(О КНИГЕ ГОРБАЧЕВА И. Г., ПЕЧНИКОВА В. Н. «ИНСТИТУТ ЦЕНЗУРЫ В РОССИЙСКОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ XVI — XIX ВЕКОВ: ИСТОРИКО-ПРАВОВОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ») <*>
В. Г. МЕДВЕДЕВ
——————————— <*> Горбачев И. Г., Печников В. Н. Институт цензуры в Российском законодательстве XVI — XIX веков: историко-правовое исследование. Казань: КГУ, 2004. С. 228.
Медведев Валентин Григорьевич — доктор юридических наук, доцент кафедры теории и истории государства и права Ульяновского государственного университета.
Институт цензурного контроля над печатью как политико-правовой феномен с его глубокими историческими корнями вызывает несомненный научный и познавательный интерес. В связи с этим выход в свет монографического исследования И. Г. Горбачева и В. Н. Печникова представляется весьма своевременным и актуальным. Актуальность исследования определяется и тем, что специальные труды о цензуре печати (Н. А. Энгельгардт, А. М. Скабичевский, К. К. Арсеньев и др.) были созданы в подавляющем большинстве еще в XIX столетии и стали уже библиографической редкостью. Современная же юридическая и историческая литература по данной проблеме содержит лишь фрагментарный и весьма разбросанный материал. С выходом рецензируемого труда сделан серьезный шаг в преодолении указанных пробелов в отечественной историко-правовой науке. В монографии впервые комплексно исследована система законодательства, составляющая содержание института цензуры, в исторической последовательности его формирования. Эта историческая последовательность определила предложенную И. Г. Горбачевым и В. Н. Печниковым периодизацию этапов развития законодательства о цензуре и саму структуру работы. В первой главе рассматриваются процессы становления цензурного контроля над российской печатью и его правовое регулирование до создания системы цензурных учреждений. Авторы отмечают, что первые зримые попытки введения правительственного контроля над печатью были предприняты к концу 50-х годов XVIII века. В это время фактически началось становление института духовной цензуры, и были сделаны реальные шаги в осуществлении надзора за журналистикой. Однако, как справедливо утверждают исследователи, нормотворческая деятельность в «доекатерининскую» пору в рассматриваемой сфере характеризовалась крайней казуистичностью и отсутствием какой-либо определенной стратегии (с. 21 — 22). Качественно новый этап формирования института цензуры И. Г. Горбачев и В. Н. Печников связывают с правлением Екатерины II. Именно по ее инициативе в 70-х годах в России впервые было разрешено создание «вольных» (частных) типографий, что и потребовало усиления цензурного контроля над печатью, осуществление которого возлагалось на полицейские учреждения — управы благочиния. Революционные события во Франции усилили борьбу Российского престола с «вредными» идеями, а цензурная политика Павла I фактически явилась продолжением и совершенствованием системы мер по ужесточению борьбы с инакомыслием, которая, по мнению авторов, не достигала своих главных целей (с. 39). Эпоха Александра I в области цензуры характеризовалась нормотворческими новациями, которые анализируются во второй главе рецензируемого исследования. Авторы выделяют два этапа в правительственной цензурной политике во время царствования этого императора. Начальный период характеризовался в целом как реформистский, либеральный и ознаменовался подписанием 9 июля 1804 г. первого российского кодифицированного акта — Устава о цензуре, важность издания которого была, безусловно, бесспорной. Авторы справедливо считают, что именно с этого Устава началось институциональное оформление цензуры в России. При этом они отмечают, что помимо систематизации предшествующих узаконений, в нем была предпринята попытка значительно либерализовать сферу управления цензурой. Своим гуманным отношением к писателям, относительной мягкостью санкций Устав выгодно отличался от датских узаконений о печати, первоначально взятых за основу Проекта его составителями — Н. Н. Новосильцевым, Н. Я. Озерецковским, Н. И Фусом. Весьма интересной и нетрадиционной представляется точка зрения авторов о том, что российская цензура, в отличие от западной, изначально получила не столько карательное, сколько «попечительное» направление. Это связывается с тем, что управление цензурой было сосредоточено во вновь созданном Министерстве народного просвещения, а непосредственное осуществление цензурных полномочий возлагалось на университеты. Последние на практике не ограничивались запретительными мерами, а фактически стали своего рода литературными центрами, объединявшими литераторов, ученых и критиков (с. 64). На протяжении второго десятилетия царствования Александра I происходил постепенный отход от либеральных принципов цензурного контроля к возрастанию приоритетности полицейских методов, что обусловливалось совокупностью определенных внутренних и внешнеполитических факторов. Именно в этот период положения либерального Устава 1804 г. были фактически перечеркнуты последующими ведомственными правовыми актами, инициированными представителями консервативно-настроенных кругов высшего эшелона власти. В сложившихся условиях было неизбежным издание нового цензурного кодекса, разработка которого действительно началась уже с 1823 г. еще при жизни Александра I, а завершилась при его преемнике, Николае I, подписавшем 10 июня 1826 г. второй Устав о цензуре. В подготовке нового цензурного нормативно-правового акта принимали участие такие одиозные чиновные фигуры, как: А. С. Шишков, А. А. Ширинский-Шихматов, М. Л. Магницкий, известные своим неприятием всего нового и прогрессивного. Неудивительно, что созданный их стараниями Устав современниками был охарактеризован как «чугунный», сковывавший инициативу и существенно затруднявший реализацию творческих новаций. К тому же данный Кодекс в определенном отношении оказался неудобным и правительственным «верхам», что, в конечном счете, предопределило разработку и принятие 22 августа 1828 г. третьего, более либерального, Устава о цензуре. Несомненной заслугой авторов является то, что они глубоко исследовали сам законотворческий процесс принятия второго и третьего Уставов и достаточно много внимания уделили вопросам их разработки, особенно третьего документа, подробно проанализировав те изменения, которые претерпел Устав от его истоков (осень 1826 г.) до окончательного утверждения царем. В монографии дается его обстоятельный постатейный анализ и наглядно показывается отличие данного нормативно-правового акта от предшествующего цензурного кодекса. Введение в научный оборот материалов, освещающих процесс разработки Устава о цензуре 1828 г., представляет существенный интерес с точки зрения более глубокого понимания сущности и содержания государственной деятельности в данной сфере, а также политико-правовых нюансов, которые преобладали в правительственных «верхах» в рассматриваемый период. Не менее познавательное значение имеет и та часть монографического исследования, которая посвящена изучению персонального вклада составителей Устава — членов Особого совещания — В. С. Ланского, Д. В. Дашкова, И. В. Васильчикова, С. С. Уварова и др. Цензурная политика правительства Николая I в последующие годы в научной литературе традиционно называется «эпохой цензурного террора». В связи с этим интересна позиция И. Г. Горбачева и В. Н. Печникова, которые на основе серьезного анализа правоприменительной практики 30-х — 50-х годов доказывают, что в целом нет оснований для утверждения о широком использовании в России в данный период карательных мер за нарушение правил о цензуре. Тем более нельзя говорить о массовых репрессиях. Правительственные циркуляры и иные документы этого периода, по мнению авторов, преследовали в основном превентивные цели, в связи с чем являлись, главным образом, инструментами политики устрашения, но отнюдь не террора. Авторы поддерживают точку зрения М. С. Ольминского, согласно которой «в первой половине XIX в. цензурное ведомство и высшая власть нередко шли впереди русской интеллигенции, защищая право свободы исследования и право критики» (с. 127 — 128). Вопросы цензурного контроля над печатью в период либеральных реформ Александра II и последующих за ними контрреформ конца XIX столетия рассматриваются в третьей главе монографии. Подчеркивая крайнюю непоследовательность правительства в проведении цензурной реформы конца 50-х — начала 60-х гг., авторы делают вывод, что амплитуда колебаний в правительственном нормотворчестве в данной сфере была настолько существенной, что не могла способствовать либеральным тенденциям развития российской печати. Вызванная глубинными политико-правовыми процессами передача управления цензурой из системы Министерства народного просвещения в ведомство Министерства внутренних дел в корне изменила правовую природу отечественной цензуры: органы управления ею приобрели полицейский, карательный характер. Вместе с тем, останавливаясь на причинах непоследовательности цензурной реформы 1865 г., И. Г. Горбачев и В. Н. Печников высказывают предположение, что в юридическом закреплении политики реформ правительственная элита до момента покушения на Александра II 4 апреля 1866 г. старалась не прибегать к радикальным шагам, опасаясь возможности возникновения социальных потрясений. 4 апреля 1866 г. считается точкой отсчета в проведении «попятного направления» в цензурной политике государства. Изучив законопроектную деятельность правительства в этой области, авторы пришли к обоснованному выводу, что именно с середины 60-х годов начинают создаваться специальные правительственные учреждения для обсуждения планов радикального реформирования печати (комиссии П. П. Гагарина, С. Н. Урусова, П. А. Валуева). Главное внимание при этом уделялось мерам борьбы с леворадикальной идеологией, в связи с чем были значительно усилены прерогативы министра внутренних дел по контролю над периодической печатью. Нормотворческая политика правительства Александра III в области цензуры не претерпела существенных изменений. По мнению авторов, это было обусловлено тем, что в распоряжении правительства, как считали многие представители высшего либерального чиновничества, уже имелся надежный арсенал правовых средств воздействия на печать. Главное направление новой силовой политики по отношению к российской прессе было сосредоточено в области совершенствования правоприменительной практики, о чем говорят многочисленные циркуляры Министерства внутренних дел и Главного управления по делам печати (с. 195). И. Г. Горбачев и В. Н. Печников обращают внимание на то, что, несмотря на применение уголовных репрессий, основным инструментом правительства в противодействии «вредным направлениям российской печати» стали административно-правовые средства: предостережения, приостановка изданий, запрещение их розничной продажи и т. д., — оказавшиеся неэффективными в борьбе с революционной пропагандой в печати. В этой связи авторами делается вывод о том, что не с XX, а уже с конца XIX столетия «законодательство о печати и сама печать начали развиваться почти параллельными путями. Это было началом процесса… полной утраты… правительством цензурного контроля над печатью» (с. 200). Специальный раздел исследования отведен вопросам ответственности за уголовные преступления в области печати (глава четвертая), что, несомненно, следует поставить в заслугу авторам. Уголовно-правовым методам в рассматриваемую эпоху отводилась значительная роль в осуществлении задач самодержавного государства. Однако данные проблемы не находили должного отражения в литературе. Так, труды по уголовному праву виднейших отечественных правоведов XIX — XX вв. А. В. Лохвицкого, П. Д. Калмыкова, Н. С. Таганцева и др. не содержали развернутого социально-правового анализа такого рода узаконений. Не рассматривались эти вопросы и советскими юристами. В рецензируемой работе карательные меры исследованы достаточно подробно, начиная с первых цензурных кодексов. Авторы отмечают фрагментарность уголовных норм в их составе. Так, отдельные нормы уголовно-правового характера имелись еще в Уставе о цензуре 1828 г., однако преобладающей формой ответственности были административные взыскания. По мнению исследователей, достаточную определенность положения об уголовной ответственности получили только в систематизированных законодательных актах: Своде законов Российской империи 1833 г. (Т. XV, Свод законов уголовных) и в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. В монографии проводится юридический анализ нормативных положений данных актов и прослеживаются основные изменения, которые вносились последующими редакциями этих законов до конца XIX столетия. И. Г. Горбачев и В. Н. Печников справедливо считают, что характер динамики развития законодательства в этой сфере в целом выражает тенденцию к постепенному усилению уголовной репрессии. Однако уголовно-правовая ответственность за противоправные деяния в области печати и цензуры в рамках общеуголовного законодательства все же не могла конкурировать с преобладающим использованием административно-правовых методов. Весьма продуктивным представляется то, что эволюция отечественного законодательства о цензуре печати в монографии исследуется параллельно с развитием цензурного законодательства и анализом правоприменительной практики в странах Западной Европы. Такой сравнительный подход позволяет проследить общие закономерности и основные различия в формировании института цензуры в России и западноевропейских государствах и выявить его общие, особенные и единичные черты. Сравнительный анализ позволил авторам сделать вывод о том, что, по крайней мере, до первой половины XIX в. правотворческие и правоприменительные решения в области цензурного контроля в России принимались, как правило, с учетом национальных традиций, без слепого копирования иностранного опыта и отличались относительной мягкостью и значительной долей либерализма. На Западе в это время цензурный режим характеризовался чрезвычайной суровостью, преобладали уголовные преследования, применялась смертная казнь. В целом И. Г. Горбачев и В. Н. Печников подчеркивают очевидность гуманитарного приоритета отечественного нормотворчества в области цензуры. Несмотря на ограничения, установленные законодательством в этой сфере, цензурный контроль в России не приобрел тотального характера, оставляя прессе значительную «свободу маневра». Объективно отечественный цензурный контроль над печатью выполнял функцию положительной селекции мысли. Как представляется, рецензируемая монография будет интересной и полезной для преподавателей, аспирантов и студентов юридических и исторических вузов, а также всех тех, кто интересуется историей государства и права России и конкретно вопросами развития отечественных государственных институтов и законодательства. К сожалению, тираж книги явно недостаточен для того, чтобы она стала достоянием широкого круга читателей.
