Материал подготовлен с использованием правовых актов
по состоянию на 1 февраля 2013 года
А. М. ЭРДЕЛЕВСКИЙ
Эрделевский Александр, профессор, доктор юридических наук.
11 января 2013 г. был официально опубликован Федеральный закон «О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» от 30 декабря 2012 г. (далее — Закон). Как можно судить по сообщениям средств массовой информации, продолжительная борьба неких могущественных сил вокруг ряда новелл и изменений, касающихся, в частности, юридических лиц, привела к тому, что было решено принимать законопроект о внесении изменений в ГК по частям, первой из которых и явился упомянутый выше Закон. Прежде чем перейти к анализу ряда его положений, хотелось бы сказать несколько слов о ГК в той редакции, в какой он действовал до недавнего времени.
Современники помнят ту интенсивную пропаганду, которая на протяжении нескольких лет предшествовала принятию ГК в середине 90-х. Как и сегодня, тогда часто можно было слышать заявления о грядущей «экономической конституции», которая все расставит по своим местам, и долгожданное благоустройство навечно воцарится в российском гражданском праве и гражданском обороте. Автором уже высказывались ранее некоторые соображения по поводу обоснованности именования ГК экономической конституцией, касавшиеся в основном толкования абз. 2 п. 2 ст. 3 ГК. Хотелось бы кратко высказать мнение и о качестве ГК в целом.
Сразу после официального опубликования в начале декабря 1994 г. первой части ГК стало очевидно, что это документ весьма низкого юридического качества. Такое же впечатление произвела и вторая часть ГК после ее опубликования в январе 1996 г. Причем речь идет вовсе не об оценке ГК с точки зрения разных научных школ, воззрений и т. п. Это просто крайне небрежно составленный документ, над которым, прежде чем принимать его в виде закона, следовало бы еще основательно поработать.
Любой закон представляет собой проявление воли законодателя. Если бы текст ГК был результатом деятельности одного автора, то можно было бы счесть, что ГК разработал субъект, не владеющий устойчивой юридической лексикой и страдающий провалами в памяти, невнимательный или просто не очень грамотный. Понятно, однако, что такой большой и важный закон, как ГК, не мог быть разработан одним автором. Их, вероятно, было довольно много, каждый разрабатывал какую-то часть закона, они по-разному владели юридической техникой, имели собственный стиль изложения своих мыслей, наконец, у них был разный научный уровень. При окончательной доработке проекта ГК проявления всех этих различий должны были быть сведены к минимуму, а в идеале — совсем исчезнуть. Обычно этим занимается руководитель разработки. Проблема в том, что для решения такой задачи необходимо много и сосредоточенно работать, и эта проблема, как показывает текст ГК, оказалась неразрешимой.
Неустойчивая терминология (например, бессистемное и хаотичное употребление терминов «недействительность» и «ничтожность»), пропуски знаков препинания и другие редакционные и смысловые неточности (например, в п. 1 ст. 500 и п. 1 ст. 723 ГК), непринятие во внимание изменений в одних правовых нормах (например, нормы об исковой давности) при разработке связанных с ними других норм — этот перечень дефектов можно было бы продолжать, но в этом нет необходимости, поскольку на эти дефекты неоднократно обращалось внимание в юридической литературе, в том числе автором настоящей статьи. Однако на протяжении более чем полутора десятков лет эти дефекты оставались неустраненными, несмотря на неоднократное внесение в ГК в течение этого периода отдельных изменений. Большинство из таких дефектов не устранены и сегодня в многострадальном проекте изменений к ГК.
Перейдем непосредственно к анализу некоторых изменений ГК. Существенным дополнением ст. 1 ГК стало установление в ней двух общих принципов: обязанности участников гражданских правоотношений действовать в гражданском обороте добросовестно (п. 3 ст. 1 ГК) и недопустимости извлечения ими преимуществ из незаконного или недобросовестного поведения (п. 4 ст. 1 ГК). Эти принципы настолько взаимосвязаны, что вряд ли имело смысл посвящать им отдельные пункты, вполне можно было объединить их в одном пункте ст. 1 ГК. Несколько нелогичным представляется употребление в п. 4 ст. 1 ГК оборота «извлекать преимущество», поскольку он предполагает сравнение положений недобросовестного и добросовестного участников. Более точно смыслу этой нормы соответствовал бы оборот «извлекать пользу». В этих принципах заложен большой потенциал, каким окажется его проявление в правоприменительной практике — покажет ближайшее будущее.
Важное значение имеет включение в состав отношений, регулируемых гражданским законодательством, корпоративных отношений, то есть отношений, связанных с участием в корпоративных организациях или с управлением ими (п. 1 ст. 2 ГК). К сожалению, без каких-либо изменений осталась ст. 3 ГК, в том числе и упоминавшийся выше абз. 2 п. 2 указанной статьи. Как положительное явление следует отметить введение в ГК общего понятия обычая делового оборота — сложившегося и широко применяемого в какой-либо области предпринимательской или иной деятельности, не предусмотренного законодательством правила поведения, независимо от того, зафиксировано ли оно в каком-либо документе.
Весьма значимой новеллой в ГК является ст. 8.1 «Государственная регистрация прав на имущество». Сразу следует обратить внимание на то, что в этой статье допущена явная ошибка — в абз. 1 п. 5 ст. 8.1 ГК сделана ссылка на п. 3 указанной статьи, в то время как речь идет о п. 4 ст. 8.1 ГК.
Перейдем к анализу содержания ст. 8.1 ГК. В п. 1 этой статьи устанавливается правило о том, что права на имущество подлежат государственной регистрации лишь в случаях, предусмотренных законом. Такая регистрация осуществляется уполномоченным в соответствии с законом органом на основе принципов проверки законности оснований регистрации, публичности и достоверности государственного реестра. При этом в государственном реестре должны быть указаны данные, позволяющие определенно установить объект, на который устанавливается право, управомоченное лицо, содержание права, основание его возникновения.
Подлежащие государственной регистрации права возникают, изменяются и прекращаются с момента внесения соответствующей записи в государственный реестр. Однако законом может быть установлено иное правило о моменте возникновения, изменения или прекращения этих прав. Примером такого иного правила является п. 4 ст. 1152 ГК, согласно которому принятое наследство признается принадлежащим наследнику со дня открытия наследства независимо от времени его фактического принятия, а также независимо от момента государственной регистрации права наследника на наследственное имущество, когда это право подлежит государственной регистрации.
Можно предвидеть серьезную проблему, которая возникнет с 1 марта 2013 г. в связи с применением п. 1 ст. 8.1 ГК в ее взаимосвязи с п. 8 ст. 2 Закона, согласно которому правила о государственной регистрации сделок с недвижимым имуществом, содержащиеся в ст. 558, 560, 574, 584, 609, 651, 658 ГК, не подлежат применению к договорам, заключаемым после дня вступления Закона в силу. Проблема эта возникнет в отношении государственной регистрации договоров аренды недвижимого имущества, в особенности договоров аренды зданий и сооружений.
Как известно, согласно п. 2 ст. 651 ГК в ее действующей редакции договор аренды здания или сооружения, заключенный на срок не менее года, подлежит государственной регистрации и считается заключенным с момента такой регистрации. Поскольку это правило утрачивает силу, с 1 марта 2013 г. такой договор не будет подлежать государственной регистрации и будет считаться заключенным, согласно общему правилу п. 1 ст. 433 ГК, с момента получения лицом, направившим оферту, ее акцепта, то есть с момента достижения соглашения между сторонами по всем существенным условиям договора (п. 1 ст. 432 ГК).
В соответствии с п. 1 ст. 26 Федерального закона «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним» от 21 июля 1997 г. государственная регистрация аренды (то есть права аренды как обременения) недвижимого имущества осуществляется посредством государственной регистрации договора аренды этого недвижимого имущества. Согласно абз. 2 п. 1 ст. 4 этого же Закона ограничения (обременения) прав на недвижимое имущество, возникающие на основании договора либо акта органа государственной власти или акта органа местного самоуправления, подлежат государственной регистрации в случаях, предусмотренных законом. До внесения в ГК рассматриваемых изменений применительно к договору аренды недвижимости в качестве такого закона применительно к аренде недвижимости рассматривался п. 2 ст. 609 ГК, а к договору аренды зданий и сооружений — также п. 2 ст. 651 ГК. Установленные в обеих нормах правила о государственной регистрации договоров аренды соответствующих видов имущества утрачивают силу с 1 марта 2013 г.
В п. 6 Обзора практики разрешения споров, связанных с применением Федерального закона «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним», содержащегося в информационном письме Президиума ВАС РФ от 16 февраля 2001 г. N 59, указывается следующее. Требования ст. 26 Закона о государственной регистрации подлежат применению с учетом и на основании положений ГК. Согласно п. 1 ст. 4 Закона о государственной регистрации такой регистрации подлежат право собственности и иные вещные права на недвижимое имущество и сделки с ним в соответствии со ст. 130, 131, 132 и 164 ГК. Положения ГК предусматривают государственную регистрацию договоров аренды недвижимого имущества (ст. 609). Однако для договоров аренды зданий и сооружений на срок менее одного года такая государственная регистрация не требуется (ст. 651). Вместе с тем ГК не предусматривает государственной регистрации ни права аренды, ни аренды как обременения.
Таким образом, указал ВАС РФ, исходя из смысла положений ГК, регистрация возникающих из договора аренды здания прав арендатора, обременяющих вещные права арендодателя на это здание, осуществляется на основании ст. 26 Закона о государственной регистрации только в том случае, когда регистрации подлежит сам договор аренды недвижимого имущества. При этом регистрация права аренды не является самостоятельной государственной регистрацией упомянутого права, а представляет собой запись в Едином государственном реестре прав о произведенной государственной регистрации договора аренды недвижимого имущества, на основании которого возникают права арендатора, обременяющие недвижимое имущество (п. 3 ст. 26 Закона о государственной регистрации). Отсюда ВАС РФ сделал вывод о том, что поскольку договор аренды здания, заключенный на срок менее одного года, не подлежит государственной регистрации, то, следовательно, не подлежит регистрации в Едином государственном реестре прав и обременение в виде прав арендатора, возникающих на основании данного договора.
Применительно к возникающей в связи с внесением изменений в ГК ситуации этот судебный подход означает, что договор аренды зданий и сооружений, независимо от срока, на который он заключен, не подлежит государственной регистрации ни сам по себе, ни в качестве обременения соответствующего недвижимого имущества.
Между тем Комитет Государственной Думы по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству (далее — Комитет) в письме от 22 января 2013 г. N 3.3-6/94 счел необходимым выразить следующее мнение в связи с вступлением с 1 марта 2013 г. внесенных в ГК изменений, предусмотренных ч. 8 ст. 2 Закона. Комитет обращает внимание на редакцию п. 1 ст. 8.1 ГК, вводимого в действие с 1 марта 2013 г., согласно которому ограничения прав и обременения имущества подлежат государственной регистрации в случаях, предусмотренных федеральным законом (что, по существу, просто повторяет уже существующее правило п. 1 ст. 4 Закона о регистрации. — А. Э.).
Как далее указывает Комитет, договор аренды влечет для собственника имущества, сдающего имущество в аренду (арендодателя), невозможность самостоятельного использования переданного в аренду имущества, следовательно, является обременением недвижимого имущества и, соответственно, выступает основанием для государственной регистрации такого обременения. Далее Комитет указывает, что в действующем законодательстве отсутствуют какие бы то ни было положения, исключающие возможность государственной регистрации аренды недвижимого имущества в качестве обременения. Таким образом, аренда недвижимого имущества как обременение, по мнению Комитета, подлежит государственной регистрации.
Комитет отмечает также, что отмена государственной регистрации сделок не изменяет установленной специальным законом — Законом о регистрации прав процедуры регистрации аренды как обременения, в силу чего требование этого Закона о государственной регистрации аренды недвижимого имущества как обременения сохранено (при этом Комитет забыл упомянуть, что такая регистрация, в силу п. 1 ст. 8.1 ГК и абз. 2 п. 1 ст. 4 Закона о регистрации, необходима лишь в случаях, предусмотренных законом).
Подводя итог своим рассуждениям, Комитет выражает мнение о том, что и с 1 марта 2013 года будут продолжать сохранять силу правовые основания для государственной регистрации обременения недвижимости в виде аренды на основании договора аренды, заключенного сторонами в простой письменной форме.
Мнение Комитета необоснованно и противоречит сложившемуся судебному подходу, для изменения которого Закон не дает никаких оснований. Дополнительно отметим, что письмо Комитета не является нормативным актом и не имеет никакой юридической силы.
Обратимся к п. 3 ст. 8.1 ГК. Как следует из правила абз. 1 п. 3 ст. 8.1 ГК, продолжительные дискуссии относительно необходимости обязательного нотариального удостоверения всех сделок, влекущих возникновение, изменение или прекращение прав на имущество, которые подлежат государственной регистрации, решились в пользу противников такого подхода. Согласно указанному правилу такие сделки подлежат нотариальному удостоверению лишь в случаях, предусмотренных законом или соглашением сторон. Думается, противоположный подход к этому вопросу в большей мере способствовал бы укреплению стабильности российского гражданского оборота.
По общему правилу п. 3 ст. 8.1 ГК запись в государственный реестр вносится лишь при наличии заявлений об этом всех лиц, совершивших сделку, однако если сделка совершена в нотариальной форме, то запись в государственный реестр может быть внесена по заявлению любой стороны сделки, в том числе через нотариуса.
В п. 4 ст. 8.1 ГК установлено правило о том, что если право на имущество возникает, изменяется или прекращается вследствие наступления обстоятельств, указанных в законе (например, смерть наследодателя), то запись о его возникновении, изменении или прекращении вносится в государственный реестр по заявлению лица, для которого наступают такие правовые последствия.
Согласно общему правилу п. 5 ст. 8.1 ГК орган, осуществляющий государственную регистрацию прав на имущество, обязан проверить полномочия лица, обратившегося с заявлением о государственной регистрации права, законность оснований регистрации, иные предусмотренные законом обстоятельства и документы, а в случаях, указанных в п. 4 ст. 8.1 ГК, также наступление соответствующего обстоятельства (как отмечалось выше, в п. 5 ст. 8.1 ГК сделана ошибочная ссылка на п. 3 той же статьи). Но если право на имущество возникает, изменяется или прекращается на основании нотариально удостоверенной сделки, уполномоченный орган вправе проверить ее законность лишь в случаях и в порядке, которые предусмотрены законом.
Пункт 6 ст. 8.1 ГК допускает исключительно судебный порядок оспаривания зарегистрированного права. Здесь же установлена очень важная презумпция наличия у лица, указанного в государственном реестре в качестве правообладателя, соответствующего права до тех пор, пока в установленном законом порядке в реестр не внесена запись об ином. Однако при возникновении спора в отношении зарегистрированного права эта презумпция не распространяется на лицо, которое знало или должно было знать о недостоверности соответствующих данных государственного реестра.
В п. 7 ст. 8.1 ГК впервые предусмотрена возможность внесения в государственный реестр отметок двух видов — отметки о возражении в отношении зарегистрированного права (отметка о возражении) и отметки о наличии судебного спора в отношении такого права (отметка о наличии судебного спора).
Требовать внесения отметки о возражении может лишь лицо, соответствующее право которого было зарегистрировано ранее. Если это лицо в течение трех месяцев со дня внесения в государственный реестр указанной отметки не оспорит зарегистрированное право в суде, отметка о возражении аннулируется, а ее повторное внесение в государственный реестр по требованию того же лица не допускается.
В связи с обеими указанными отметками могут возникнуть некоторые проблемы. Первая из них связана с тем, что ст. 8.1 ГК, как и большинство норм закона, вступают в силу с 1 марта 2013 г. Отметка о возражении, согласно п. 7 ст. 8.1 ГК, может вноситься в государственный реестр лишь в порядке, установленном законом. В Федеральном законе «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним» от 21 июля 1997 г. об отметке о возражении и, соответственно, о порядке ее внесения в государственный реестр не упоминается (хотя последние изменения в него были внесены 30 декабря 2012 г., то есть в тот же день, когда был принят анализируемый Закон). Появится ли такое упоминание до 1 марта 2013 г., пока не известно. В существующем же виде Федеральный закон «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним», как представляется, нельзя рассматривать как закон, устанавливающий порядок внесения отметки о возражении.
Что касается отметки о наличии судебного спора, то в отношении этой отметки, в отличие от отметки о возражении, в п. 7 ст. 8.1 ГК нет прямого указания о том, что она вносится в порядке, установленном законом. Между тем возможность внесения отметки о наличии судебного спора предусмотрена п. 2 ст. 28 Федерального закона «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним», поэтому препятствий к ее внесению в государственный реестр как в настоящее время, так и с 1 марта 2013 г. не усматривается. Здесь же следует отметить, что наличие отметки о возражении не является необходимым условием для внесения отметки о наличии судебного спора.
Вторая, более сложная проблема состоит в том, что ни в ст. 8.1, ни в последующих нормах ГК (в том числе с учетом законопроекта) не содержится указания на правовые последствия внесения каждой из обсуждаемых отметок. В п. 2 ст. 28 Федерального закона «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним» устанавливается, что при отсутствии причин, препятствующих государственной регистрации перехода права и (или) сделки с объектом недвижимого имущества, наличие судебного спора о зарегистрированном праве не является основанием для отказа в государственной регистрации перехода данного права. Понятно, что отметка о возражении, которая по смыслу п. 7 ст. 8.1 ГК является лишь публичным предупреждением о возможности возникновения судебного спора в отношении зарегистрированного права, тем более не может служить основанием для такого отказа.
Как представляется, единственным последствием внесения в государственный реестр этих отметок является возможность возникновения у лица, приобретающего соответствующее имущество, сомнения по поводу целесообразности его приобретения с точки зрения перспективы оказаться в последующем вовлеченным в судебный процесс. Однако влияет ли эта возможность на добросовестность приобретателя в аспекте применения ст. 302 ГК? На этот вопрос следует дать отрицательный ответ.
Ведь добросовестный приобретатель — это лицо, которое, приобретая имущество, знало или должно было знать, что приобретает имущество у лица, которое не имело права его отчуждать. Но коль скоро наличие судебного спора не является основанием для отказа в государственной регистрации перехода права, следовательно, уполномоченный орган обязан считать отчуждение имущества имеющим законные основания. Таковым вправе считать его и приобретатель. Поэтому факт приобретения имущества при наличии отметки о возражении либо отметки о наличии судебного спора сам по себе не может служить основанием для отрицания добросовестности приобретателя. Трудно предсказать, по какому пути пойдет судебная практика в этом вопросе, поэтому имело смысл определить правовые последствия внесения указанных отметок на уровне закона.
Перейдем к весьма существенным изменениям в ст. 10 ГК.
Во-первых, в п. 1 этой статьи появилось общее определение злоупотребления правом как заведомо недобросовестного осуществления гражданских прав. Какое странное словосочетание — «заведомо недобросовестное», не правда ли? Можно ли действовать недобросовестно, но при этом не заведомо?
В ГК не дается общего определения понятия недобросовестности. Согласно словарю С. И. Ожегова, действовать добросовестно означает честно выполнять свои обязательства; действовать недобросовестно означает действовать нечестно, то есть обманывать. Поэтому недобросовестность уже по определению содержит в себе элемент заведомости, а «заведомая недобросовестность» — такой же нонсенс, как «заведомый обман». Да и как можно осуществлять субъективное право обманом? Как бы то ни было, слово «заведомо» произнесено. Поэтому просто недобросовестное осуществление права нельзя квалифицировать как злоупотребление правом, а заведомо недобросовестного осуществления права быть не может, если только не понимать это таким образом, что действующий недобросовестно должен осознавать, что так поступать нехорошо. Таким образом, усматриваются достаточные основания считать изобретенное российским законодателем общее определение злоупотребления правом «мертворожденным».
Во-вторых, в числе отдельных форм злоупотребления правом появились «действия в обход закона с противоправной целью». Оборот «в обход закона» не является новым для российского законодательства. Так, в ст. 30 ГК РСФСР 1922 г. содержалось правило о недействительности сделок, совершенных в обход закона. Поскольку действия в обход закона могут совершаться лишь с прямым умыслом, то и в п. 1 ст. 10 ГК под такими действиями могут пониматься лишь действия, представляющие собой мнимые или притворные сделки, особенность которых состоит в том, что они совершаются с противоправной целью. Следует заметить, что совершение сделки вообще не может быть квалифицировано как злоупотребление субъективным правом, поскольку представляет собой реализацию одного из элементов правоспособности, а не осуществление субъективного права, но российский законодатель, видимо, придерживается другого мнения.
В-третьих, в ст. 10 ГК введен п. 4, где установлено, что, если злоупотребление правом повлекло нарушение права другого лица, такое лицо вправе требовать возмещения причиненных этим убытков. Здесь опять усматривается некий абсурд. Осуществлением права невозможно нарушить чье-то право, поскольку действие, нарушающее право другого лица, по своей объективной стороне может быть только правонарушением, но не осуществлением права.
Например, такие действия, как ограничение конкуренции или злоупотребление доминирующим положением на рынке, могут причинить убытки другим лицам, но в действующей редакции п. 1 ст. 10 ГК эти действия находятся как раз за рамками абз. 1 п. 1 ст. 10 ГК, где перечисление отдельных форм злоупотребления правом сопровождается общим определением такого злоупотребления. Поэтому ограничение конкуренции или злоупотребление доминирующим положением на рынке представляют собой объективно неправомерные действия, ответственность за которые должна наступать по правилам главы 59, а не п. 4 ст. 10 ГК.
Единственная новелла в ст. 10 ГК, которую можно безоговорочно приветствовать, — это ее п. 5, в котором, наконец, внятно сформулирована презумпция добросовестности участников гражданских правоотношений. Собственно говоря, примерно в таком виде эта презумпция была установлена еще в п. 3 ст. 6 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик от 31 мая 1991 г., где устанавливалось, что «участники гражданских правоотношений предполагаются добросовестными, поскольку не доказано обратное». Это была совершенно идеальная конструкция презумпции добросовестности, однако при разработке первой части ГК в начале 90-х ее почему-то не стали использовать, а создали внутренне противоречивый и неясный п. 3 ст. 10 ГК, который, наконец, прекратит свое существование 1 марта 2013 г.
Но читатель, возможно, уже утомился столь скучной материей, поэтому хотелось бы завершить анализ Закона чем-то забавным. Для этой цели как нельзя лучше подходит новая редакция абз. 1 п. 3 ст. 29 ГК, который должен вступить в силу со 2 марта 2015 г. и звучит так: «При развитии способности гражданина, который был признан недееспособным, понимать значение своих действий или руководить ими лишь при помощи других лиц суд признает такого гражданина ограниченно дееспособным в соответствии с пунктом 2 статьи 30 настоящего Кодекса».
У того, кто внимательно вчитается в процитированный абзац, может предстать перед глазами картина жестокого опыта над человеком, у которого целенаправленно подавляют способность самостоятельно понимать значение своих действий и руководить ими. На самом деле это просто неудачная редакция. Разработчики наверняка хотели сказать следующее: «При возникновении у гражданина, который был признан недееспособным, способности при помощи других лиц понимать значение своих действий и руководить ими суд признает такого гражданина ограниченно дееспособным в соответствии с пунктом 2 статьи 30 настоящего Кодекса».
Однако подвести итог проведенному анализу приходится все же на пессимистической ноте. Как уже принятый Закон, так и вся ситуация с внесением изменений к ГК производят тяжелое впечатление. В обозримом будущем ожидать качественной «экономической конституции» не приходится.
