Гладковская Елена Ивановна, кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права Кубанского государственного университета.
В центре внимания автора статьи теоретические и практические проблемы обеспечения и защиты имущественных прав несовершеннолетних, которые, как показывает анализ отраслевого законодательства и судебной практики, не находят единообразного решения. Причина усматривается в отсутствии в российском законодательстве специального статуса ребенка (детей как отдельной категории субъектов правоотношений).
The paper is concerned with the theoretical and practical problems of the main-tenance and the defence of the juvenile property rights. The analysis of the branch legislation and court practice shows that there is no uniform decision. The reason is the absence in Russian legislation the special status of the child (children as the separate category of the subject of the legal relations).
Ключевые слова: специальный правовой статус, имущественные права, отраслевое законодательство, законный представитель, противоречие интересов родителей и ребенка, судебная практика.
Key words: special law status, property rights, branch legislations, legal representative, contradiction of parents and child, court practice.
Дети, как лица, нуждающиеся в специальной охране и заботе ввиду физической и умственной незрелости, должны обладать особым правовым статусом. Государства — участники Конвенции о правах ребенка обязаны обеспечить ребенку такую защиту и заботу, которые необходимы для его благополучия, принимая во внимание права и обязанности его родителей, опекунов или других лиц, несущих за него ответственность по закону, и с этой целью принимать все соответствующие законодательные и административные меры [1].
Дети — субъекты семейных правоотношений, регулирование которых направлено на обеспечение приоритетной защиты их прав и интересов. Иное отраслевое законодательство специальным, или родовым, статусом ребенка (детей как отдельной определенной категории людей) не наделяет. Имущественные права ребенка в России не получили должной регламентации в силу несогласованности, а в ряде случаев и противоречивости устанавливающих их разноотраслевых правовых норм.
Семейное законодательство обязывает родителей и других членов семьи предоставлять ребенку содержание; при невыполнении этой обязанности на содержание ребенка судом взыскиваются алименты. Термины «содержание» и «алименты» не равнозначны; алименты — более узкое понятие, это разновидность содержания [12]. К примеру, по законодательству Латвии родители обязаны заботиться о жизни и благосостоянии детей, предоставлять им содержание, то есть давать пищу, жилище, одежду, обеспечивать их воспитание и образование. Если родителей нет или у них нет возможности обеспечить ребенка, эта обязанность ложится на деда и бабушку [4]. В России за рамками приоритетной семейно-правовой регламентации остаются правоотношения собственности (п. 4 ст. 60 СК). Семейное законодательство учитывает интересы ребенка лишь как пользователя, предоставляя суду право с учетом его интересов отступить от равенства долей при разделе совместной собственности супругов — родителей ребенка — и увеличить долю в праве собственности на подлежащее разделу имущество супруга, с которым останутся проживать дети (п. 2 ст. 39 СК); при этом в дальнейшем не исключена возможность нарушения имущественных (включая жилищные) прав ребенка этим же родителем-собственником. Полагаем, что при увеличении доли супруга в общем супружеском имуществе с учетом интересов детей такое имущество следовало бы обременить предоставлением в безвозмездное пользование детей до того момента, как они сами смогут обеспечить удовлетворение соответствующих потребностей [11]. Латвийское законодательство обязанности по содержанию несовершеннолетних детей, включая предоставление жилья, возлагает на родителей до того времени, пока дети «сами смогут себя обеспечивать» [4]. Это правило следовало бы отразить в нормах ст. 39 СК РФ, либо такое обременение включить в содержание социального (семейного) права личного пользования ребенка как члена семьи собственника жилого помещения [3].
Наименее защищен ребенок в жилищной сфере. Не гарантировано сохранение за ребенком права пользования жилым помещением, находящимся в собственности одного из родителей, если после расторжения брака он будет проживать со вторым родителем в ином помещении. Статья 2 СК относит к членам семьи детей и родителей, независимо от того, проживают они вместе либо раздельно; по буквальному смыслу ст. 31 Жилищного кодекса к членам семьи собственника отнесены лишь дети, проживающие совместно с собственником. Имеет место несовпадение круга членов семьи собственника в жилищном и семейном законодательстве, при этом сохранение права пользования жилым помещением зависит от признания лица членом семьи собственника. Суды оправданно признают за ребенком право на жилое помещение, «корректируя» круг членов семьи собственника, установленный в ст. 31 Жилищного кодекса, с учетом норм семейного законодательства (п. 1 ст. 56 и п. 1 ст. 65 СК). Позиция судов подтверждена Пленумом Верховного Суда Российской Федерации [5; 6], но не законодателем. Неоднозначно и право ребенка на жилое помещение, собственником которого являются родители, лишенные родительских прав: лишение родительских прав влечет прекращение правоотношений между ребенком и родителем, что согласно п. 4 ст. 31 Жилищного кодекса влечет утрату права пользования жилым помещением; в соответствии с п. 4 ст. 71 СК ребенок в этом случае жилищные права сохраняет.
Если ребенок проживал в доме, принадлежащем на праве собственности не родителю, а другому члену семьи, а после расторжения брака родителями стал бывшим членом семьи собственника, так как проживает уже с матерью, защита его жилищных прав максимально затруднена. Так, признав по правилам ст. 31 Жилищного кодекса внука (внучку) вселенным в качестве члена семьи собственника, суд может сохранить за ребенком право пользования жильем лишь на определенный срок — при доказанности отсутствия оснований приобретения (осуществления) права пользования иным жилым помещением. Если бабушка (дедушка) обладает на праве собственности несколькими жилыми помещениями при отсутствии какого бы то ни было жилья у матери ребенка, суд и при доказанности названных обстоятельств не вправе обязать собственника обеспечить ребенка иным жилым помещением, так как алиментные обязательства между бабушкой (дедушкой) и внуками являются обязательствами второй очереди и могут возникнуть лишь при невозможности взыскания алиментов с родителей ребенка.
Нет нормы, устанавливающей специальный правовой статус ребенка, ставшего бывшим членом семьи собственника, и в гражданском законодательстве. Собственнику жилья в приведенной ситуации достаточно продать жилое помещение, и вселенный в него по решению суда на определенный срок ребенок (внук или внучка) вновь окажется на улице — в силу правил ч. 2 ст. 292 ГК переход права собственности к другому лицу является и для ребенка основанием прекращения права пользования помещением. При этом в соответствии с правилами ч. 4 ст. 292 ГК РФ для отчуждения жилого помещения не потребуется даже согласия органа опеки и попечительства.
Нередки нарушения имущественных прав ребенка его родителями-сособственниками. Так, трехкомнатная квартира общей площадью 65,5 кв. м, которая по договору приватизации передана в совместную собственность всех членов семьи, включая двух несовершеннолетних детей, была продана их родителями, взамен приобретена двухкомнатная квартира. Последняя, как приобретенная в период брака, судом разделена между супругами в равных долях. Отменяя решение, Президиум Краснодарского краевого суда указал, что судом неправильно определен статус квартиры как общей собственности супругов, т. к. при заключении сделок родители нарушили права детей как участников общей совместной собственности на приватизированную квартиру [10]. При новом рассмотрении с привлечением к участию в деле ставших совершеннолетними детей предметом спора остается двухкомнатная квартира, хотя имущественные права детей были нарушены при ее приобретении вместо приватизированной в совместную собственность трехкомнатной квартиры.
Восстановить имущественные права детей не позволяет гражданское законодательство, отдающее предпочтение интересам добросовестного возмездного приобретателя. Так, квартира, предоставленная по сделке приватизации в долевую собственность Б., ее совершеннолетнего сына Р. и двух несовершеннолетних сыновей И. и Д. (в возрасте шести и 16 лет), стала предметом нескольких договоров купли-продажи, последний из которых заключен уже между Б. и М. [7]. Суд удовлетворил иск о признании состоявшихся договоров об отчуждении квартиры недействительными, так как в результате их заключения несовершеннолетние И. и Д. утратили право собственности. По жалобе М., утверждавшей, что она не знала и не могла знать о том, что собственниками приобретенной ею квартиры являлись также дети продавца, Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ указала, во-первых, что довод истцов об ущемлении при продаже квартиры интересов проживающих в ней несовершеннолетних детей сам по себе не является достаточным основанием для признания договоров купли-продажи квартиры недействительными, во-вторых, если подтвердится добросовестность приобретателя, иск удовлетворению не подлежит в соответствии с позицией, изложенной в постановлении Конституционного Суда [2].
Между тем заключена сделка с особенностями волеизъявления: вместо малолетнего сособственника И. заключила сделку его мать, гражданка Б.; она же дала согласие на заключение сделки 16-летним сыном Д. СК РФ распространяет на родителей правила, установленные гражданским законодательством в отношении распоряжения имуществом подопечного (п. 3 ст. 60 СК), а ст. 37 ГК не допускает заключение сделок, приводящих к умалению имущества подопечных. При этом «само по себе наличие согласия органа опеки и попечительства на совершение сделки по отчуждению имущества малолетнего ребенка не является достаточным подтверждением законности совершенной сделки» [8].
Полагаем, что нельзя в приведенной ситуации признать Б. управомоченным отчуждателем, а спорную квартиру выбывшей из владения малолетнего и несовершеннолетнего сособственников по их воле — в плане ст. 302 ГК. Во-первых, при наличии интереса самого представителя сделка, совершенная вопреки интересам представляемого, должна считаться совершенной без полномочий [13]. Во-вторых, СК не позволяет родителю представлять ребенка при противоречии их имущественных интересов (п. 1 ст. 65, п. 2 ст. 64 СК). Разделяем позицию А. Е. Тарасовой: если воля представителя не отражает интересы малолетнего, логично использование механизма защиты его прав даже от добросовестного приобретателя посредством виндикации [14]. Действующее законодательство не обеспечивает реализацию и защиту имущественных прав ребенка. Соответственно суды исходят из того, что ухудшение родителями жилищных условий своих несовершеннолетних детей, если оно не подпадает под основания, предусмотренные законом для признания сделок недействительными, само по себе не является основанием для признания распорядительных сделок недействительными. Так, в Определении от 17.01.2006 N 5-В05-106 Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ указала, что при формальной ссылке на ст. 168 ГК суд не установил, требованиям каких правовых актов не соответствует сделка. Ухудшение матерью жилищных условий своего несовершеннолетнего сына, если оно не подпадает под основания, предусмотренные законом для признания сделок недействительными, само по себе не является основанием для признания договора купли-продажи квартиры недействительным [9].
Полагаем, что воля малолетнего как участника гражданских правоотношений не может быть учтена в силу особенностей его правосубъектности. Только соответствие заключенной законным представителем распорядительной сделки имущественным интересам малолетнего собственника должно быть критерием оценки оснований выбытия имущества из владения такого собственника при приобретении имущества возмездным добросовестным приобретателем от его законного представителя.
Есть необходимость в специальных основаниях недействительности сделок с особенностями волеизъявления — при несоответствии заключенной законным представителем малолетнего сделки имущественным правам и интересам малолетнего и в случае заключения несовершеннолетним в возрасте от 14 до 18 лет с согласия его законного представителя сделки, соответствующей интересам последнего, но нарушающей законные интересы самого совершившего сделку несовершеннолетнего.
В пользу предложенного решения свидетельствует, во-первых, отсутствие в российском отраслевом законодательстве единых подходов, наделяющих ребенка как субъекта правоотношений специальным правовым статусом, учитывающим его уязвимость в силу физической и умственной незрелости; во-вторых, вызванная первым обстоятельством сложность определения требований конкретных законов или иных правовых актов, которым не соответствует данная сделка, — при признании недействительной сделки, нарушившей имущественные права и (или) интересы ребенка, на основании ст. 168 ГК.
В части 6 раздела II Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации отмечена нуждаемость в более детальном регулировании полномочий родителей и опекунов на совершение сделок от имени несовершеннолетних детей и отсутствие таковой в нормах ГК о представительстве, но при этом предложено произвести данную работу в рамках совершенствования семейного законодательства. Полагаем, что такое регулирование необходимо осуществить в гражданском законодательстве — в нормах ГК о законном представительстве, в общих положениях об осуществлении и защите гражданских прав применительно к злоупотреблению правами законного представителя, в нормах об основаниях недействительности сделок, а также о соотношении реституции и виндикации.
Литература
1. Конвенция ООН «О правах ребенка» // Ведомости СНД СССР и ВС СССР 1990. N 45. Ст. 955.
2. Постановление Конституционного Суда РФ от 21 апреля 2003 г. N 6-П «По делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 статьи 167 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан О. М. Мариничевой, А. В. Немировской, З. А. Скляновой, Р. М. Скляновой и В. М. Ширяева» // СЗ РФ. 28.04.2003. N 17. Ст. 1657.
3. Подпункт 7.1 пункта 7 раздела II Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации // Вестник ВАС РФ. 2009. N 11. С. 57.
4. Гражданский закон Латвийской Республики, принятый Законом Латвийской Республики от 28.01.1937 // Гражданский кодекс Латвийской Республики. СПб., 2001. С. 179.
5. Обзор судебной практики Верховного Суда РФ за III квартал 2007 года: утвержден Постановлением Президиума Верховного Суда РФ от 07.11.2007 // БВС РФ. 2008. N 2. С. 36.
6. Пункт 14 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 02.07.2009 «О некоторых вопросах, возникших в судебной практике при применении Жилищного кодекса Российской Федерации» // РГ. 2009. 8 июля.
7. Извлечение из Постановления судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда РФ от 2 сентября 2003 года // БВС РФ. 2004. N 4. С. 2 — 3.
8. Определение Судебной коллегии Верховного Суда РФ от 29.08.1997 // БВС РФ. 1998. N 2. С. 5 — 6.
9. Определение Судебной коллегии Верховного Суда РФ от 17.01.2006 // БВС РФ. 2006. N 8. С. 19 — 20.
10. Постановление Президиума Краснодарского краевого суда от 10.03.2005 по делу N 44-Г-252 // Архив Краснодарского краевого суда. 2005 г.
11. Гладковская Е. И. Имущественные интересы семьи в семейных отношениях. Краснодар, 2009. С. 132.
12. Пчелинцева Л. М. Семейное право России: Учебник для вузов. М., 1999. С. 362.
13. Скловский К. И. Правомочие и полномочие в механизме возникновения гражданских прав // Хозяйство и право. 2004. N 11. С. 104.
14. Тарасова А. Е. Сделки с особенностями волеизъявления // Журнал российского права. 2008. N 4. С. 78.
