Неподсудно, или правительство как ненадлежащий ответчик в ситуации с судебными исками жертв теракта на Дубровке

(Астахов П.)

(«Бизнес-адвокат», 2003, N 2)

НЕПОДСУДНО, ИЛИ ПРАВИТЕЛЬСТВО КАК НЕНАДЛЕЖАЩИЙ ОТВЕТЧИК

В СИТУАЦИИ С СУДЕБНЫМИ ИСКАМИ ЖЕРТВ ТЕРАКТА НА ДУБРОВКЕ

П. АСТАХОВ

П. Астахов, адвокат, кандидат юридических наук.

Известность пришла к адвокату Павлу Астахову после событий 2000 г. вокруг компании «Медиа-МОСТ», когда он оказался в нужное время в нужном месте и из рядовых адвокатов поднялся до уровня Резника и Барщевского. Однако в течение почти всего прошлого года об Астахове не было слышно — он учился в Америке. Получив в Питтсбургском университете фундаментальные знания по международному и конституционному праву, Астахов вновь с головой окунулся в российскую действительность. Едва ступив на родную землю, в сентябре прошлого года, выступил на стороне правительства в деле об аудио — и видеопиратстве. Опыт удался. В ходе рассмотрения дела Верховным Судом РФ оппоненты Астахова и его коллег капитулировали. Совсем недавно адвокат с честью выдержал защиту на звание кандидата юридических наук.

Еще одно яркое проявление адвокатской индивидуальности Астахова — публикуемая ниже статья, в которой он выражает свою позицию по делу об исках жертв теракта на Дубровке к московскому правительству.

Медленно, но неуклонно растет число исков к московскому правительству, поданных бывшими «заложниками Норд-Оста» в попытке заставить официальную власть наконец на деле признать конституционную норму о том, что человеческая жизнь есть наивысшая ценность в нашем социальном государстве.

Несмотря на то, что государство, привлеченное судом в качестве ответчика, в дискуссии не участвует, а занято, отдадим ему должное, прежде всего, оказанием практической помощи (деньгами, пособиями, квартирами и проч.) пострадавшим, недовольство этим упрямым молчанием в обществе постепенно нарастает. Причем недовольство выражается в различных ипостасях — от прямой критики пассивности государства в вопросах предотвращения терроризма в России до упреков в сторону истцов, затеявших поход против казны.

Ситуация усугубляется отсутствием официально озвученной позиции власти по данному вопросу. Из отрывочных неофициальных комментариев, высказанных разного рода чиновниками как московского, так и федерального уровня (но не первыми лицами), в различных СМИ можно выделить мнение отдельных представителей власти, которое по сути сводится к двум основным суждениям.

Первое — предъявление потерпевшими иска в суд является безусловным их правом на доступ к правосудию.

Второе — возбуждение подобного дела в суде говорит о цивилизованности и открытости российского общества, в котором отсутствует единое понимание данной проблемы и путей ее решения.

И то и другое отнюдь не выражает позиции ответчика и не содержит решения проблемы. Неоднократно высказанные суждения на тему недостатка финансирования московского бюджета, как повод для привлечения в качестве соответчика федерального правительства, являются распиской в беспомощности перед лицом заявленного искового требования и попыткой свалить проблему с больной головы на здоровую. Ко всему прочему лишь близорукие не увидели, что определенная провокационность заявленного иска состоит в стремлении привлечь в конечном итоге именно государство, которое в истории на Дубровке выступило в роли основного организатора спасения обреченных на неизбежную гибель заложников. При этом исковая эпопея затеяна с явной политической перспективой, так как разгар судебных споров (даже с учетом быстро состоявшегося решения суда первой инстанции и последующей апелляции в Мосгорсуде и в Верховном Суде) придется как нельзя кстати оппозиционным политикам в предвыборной депутатской и президентской лихорадке. По этим причинам беспомощные рассуждения и отсылки к федеральному бюджету весьма далеки от реального правового разрешения возникшей проблемы возмещения вреда, причиненного террористическим актом. Отсрочка в виде приостановления рассмотрения гражданского дела до окончания следствия также не принесет власти облегчения и не снизит накал в обществе, но выступит в качестве мины замедленного действия и дополнительного объекта нападок политической оппозиции. Решение вопроса, поставленного исками заложников, на юридическом уровне возможно лишь при ясном понимании правового и процессуального смысла этих требований и ситуации в целом.

Затруднение власти в формировании позиции ответчика вполне объяснимо, т. к., несмотря на существующий Федеральный закон «О борьбе с терроризмом» от 25 июля 1998 г. N 130-ФЗ (в ред. от 21 ноября 2002 г.) и многократно процитированное положение о возмещении государством вреда, причиненного терактом, абсолютного правового механизма у нас нет. А при более тщательном рассмотрении упомянутого Закона можно обнаружить, что некоторые его нормы вступают в противоречие с нормами других законов.

Вопреки многократным утверждениям, заявлениям и рассуждениям о некой «международно-правовой практике», звучащим из стана инициаторов искового преследования российского государства за последствия октябрьского теракта в Москве, вопрос о возмещении вреда жертвам терроризма и роли государства в этом процессе международно-правовыми актами вообще не решается. Так, в Международном пакте о гражданских и политических правах и в Европейской конвенции о защите прав граждан и основных свобод закрепляется обязанность государства обеспечить лицу, права которого нарушены, эффективное средство правовой защиты (ч. 3 ст. 2 Пакта, ст. 6 Конвенции). Аналогичное положение содержится в ст. 52 Конституции РФ, согласно которой государство обеспечивает потерпевшим доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба. Очевидно, что из этого положения нельзя сделать вывод об обязанности государства возмещать вред жертвам террора из собственного бюджета. Специализированные конвенции, посвященные международной борьбе с терроризмом, также не касаются проблемы возмещения вреда жертвам.

До сей поры в современной российской практике не существовало подобных исков, сколь ни старался их инициировать в свое время гениальный политический комбинатор Б. А. Березовский. Мало того, наша практика никогда не знала прецедента предъявления требования компенсации вреда, причиненного третьими лицами. А именно в этом состоит процессуальный смысл заявленного иска. При этом на самом деле остается неясным вопрос: кто же вправе претендовать на возмещение вреда, причиненного в ходе террористической акции? Столь упорно цитируемый Закон «О борьбе с терроризмом» не называет таких лиц, а дает лишь общую расплывчатую установку. Данная неясность позволяет слишком широко толковать Закон и допустить, что наряду с заложниками и спасателями даже террористы вправе требовать от государства возмещения вреда, полученного в результате террористической акции. Остается без ответа и вопрос учета судом обстоятельств причинения вреда, а именно действовал ли причинитель вреда виновно или невиновно, законно или незаконно. При отсутствии четкого регулирования и учета этих обстоятельств неизбежно возникает вопрос: отвечает ли государство за свои действия (бездействие), повлекшие за собой свершившийся теракт или же государство отвечает за действия третьего лица — террориста?

Реально можно предположить следующий вариант хода судебного процесса. Если допустить, что государство отвечает по ст. 17 Закона N 130-ФЗ за собственные действия, то, доказав, что были приняты все возможные меры для недопущения теракта, оно должно освобождаться от ответственности в связи с отсутствием такого условия вменения, как вина, — в соответствии с действующим гражданско-процессуальным законом. В иске будет отказано, и истцы, подталкиваемые адвокатами, двинутся в сторону Европейского Суда, где отвечать придется Российской Федерации, т. к. именно государство признается ответчиком в этой международной судебной инстанции.

Однако само предположение об ответственности государства за свои действия в данном случае не подтверждается текстом ст. 17 Закона N 130-ФЗ, где закреплено последующее взыскание сумм возмещения с причинителя вреда. Следовательно, государство принимает на себя ответственность за действие третьего лица, т. е. ст. 17 Закона N 130-ФЗ представляет собой пример объективного вменения — ответственности за действие, которое не совершал субъект ответственности, что у нас запрещено на конституционном уровне. Несмотря на это, именно так эту норму и толкуют инициаторы процесса «Заложники Норд-Оста против Правительства Москвы» и их адвокаты, пытаясь построить на этом правовую позицию.

Очевидно, что разобраться со столь противоречивой, никогда не применявшейся нормой Закона «О борьбе с терроризмом» средствами самого же закона и с помощью не очень научных комментариев представляется весьма проблематичным. В этой ситуации не остается ничего более правильного, как обращение к ГК РФ, который проясняет механизм защиты потерпевших: требования террористов станут несостоятельными в силу ст. 1066 ГК РФ, т. к. вред, причиненный им в результате необходимой обороны, не должен возмещаться. Действия спасателей, проводивших спецоперацию, будут оценены с позиций нормы о причинении вреда в состоянии крайней необходимости (ст. 1067 ГК РФ), которая предполагает учет всех конкретных обстоятельств, что абсолютно отсутствует в ст. 17 Закона N 130-ФЗ. Ко всему прочему государственная казна отвечает согласно ст. 1069 ГК РФ за вред, причиненный незаконными действиями (бездействием) органов государства либо их должностных лиц. Эта норма ГК реализует конституционное право граждан, закрепленное в ст. 53 Конституции РФ, а смысл ее состоит в том, что государство обязано отвечать за собственные незаконные действия.

Становится очевидным, что в отличие от ст. 17 Закона N 130-ФЗ Гражданский кодекс дает точные и определенные средства возмещения вреда, причиненного при различных обстоятельствах, включая террористические акции. Потерпевший может потребовать возмещения вреда от причинителя в полном объеме, но суд должен учитывать, не причинен ли вред в состоянии необходимой обороны или крайней необходимости. Отвечает за причиненный вред и государство, если налицо незаконное действие (бездействие) его органов или должностных лиц.

Практическое сравнение отработанного гибкого механизма, прописанного в ГК РФ и явно чрезмерно лаконичных и весьма поверхностных положениях ст. 17 Закона N 130-ФЗ, убеждает нас в том, что эти нормы неизбежно должны были вступить в конфликт на конкретной основе. Именно этот деликт и составляет юридический фон проблемы «заложников Норд-Оста».

Не вызывает сомнений, что возложение ответственности на государство возможно исключительно на основании Конституции. Один из авторов Гражданского кодекса России, признанный правовед А. Л. Маковский, формулируя системные принципы ответственности государства, говорит: «Конституционное значение нормы, решающей вопрос о возмещении вреда, причиненного актами власти, не зависит от того, как по существу решается этот вопрос в такой норме. Она конституционна потому, что решает один из важнейших вопросов взаимоотношений государства с членами гражданского общества». Одновременно с этим, как справедливо отмечает в своей работе «О возмещении вреда, причиненного в результате террористической акции» известный правовед К. И. Скловский, «Конституция предусматривает ответственность государства только за действия государственных органов и должностных лиц». Это утверждение абсолютно верно, основано на Конституции и проверено на практике. В качестве такой проверки можно привести пример с решением Конституционного Суда РФ при рассмотрении конституционности закона о выплатах компенсации пострадавшим от чернобыльской катастрофы, где ответственность государства мотивирована чрезвычайностью причиненного вреда, который иначе, в обычных рамках ГК, не может быть возмещен. Следует обратить внимание на то, что государство выступает в данном случае не как собственник источника повышенной опасности, причинившего вред, а берет на себя бремя компенсации этого вреда как орган, действующий в публичных интересах с целью поддержания социальных связей в обществе и сохранения его как такового. При этом соображения справедливости, о которых говорится в постановлении Конституционного Суда РФ, конечно, принимаются во внимание, влияют на решение вопросов о размере и порядке возмещения вреда, но все же не воплощаются в норму о полном возмещении причиненного вреда. Анализируя указанное постановление, признанный специалист по вопросам возмещения вреда К. И. Скловский совершенно верно делает вывод о том, что «организуя систему компенсаций, государство выступает не как причинитель вреда и не как должник по деликтному обязательству, а как публичный орган, выражающий общие интересы, и как распорядитель бюджета, создаваемого и расходуемого в общих интересах».

Именно в этом направлении развивалась и продолжает развиваться законодательная практика зарубежных стран, столкнувшихся с подобного рода проблемами намного раньше, чем Россия, и уже имеющих к сегодняшнему дню реально и весьма эффективно работающие механизмы, осуществляющие бесперебойные выплаты нуждающимся.

Резюмируя правовую практику государств, решавших подобные вопросы в разное время, можно вывести базовые принципы, свойственные всем существующим законодательным механизмам, направленным на возмещение гражданам причиненного вреда, а именно:

— возмещение вреда происходит лишь в части, непосредственно касающейся жизни, здоровья и имущества;

— компенсация морального вреда не производится;

— при компенсации применяется принцип равенства в выплатах;

— все выплаты (условия, порядок, размер, время и т. п.) строго подчинены бюджетным процессам.

В процессе выработки указанных принципов и их непосредственного законодательного закрепления открывается широчайшее поле и для участия различных политических групп в обсуждении способов и размеров компенсаций. Именно в рамках законотворческого процесса, а не в популистских целях политические силы и партии могут высказывать свои конструктивные предложения, которые могут лечь в основу будущих законов, дополнений или поправок к уже действующим (например, к тому же Закону «О борьбе с терроризмом») с более ощутимой пользой и общественным эффектом, чем пустые «спекуляции на горе» в погоне за потенциальным электоратом.

——————————————————————