ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ГОСУДАРСТВА ПЕРЕД ЖЕРТВАМИ ТЕРРОРИЗМА
В СВЕТЕ РЕШЕНИЙ ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
С. РУХТИН
Сергей Рухтин, адвокат, г. Краснодар.
Вопрос о юридической ответственности государства, выражающейся в его обязанности компенсировать вред, причиненный террористическим актом лицам, находящимся под его юрисдикцией (на территории страны), в последнее время является наиболее обсуждаемым в средствах массовой информации и в среде практикующих юристов. Актуальность задают судебные дела по искам лиц, потерпевших от терактов на «Норд-Осте» и в других случаях, которые показывают, что существующая правовая система России оказалась неподготовленной к тому, чтобы эффективно обеспечить каждому потерпевшему от терактов разумную и справедливую компенсацию.
Сложность поставленного вопроса заключается в необычности условий возникновения ответственности государства перед лицами, потерпевшими от теракта, прежде всего исходя из того, что в причинении вреда, как правило, участвуют две силы: террористы, спецслужбы. Но не всегда можно установить, действием какой из названных сил причинен вред. Поэтому правильно будет считать, что при теракте человек может быть убит либо террористами, либо спецслужбами, либо неизвестными лицами. Исходя из сказанного, при решении вопроса об ответственности государства законодательство должно определить, каким образом эту ответственность следует связывать с действием перечисленных сил.
В российском законодательстве единственным правовым источником, регулирующим отношения по возмещению вреда потерпевшим от терактов, является ст. 17 Федерального закона «О борьбе с терроризмом» от 25 июля 1998 г. N 130-ФЗ (в ред. от 30 июня 2003 г.). Названная статья устанавливает, что возмещение вреда физическим лицам, причиненного в результате террористической акции, производится за счет средств бюджета субъекта Федерации, если теракт произошел на территории субъекта Федерации, или за счет федерального бюджета, если вред причинен иностранному гражданину или если теракт имел место на территории нескольких субъектов Федерации. Кроме того, в п. 4 ст. 17 названного Закона содержится отсылочная норма, предусматривающая, что причинение вреда юридическим лицам в результате теракта производится в порядке, установленном ГК РФ.
Очевидно, что ст. 17 названного Закона регулирует межбюджетные отношения, определяя, за счет какого бюджета будет производиться возмещение вреда. Для четкого понимания правовых критериев ответственности государства перед жертвами терроризма этого недостаточно. Даже отсылка в п. 4 к Гражданскому кодексу позволяет скорее выяснить бюджет, за чей счет будет производиться возмещение вреда, чем юридические основы ответственности государства перед юридическими лицами. Полагаю, что эти нормы являются лишь началом того процесса законотворчества, который, как показывает опыт других европейских стран, должен пройти и в России. Например, во Франции, так же как и в России, был принят Закон «О борьбе с терроризмом и посягательствами на государственную собственность» от 9 сентября 1986 г., в ст. 9.1 которого назван только источник выплаты компенсаций потерпевшим от терактов — Гарантийный фонд. Однако Декретом N 86-1111, принятым к названному Закону, была расписана процедура работы Гарантийного фонда, включающая также указание на юридические основания выплат компенсаций.
Не случайно, на мой взгляд, во французском законодательстве речь идет о системе гарантирования компенсаций вреда жертвам терроризма, построенной на принципах страхования, в рамках которой государство страхует, следовательно, признает, риски наступления своей гражданской ответственности за вред от терактов. Возникающие правоотношения между потерпевшим от теракта человеком и государством не укладываются в обычную систему деликтных обязательств, так как государственные органы или их должностные лица в большинстве случаев непосредственно не являются причинителями вреда, и, как правило, причинение вреда происходит в чрезвычайных обстоятельствах, что практически всегда делает невозможной оценку поведения участников правоотношений с точки зрения норм ст. ст. 1064 — 1101 ГК РФ. Поэтому система правового регулирования отношений, связанных с возмещением вреда жертвам терактов, должна быть основана на принципах гарантирования или страхования вреда. Нужно, чтобы государство, действуя от имени всего общества, проявляло заботу о потерпевших, принося соболезнование и извинения за то, что общество и государство не смогли обеспечить потерпевшему безопасность. Такая система правового регулирования обусловливается публично-правовыми мотивами, утверждающими отношения человека с государством по принципам гражданского общества, и только в части, касающейся способов компенсации вреда, она приобретает форму гражданского права.
Юридической основой данной системе правового регулирования для России могла бы служить Европейская конвенция о возмещении вреда жертвам насильственных преступлений (Страсбург, от 24 ноября 1983 г.), носящая общий характер и предусматривающая компенсацию вреда, причиненного любыми насильственными преступлениями. Но указанная Конвенция не ратифицирована Россией. Вместе с тем нератификация данной Конвенции не освобождает от исполнения предусмотренных в ней положений, поскольку эта Конвенция действует в совокупности с нормами-принципами, обеспечивающими общепризнанные права и свободы, которые закреплены в других документах Совета Европы, обязательных для России. В частности, Россия ратифицировала Конвенцию о защите прав человека и основных свобод (Рим, 4 ноября 1950 г.), являющуюся своего рода Конституцией Совета Европы, а также Протоколы к ней. Причем при ратификации в ст. 1 Федерального закона от 30 марта 1998 г. N 54-ФЗ было записано, что «Российская Федерация в соответствии со статьей 46 Конвенции признает ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов».
Из сказанного следует, что, во-первых, решения Европейского Суда обязательны для России, а во-вторых, принимая во внимание широкое применение Европейским Судом собственных прецедентов при толковании тех или иных положений Конвенции от 4 ноября 1950 г. и Протоколов к ней, общеправовые позиции Европейского Суда, высказываемые им в конкретных решениях, являются такими же источниками права для участников правоотношений на территории России, как и общеправовые позиции Конституционного Суда РФ.
Итак, при решении вопроса об ответственности государства перед жертвами терактов в соответствии с действующим законодательством следует учитывать смысл норм-принципов Конвенции о защите прав человека и основных свобод, Протокола к ней и общеправовые позиции Европейского Суда по вопросам толкования и применения положений этих договорных актов, а именно ст. 2 Конвенции от 4 ноября 1950 г., защищающей право на жизнь, и ст. 1 Протокола N 1 к Конвенции от 4 ноября 1950 г., защищающей право собственности.
Один из главных принципов, обязательных при решении вопросов об ответственности государства перед жертвами терактов, был сформулирован Европейским Судом. Он относится к толкованию понятия «законное причинение вреда» действиями (бездействием) государственных органов или их должностными лицами. Внимание Европейского Суда по правам человека к данному понятию объясняется тем, что во всех случаях государство ссылается на обстоятельства теракта как на чрезвычайные обстоятельства, требующие от государства принятия силовых мер, способных оправдать, следовательно, сделать законным причинение вреда потерпевшим.
Российское законодательство оперирует понятием «законное причинение вреда». В частности, в ст. 53 Конституции России говорится, что каждый имеет право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц. Эта же норма дублируется в ст. 1069 ГК РФ. Поэтому по российскому законодательству ответственность государства не наступает, если причинение вреда носило законный характер.
Примером того, как российскими судами толкуется понятие «законное причинение вреда», может служить практика арбитражных судов по делам о возмещении вреда, причиненного проводившимися на Северном Кавказе контртеррористическими операциями, в результате которых бомбовыми ударами были разрушены объекты недвижимого имущества, испорчены земельные угодья, предназначенные для сельхозпроизводства, разместившимися на них танковыми подразделениями российской армии. Во всех случаях, отказывая в возмещении вреда, суды ссылались на то, что силовые органы российского государства действовали на основании Указа Президента РФ «О мерах по пресечению незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики и в зоне осетино-ингушского конфликта» от 9 декабря 1994 г. N 2166 и (или) других распоряжений высшей государственной власти. Иными словами, законность причинения вреда государством объяснялась наличием тех или иных правовых актов верховной власти, по мнению суда управомочивающих государственные органы или их должностных лиц на причинение вреда.
Однако, как показывает практика Европейского Суда по правам человека, перечень случаев «законного причинения вреда» государством весьма узок, и не всегда это понятие должно использоваться. Европейский Суд исходит из того, что государство обязано делать все для того, чтобы в обществе сохранялись порядок и безопасность. И в случае нарушения кем-либо общественного порядка и безопасности государство обязано компенсировать вред пострадавшим исходя только из факта причинения вреда. Подтверждением сказанному является позиция Европейского Суда, высказанная им в ряде дел, некоторые из которых выбраны в качестве примера.
Так, в решении от 8 января 2004 г. по делу «Айдер и другие против Турции» (Ayder and Others v. Turkey) Суд установил, что истцу А. Айдеру и другим истцам, проживавшим в провинции Диярбакир в Турции, был причинен имущественный вред в результате порчи их домов и другого имущества происходившими там массовыми беспорядками. Государство объяснило свои действия тем, что в течение всего дня (22 октября 2003 г.) в городе, где проживают истцы, несмотря на предпринимаемые силами безопасности меры, продолжались массовые беспорядки, организованные террористической организацией РКК. В результате беспорядков погибло 13 человек из числа мирных жителей, а 74 человека было ранено. Кроме того, убиты 2 сотрудника сил безопасности. В сложившейся ситуации спецслужбами были предприняты силовые меры, которые, по мнению государства, были адекватны, но в совокупности с другими обстоятельствами могли повлечь вред истцам.
В абзаце 2 ст. 125 Конституции Турции содержатся аналогичные ст. 53 Конституции России положения. Однако Европейский Суд счел, что критерий «законности вреда» не может использоваться в данном деле. В решении Суда говорится, что нормы, изложенные в абз. 2 ст. 125 Конституции Турции, «не служат причиной каких-либо ограничений ответственности даже в случае чрезвычайных обстоятельств или войны. Второй абзац не требует, чтобы обязательно была доказана вина государства. Ответственность государства носит абсолютный характер и имеет объективную природу, основанную на теории «социального риска» (social risk). Таким образом, государство может быть привлечено к гражданской ответственности с целью компенсации вреда тем, кто пострадал от действий неустановленных лиц или террористов, когда государство признает свою неспособность поддерживать общественный порядок и безопасность или защищать жизнь людей и собственность» (п. 70 решения Европейского Суда от 8 января 2004 г. по делу «Айдер и другие против Турции» (Ayder and Others v. Turkey)).
Законность причинения вреда согласно позиции Европейского Суда по правам человека следует также из процессуальных особенностей юридической конструкции оснований ответственности государства. По мнению Суда, отсутствие объективного и независимого расследования случая причинения вреда является самостоятельным основанием ответственности государства за действия своих органов и их должностных лиц. Данную позицию Европейского Суда красноречиво показывает дело «Маканн и другие против Соединенного Королевства» (McCann and Others v. UK). Обстоятельства дела таковы.
Сотрудники спецслужб по борьбе с терроризмом получили сведения о готовящемся гражданами Ирландии Макканном и другими теракте. Сотрудники спецслужб убили Макканна и других, которые действительно являлись террористами, объясняя убийство тем, что в сложившейся ситуации у спецслужб не было другого выбора, поскольку террористы в любой момент могли привести в действие взрывной механизм. Европейский Суд признал, что право на жизнь убитых Макканна и других было нарушено, исходя из того, что Суду не были предоставлены инструкции руководства спецслужб, которые могли бы удостоверить, что, убивая Макканна и других, сотрудники спецслужб действовали не преднамеренно, а убийство в сложившейся ситуации было адекватной, необходимой и обоснованной мерой (решение Европейского Суда от 27 сентября 1995 г. по делу «Маканн и другие против Соединенного Королевства» (McCann and Others v. UK).
В другом деле «Гюлек против Турции» (Gulec v. Turkey) Судом было установлено, что во время контртеррористической операции 4 марта 1991 г. в городе Идил был застрелен 15-летний Ахмед Гюлек, который случайно оказался в месте террористических событий. Государство в своих доводах указывало на то, что нет доказательств убийства Ахмеда Гюлека пулей сотрудников сил безопасности. По мнению государства, Ахмед Гюлек мог стать жертвой неустановленных лиц. Однако, основываясь на том, что силами безопасности было применено оружие и государством не проведено объективного расследования причин смерти Ахмеда Гюлека, суд признал нарушение государством права на жизнь погибшего, указав буквально следующее: «Общий запрет произвольного лишения жизни агентами государства, вытекающий из смысла ст. 2 Конвенции, неэффективен, если на практике обоснованность применения властями силы, способной повлечь смерть людей, не подвергается критической оценке. Обязанность государства охранять право на жизнь, предусмотренная ст. 2 Конвенции, вместе с общей обязанностью, изложенной в ст. 1 Конвенции, обеспечить «каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, предусмотренные в разделе 1 Конвенции», предполагают наличие действенной формы официального расследования случаев убийства людей, произошедших в результате применения агентами государства силы (inter alios). Выполнение государством обязанностей по охране права на жизнь в соответствии со ст. 2 Конвенции означает, что агенты государства ответственны за необоснованное применение силы, способной повлечь смерть людей. Поэтому их действия должны быть предметом независимой и публичной оценки, способной определить, оправдано ли применение соответствующей силы в конкретном случае» (пункты 77, 78 решения Европейского Суда по правам человека от 27 июля 1998 г. по делу «Гюлек против Турции» (Gulec v. Turkey)). Таким образом, в решении вопроса об ответственности государства перед жертвами терроризма и других насильственных преступлений можно выделить две правовые позиции Европейского Суда по правам человека.
Первая основывается на представлении об абсолютной ответственности государства, обязанного обеспечить в обществе мир и порядок, личную и имущественную безопасность находящихся под его юрисдикцией людей. Поэтому нарушение общественного мира и порядка, создание угрозы безопасности для людей являются для государства самостоятельными основаниями ответственности за причиненный вред. Причем причиной наступления вреда могут быть любые обстоятельства, не только теракты, но и, например, массовые беспорядки. Исходя из чего для наступления ответственности государства не имеет значения, исходило ли насильственное действие от должностных лиц государства, или террористов, или неустановленных лиц. При этом нужно иметь в виду, что в соответствии со ст. 15 Конвенции от 4 ноября 1950 г. даже война или иное чрезвычайное положение не являются основаниями для нарушения права на жизнь.
Вторая позиция непосредственно связана с определением критериев обоснованного применения силы государственными органами или их должностными лицами, делающих лишение жизни законным. Учитывая, что по смыслу Конвенции от 4 ноября 1950 г. любое умаление прав и свобод человека, закрепленных международными актами, должно носить исключительный и чрезвычайный характер, то перечень случаев законного лишения жизни непосредственно предусматривается в ст. 2 Конвенции от 4 ноября 1950 г. В частности, к таким случаям относятся: лишение жизни для защиты любого лица от противоправного насилия; для осуществления законного задержания или предотвращения побега лица, заключенного под стражу на законных основаниях; для подавления в соответствии с законом бунта или мятежа. Позиция Европейского Суда заключается в том, что нарушением права на жизнь является не только лишение жизни в случаях, перечисленных выше, но при отсутствии такой необходимости, а также непроведение государством объективного и независимого расследования случая убийства. Непроведение объективного и независимого расследования случаев убийства людей, даже имеющих внешние признаки законного лишения жизни, является самостоятельным основанием ответственности государства и рассматривается как нарушение права на жизнь.
Изложенные выше правовые позиции Европейского Суда имеют общеправовое значение и должны применяться всеми при истолковании и применении норм ст. ст. 52, 53, 55 и 56 Конституции России и ст. 17 Федерального закона «О борьбе с терроризмом». При этом, на мой взгляд, отсутствие законодательного акта, определяющего основания ответственности государства перед жертвами терактов и других насильственных актов, а также порядок выплаты компенсаций, не должно являться поводом для отказа судами в удовлетворении требований потерпевших лиц, исходя из того, что перечисленные выше статьи Конституции России подлежат непосредственному применению с учетом правовой позиции Европейского Суда, являющейся для России обязательной. Хотя очевидно, что потребность в принятии специального законодательного акта уже давно назрела и требует своего немедленного удовлетворения, чтобы потерпевшие от терактов, как и все мы, чувствовали себя не изгоями, а членами гражданского общества.
