ВЫДЕРЖКИ ИЗ СТЕНОГРАММЫ ВЫСТУПЛЕНИЯ ПЕРВОГО ЗАМЕСТИТЕЛЯ
ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ПРАВИТЕЛЬСТВА РФ ДМИТРИЯ МЕДВЕДЕВА
НА ВСТРЕЧЕ С ЧЛЕНАМИ ОБЩЕСТВЕННОЙ ПАЛАТЫ
30 ноября 2007 года,
Москва, Дом Правительства
Д. И. Медведев (заключительное слово): Теперь я тоже коротко выступлю в конце нашей беседы с учетом того, что мы сегодня затронули один пласт вопросов — хотя и очень сложных и болезненных. Но, наверное, действительно важно, что такого рода разговор происходит ни где-то просто на общественной площадке (что тоже необходимо), а все-таки в здании Правительства России. И все-таки в этом есть некий символ изменений, я надеюсь. Потому что мы не должны потерять те темы, которые, к сожалению, как правило, теряются в момент их «транспортировки» из общественных мест, форумов в присутственные места, в государственные места. Здесь прямая коммуникация, это действительно крайне важно.
Теперь по отдельным моментам, которые здесь звучали. Я согласен, что мы не должны просто заниматься расширением количества чиновников, увеличением применительно к органам опеки и попечительства — то, что сказал Олег Владимирович [Зыков, президент Общероссийского общественного благотворительного фонда]. При этом нужно гибко, конечно, подходить к ситуации. Там, где действительно количество функций больше, где происходят территориальные укрупнения, какие-то иные процессы, Бога ради! Пусть будут и в большем количестве эти должностные лица. Но сами по себе (и здесь практически все были едины) они всех проблем и даже значительной части проблем не решат. Потому что они все-таки выполняют прежде всего нормативные функции. Где-то выполняют хорошо, не за страх, а за совесть, где-то абсолютно формально. Как и в человеческом обществе, кто-то любит свою работу, а кто-то ее ненавидит, но приходит для того, чтобы деньги получать, чтобы занятие в жизни было. Так и в этой очень сложной социальной деятельности.
Понятно, что для того, чтобы решать эти задачи, необходимы учреждения, которые будут этим заниматься: и государственные, и негосударственные — самые разные. В том числе и те учреждения, которые используют названные вами индивидуальные программы реабилитации.
Теперь в отношении того, что вы сказали в отношении пробации. Я лет двадцать назад, а может и больше, читал тогда для меня удивительную статью по английскому законодательству, посвященную так называемому «пробейшн систем» [probation system (англ.) — система пробации, идея которой заключается в том, чтобы несовершеннолетних правонарушителей не наказывать, а реабилитировать]. У нас ничего подобного тогда не было. Но это было еще при советской власти, и максимум, что нам приходило в голову, — посмотреть наш Исправительно-трудовой кодекс того периода, который понятно был какой. У них эта система очень развита и работает и как государственная система, и как общественная система (именно в таком единстве). На мой взгляд, она у нас может заработать только в том случае, когда достигнет такого же уровня развития. Потому что если ее создать формально, то это будет очередной какой-то там институт бессмысленный или полубессмысленный, который сам себя дискредитирует. Поэтому это должно «прорасти» с двух сторон, хотя потенциал в этом есть очень неплохой.
Но и вы затронули еще одну тему достаточно такую важную и известную по ювенальной юстиции. Я хотел бы, чтобы вы тоже мою позицию понимали. Я никогда не выступал противником ювенальной юстиции. Считаю, что это вполне возможная форма отправления правосудия (выражаясь казенным юридическим языком). Меня единственное, что всегда настораживало, — мы должны, если на этот шаг пойдем, найти достаточное количество подготовленных судей. Потому что я немножко представляю себе судейский мир. У меня масса товарищей и друзей, которые там работают. Ну какая там для них ювенальная юстиция?! Они, к сожалению, другие-то вещи не могут вовремя сделать и изучить. Это должен быть отдельно работающий такой конвейер, который создает подготовленных людей. Хотя сама по себе идея вполне симпатичная и хорошая. Потому как, к сожалению, у нас сейчас обратная ситуация.
Мы говорим о лишении родительских прав. Мы же знаем, как это происходит. Это тоже не судебное слушание в течение нескольких суток, а тоже конвейер, как разводы (я и сам ходил на практику, да и другие вещи видел). Судья сидит, у него в день, скажем, 20 судебных процессов: десяток разводов и десяток лишений родительских прав. Мы понимаем, что в таких условиях, конечно, невозможно защитить эффективно ничьи интересы: ни сохранить семью (в части, касающейся расторжения брака), ни защитить интересы детей (в части, касающейся ограничения или лишения родительских прав).
Поэтому то, что я по этому поводу думаю и вообще в отношении лишения родительских прав: количество запредельное все-таки у нас. Можно по-разному к этому относиться. Когда начинают рассуждать о том, что хорошо бы все-таки поменьше лишать. Но вы посмотрите, что это за люди в некоторых случаях. Иногда к ним и слов-то таких применить сложно. Но тем не менее значительная часть родителей, которые уже приходят в здание суда (даже если у них есть моральные изъяны), они начинают уже раскаиваться. И что бы там ни было, та передышка, которую дает ограничение родительских прав, она, на мой взгляд, очень даже и ничего себе. Это то же самое, как раньше у нас (да, по сути, и сейчас существует этот институт, немножко в другом виде), когда судья давал супругам время на примирение. Подумать. И на самом деле по статистике почти половина не возвращалась. Так жизнь устроена. И в этой ситуации это тоже может срабатывать. Поэтому расширение количества ограничений родительских прав — это, на мой взгляд, все-таки лучше, чем увеличение количества лишений.
