(Любченко М. Я.) («Арбитражный и гражданский процесс», 2013, N 2)
ПОСТАНОВЛЕНИЯ ЕВРОПЕЙСКОГО СУДА ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА — ИСТОЧНИК ГРАЖДАНСКОГО ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ПРАВА РОССИИ? <*>
М. Я. ЛЮБЧЕНКО
——————————— <*> Lyubchenko M. Ya. Are decrees of the European court of human rights a source of civil-procedure law in Russia?
Любченко Максим Янович, магистр юриспруденции, аспирант кафедры гражданского процесса Сибирского федерального университета.
В предлагаемой вниманию читателей статье анализируется значение практики ЕСПЧ для национальных судов. Обосновывается вывод о том, что решения ЕСПЧ не являются источником гражданского процессуального права России.
Ключевые слова: ЕСЧП, источник права, гражданский процесс, глобализация, прецедент.
In this article analyses the significance of the practice of the ECHR for the national courts. The author concludes that the decisions of the ECHR aren’t the source of the civil procedural law of Russia.
Key words: ECHR, source of law, civil procedure, globalization, precedent.
Современное развитие права не может не испытывать на себе последствий глобализации <1>. По словам Почетного президента Международной ассоциации процессуального права М. Шторма, данный процесс не только позволяет понимать растущие объемы правовой сферы, но и объясняет все большее доминирование феномена «свободного движения судопроизводства» <2>. Полагаем, что это привело к принятию в 1950 г. Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее — ЕКПЧ, Конвенция) <3>, ратифицированной Российской Федерацией в 1998 г. <4>. ——————————— <1> Одним из первых на указанное обстоятельство обратил внимание М. Каппеллетти в работе «Доступ к правосудию». См.: Cappelletti M. Access to justice and the welfare state. Publications of the European University Institute. Florence, 1981. <2> Storme M. Tomorrow’s civil trial // The recent tendencies of development in civil procedural law — between east and west: international conference. Vilnius: Justitia, 2007. P. 17. <3> См.: Конвенция о защите прав человека и основных свобод: заключена в г. Риме 4 ноября 1950 г. // СЗ РФ. 2001. N 2. Ст. 163. <4> См.: Федеральный закон от 30 марта 1998 г. N 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и протоколов к ней» // СЗ РФ. 1998. N 14. Ст. 1514.
Статьей 19 ЕКПЧ предусмотрено создание собственного конвенционного механизма — Европейского суда по правам человека (далее — ЕСПЧ, Суд), призванного, во-первых, гарантировать соблюдение и защиту основных прав, закрепленных Конвенцией, а во-вторых, «переводить их общие формулировки на язык конкретных правил и принципов» <5>. Исследование механизма взаимодействия ЕСПЧ и национальных юрисдикций, полагаем, представляет самостоятельную научную и практическую ценность, однако ему должен предшествовать анализ места и значения принимаемых Судом актов в условиях современной действительности. Иными словами, исследователь должен определить, содержат ли решения ЕСПЧ нормы международного права и, как следствие, являются ли они источником гражданского процессуального права России. К данной проблеме неоднократно обращались как доктрина <6>, так и судебная практика <7>, вместе с тем найти однозначный ответ так и не удалось. ——————————— <5> Гарлицкий Л. «Конституционные ценности» и Страсбургский суд // Сравнительное конституционное обозрение. 2008. N 6(67). С. 82 — 83. <6> По вопросу о значении постановлений ЕСПЧ как источника гражданского процессуального права см.: Бахин С. В. Международная составляющая правовой системы России // Правоведение. 2008. N 7. С. 117 — 130; Блажеев В. К вопросу о механизме гармонизации российского гражданского процессуального права и практики Европейского суда по правам человека // Гражданский процесс в межкультурном диалоге: евразийский контекст: Всемирная конференция Международной ассоциации процессуального права, 18 — 21 сентября 2012 г., Москва, Россия: Сб. докладов / Под ред. Д. Я. Малешина. М., 2012. С. 446 — 456; Ершов Е. А., Ершов В. В. Прецеденты толкования Европейского суда по правам человека // Российское правосудие. 2007. N 7. С. 12 — 25; Ершова Е. А. Правовая природа постановлений Европейского суда по правам человека // Трудовое право. 2009. N 2; Жилин Г. А. Правосудие по гражданским делам: актуальные вопросы: Монография. М., 2010. Гл. IV. § 7; Он же: Решения Европейского суда по правам человека в системе источников гражданского и арбитражного процессуального права // Журнал конституционного правосудия. 2009. N 1. С. 23 — 29; Малешин Д. Я. Роль судебной практики в правоприменительной деятельности // Юридический мир. 2009. N 1. С. 55 — 60; Рехтина И. В. Постановления Европейского суда по правам человека как фактор, обусловливающий динамику гражданского процессуального законодательства России // Современное право. 2011. N 4. С. 81 — 85; Султанов А. Р. Правовые позиции постановлений Конституционного Суда Российской Федерации и постановлений ЕСПЧ и их правовое значение для гражданского процесса // Законодательство и экономика. 2011. N 4. С. 87 — 92. По вопросу о значении судебной практики как источника гражданского процессуального права см.: Боннер А. Т. Судебный прецедент в российской правовой системе // Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. 2004. N 3. С. 151 — 161; Казанцев С. М. Проблема единообразия судебной практики в Российской Федерации // Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. 2004. N 3. С. 162 — 172; Борисова Е. А. Судебная практика как источник гражданского процессуального права // Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. 2004. N 3. С. 173 — 183; Цихоцкий А. В. Теоретические проблемы эффективности правосудия по гражданским делам: Дис. … д-ра юрид. наук. М., 2007. С. 239 — 245. <7> См.: Постановление КС РФ от 5 февраля 2007 г. N 2-П «По делу о проверке конституционности положений статей 16, 20, 112, 336, 376, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388 и 389 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации» // СЗ РФ. 2007. N 7. Ст. 932; Постановление ПВС РФ от 10 октября 2003 г. N 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» // БВС РФ. 2003. N 12; Постановление ПВС РФ от 19 декабря 2003 г. N 23 «О судебном решении» // БВС РФ. 2004. N 2; информационное письмо ВАС РФ от 20 декабря 1999 г. N С1-7/СМП-1341 «Об основных положениях, применяемых Европейским судом по правам человека при защите имущественных прав и права на правосудие» // Вестник ВАС РФ. 2000. N 2.
Источником гражданского процессуального права исходя из п. «о» ст. 71 Конституции Российской Федерации <8> является исключительно федеральное законодательство. С учетом этого порядок гражданского судопроизводства в федеральных судах общей юрисдикции определяется Конституцией Российской Федерации, Федеральным конституционным законом «О судебной системе в Российской Федерации», Гражданским процессуальным кодексом Российской Федерации и принимаемыми в соответствии с ними другими федеральными законами, порядок гражданского судопроизводства у мирового судьи — также Федеральным законом «О мировых судьях в Российской Федерации» (ч. 1 ст. 1 ГПК РФ <9>). Данный перечень является исчерпывающим, и постановления ЕСПЧ в нем не названы. В ч. 1 ст. 11 ГПК РФ приведен закрытый перечень нормативных правовых актов, применяемых судом при разрешении гражданских дел. Постановления ЕСПЧ в качестве таковых также не поименованы. ——————————— <8> См.: Конституция Российской Федерации. Принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г. (с посл. изм.) // СЗ РФ. 2009. N 4. Ст. 445. <9> См.: Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации: Федеральный закон от 14 ноября 2002 г. N 138-ФЗ (с посл. изм.) // СЗ РФ. 2002. N 46. Ст. 4532.
Вместе с тем и ст. 1 ГПК РФ, и ст. 11 ГПК РФ корреспондируют с ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации и провозглашают верховенство общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров над внутренним гражданским процессуальным законодательством Российской Федерации (ч. ч. 2 и 4 соответственно). При этом должны учитываться три варианта участия международного права во внутригосударственных правоприменительных процессах: 1) самостоятельное применение международных норм; 2) совместное применение международных норм и родственных по предмету регулирования внутренних норм; 3) приоритетное применение международных норм вместо норм российского законодательства при их несогласованности <10>. ——————————— <10> См.: Игнатенко Г. В. Применение норм международного права в российской правовой системе // Правовая реформа в России: проблемы теории и практики: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Екатеринбург, 1996. С. 36 — 41.
Таким образом, для признания постановлений ЕСПЧ источником гражданского процессуального права на основании ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации и корреспондирующих с ней норм процессуального законодательства необходимо сначала признать их источником международного права, поскольку признание и применение ЕКПЧ в рамках правовой системы еще не означает признания постановлений ЕСПЧ в качестве обязательных. Это связано с тем, что ЕКПЧ может быть частью внутреннего права и применяться судами, в то время как правомочие толкования может быть сохранено за судами, применяющими ЕКПЧ как внутреннее право <11>. Указанный этап в рассуждениях большинства авторов, обращающихся к данной проблеме, отсутствует. ——————————— <11> См.: Брагьова А. Право толкования: конституционные суды и Конвенция о защите прав человека и основных свобод (на примере Венгрии) // Сравнительное конституционное обозрение. 2011. N 2(81). С. 86.
Так, признавая постановления ЕСПЧ источником гражданского процессуального права, сторонники данного подхода исходят из положений ст. 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и протоколов к ней», согласно которой Российская Федерация признала ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию и решения ЕСПЧ, а также из пп. b п. 2 ст. 31 Венской конвенции о праве международных договоров <12>, предусмотревшего обязанность государств при осуществлении толкования международного договора наряду с контекстом учитывать последующую практику его применения, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования <13>. Это, по мнению И. В. Воронцовой и Т. В. Соловьевой, означает, что мотивировочная часть постановлений ЕСПЧ имеет для национальных органов обязательное значение <14>. Кроме того, указывается, что постановление ЕСПЧ о признании нарушения конвенционных прав налагает на государство обязанность не только произвести выплаты, присужденные в качестве справедливой компенсации, но и принять меры общего характера для прекращения подобных нарушений в рамках национальной правовой системы <15>. Дополнительным аргументом в пользу данного подхода являются Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 г. N 2-П <16> и от 26 февраля 2010 г. N 4-П <17>, в которых суд пришел к выводу, что, «как и ЕКПЧ, решения ЕСПЧ — в той части, в какой ими исходя из общепризнанных принципов и норм международного права дается толкование содержания закрепленных в ЕКПЧ прав и свобод, — являются составной частью российской правовой системы». ——————————— <12> См.: Венская конвенция о праве международных договоров. Заключена в Вене 23 мая 1969 г. // Сборник международных договоров СССР. 1988. Вып. XLII. <13> См.: Глазкова М. Е. Значение прецедентной практики Европейского суда по правам человека для отправления правосудия по гражданским делам в Российской Федерации // Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения. 2007. N 1. С. 156. <14> См.: Воронцова И. В., Соловьева Т. В. Постановления Европейского суда по правам человека в гражданском процессе Российской Федерации / Под ред. О. В. Исаенковой. М.: Волтерс Клувер, 2010. С. 6. <15> См.: Де Сальвиа М. Прецеденты Европейского суда по правам человека. Руководящие принципы судебной практики, относящейся к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Судебная практика с 1960 по 2002 гг. СПб., 2004. С. 938 — 946. <16> См.: Постановление КС РФ от 5 февраля 2007 г. N 2-П «По делу о проверке конституционности положений статей 16, 20, 112, 336, 376, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388 и 389 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации» // СЗ РФ. 2007. N 7. Ст. 932. <17> См.: Постановление КС РФ от 26 февраля 2010 г. N 4-П «По делу о проверке конституционности части второй статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации» // СЗ РФ. 2010. N 11. Ст. 1255.
Вместе с тем указанный вывод представляется преждевременным, а аргументация — дискуссионной по следующим основаниям. Во-первых, постановления ЕСПЧ прежде всего обращены непосредственно к государству-ответчику и лишь опосредованно к его органам — законодательным, исполнительным, судебным и их должностным лицам <18>, а их обязательный характер еще не свидетельствует о том, что они сами по себе являются источником права <19>. Скорее всего, речь идет не о необходимости непосредственного их применения национальными судами, а об обязанности государства «трансформировать» их в национальную правовую систему. В этом смысле самостоятельное применение международного права не требуется. ——————————— <18> См.: Витрук Н. В. О юридической силе решений Европейского суда по правам человека // Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры в практике конституционного правосудия: Материалы Всероссийского совещания. М., 2004. С. 237. <19> См.: Витрук Н. В. Практика Конституционного суда Российской Федерации в контексте действия Конвенции о защите прав человека и основных свобод // Российское правосудие. 2006. N 3. С. 7.
Во-вторых, в пп. b п. 2 ст. 31 Венской конвенции о праве международных договоров (далее — Венская конвенция) говорится не о всякой практике, а лишь о той, которая «устанавливает соглашение участников относительно толкования договора». Ее ценность, по мнению авторов комментария к Венской конвенции, зависит от того, насколько она показывает наличие общего согласия сторон относительно понимания договора <20>. Экстраполировать данное суждение на любое решение ЕСПЧ — значит не учитывать согласованные намерения государств при подписании международного договора. Тем более противоречащими Венской конвенции кажутся выводы, сделанные ЕСПЧ в п. 71 Постановления по делу «Луизиду против Турции» о том, что «нормы Конвенции не могут быть растолкованы исключительно в соответствии с намерениями их авторов, выраженными более чем сорок лет назад» <21>, даже несмотря на то, что на момент принятия ЕКПЧ количество государств не достигало и половины от сегодняшнего числа членов Конвенции <22>. ——————————— <20> См.: Венская конвенция о праве международных договоров. Комментарий / Под ред. Н. В. Захарова. М., 1997. С. 83. <21> Русинова В. Н. Правовые аспекты применения Конвенции о защите прав человека и основных свобод: до и после «Банковича» // Московский журнал международного права. 2010. N 1. С. 35. <22> См.: Постановление ЕСПЧ от 23 марта 1995 г. по делу «Луизиду против Турции». П. 71.
В-третьих, полагаем, что Конституционный Суд Российской Федерации в Постановлениях от 5 февраля 2007 г. N 2-П и от 26 февраля 2010 г. N 4-П не преследовал цели признать практику ЕСПЧ источником гражданского процессуального права. Дело в том, что в юридической науке превалирует понимание правовой системы как комплекса, охватывающего не только право как совокупность правовых норм, но и процедуру их толкования и весь процесс их применения, а также уровень правосознания и состояние складывающегося на этой основе порядка <23>. В этой связи, полагаем, КС РФ отнес постановления ЕСПЧ к так называемому информационному прецеденту <24>, т. е. правилу толкования, которое самостоятельным источником права не является, но который стороны и суд учитывают при толковании конвенционных норм, однако прямо на него не ссылаются. Аналогичная позиция высказана В. Д. Зорькиным, который отметил: «Именно в истолковании Страсбургского суда норма, посредством решений национальных инстанций, имплементируется в отечественную правовую систему; в этом случае речь идет уже о «прецеденте толкования», выраженного самим национальным судом, применяющим Конвенцию в своем решении…» <25>. ——————————— <23> См.: Игнатенко Г. В. Указ. соч. С. 248. <24> См.: Ястржембский И. А. Современное понимание сущности судебного прецедента // Lex russica: Науч. тр. Московский государственной юридической академии. 2004. N 1. С. 353; Боннер А. Т. Указ. соч. С. 155 — 156. <25> Зорькин В. Д. Диалог Конституционного Суда Российской Федерации и Европейского суда по правам человека в контексте конституционного правопорядка // Сравнительное конституционное обозрение. 2011. N 1(80). С. 111.
Если вопрос о применении международных договоров следует признать решенным <26>, то универсальное понятие общепризнанных норм международного права в литературе отсутствует. По мнению С. В. Бахина, определение дефиниции общепризнанных норм относится к одному из самых сложных и дискуссионных вопросов <27>. Еще более дискуссионно отнесение к общепризнанным принципам и нормам международного права решений международных судов. Доктрине известно два подхода к решению данного вопроса. ——————————— <26> См.: Постановление ПВС РФ от 10 октября 2003 г. N 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» // БВС РФ. 2003. N 12; Постановление КС РФ от 27 марта 2012 г. N 8-П «По делу о проверке конституционности пункта 1 статьи 23 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации» // СЗ РФ. 2012. N 15. Ст. 1810. <27> См.: Бахин С. В. Указ. соч. С. 119.
Первый подход можно образно выразить словами известного отечественного цивилиста И. А. Покровского, полагавшего необходимым «признать, что верховные постулаты старой философии права — именно регулирование отношений законом наперед, уничтожение судебного произвола и принцип писаного права — оказались чистейшей утопией. Тирания мертвых текстов для современных культурных народов является, очевидно, более тяжкой, чем то, чего исключительно боялись прежде, т. е. произвола личных властителей. Пусть лучше маленькие ошибки думающих и чувствующих судей, чем капризы этих бумажных тиранов» <28>. Спустя почти полвека, в 1961 г., аналогичный подход применительно к международным судам высказал английский юрист Дж. Фитцморис: «Международное сообщество находится в особой зависимости от международных судов в деле развития и уточнения права и придания ему более основательной силы, чем та, которая может основываться на часто различной и неопределенной практике государств или на мнениях отдельных авторов, каков бы ни был их авторитет» <29>. ——————————— <28> Покровский И. А. «Прагматизм» и «релятивизм» // Вестник гражданского права. 1916. N 5. С. 29. <29> Fitzmaurice D. Hersch Lauterpacht «The Scholar as Judge» // BYBIL. 1961. Vol. 37. P. 14.
Наиболее обоснованная точка зрения по данному вопросу высказана А. Фердроссом, полагавшим, что судебное решение не может никогда опираться исключительно на отдельные предшествующие решения или доктрину. Оно может их использовать с тем, чтобы установить еще недостаточно ясную норму международного права <30>. Аналогичным образом А. Оппенгейм <31> и Я. Броунли <32> исходят из того, что решения международных судов норму международного права не образуют, а Г. Шварценбергер дополнительно указывает, что международные судебные решения могут иметь чисто убеждающий характер <33>. ——————————— <30> См.: Фердросс А. Международное право. М., 1959. С. 164 — 165. <31> См.: Oppenheim L. International law (ed. by H. Lauterpacht). Vol. I. P. 31. <32> См.: Броунли Я. Международное право / Под ред. Г. И. Тункина. Книга 1. М., 1977. С. 47. <33> См.: Schwarzenberger G. A Manual of International law. P. 255.
Солидарны с анализируемым подходом и большинство отечественных ученых. Л. Н. Шестаков исходит из того, что международные суды не создают норм международного права, они лишь применяют имеющиеся нормы <34>. Б. Л. Зимненко полагает, что, несмотря на присутствие свойства обязательности, такие решения не обладают свойством нормативности и поэтому не могут рассматриваться в качестве источника международного права <35>. ——————————— <34> См.: Шестаков Л. Н. Императивные нормы в системе современного международного права. М., 1982. С. 25. <35> См.: Зимненко Б. Л. Международное право и правовая система Российской Федерации. Общая часть: Курс лекций. М., 2010. С. 63.
Таким образом, основания для признания решений ЕСПЧ источником гражданского процессуального права отсутствуют, а следовательно, у национального правоприменителя отсутствуют основания для распространения на них действия ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации и ст. ст. 1, 11 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации. Их правовую природу полагаем возможным раскрывать через конструкцию информационного прецедента. Согласимся с А. Т. Боннером, указывающим, что последние «существуют у нас в «мягком», или скрытом, виде; на них достаточно часто ссылаются представители сторон и изредка прокуроры» <36>, но возможность использования их напрямую в судебных актах вызывает сомнения. ——————————— <36> Боннер А. Т. Указ. соч. С. 156.
В качестве дополнительного аргумента для сделанного вывода назовем п. 4 Постановления Пленума ВС РФ «О судебном решении», согласно которому, поскольку в силу ч. 4 ст. 198 ГПК РФ в решении суда должен быть указан закон, которым руководствовался суд, необходимо указать в мотивировочной части материальный закон, примененный судом к данным правоотношениям, и процессуальные нормы, которыми руководствовался суд. Суду также следует учитывать в том числе постановления ЕСПЧ, в которых дано толкование положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод, подлежащих применению в данном деле. Таким образом, следует согласиться с мнением о том, что Пленум ВС РФ отграничил закон как источник права от правоприменительных актов ЕСПЧ <37>. В похожем ключе высказался законодатель и в п. 2 ст. 2 Федерального закона «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» <38>, согласно которому размер компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок определяется судом, арбитражным судом исходя из требований заявителя, обстоятельств дела, по которому было допущено нарушение, продолжительности нарушения и значимости его последствий для заявителя, а также с учетом принципов разумности, справедливости и практики Европейского суда по правам человека. ——————————— <37> См.: Практика применения Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации: Практич. пособ. / Под ред. В. М. Жуйкова. М., 2005. С. 16. <38> Федеральный закон от 30 апреля 2010 г. N 68-ФЗ «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» // СЗ РФ. 2010. N 18. Ст. 2144.
Отметим, что аналогичный подход выработан и в некоторых странах Европы. Так, в Великобритании в соответствии с ч. 2.1.а Акта о правах человека 1998 г. суд или трибунал, рассматривающий вопрос, связанный с правом, гарантированным ЕКПЧ, должен принять во внимание любое постановление, решение, декларацию или мнение судьи ЕСПЧ, если они имеют отношение к данному производству <39>. Аналогичным образом Федеральный конституционный суд Германии в постановлении по делу Гергюлю пришел к выводу, что немецкие суды должны принимать во внимание решения ЕСПЧ, т. е. «принимать к сведению и применять в конкретном деле соответствующее положение Конвенции так, как оно истолковано ЕСПЧ, до той степени, в которой подобное применение не нарушает вышестоящее по юридической силе право, в частности конституционное право» <40>. ——————————— <39> См.: Human Rights Act 1998. URL: http://www. legislation. gov. uk/ ukpga/1998/42/section/2. <40> Цит. по: Папир Х. Ю. Соотношение между национальным конституционным правом и европейской Конвенцией о защите прав человека и основных свобод с точки зрения Федерального конституционного суда Германии // Сравнительное конституционное обозрение. 2007. N 2(59). С. 81.
Настоящая статья не содержит категорических суждений и не претендует на окончательное разрешение дискуссии; скорее, автор стремился изложить собственные суждения по данному вопросу с целью их дальнейшей научной разработки.
