — 89.

По мнению М.А. Митюкова, благодаря переходу от оценки конституционности правоприменительной практики к проверке конституционности законов по жалобам граждан и запросам судов возможности конституционного правосудия в защите прав и свобод человека и гражданина возросли, а поле конкуренции с другими судами было устранено, вследствие чего компетенция Конституционного Суда в новой процедуре сузилась. М.А. Митюков справедливо отмечает, что последствия рассмотрения конституционных жалоб более существенны, поскольку влекут признание неконституционным закона, в отличие от прежней процедуры проверки конституционности обыкновений правоприменительной практики, в результате которой лишь конкретное дело подлежало пересмотру в обычном суде <4>.

———————————

<4> Митюков М.А. Конституционные суды на постсоветском пространстве. М., 1999. С. 121.

Новая Конституция Российской Федерации заложила правовые основы деятельности Конституционного Суда Российской Федерации. Дальнейшее развитие и конкретизацию конституционно закрепленные нормы, регулирующие полномочия Конституционного Суда, получили в Федеральном конституционном законе «О Конституционном Суде Российской Федерации». Ни Конституция, ни Закон о Конституционном Суде не используют сейчас такое понятие, как «обыкновение правоприменительной практики». И объясняется это, видимо, потребностью разграничения подведомственности дел, рассматриваемых Конституционным Судом и иными судами. Об этом свидетельствует обсуждение статьи 125 проекта Конституции. 20 октября 1993 года на заседании Рабочей комиссии по доработке проекта Конституции Российской Федерации судья Конституционного Суда Т.Г. Морщакова предложила наделить Конституционный Суд полномочием рассматривать по индивидуальным жалобам вопрос о конституционности закона, примененного или подлежащего применению в конкретном деле, а по запросам судов — давать оценку конституционности закона, подлежащего применению <5>. Данное предложение поддержал судья Конституционного Суда Б.С. Эбзеев, который отметил, что Конституционный Суд, сталкиваясь с неправильным, неконституционным решением по конкретному делу, часто обнаруживает в нем именно неконституционность закона, а не что-нибудь другое <6>. Речь идет о том, что неконституционная практика является следствием применения неправильного, неконституционного закона. В результате продолжительной дискуссии законодателей появилась часть 4 статьи 125 Конституции Российской Федерации, согласно которой Конституционный Суд по жалобам на нарушение конституционных прав и свобод граждан и по запросам судов проверяет конституционность закона, примененного или подлежащего применению к заявителю в конкретном деле.

———————————

<5> См.: Стенограмма заседания Рабочей комиссии по доработке проекта Конституции РФ от 20 октября 1993 г. // Конституционное совещание. Стенограммы. Материалы. Документы. Т. 18. М., 1996. С. 351.

<6> См.: Там же.

Данная норма конкретизирована в Законе о Конституционном Суде, в пункте 3 части 1 статьи 3 которого предусмотрено право Конституционного Суда по жалобам на нарушение конституционных прав и свобод граждан проверять конституционность закона, примененного к заявителю в конкретном деле, а пунктом 3.1 закреплено право Конституционного Суда Российской Федерации по запросам судов проверять конституционность закона, подлежащего применению соответствующим судом в конкретном деле. Конституционная компетенционная норма была существенно дополнена указанным Законом. В части второй статьи 74, в статье, содержащей императивные требования, предъявляемые к решениям Конституционного Суда РФ, его компетенция в соотношении с компетенцией судов общей юрисдикции и арбитражных судов существенно расширена.

Потребность в подобном дополнении статьи 74 аргументировалась следующим образом. Гражданин, права которого нарушены судебным решением, может жаловаться на неконституционность правоприменительной практики только по вертикали — в Высший Арбитражный Суд (далее — ВАС РФ) или Верховный Суд (далее — ВС РФ). Но если высший суд оставит все решения в силе, тогда гражданину останется только одна возможность — обращаться в Европейский суд по правам человека. И обращений в Европейский суд по правам человека будет очень много. Следовательно, Конституционному Суду Российской Федерации следует повернуться «лицом» к гражданам. Суд, применяя закон, может интерпретировать его не соответствующим Конституции Российской Федерации образом. И если в деятельности судов появляется такая тенденция, когда закон в процессе применения интерпретируется неконституционным образом, то возникает вопрос, а конституционен ли этот закон. Если закон дает возможность в процессе правоприменения осуществить разное истолкование, то, возможно, это дефект самого закона, поскольку нарушается конституционный принцип: все равны перед законом и судом. Следовательно, Конституционный Суд может расширить свой судебный контроль, распространяя его и на такую неконституционную правоприменительную практику. То есть гражданин может жаловаться на закон, который дал основание суду (и не только суду, но и любому правоприменителю) истолковать его таким образом, что в процессе истолкования нарушаются права человека. Так, появилась норма, в соответствии с которой Конституционный Суд принимает решение по делу, оценивая как буквальный смысл рассматриваемого акта, так и смысл, придаваемый ему официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, а также исходя из его места в системе правовых актов <7>.

———————————

<7> Протокол стенограммы совещания судей Конституционного Суда Российской Федерации по доработке проекта Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» от 28 марта 1994 г. Т. 1 // Архив Конституционного Суда Российской Федерации.

В связи с наличием в статье 74 Закона о Конституционном Суде положения об учете сложившейся правоприменительной практики целесообразно сравнить компетенцию Конституционного Суда Российской Федерации с полномочиями такого «классического» конституционного суда, как Федеральный Конституционный Суд Германии.

Согласно абзацу 1 пункта 4-а статьи 93 Основного Закона Германии <8> в Федеральный Конституционный Суд может быть подана конституционная жалоба (граждан или юридического лица) против любого органа государственной власти, действиями которого нарушаются основные права заявителя. Это значит — против любого распоряжения органа исполнительной власти или против решения суда. При этом конституционная жалоба должна быть действительно необходимой, т.е. представлять собой единственно существующую возможность воспрепятствовать нарушению основных прав. Этого не происходит, например, если существует возможность устранить нарушение основных прав, не обращаясь в Федеральный Конституционный Суд. Как известно, в ФРГ каждый суд имеет не только право, но и обязанность осуществлять проверку соответствия правовых положений нормам Основного Закона. Поэтому в Германии частное лицо должно сначала использовать все обычные средства правовой защиты, в частности в рамках общего порядка подачи судебного обжалования, установленного для судов общей юрисдикции. При такой системе конституционной защиты основных прав жалоба подается непосредственно против конкретного правоприменительного решения суда, нарушившего одно из основных прав. Но при этом опосредованно решение Федерального Конституционного Суда касается и той нормы, которая при этом была применена.

———————————

<8> ФРГ: Конституция и законодательные акты. М., 1991. С. 33.

В российской конституционной системе жалоба частного лица, напротив, может быть подана только (непосредственно) против нормы закона, однако опосредованно при этом корректируются и типичные судебные решения. Именно поэтому Н.В. Витрук полагает, что в российской модели конституционного судопроизводства предусмотрена так называемая косвенная защита основных прав и свобод <9>.

———————————

<9> Витрук Н.В. Конституционное правосудие. М., 2005. С. 269.

С появлением новой нормы конституционно-судебный контроль в Российской Федерации стало возможным осуществлять не только в тех случаях, когда нормы закона по его буквальному смыслу вступают в противоречие с конституционными положениями, но и тогда, когда буквальный смысл нормы соответствует Конституции Российской Федерации, однако в результате сложившейся правоприменительной практики она приобретает иной смысл, не соответствующий Конституции Российской Федерации.

Между тем хотелось бы обратить внимание на то, что после принятия Закона о Конституционном Суде прошло почти 17 лет, которые повлекли определенные изменения в правовой системе России. Вполне возможно предположить, что используемые в статье 74 указанного Закона и в статьях 126 и 127 Конституции понятия, образующие конституционно-правовое понятие «сложившаяся правоприменительная практика», а также «смежные» понятия «официальное толкование» и «иное толкование», могут иметь иной юридический смысл, нежели тот, который они имели в середине 90-х годов прошлого века.

Существует некая связь между понятием «сложившаяся правоприменительная практика» и процессуальным понятием «допустимость» жалобы в Конституционный Суд Российской Федерации.

В соответствии с дополнением, внесенным 3 ноября 2010 года в статью 97 Закона о Конституционном Суде, жалоба граждан на нарушение законом конституционных прав и свобод допустима, если: а) закон затрагивает конституционные права и свободы граждан; б) закон применен в конкретном деле, рассмотрение которого завершено в суде. Слова «рассмотрение которого завершено в суде» существенно изменили требования к конституционной жалобе. До внесения изменений в Закон о Конституционном Суде, как указывает Н.С. Бондарь, законодатель не связывал возможность конституционной оценки закона с обязательным его применением в суде, поэтому критерий допустимости конституционной жалобы в этой части был связан с применением или реальной возможностью применения закона любым правоприменительным органом <10>. Отныне для целей, преследуемых Законом о Конституционном Суде, под правоприменением понимается только судебное правоприменение.

———————————

<10> Бондарь Н.С. Власть и свобода на весах конституционного правосудия: защита прав человека Конституционным Судом Российской Федерации. М., 2005. С. 101.

Рассматривая содержащееся в статье 74 Закона о Конституционном Суде понятие «сложившаяся правоприменительная практика», следует выявить юридическое значение данной нормы с точки зрения телеологии, определить цели, которые преследовал законодатель, а также вложенный им в норму смысл.

Требуя от Конституционного Суда принимать решение по делу с учетом смысла, придаваемого рассматриваемому акту сложившейся правоприменительной практикой, законодатель не определил, каковы параметры этой практики: должна она быть всероссийской, республиканской (областной) или, может быть, местной? Не обозначены в Законе и количественные показатели, позволяющие признать наличие той или иной совокупности правоприменительных решений свидетельством сложившейся правоприменительной практики <11>. Представляет интерес также вопрос о том, с какого момента практика считается сложившейся и чему должно быть отдано предпочтение: количеству или качеству судебных решений? Можно ли рассматривать в качестве сложившейся судебной практики распространенность и устойчивость судебных решений?

———————————

<11> Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации». Комментарий. М.: Юрид. лит., 1996. С. 232 — 233.

Так, сложившейся судебной правоприменительной практикой можно назвать ряд судебных решений, вынесенных различными судами по идентичным делам, содержащих единую правовую позицию относительно разрешения спора, признанных законными и обоснованными вышестоящей судебной инстанцией. На данном этапе исследования представляется возможным считать практику «сложившейся» с момента подтверждения судами высшей инстанции правовых позиций, выраженных в судебных решениях нижестоящих судов по рассмотрению определенных правовых споров. Сложившаяся судебная практика носит распространенно-устойчивый характер, иногда распространенно-ошибочный, подтвержденный вышестоящими судами.

Как известно, решения высших судебных инстанций по конкретным делам являются ориентиром в правоприменительной деятельности нижестоящих судов по разрешению определенной категории споров. В соответствии с Конституцией (ч. 4 ст. 125) и Законом о Конституционном Суде (п. 3 ч. 1 ст. 3) Конституционный Суд по требованию гражданина проверяет только закон, нарушающий права заявителя, на предмет его соответствия Конституции. Возникает вопрос: могут ли стать предметом рассмотрения в Конституционном Суде решения высших судебных инстанций, разъясняющие норму закона? В соответствии с действующим законодательством решения высших судебных инстанций не могут быть предметом рассмотрения в Конституционном Суде. При проверке нормы закона, по которой существует официальное разъяснение высшей судебной инстанции, под конституционный нормоконтроль автоматически подпадает соответствующее разъяснение высшего судебного органа. Таким образом, Конституционный Суд, проверяя «напрямую» норму закона, косвенно осуществляет проверку постановлений высших судебных инстанций как разновидности сложившейся правоприменительной практики, которая в соответствии с действующим законодательством самостоятельным предметом проверки в Конституционном Суде быть не может.

Проверяя положение акта в разных смыслах и оценивая его конституционность, Конституционный Суд Российской Федерации тем самым выражает свое отношение не только к позиции органа, издавшего такой акт, но и к ее пониманию правоприменителем относительно положений Конституции. Ни Конституция, ни Закон о Конституционном Суде не наделяют Конституционный Суд правом проверять законность и обоснованность решений судов, поскольку данное право отнесено к компетенции соответствующих вышестоящих судебных органов. То есть проверка правильности применения судами норм законов не отнесена к компетенции Конституционного Суда.

Положение статьи 74 Закона о Конституционном Суде, закрепляющее право Конституционного Суда проверять конституционность закона с учетом сложившейся правоприменительной практики, может быть способом разграничения полномочий по разрешению дел между Конституционным Судом и другими судами. При этом слово «сложившаяся» подчеркивает единство мнений судов, единое понимание (которое может быть и ошибочным) смысла нормы. В свою очередь, способом обеспечения единообразия в толковании и применении норм права являются разъяснения высших судов Российской Федерации по вопросам судебной практики.

При этом необходимо ответить на вопрос: обязывает ли рассматриваемая нами норма Конституционный Суд учитывать сложившуюся правоприменительную практику при проверке конституционности законов по жалобам граждан или же в порядке абстрактного нормоконтроля? Может ли Конституционный Суд давать конституционно-правовое истолкование норм закона при отсутствии судебной практики применения этих норм?

Положения о сложившейся правоприменительной практике содержатся в статье Закона о Конституционном Суде, закрепляющей требования, предъявляемые к решениям Суда. В части второй статьи 71 Закона указано, что итоговое решение Конституционного Суда по существу любого из вопросов, перечисленных в пунктах 1, 2, 3, 3.1 и 4 части 1 статьи 3 Закона о Конституционном Суде, именуется постановлением. А поскольку в пункте 1 части 1 статьи 3 идет речь о принятии решений в порядке так называемого абстрактного нормоконтроля, возбуждаемого органами, перечисленными в части 2 статьи 125 Конституции Российской Федерации, то на поставленный вопрос может быть дан следующий ответ: сложившуюся правоприменительную практику необходимо принимать во внимание как в процессе конкретного нормоконтроля (ч. 4 ст. 125 Конституции), так и в процессе абстрактного нормоконтроля.

Понятие «сложившаяся правоприменительная практика», содержащееся в статье 74 Закона о Конституционном Суде, находится в системных связях со статьями 125 и 126 Конституции, в соответствии с которыми Верховный Суд и Высший Арбитражный Суд наделены правом давать разъяснения по вопросам судебной практики. Конституционный Суд Российской Федерации, широко используя прием конституционно-правового истолкования, постоянно рискует вторгнуться в сферу полномочий других высших судов. Для минимизации риска нарушения принципа разделения власти необходимо формализовать признаки понятия «сложившаяся правоприменительная практика», так как решение Конституционного Суда должно приниматься с обязательным учетом сложившейся правоприменительной практики.

Конституционный Суд в своем Постановлении от 5 февраля 2007 года N 2-П <12> сформировал три важных вывода о сущности и предназначении конституционно-правового истолкования:

———————————

<12> Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 г. N 2-П по делу о проверке конституционности положений статей 16, 20, 112, 336, 376, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388 и 389 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом Кабинета министров Республики Татарстан, жалобами открытых акционерных обществ «Нижнекамскнефтехим» и «Хакасэнерго», а также жалобами ряда граждан // Вестник Конституционного Суда РФ. 2007. N 1; Вестник Конституционного Суда РФ. 2007. N 3.

1) осуществляя такое толкование, Конституционный Суд осуществляет деятельность, направленную на защиту основ конституционного строя, основных прав и свобод человека и гражданина, обеспечение верховенства и прямого действия Конституции РФ на всей территории Российской Федерации;

2) признание нормы неконституционной является существенным воздействием Конституционного Суда не только на правовую систему, но и на систему управления, что порой протекает весьма болезненно;

3) поэтому Конституционный Суд в поисках разумного баланса между необходимостью устранения неконституционности нормы и обеспечения правовой определенности, стабильности правовой системы использует такую правовую форму обеспечения надлежащего баланса, как выявление конституционно-правового смысла оспариваемой нормы.

Конституционно-правовое истолкование заключается в устранении любых проявлений неконституционности, являющейся следствием реализации проверяемых норм, иначе говоря, это разновидность охраны Конституции. Необходимость в использовании этой судебной технологии обусловлена высоким статусом, который приобретает принцип правовой определенности. При этом при соблюдении конституционных принципов разделения власти и самостоятельности судов существует необходимость в самоограничении деятельности Конституционного Суда во избежание превышения полномочий по отношению к другим высшим судам. Таким ограничителем выступает статья 74 Закона о Конституционном Суде, поскольку в ней содержится императивная норма о том, что Конституционный Суд, принимая решение по делу, должен оценивать не только буквальный смысл проверяемой нормы, но и тот смысл, который вложен в нее сложившейся правоприменительной практикой. Таким образом, в деятельности Конституционного Суда сложившаяся правоприменительная практика является фильтром допустимости жалоб. Следовательно, Конституционный Суд не может принять жалобу и дать конституционно-правовое истолкование обычных законов, если не докажет, что имеет место действительно сложившаяся правоприменительная практика, а не единичные судебные акты, даже высокой судебной инстанции.

Поправки от 3 ноября 2010 года в Закон о Конституционном Суде, по существу, легализовали конституционно-правовое истолкование, дополнив статью 79 Закона о Конституционном Суде (о юридической силе решений Конституционного Суда) частью пятой следующего содержания: «Позиция Конституционного Суда Российской Федерации относительно того, соответствует ли Конституции Российской Федерации смысл нормативного правового акта или его отдельного положения, придаваемый им правоприменительной практикой, выраженная в постановлении Конституционного Суда Российской Федерации, в том числе в постановлении по делу о проверке по жалобе на нарушение конституционных прав и свобод граждан конституционности закона, примененного в конкретном деле, или о проверке по запросу суда конституционности закона, подлежащего применению в конкретном деле, подлежит учету правоприменительными органами с момента вступления в силу соответствующего постановления Конституционного Суда Российской Федерации».

Таким образом, несмотря на то что категория «сложившаяся правоприменительная практика» используется в статье 74 Закона о Конституционном Суде, регламентирующей требования, предъявляемые к решениям, и которая, казалось бы, должна учитываться на той стадии конституционного судопроизводства, которая называется «принятие итогового решения» <13>, она широко применяется, как мы пытались показать, и на стадии принятия обращения Конституционным Судом Российской Федерации либо его отклонения, причем в процедурах не только конкретного, но и абстрактного нормоконтроля. Эта стадия в известном смысле носит предварительный характер и предполагает участие сторон конституционного судопроизводства и их состязательность. В связи с этим возникает вопрос: а кто должен нести бремя доказывания того, что сложилась правоприменительная практика? По всей видимости, руководствуясь одним из принципов конституционного судопроизводства — принципом состязательности <14>, доказательства наличия правоприменительной практики должен приводить субъект, обратившийся в Конституционный Суд Российской Федерации. Однако «противная сторона» в процессе конституционного судопроизводства в стадии судебного разбирательства вправе привести контрдоводы, свидетельствующие о том, что нельзя признать правоприменительную практику сложившейся.

———————————

<13> О стадиях конституционного судопроизводства см.: Витрук Н.В. Конституционное правосудие. М., 2005. С. 333.

<14> Статья 5 ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации».

В связи с этим заслуживает внимания то обстоятельство, что в новелле Закона о Конституционном Суде — в части пятой статьи 79 Закона о Конституционном Суде используется понятие «правоприменительная практика». Означает ли новая норма статьи 79, что законодатель снизил уровень требовательности к характеру правоприменительной практики, сняв слово «сложившаяся»? Положение части пятой статьи 79 определяет, что позиция Конституционного Суда Российской Федерации относительно того, соответствует ли Конституции РФ смысл нормативного правового акта или его отдельного положения, придаваемый правоприменительной практикой, выраженная в постановлении Конституционного Суда, в том числе по делу о проверке по жалобе на нарушение конституционных прав и свобод граждан конституционности закона, примененного в конкретном деле, или по запросу суда конституционности закона, подлежащего применению в конкретном деле, подлежит учету правоприменительными органами с момента вступления в силу соответствующего постановления Конституционного Суда. По всей видимости, использование в норме части пятой статьи 79 словосочетания «правоприменительная практика» может означать, что смысл норме права может быть придан и единичным судебным актом, если это суд высокой инстанции. Подтверждением этого предположения может служить статья А.А. Иванова и С.В. Овся нникова, в которой утверждается, что постановления Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ по конкретным делам приобретают прецедентный характер <15>. В Постановлении Конституционного Суда РФ от 21 января 2010 года N 1-П отмечается, что толкование норм права может осуществляться Высшим Арбитражным Судом РФ как в связи с рассмотрением конкретных дел (ad hoc), так и — в целях обеспечения единообразия их понимания и применения арбитражными судами — в отношении всех дел со схожими фактическими обстоятельствами на основе обобщенной практики их разрешения <16>. По сути дела, Конституционный Суд РФ признал квазипрецедентный характер постановлений Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ, поскольку он отметил, что для арбитражных судов не исключается возможность пересмотра, в том числе по вновь открывшимся обстоятельствам, судебных актов, основанных на норме, которой ранее в ходе применения в конкретном деле было придано истолкование, расходящееся с ее правовым смыслом, выявленным впоследствии Высшим Арбитражным Судом РФ (пункт 3.3 мотивировочной части Постановления). И далее Конституционный Суд РФ пришел к более общему выводу: «В российской судебной системе толкование закона высшими судебными органами оказывает существенное воздействие на формирование судебной практики. По общему правилу оно фактически — исходя из правомочий вышестоящих судебных инстанций по отмене или изменению судебных актов — является обязательным для нижестоящих судов на будущее время» (пункт 3.4 мотивировочной части Постановления).

———————————

<15> Вестник ВАС РФ. 2009. N 10.

<16> Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 21 января 2010 г. N 1-П по делу о проверке конституционности положений части 4 статьи 170, пункта 1 статьи 311 и части 1 статьи 312 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами закрытого акционерного общества «Производственное объединение «Берег», открытых акционерных обществ «Карболит», «Завод «Микропровод» и «Научно-производственное предприятие «Респиратор» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2010. N 2.

Вот почему нами высказано мнение о том, что смежные с понятием «сложившаяся правоприменительная практика» понятия «официальное толкование» и «иное толкование», используемые в части второй статьи 74 Закона о КС РФ, теряют свою содержательность.

——————————————————————