(Арабули Д. Т.) («Журнал конституционного правосудия», 2012, N 6)
ВЗГЛЯД КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ НА ОБЪЕМ ПОЛНОМОЧИЙ ЛИЦ, СТРАДАЮЩИХ ПСИХИЧЕСКИМИ РАССТРОЙСТВАМИ
Д. Т. АРАБУЛИ
Арабули Д. Т., старший преподаватель Челябинского филиала Современной гуманитарной академии, кандидат юридических наук, доцент.
В статье рассматривается вопрос о понимании и толковании Конституционным Судом Российской Федерации законодательных положений, которые регламентируют в гражданских, гражданских процессуальных и уголовно-процессуальных отношениях правовой статус лиц, страдающих психическими расстройствами. Автор в контексте практики конституционного правосудия высказывает идею о комплексном подходе и межотраслевом регулировании вопроса обеспечения потерпевшему права на возмещение вреда, причиненного деянием, запрещенным уголовным законом.
Scope of powers of persons with mental disorders from the Russian Constitutional Court’s point of view D. Arabuli
Arabuli Dzhina Tamazovna — senior lecturer at the Chelyabinsk branch of the Modern humanitarian academy, associate professor, PhD.
The article focuses on the assessment by the Russian Constitutional Court of legal provisions governing the legal status of persons with mental disorders in civil, civil procedural and criminal procedural relations. In the context of constitutional justice case-law the idea is proposed about a comprehensive approach and interbranch regulation of compensation of damages caused by an illegal act.
Key words: coercive medical measures, legally incapable person, legal capacity, civil action, compensation of damages.
Вопрос, связанный с объемом полномочий лиц, страдающих психическими расстройствами, не является простой формальностью, сопряжен с проблемами реализации такими лицами прав, возложения на них обязанностей и ответственности. По данным Судебного департамента при Верховном Суде Российской Федерации, в 2010 г. в районных судах с применением принудительных мер медицинского характера к невменяемым окончено 6,5 тыс. дел (в 2009 г. — 6,8 тыс. дел), доля таких судебных постановлений составила, как и в 2009 г., около 1,1%. Судами областного звена применены принудительные меры медицинского характера в отношении 133 невменяемых лиц (в 2009 г. — 131). В структуре рассмотрения гражданских дел районными судами дела о признании гражданина недееспособным составили 1,3% (42,7 тыс. дел), в 2009 г. — 1,4% (43,2 тыс. дел); о принудительной госпитализации гражданина в психиатрический стационар и принудительном психиатрическом освидетельствовании — 1,4% (46,6 тыс. дел), в 2009 г. — 1,3% (40,1 тыс. дел) <1>. По числу лиц в 2011 г. судами рассмотрено ходатайств о прекращении, изменении или продлении применения принудительной меры медицинского характера — 24 691, удовлетворено — 23 654, отказано в удовлетворении — 805 <2>. О признании гражданина недееспособным рассмотрено 30 490 дел, в том числе с удовлетворением требования — 29 492; о принудительной госпитализации гражданина в психиатрический стационар и принудительном психиатрическом освидетельствовании — 42 994, удовлетворено — 42 240 <3>. ——————————— <1> Обзор судебной статистики о деятельности федеральных судов общей юрисдикции и мировых судей в 2010 году. Сайт Судебного департамента при Верховном Суде Российской Федерации. URL: http://www. cdep. ru (дата обращения: 18.07.2012). <2> Отчет о работе судов по рассмотрению уголовных дел по первой инстанции за 12 месяцев 2011 года. Сайт Судебного департамента при Верховном Суде Российской Федерации. URL: http://www. cdep. ru (дата обращения: 18.07.2012). <3> Отчет о работе судов по рассмотрению гражданских дел по первой инстанции за 12 месяцев 2011 года. Сайт Судебного департамента при Верховном Суде Российской Федерации. URL: http://www. cdep. ru (дата обращения: 18.07.2012).
Следует отметить, что Конституционный Суд Российской Федерации в своих постановлениях последовательно выражает позицию о том, что лицо, имеющее психическое расстройство и признанное судом невменяемым или недееспособным, является субъектом правоотношений. В частности, у правоприменителя отсутствовало однозначное понимание объема полномочий лиц, в отношении которых решался вопрос о применении принудительных мер медицинского характера (изменении, продлении применения принудительных мер медицинского характера), что послужило поводом в Постановлении от 20 ноября 2007 г. N 13-П «По делу о проверке конституционности ряда положений статей 402, 433, 437, 438, 439, 441, 444 и 445 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан С. Г. Абламского, О. Б. Лобашовой и В. К. Матвеева» сформулировать следующее. Лицо, в отношении которого ведется производство о применении принудительных мер медицинского характера, так же как подозреваемый и обвиняемый по уголовному делу, по существу, уличается в совершении деяния, запрещенного уголовным законом. Поэтому такому лицу, хотя оно и не привлекается к уголовной ответственности, должны обеспечиваться равные с другими лицами, в отношении которых осуществляется преследование, процессуальные права, тем более что до получения результатов судебно-психиатрической экспертизы лицо по своему статусу являлось обвиняемым или подозреваемым и, таким образом, уже обладало соответствующими процессуальными правами (ст. 46, 47 УПК РФ). Обеспечение процессуальных прав данной категории лиц в полном объеме передается законному представителю и защитнику, сами же эти лица, таким образом, фактически утрачивают уголовно-процессуальную дееспособность, т. е. становятся в производстве о применении принудительных мер медицинского характера его объектом, без проверки в судебном заседании, действительно ли они не способны (с точки зрения психического состояния) самостоятельно защищать свои права. Правомочие лично обращаться к суду за защитой своих прав и свобод имеет универсальный характер и является неотъемлемым элементом нормативного содержания данного права. Указанного правомочия не могут быть лишены и лица, в отношении которых разрешается вопрос о применении принудительных мер медицинского характера либо об их продлении, изменении или прекращении. Именно такое регулирование предусмотрено для решения вопросов, связанных с признанием лиц недееспособными и их госпитализацией в психиатрический стационар в недобровольном порядке, в гражданском судопроизводстве <4>. ——————————— <4> Российская газета. 2007. 28 ноября.
Более того, под влиянием высказанной Конституционным Судом Российской Федерации точки зрения в Постановлении от 27 февраля 2009 г. N 4-П «По делу о проверке конституционности ряда положений статей 37, 52, 135, 222, 284, 286 и 379.1 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации и части четвертой статьи 28 Закона Российской Федерации «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» в связи с жалобами граждан Ю. К. Гудковой, П. В. Штукатурова и М. А. Яшиной» <5> законодателем были усилены гарантии реализации гражданином права принять участие в судебном заседании по делу о признании его недееспособным посредством детализации правил, регламентирующих вызов такого гражданина в суд с вручением повестки лично адресату (ч. 2 ст. 116 ГПК РФ <6>), его участие в судебном заседании, включая обжалование судебных решений (ч. 1, 3 ст. 284 ГПК РФ) <7>. ——————————— <5> Российская газета. 2009. 18 марта. <6> Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации от 14 ноября 2002 г. N 138-ФЗ // Российская газета. 2002. 20 ноября. <7> Федеральный закон от 6 апреля 2011 г. N 67-ФЗ «О внесении изменений в Закон Российской Федерации «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» и Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации» // Российская газета. 2011. 8 апреля.
Не меньший интерес представляет еще одно Постановление Конституционного Суда Российской Федерации, в котором была проверена конституционность отдельных норм Гражданского кодекса Российской Федерации <8>, а также сформулированы идеи, способные иметь свое распространение на вопрос об ответственности лиц, имеющих психические расстройства. Речь идет о Постановлении от 27 июня 2012 г. N 15-П «По делу о проверке конституционности пунктов 1 и 2 статьи 29, пункта 2 статьи 31 и статьи 32 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки И. Б. Деловой». В данном Постановлении не только дается трактовка объема прав лица, признанного недееспособным, с учетом комплексной оценки различных показателей, характеризующих стойкие нарушения функций организма человека, в том числе нарушения психических функций, позволяя выделить четыре степени их выраженности (Приказ Министерства здравоохранения и социального развития РФ от 23 декабря 2009 г. N 1013н), но и затрагивается вопрос об ответственности за вред, причиненный недееспособным. В частности, отмечается, что избранная федеральным законодателем в качестве меры защиты прав и законных интересов лиц, страдающих психическими расстройствами, модель правового регулирования признания гражданина недееспособным и установления над ним опеки, не предполагающая учета индивидуальных особенностей конкретной личности и ее потребности в защите, не может рассматриваться как соответствующая современным стандартам прав человека. Гражданин, признанный недееспособным, не может самостоятельно распоряжаться своим имуществом, в том числе пенсией, даже для совершения мелких бытовых сделок и не отвечает по своим обязательствам принадлежащим ему имуществом, как это предусмотрено ст. 24 ГК РФ в отношении дееспособных граждан, — вред, причиненный недееспособным, возмещают его опекун или организация, обязанная осуществлять за ним надзор, если они не докажут, что вред возник не по их вине; лишь в случае смерти опекуна либо отсутствия у него достаточных средств для возмещения вреда, причиненного жизни или здоровью потерпевшего, суд с учетом имущественного положения потерпевшего и причинителя вреда, а также других обстоятельств вправе принять решение о возмещении вреда полностью или частично за счет самого причинителя вреда. Таким образом, признание гражданина недееспособным вследствие психического расстройства означает существенное изменение его правового статуса: с момента вынесения судебного решения он на формально не определенный период считается утратившим возможность совершать гражданско-правовые сделки, а также исполнять обязанности и нести ответственность за свои действия. Ограничение прав этих лиц, несоразмерное степени нарушения их психических функций, включая право лично, помимо опекуна, обращаться в органы публичной власти за защитой своих интересов, делает их социально уязвимыми и в значительной степени зависимыми от других лиц, в том числе если они проживают в психоневрологических интернатах и, следовательно, находятся вне системы семейных (родственных) отношений. Конституционный Суд Российской Федерации предложил дифференцировать гражданско-правовые последствия наличия у гражданина нарушения психических функций при решении вопроса о признании его недееспособным, соразмерного степени фактического снижения способности понимать значение своих действий или руководить ими в тех или иных сферах социальной жизни <9>. ——————————— <8> Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30 ноября 1994 г. N 51-ФЗ // Российская газета. 1994. 8 декабря. <9> Российская газета. 2012. 13 июля.
Представляется, что дифференцированный подход к степеням нарушения психических функций для установления способности лиц, имеющих психические расстройства, быть субъектами правоотношений должен повлечь за собой аналогичную градацию в определении степеней ответственности за вред, причиненный гражданином, признанным недееспособным. Рассматривая такое лицо полноправным субъектом правоотношений пусть даже только в определенных сферах социальной жизни, нельзя исключать из его статуса и объема полномочий способность нести ответственность за действия, которыми он в качестве именно субъекта правоотношений причинил вред. Иное искажало бы выработанное наукой и отраженное в законодательстве понимание правового явления «субъект права», ставило бы в привилегированное положение лиц, страдающих психическими расстройствами, по сравнению с иными участниками правоотношений, обладающими правосубъектностью в полном объеме, состоящей из правоспособности, дееспособности с ее разновидностями — сделкоспособностью и деликтоспособностью <10>, в том числе с опекунами недееспособного (организацией, осуществляющей надзор за недееспособным). Последние должны освобождаться от ответственности по возмещению вреда, причиненного гражданином, признанным недееспособным, не только согласно п. 1 ст. 1076 ГК РФ <11> (если докажут, что вред возник не по их вине), но и, опираясь на позицию Конституционного Суда Российской Федерации, в случае причинения недееспособным вреда в той области жизнедеятельности, в которой такое лицо вправе самостоятельно осуществлять в полном объеме свои права и обязанности. ——————————— <10> За основу были взяты понятия «субъекты права», «правосубъектность», «правоспособность», «дееспособность», «сделкоспособность» и «деликтоспособность» из работы: Теория государства и права / Под ред. С. С. Алексеева. М.: Юрид. лит., 1985. С. 355 — 356. <11> Гражданский кодекс Российской Федерации (часть вторая) от 26 января 1996 г. N 14-ФЗ // СЗ РФ. 1994. N 32. Ст. 3301.
Вопрос об ответственности за вред, причиненный гражданином, признанным недееспособным, не замыкается на сфере гражданско-правового регулирования, а может быть сопряжен с производством по уголовному делу. Если законодателю было предложено в нормативно-правовых актах дифференцировать недееспособность с учетом степени фактического снижения способности лица понимать значение своих действий или руководить ими, то почему тогда не распространить такой подход на возмещение вреда, причиненного деянием, запрещенным уголовным законом? Другими словами, если в рамках гражданского права и гражданского судопроизводства в отношении лиц, которые не понимают значения своих действий или не могут руководить ими (п. 1 ст. 29 ГК РФ), должна быть введена градация степеней нарушения психических функций, соразмерных степени фактического снижения способности понимать значение своих действий или руководить ими, то по каким причинам, хотя бы в усеченном виде, исключительно для защиты имущественных прав потерпевших (гражданских истцов) не применять указанные выше правила к лицам, признанным судом невменяемыми, которые в соответствии с ч. 1 ст. 21 УК РФ <12> не могли осознавать характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия либо иного болезненного состояния психики? ——————————— <12> Уголовный кодекс Российской Федерации от 13 июня 1996 г. N 63-ФЗ // СЗ РФ. 1996. N 25. Ст. 2954.
Как разъяснил Пленум Верховного Суда Российской Федерации в п. 22 Постановления от 7 апреля 2011 г. N 6 «О практике применения судами принудительных мер медицинского характера», гражданский иск, заявленный по уголовному делу о применении принудительных мер медицинского характера, не подлежит рассмотрению, что не препятствует последующему его предъявлению и рассмотрению в порядке гражданского судопроизводства <13>. Имущественная ответственность лица, причинившего вред в состоянии невменяемости, т. е. невиновно, исключается. Вместо него к такой ответственности могут быть привлечены только опекун или организация, обязанная вести надзор за невменяемым, при наличии их вины в неосуществлении должного надзора <14>. Получается, что в наиболее уязвимом положении находятся потерпевшие, которые не имеют реальной возможности претендовать на своевременное возмещение вреда, причиненного деянием, запрещенным уголовным законом, хотя УПК РФ допускает предъявление требований о возмещении имущественного вреда, имущественной компенсации морального вреда (ч. 3, 4 ст. 42, ч. 1 ст. 44 УПК РФ), четко фиксирует обязанность государственных органов и должностных лиц, в производстве которых находится уголовное дело, доказать и отразить в процессуальных решениях характер и размер вреда, причиненного деянием (п. 3 ч. 2 ст. 434, п. 1 ч. 4 ст. 439 УПК РФ). ——————————— <13> БВС РФ. 2011. N 7. <14> Определение Военной коллегии Верховного Суда СССР от 29 марта 1979 г. по делу В. П. Северина // Судебная практика к Уголовному кодексу Российской Федерации / Сост. С. В. Бородин, А. И. Трусова; Под общ. ред. В. М. Лебедева. М.: Спарк, 2001. С. 84 — 85.
Следует подчеркнуть, что Конституционный Суд Российской Федерации еще в Постановлении от 20 ноября 2007 г. N 13-П обратил внимание на отсутствие в уголовном и уголовно-процессуальном законодательстве основанного на обязательном учете реальной способности лица осуществлять процессуальные действия дифференцированного регулирования прав тех, у кого такая способность, несмотря на заболевание, сохранена, и тех, кто действительно по своему психическому состоянию не может самостоятельно защищать свои права, что не соответствует международным обязательствам России, национальному законодательству о психиатрической помощи и не обеспечивает защиту прав личности от необоснованных ограничений. Лишение лица, в отношении которого подлежат применению или применены принудительные меры медицинского характера, возможности самостоятельно реализовывать свои процессуальные права, если психическое заболевание этому не препятствует, означает не согласующееся с конституционно значимыми целями, закрепленными в ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации, ограничение прав, гарантированных каждому ч. 2 ст. 45 и ч. 1 ст. 46 Конституции Российской Федерации. Видится не совсем последовательным рассматривать лицо, в отношении которого решается вопрос о применении принудительной меры медицинского характера, только в качестве субъекта уголовно-процессуальных отношений. Получается, что такое лицо обладает уголовно-процессуальной дееспособностью, понимает и осознает порядок производства следственных и судебных действий, процессуальных решений, но считается неспособным осознать материально-правовые последствия деяния, запрещенного уголовным законом. Подобное указывает на некоторую незавершенность регулирования правоотношений. Возможно, более эффективно с точки зрения баланса интересов различных участников уголовно-процессуальных отношений использовать подход, свойственный гражданскому процессуальному и гражданскому праву сквозь призму решений Конституционного Суда Российской Федерации: недееспособные лица являются не только участниками гражданского судопроизводства, но и могут выступать в качестве субъектов гражданско-правовых отношений, т. е. тех отношений, которые фактически и порождают процессуальные отношения в части судебной защиты прав и законных интересов каждого. Тогда в ходе производства о применении принудительной меры медицинского характера суду надлежит в судебном заседании проверять способность лица (с точки зрения психического состояния) самостоятельно защищать свои права, а также на основе степеней нарушения психических функций, соразмерных степени фактического снижения способности понимать значение своих действий или руководить ими в сфере регламентации общественно опасных деяний и ответственности за их совершение, устанавливать способность такого лица осознать материально-правовые последствия и обязанность возмещения вреда, причиненного деянием, запрещенным уголовным законом. Быть может, следовало бы в целом изменить отношение к определению круга лиц, обязанных возмещать вред, причиненный деянием, запрещенным уголовным законом. Например, предоставить суду право с учетом имущественного положения потерпевшего и причинителя вреда, а также других обстоятельств принять решение о возмещении вреда полностью или частично за счет самого причинителя вреда (безотносительно того, есть или нет средства у лица, которое несет ответственность за вред, причиненный лицом, страдающим психическим расстройством, как в настоящий момент об этом говорит ст. 1076 ГК РФ). Таким образом, законодателю, во-первых, необходимо четко обозначить сферы социальной жизни, в которых следовало бы учитывать степень нарушения способности лиц, страдающих психическими расстройствами, понимать значение своих действий или руководить ими, а также пределы самостоятельности таких лиц в части реализации ими прав, исполнения обязанностей и наступления для них ответственности. Во-вторых, изменяя нормативно-правовые акты с учетом комплексного подхода и межотраслевого регулирования отношений, надлежит обеспечивать баланс конституционно значимых интересов и недопустимости нарушения прав и свобод других лиц при осуществлении прав и свобод человека и гражданина, в том числе при определении ответственности опекуна (организации, осуществляющей надзор за недееспособным), а также при реализации потерпевшим (гражданским истцом) права на судебную защиту и возмещение вреда, причиненного деянием, запрещенным уголовным законом.
