Общая долевая собственность: механизм защиты прав сособственников

(Егоров А. В.) («Вестник гражданского права», 2012, N 4)

ОБЩАЯ ДОЛЕВАЯ СОБСТВЕННОСТЬ: МЕХАНИЗМ ЗАЩИТЫ ПРАВ СОСОБСТВЕННИКОВ

А. В. ЕГОРОВ

Егоров А. В., кандидат юридических наук, профессор кафедры гражданского права РШЧП, действительный государственный советник юстиции 3-го класса, руководитель аппарата ВАС РФ.

В статье анализируется институт общей собственности, в котором правомочия собственника сочетают в себе право каждого участника на вещь в целом с его правом на идеальную долю. Рассматриваются виды нарушений правомочий участников долевой собственности и механизм защиты указанных правомочий: в отдельности нарушения, связанные с лишением владения общей вещью, и нарушения, посягающие на принадлежность доли участнику. Анализируется новейшая судебная практика, включая абстрактные разъяснения высших судебных инстанций в отношении защиты права на долю, выпущенные в 2010 г. Предлагается подход, при котором основными способами защиты прав сособственника в отношении лица, незаконно получившего владение общей вещью, должны стать требования о восстановлении владения вещью всеми легитимными сособственниками, а не иски о признании права на долю. За любым участником долевой собственности должно быть признано право защищать собственность на всю вещь, а не только собственную долю в праве.

Ключевые слова: общая долевая собственность, общая совместная собственность, защита права на долю, распоряжение долей в праве, добросовестное приобретение доли в праве, осуществление одним сособственником общих правомочий по защите права на вещь.

The article reviews the common ownership concept, which implies that an owner’s faculties combine each party’s right to an object in general and his or her right to an aliquot share. We examine various types of violations of share ownership parties rights and these rights protection mechanism, as well as violations implying dispossession of a common property and those implying infringements on a party’s rights to a share. The study analyzes up to date judicial cases, including highest courts abstract explanations on share rights protection issued in 2010. We suggest that the primary way to protect an owner’s right to a share against a person illegally possessing a common property is a claim for a restoration of possession right for all the legitimate owners rather than actions for declaration of a right to a share. Every share property owner shall have a right to protect ownership concerning whole property, not only his or her share.

Key words: common share ownership, common joint ownership, protection of the right to a share, the order of shares in the right, bona fide purchase of a share in the right, realisation by one owner the general rights on protection of the right to an object.

Общая долевая собственность характеризуется определенным противоречием, которое, как положено, позволяет этому институту самобытно развиваться. Это противоречие связано с расщеплением объектов: самой вещи и долей в праве на нее. И обладание данными объектами, и распоряжение ими, и, наконец, защита их от посягательств третьих лиц строятся на самостоятельных принципах, не тождественных друг другу. При этом защита вещи в целом, как правило, пользуется преимуществом, да и владение вещью обязательно исследуется и кладется в основу защиты права на долю. То же самое касается вопросов добросовестного приобретения вещи и долей в праве на нее, определяемых по-разному, о чем нельзя забывать в правоприменительной деятельности, и многих других аналогичных вопросов. В основе решения любой практической проблемы лежит хорошая теория. Это известно. Отечественная практика начинает ставить перед судами вопросы, решение которых требует должной доктринальной поддержки. Без нее избежать ошибочных решений просто невозможно. Ниже будут рассмотрены подходы германской и швейцарской доктрины права к правовой природе общей собственности и ее разновидностей, а также кратко описано состояние современной отечественной судебной практики и даны предложения по ее совершенствованию.

Общая собственность: характеристика и виды

В Германии, так же как и в России, общая собственность делится на два вида: долевую (Miteigentum) и совместную (Gesamteigentum). Между этими видами общей собственности имеется довольно серьезное различие, связанное с историей происхождения указанных институтов. В институте долевой собственности, известном еще римскому праву <1>, вещь принадлежит совокупности (сообществу) сособственников, и каждый из них в отдельности не является ее собственником. ——————————— <1> Казер М. (Kaser M. Das romische Privatrecht. Erster Abschnitt. 2. Aufl. Munchen, 1971. S. 410 — 412), обсуждая вопросы долевой собственности (Mieteigentum), пишет, что если речь идет об общинной собственности древнего права (Kaser M. Op. cit. S. 142 — 143), то там каждый Gemeinschaftler мог распоряжаться только всей вещью, а не юридически самостоятельной долей. И лишь в разделе о предклассическом и классическом римском праве автор говорит о развитии иного направления (Mieteigentum nach Bruchteil), говорящего о возможности каждого Gemeinschaftler вне зависимости от других Gemeinschaftler распоряжаться своей долей, а не всей вещью.

Каждому сособственнику принадлежит определенная, твердая доля в вещи; она не вытекает ни из какого раздела вещи в пространстве, ее нельзя осязать реально, и поэтому закон называет ее идеальной: она появляется только вследствие абстрактной мысленной операции. Эта доля является самостоятельным вещным правом, тождественным собственности. Поэтому к ней должны, если не предусмотрено иное, применяться общие правила, установленные для права собственности на вещь (такова позиция Верховного Суда ФРГ) <1>. Сособственник вправе распоряжаться долей так же, как и своей единоличной собственностью, т. е. продать, установить обременение, причем в той же самой форме, которая предусмотрена для единоличной собственности <2>. ——————————— <1> Aderhold L. in: Erman Handkommentar zum BGB: In 2 Bde. 12. Aufl. Koln, 2008. Vor § 1008 (Rn. 1). <2> Schnorr R. Die Gemeinschaft nach Bruchteilen (§§ 741 — 758 BGB). Tubingen: Mohr Siebeck, 2004. S. 76; Westermann H. P., Eickmann D., Gursky K.-H. Sachenrecht. Huthig Jehle Rehm, 2011. S. 202, 204; Brehm W., Berger C. Sachenrecht. Tubingen: Mohr Siebeck, 2006. S. 76; Leske F. Vergleichende Darstellung des BGB fur das Deut. Reich und des Preuss. Allgem. Landrechts. Berlin: O. Liebmann, 1903. S. 446 — 447; J. von Staudingers Kommentar zum Burgerlichen Gesetzbuch mit Einfuhrungsgesetz und Nebengesetzen: Eckpfeiler des Zivilrechts. Walter de Gruyter, 2005. S. 911 и др.

Преимущественное право покупки при отчуждении доли в пользу лица, не являющегося сособственником, германскому праву неизвестно <1>. Любой сособственник может спокойно обременить свою долю, например установить узуфрукт, залог, договорное преимущественное право покупки, вещное обременение или ипотеку. Напротив, в отношении доли не могут быть установлены такие права, которые необходимым образом относятся ко всей вещи: право застройки, поземельные и личные сервитуты (последние могут иметь место только с согласия всех сособственников). Любой сособственник имеет право продать только часть своей доли, сохранив за собой оставшуюся часть доли <2>. ——————————— <1> Westermann H. P., Eickmann D., Gursky K-H. Op. cit. S. 202 — 205; J. von Staudingers Kommentar zum Burgerlichen Gesetzbuch mit Einfuhrungsgesetz und Nebengesetzen: Eckpfeiler des Zivilrechts. S. 911 ff. и др. <2> Wieling H. J. Sachenrecht. Bd. 1. 5. Aufl. Berlin; Heidelberg: Springer, 2006. S. 284.

Полномочия сособственника соответствуют полномочиям, которые имеет единоличный собственник, но с учетом того, что сособственник состоит в правовой общности с другими сособственниками, — осуществление этих правомочий не должно ущемлять интересы последних. Таким образом, общая долевая собственность наделяет сособственника определенными правомочиями собственника, которые делимы, и создает соучастие в его неделимых правомочиях <1>. ——————————— <1> Aderhold L. Op. cit. Vor § 1008 (Rn. 1).

Германское гражданское уложение (далее — ГГУ) в разделе о вещном праве содержит довольно скудное регулирование вопросов общей долевой собственности (§ 1008 — 1011). Причина в том, что законодатель использовал особый прием юридической техники, решив большинство вопросов, касающихся общей собственности (о порядке управления ею и т. п.), в разделе об обязательственном праве. Важно понимать, что при долевой собственности образуется подвид так называемого сообщества в долях (Gemeinschaft nach Bruchteilen <1>), к которому подлежат применению § 741 и сл. ГГУ. ——————————— <1> Подробно об этом см.: Schnorr R. Op. cit.

Для совместной собственности, происхождение которой восходит к истории германских племен, их национальному колориту <1>, характерна принадлежность вещи к какому-либо имуществу, которое принадлежит нескольким лицам совместно (совместное имущество <2>). Подобное совместное имущество возникает в германском праве в простом товариществе (§ 718 ГГУ), в полном и коммандитном товариществе (§ 105 и § 161 ГТУ), при общности имущества супругов (§ 1415 и сл. ГГУ), при наличии нескольких наследников одной очереди (§ 2032 и сл. ГГУ). В других, не предусмотренных законом случаях общая совместная собственность возникать не может <3>. Таким образом, сделки в этом направлении совершать бесполезно, а лицо, желающее стать участником общей совместной собственности, должно каким-то образом стать участником сообщества, указанного в законе. Сама собственность также принадлежит только этому сообществу, а не его участникам по долям — реальным или идеальным. Доля участника в общей совместной собственности появляется расчетным путем только после прекращения сообщества, поэтому о ней невозможно сделать отметку, например, в поземельной книге. В поземельных книгах отмечают только то правоотношение, в силу которого возникла общая совместная собственность (например, брачные отношения, наличие договора простого товарищества и т. п.). ——————————— <1> Aderhold L. Op. cit. Vor § 1008 (Rn. 2); J. von Staudingers Kommentar zum Burgerlichen Gesetzbuch mit Einfuhrungsgesetz und Nebengesetzen: Eckpfeiler des Zivilrechts. S. 911. <2> Заметим при этом, что вещь — это объект конкретного вещного права, а имущество — понятие абстрактное, это не объект и на него права не устанавливаются. <3> Westermann H. P., Eickmann D., Gursky K-H. Op. cit. S. 202 и др.

Швейцарскому праву, как и германскому, известны два вида общей собственности: долевая (Miteigentum (ст. 646 — 651 Швейцарского гражданского кодекса (далее — ШГК))) и совместная (Gesamteigentum (ст. 652 — 654 «a» ШГК)). При этом, как отмечают швейцарские исследователи, долевая собственность сконструирована гораздо более индивидуалистично <1>. Основным квалифицирующим признаком долевой собственности является то, что каждому сособственнику принадлежит индивидуальное право на идеальную (расчетную) квоту в вещи (долю), которой он может распоряжаться принципиально как единоличный собственник, т. е. не спрашивая согласия остальных сособственников (абз. 3 ст. 646 ШГК). Так как долевая собственность — это все-таки разновидность общей собственности, право каждого сособственника распространяется на всю вещь. Таким образом, право долевой собственности включает в себя наряду с индивидуальным правом на квоту (долю) также совместное право на целую вещь <2>. ——————————— <1> Brunner C., Wichtermann J. in: Basler Kommentar zum schweizerischen Zivilgesetzbuch / H. Honsell, P. Vogt, T. Geiser (Hgs.). 2. Aufl. Basel, 2003. S. 848. <2> Brunner C., Wichtermann J. Op. cit. S. 848.

Попутно заметим, что в отечественном законе термин «доля» используется крайне неаккуратно. В доктрине имеется ясность, что доля — это доля в праве, а не в самой вещи <1>, но в законе термин «доля» использован еще в одном значении — как часть вещи (имущества). Так, согласно п. 2 ст. 252 ГК РФ участник долевой собственности вправе требовать выдела своей доли из общего имущества. Очевидно, что, если бы под долей понималась идеальная квота в праве собственности, требовать выдела этой доли было бы немыслимо: она и так являлась «выделенной», раз мы знаем ее величину (например, 1/3). Зачем требовалось прибегать к такому удвоению понятия, совершенно необъяснимо. ——————————— <1> См., например: Зимелева М. В. Общая собственность в советском гражданском праве // Вестник гражданского права. 2009. N 4; 2010. N 1.

В Швейцарии, так же как и в России, законом предусмотрено преимущественное право покупки при отчуждении доли в пользу несособственника <1>. ——————————— <1> Brunner C., Wichtermann J. Op. cit. S. 864.

В то время как сообщество долевых собственников возникает в силу факта образования долевой собственности, которая может быть установлена сделкой, для возникновения совместной собственности, напротив, требуется наличие определенной законом связи между лицами, которая существует до того, как возникает совместная собственность. Таким образом, совместная собственность является вещно-правовым следствием упомянутого в законе юридически значимого сообщества; «абстрактная совместная собственность» исключена. Швейцарскому закону известен numerus clausus возможных юридически значимых сообществ, в которых возникает совместная собственность: а) супруги, избравшие специальный режим супружеского имущества (ст. 221 и сл. ШГК); б) наследники (ст. 602 и сл. ШГК); в) сообщество родственников (ст. 336 и сл. ШГК); г) простое товарищество (ст. 530 и сл., 544 Швейцарского обязательственного закона (далее — ШОЗ)); д) коммандитное товарищество (ст. 552 и сл. ШОЗ). Правила о совместном распоряжении имуществом действуют только субсидиарно (абз. 2 ст. 653 ШГК) и уступают в силе тем предписаниям, которые применяются к соответствующему сообществу. Так, например, участник простого товарищества, на которого возложено ведение общих дел, в ходе обычной хозяйственной деятельности по умолчанию управомочен распоряжаться вещами, находящимися в совместной собственности (абз. 1 и 3 ст. 535 ШОЗ). Помимо этого, совместная собственность в Швейцарии, как и в Германии, отличается от долевой собственности тем, что наряду с общим правом на вещь в целом сособственнику не принадлежит никакая индивидуальная квота и потому он не имеет никакой самостоятельной правовой позиции. Осуществление прав происходит исключительно сообществом. О какой-либо «доле» в правовом смысле можно говорить лишь в контексте права сособственника получить нечто при разделе общего имущества (права ожидания (Anwartschaftsrecht) <1>). В экономическом смысле, напротив, существуют доли в совместном имуществе, которые подлежат соответствующему учету и налогообложению. ——————————— <1> Теория прав ожидания подробно изложена в немецкой правовой доктрине. Литературу по вопросу см., например: Raiser L. Dingliche Anwartschaften. Tubingen: Mohr Siebeck, 1961; Wieacker F. Die Forderung als Mittel und Gegenstand der Vermogenszuordnung // Deutsche Rechtswissenschaft. 1941. S. 249.

Повторим, что аналогичный подход имеет место в Германии. Доля каждого правообладателя совместного имущества в отношении отдельного предмета, относящегося к общему имуществу, не может быть установлена по вещно-правовым правилам, поэтому данной долей нельзя и распорядиться <1>. ——————————— <1> Baur F. Lehrbuch des Sachenrechts. 14. Auflage. Munchen: C. H. Beck, 1987. S. 16; Westermann H. P., Eickmann D., Gursky K-H. Op. cit. S. 203 и др.

Например, если Е., М. и Ц. — сонаследники и каждому принадлежит по 1/3, то это всего лишь доля в общем имуществе, т. е. доля участия в совместной ценности, которая необходима для раздела, но не более. Поэтому, например, Е. не может считать, что ему принадлежит доля в размере 1/3 в здании, входящем в состав общего имущества, и передать именно эту долю кому-либо. В этом правиле проявляется значительный элемент личного, а не вещного права. Отдельный участник может при наличии определенных предпосылок распорядиться только своим участием в сообществе совместных собственников (см., например, право наследника распорядиться своей долей в наследственном имуществе согласно абз. 1 § 2033 ГГУ) <1>. Разумеется, это возможно далеко не во всех случаях. В зависимости от вида сообщества они урегулированы в германском законе довольно дифференцированно. Для России, в которой совместная собственность представлена чаще всего как собственность супругов <2>, аналогичная возможность распоряжения правом участия в брачном союзе тем более неактуальна <3>. ——————————— <1> Aderhold L. Op. cit. Vor § 1008 (Rn. 3). <2> Имеется еще совместная собственность членов крестьянского фермерского хозяйства, но эта форма объединения лиц настолько противоречиво сформирована в действующем законодательстве (имеется тенденция называть крестьянское хозяйство юридическим лицом), что делать о ней какие-либо суждения попросту невозможно. <3> В свете современного развития законодательства не можем удержаться от того, чтобы не предположить, что, если какому-то влиятельному экономисту, близкому к Правительству, покажется, что введение права уступать правовое положение супруга в браке в пользу нового лица поможет «инновационному развитию страны» или будет способствовать привлечению новых инвестиций в отечественную экономику, такая возможность вполне может появиться в нашем законодательстве. Как говорится, нет ничего невозможного.

С этой точки зрения можно наблюдать первое, довольно существенное отличие рассмотренных выше правопорядков от российского, в котором, казалось бы, представлено точно такое же деление общей собственности на долевую и совместную. В России доктрина права не усматривает вышеназванной специфики в общей совместной собственности и не считает, что у участников общей совместной собственности имеются совсем другие доли, чем у участников общей долевой собственности. Напрямую не дает возможности усматривать подобное разграничение и закон. В Германии у слова «доля» два значения: а) конкретная идеальная квота в праве общей долевой собственности на конкретную вещь; б) абстрактная квота в праве общей совместной собственности на некий конгломерат имущества, которая пригодится только при распределении конкретных вещей из состава данного имущества по отдельным участникам в ходе раздела данного имущества. В России у слова «доля» тоже два значения: а) такое же, как в Германии; б) доля как часть вещи (допустим, половина апельсина, которую может потребовать его долевой собственник при разделе). Второго германского значения (т. е. б)) ни российский закон, ни доктрина права, судя по всему, не знают. Есть некоторые основания полагать, что это довольно серьезная ошибка. Возможно, с ней связана немалая часть затруднений, которые имеются в отечественном правопорядке, во-первых, в связи с общей совместной собственностью супругов и, во-вторых, в связи с общей долевой собственностью участников простого товарищества (в Германии и Швейцарии это общая совместная собственность). Иными словами, институт совместной собственности по российскому праву не демонстрирует должных отличий от института общей долевой собственности, поскольку и в том, и в другом термин «доля» принимается в одинаковом значении. Как следствие, на практике получается, что в России надо исходить из того, что из трех квартир, попавших в наследственную массу, троим наследникам достанется по 1/3 в каждой квартире и затем суд, присудив в порядке раздела наследственной массы каждому из наследников в собственность по одной квартире, по сути, отнимет у каждого из сособственников его доли в двух квартирах и отдаст ему взамен доли других сособственников в какой-то одной квартире. Напротив, в Германии доли наследников будут означать лишь то, на что должен ориентироваться суд, производя раздел. При этом ни на одну из квартир (как вещей — объектов гражданского оборота) не будет существовать никаких долей в праве собственности у наследников. Кроме того, в России довольно сложно объяснить, почему до момента раздела ни один из указанных наследников не сможет продать свою долю в конкретной квартире. В свою очередь в Швейцарии не вызывает сомнений, что никакое управомочие, основанное на совместной собственности, не может быть передано другому лицу, причем это находит довольно простое теоретическое объяснение: правовой статус сособственника в этом виде общей собственности определяется только принадлежностью к соответствующему сообществу <1>. Если новый участник вступает в данное сообщество, он ipso jure (т. е. без передачи или внесения записи в поземельную книгу) становится совместным собственником. Положение остальных сособственников тем самым ослабляется (так называемая правовая деконсолидация). ——————————— <1> Brunner C., Wichtermann J. Op. cit. S. 849; Europaisches Privatrecht in Vielfalt geeint: Einheitsbildung durch Gruppenbildung im Sachen-, Familien — und Erbrecht? — Droit prive europeen: l’unite dans la diversite: Convergences en droit des biens, de la famille et des successions? / C. Baldus, P.-C. Muller-Graff (Hgs.). Walter de Gruyter, 2011. S. 270.

Апофеоз смешения всех понятий находим в ст. 255 ГК РФ. Как кредитору обратить взыскание на долю участника общей совместной собственности? Он должен потребовать выделить ее в натуре, т. е. потребовать, чтобы суд определил, какое конкретно имущество из состава имущественной массы вследствие проведенного раздела принадлежит именно должнику. Если это невозможно, доля подлежит продаже либо остальным участникам общей собственности, либо с торгов третьим лицам. Закон устанавливает единый режим как для общей долевой, так и для общей совместной собственности. Но мы видели выше, что эти виды общей собственности кардинально отличаются друг от друга и в общей совместной собственности ни о какой продаже доли вообще не может идти речи, потому что такого объекта права вообще не существует. Возможно, нам открылись не все нюансы избранной темы, но пока, делая негативный акцент на подобной ситуации, а не превознося ее как гениальное достижение отечественного правового ума, мы исходим из того, что в российской доктрине нет работ, которые доходчиво объяснили бы, по какой причине термин «доля» имеет одинаковое значение в долевой и совместной собственности и зачем эти два вида сособственности так сливаются друг с другом. Нам представляется, что поскольку в российском гражданском праве в основных чертах воспроизводится деление на общую долевую и общую совместную собственность, характерное для Европы, и поскольку европейский подход адекватнее решает возникающие в российской практике проблемные вопросы, постольку целесообразно действовать в унисон с европейскими правопорядками и заимствовать их опыт, прошедший апробацию временем. Возможно, это призыв к кардинальному пересмотру основ деления на общую долевую и общую совместную собственность по российскому праву. Но, скорее всего, это призыв к другому — к восполнению утраченного знания о специфике общей совместной собственности. В любом случае позиция, выработанная в практике Президиума ВАС РФ для общей долевой собственности, о которой пойдет речь ниже, должна применяться именно к ней, и попытки воспользоваться ею применительно к общей совместной собственности не должны находить поддержки в судах.

Распоряжение вещью, находящейся в общей долевой собственности

В настоящем разделе мы намеренно уклоняемся от рассмотрения проблем отчуждения вещей, находящихся в совместной собственности, поскольку они требуют довольно глубокой проработки, особенно имея в виду широкий спектр примеров этой разновидности общей собственности по германскому и швейцарскому праву, у каждого из которых имеются свои особенности. В российской судебно-арбитражной системе появляется пока только практика рассмотрения споров по поводу отчуждения вещи из общей долевой собственности, поэтому основное внимание будет обращено именно на нее. В полном соответствии с изложенными выше взглядами на природу общей долевой собственности как сочетания эксклюзивного права на долю с соучастием в неделимых правах на вещь в целом (право распорядиться всей вещью, очевидно, относится именно к неделимым), в германском, швейцарском и российском праве закреплено, что воля на отчуждение вещи должна быть выражена всеми участниками единогласно (§ 747 ГГУ, абз. 2 ст. 648 ШГК, п. 1 ст. 246 ГК РФ). В этом отличие распоряжения вещью, например, от управления ею, при котором допустимо принимать решение большинством участников. Один сособственник может правомерно распорядиться общей вещью только в качестве исключения (абз. 2 § 744 ГГУ). Согласно этой норме любой соучастник управомочен принимать необходимые для сохранения предмета меры без согласия иных соучастников. Эта норма толкуется таким образом, что в отдельных случаях за участником долевой собственности признается право распорядиться общей вещью, например, чтобы избежать ее гибели <1>. Можно предположить, что имеются в виду скоропортящиеся товары или иные экстренные случаи. ——————————— <1> Sprau H. in: Palandt Kommentar zum Burgerlichen Gesetzbuch. 67. Aufl. Munchen: C. H. Beck, 2008. § 744 (Rn. 3). S. 1104.

В отечественном законе подобной нормы нет, и это сравнение, по-видимому, все-таки не в пользу российского права, поскольку неурегулированным остается довольно важный вопрос. Тем самым правовая система в вопросах общей собственности оказывается недостаточно гибкой. Дел, связанных с подобной ситуацией, в судебной практике не встречается. Но если они появятся, как представляется, следует прибегнуть к институту ведения чужих дел без поручения (гл. 50 ГК РФ). Продавая вещь, чтобы избежать ее гибели, сособственник будет преследовать интересы других сособственников наряду со своим собственным. В теории это считается приемлемым <1>. Однако подобный обходной путь не оправдывает отсутствие специальных норм, посвященных специальной экстренной продаже общей вещи, поскольку применение гл. 50 ГК РФ отечественными судами пока далеко от идеального. ——————————— <1> Граве К. А. Деятельность в интересе другого лица без поручения // Отдельные виды обязательств. М., 1954. С. 342; Гражданское право: Учебник: В 3 т. / Под ред. А. П. Сергеева, Ю. К. Толстого. Т. 2. М., 2001. С. 679.

Совершенно необязательно, чтобы распоряжение совершалось всеми сособственниками одновременно и совместно (в одной сделке), — они могут это сделать последовательно или отдельными распоряжениями в отношении принадлежащих им долей <1>. ——————————— <1> Wieling H. J. Sachenrecht. 4. Aufl. Berlin; Heidelberg; NY: Springer, 2001. S. 90.

В случае установления обременения в отношении всего права каждая доля в нем отвечает в полном объеме <1>. ——————————— <1> Wieling H. J. Sachenrecht. 5. Aufl. S. 286.

Если вещью распорядились не все сособственники, то они действуют как неуправомоченные отчуждатели и применяются нормы § 892 (о публичной достоверности поземельных книг) и 932 (о добросовестном приобретении от неуправомоченного лица) и сл. ГГУ <1>. Иными словами, вещь продана незаконно, но при определенных обстоятельствах покупатель может стать ее собственником. При этом германское право рассуждает именно в категориях незаконного отчуждения всей вещи и приобретения прав на всю вещь. Вопрос не ставится в таком ключе: те сособственники, которые продавали вещь в целом, смогли на законных основаниях продать собственные доли и незаконно продали долю не участвовавшего в сделке сособственника. Вместе с тем в России, похоже, вопрос ставится именно так, и это не может не настораживать. Прежде всего, в этом случае игнорируется воля приобретателя вещи. Он мог быть совершенно неготовым к тому, чтобы приобрести вещь не в единоличную, а в общую долевую собственность с кем-то. Далее, нарушается преимущественное право покупки того участника, без участия которого сначала была продана вещь, а затем эта сделка была понята судом как отчуждение долей тех сособственников, которые распорядились вещью без его ведома. ——————————— <1> Wieling H. J. Sachenrecht. 5. Aufl. S. 286.

Вопрос о трансформации сделки по отчуждению вещи в целом в сделку по отчуждению отдельных долей представляет значительный интерес и плохо освещен в российской доктрине, поэтому стоит взглянуть подробнее на зарубежный опыт. Понятно, что данный вопрос имеет довольно высокое прикладное значение. Если в распоряжении вещью усматривать распоряжение суммой долей в праве на нее, то основание недействительности сделки, относящееся только к одному из сособственников, препятствует передаче приобретателю только его доли — остальные доли переходят к приобретателю, и он становится сособственником, вместо того чтобы стать собственником единоличным. Если встать на другую точку зрения, то наличие любой преграды влечет за собой недействительность распорядительной сделки в целом по общему правилу «Nemo plus juris transferre potest, quam ipse habet». В Германии на сегодняшний день господствует компромиссная модель. По общему правилу распоряжение вещью, совершенное не всеми сособственниками законным образом (например, ввиду того, что один из сособственников был недееспособен), является недействительным в целом. В то же время недействительное распоряжение в отношении всей вещи может быть трансформировано в распоряжение долями тех сособственников, чьи волеизъявления были законными (§ 140 ГГУ). Данная норма предусматривает правило о так называемой конверсии (Umdeutung). В качестве одного из многочисленных примеров, в которых работает данная норма, германские комментаторы называют трансформацию отчуждения права на всю вещь в отчуждение только доли в праве общей долевой собственности на данную вещь (такова практика германских судов со времен Имперского суда <1>). ——————————— <1> Heinrichs H. in: Palandt Kommentar zum Burgerlichen Gesetzbuch. 67. Aufl. § 140 (Rn. 11). S. 147.

В проекте Концепции совершенствования гражданского законодательства (общих положений) рабочая группа под руководством В. Ф. Яковлева в п. 2.7 разд. V, касающегося недействительности сделок, предложила ввести институт конверсии недействительной сделки в российское законодательство. Текстуально это было выражено следующим образом: «В целях обеспечения большей стабильности гражданского оборота общие положения о недействительности сделок должны предусматривать возможность переквалификации судом недействительных сделок в случаях, когда применение недействительности является неоправд анным. Переквалификация может происходить в случаях, когда условия недействительной сделки соответствуют требованиям, установленным законом в отношении другой сделки, и при этом есть основания предполагать, что действительность сделки отвечала бы воле сторон, если бы им было известно о недействительности первой сделки» <1>. ——————————— <1> Концепция совершенствования общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации (проект) // Вестник ВАС РФ. 2009. N 4. С. 67.

Обоснование этого предложения также имелось в проекте Концепции: «Специальным случаем оздоровления ничтожных сделок является также ситуация, когда при недействительности сделки к ней могут без нарушения закона применяться правила о другой сделке, которая, хотя и не имелась в виду сторонами при совершении недействительной сделки, однако объективно соответствует их интересам и могла быть совершена, если бы стороны знали о недействительности первой сделки. Например, § 140 ГГУ предусматривает, что при соответствии условий недействительной сделки требованиям, предъявляемым к другой сделке, действуют правила, относящиеся к последней, когда есть основания предполагать, что ее действительность отвечала бы воле сторон, если бы им было известно о недействительности первой сделки» <1>. ——————————— <1> Там же. С. 57.

Причем далее в Концепции в порядке реакции на высказываемые в адрес данного предложения сомнения содержалось обоснование, почему иных правил гражданского законодательства, имеющихся в наличии на сегодняшний день, например о притворных сделках, недостаточно для решения данной конкретной проблемы. Дело в том, что, в отличие от притворной сделки, где стороны действуют недобросовестно, заведомо зная, что совершают недействительную сделку, прикрывающую другую сделку, правило об оздоровлении недействительной сделки предполагает добросовестность сторон, не знающих о недействительности сделки, и в силу этого, насколько это возможно, допускает применение к недействительной сделке правил о другой — действительной — сделке, если это не противоречит предполагаемой воле сторон. По состоянию на март 2010 г. необходимая норма имелась в проекте измененного ГК РФ (п. 6 ст. 166). Она гласила: «Если ничтожная сделка отвечает требованиям, предъявляемым к другой сделке, последняя считается заключенной при условии, что можно предположить о намерении заключить эту сделку при наличии у сторон сведений о ничтожности первой сделки». К сожалению, в тексте законопроекта, принятого в первом чтении весной 2012 г., соответствующая норма не сохранилась. В этой ситуации судебной практике потребуется определиться с тем, как поступать. Возможно, отсутствие упомянутой нормы дает еще меньше оснований для переквалификации сделки по отчуждению вещи в целом в сделку по отчуждению каких-либо долей в праве на эту вещь. Также следует обратить внимание на то, почему именно возникает вопрос о конверсии в ситуации, когда недействительна вся распорядительная сделка по отчуждению вещи <1>. Дело в том, что при недействительности волеизъявления отдельного сособственника сделка отчуждения всей вещи именно недействительна в целом — никакие правила о недействительности сделки в части помочь в данной ситуации не могут. Объясним вкратце почему. В литературе уже появились работы, глубоко и подробно раскрывающие данный вопрос на примере германского права <2>, поэтому обратим внимание на аргументы специалистов по швейцарскому праву. ——————————— <1> Во избежание путаницы необходимо сделать оговорку о том, что здесь, ранее и далее под недействительными сделками понимаются только распорядительные сделки (сделки, направленные непосредственно на передачу права). Обязательственная сделка, по которой лицо обязывается передать право, должна сохранять свою действительность. Отечественные авторы разделились на тех, кому нравится принцип разделения на обязательственные и распорядительные сделки, и тех, кто его не поддерживает, а иногда и просто не переносит. Это закономерно, поскольку, как мы знаем, отечественное право длительное время находилось под устойчивым влиянием французского, а затем германского права. Собственно, первая точка зрения — германская, вторая — французская. Мы не меняем свою позицию сторонника германского подхода, но уклоняемся от дискуссии, которая уведет в сторону от необходимого изложения, относящегося к теме публикации. <2> Новицкая А. А. Недействительность части сделки: сравнительно-правовой анализ российского и немецкого правового регулирования // Вестник гражданского права. 2011. Т. 11. N 1. С. 5 — 51.

Швейцарские комментаторы отвечают на вопрос о том, является ли распоряжение вещью распоряжением суммой долей в праве на нее, отрицательно <1>. ——————————— <1> Schneider B. Das schweizerische Miteigentumsrecht. Bern, 1973. S. 66.

Против отождествления этих двух явлений выдвигаются следующие аргументы: особенно заметным отличие распоряжения вещью в целом от распоряжения совокупностью долей в праве на нее становится тогда, когда правопорядок допускает отступление от принципа единогласия при принятии решения об отчуждении вещи (такие случаи известны, хотя по общему правилу работает принцип единогласия). Совершенно очевидно, что распоряжение вещью большинством голосов еще можно как-то объяснить, но распоряжение конкретной долей помимо воли того, кто голосовал против, объяснить практически невозможно <1>. ——————————— <1> Schneider B. Das schweizerische Miteigentumsrecht. Bern, 1973. S. 67.

Вопрос о том, шла ли речь в конкретном случае о распоряжении суммой долей или о распоряжении общей вещью, решается посредством толкования воли сторон с учетом конкретных обстоятельств. При этом применяются общие правила толкования сделок: 1) если при этом будет установлено, что участники распоряжались своим общим правом, то не могут иметь места попытки рассуждать о недействительности части сделки по смыслу абз. 2 ст. 20 ШОЗ. Недействительность части сделки имеет место тогда, когда пороки сделки относятся только к какой-то ее части, например, если установлены различные обязательства, одно из которых является ничтожным; передача же единоличной собственности на вещь (именно это цель распоряжения вещью в целом) представляет собой отдельное обязательство, а не несколько обязательств. Поэтому и любой недостаток среди правомочий сособственников относится к сделке в целом, а не к ее части. Если после того, как отчуждение всей вещи оказалось неудачным, остальные сособственники желают сохранить сделку в силе, они могут конвертировать ее в отчуждение долей в праве; с практической точки зрения можно сказать, что они дают согласие на новый договор с новым содержанием; 2) если вещь отчуждается таким образом, что все сособственники передают свою доли одному и тому же приобретателю, то мы имеем перед собой ровно столько договоров, сколько сособственников у данной вещи, и не играет роли то, что это все может быть оформлено как один документ. Каждый продает свою долю. Имеет место несколько сделок, и к этой ситуации опять же неприменимы правила о недействительности части сделки. Совершенно очевидно в указанной ситуации, что отпадение одной из сделок вследствие ее недействительности никак не влияет на действительность прочих сделок <1>. ——————————— <1> Schneider B. Op. cit. S. 68.

Мы остановились на этом частном вопросе прежде всего потому, что отдельные российские судебные акты относительно непротиворечиво удается истолковать только в том случае, если предположить, что суд видел в распоряжении вещью распоряжение долями в праве на нее, в том числе теми из них, которые никак не принадлежат отчуждателю. По-видимому, стоит дополнительно поразмыслить над тем, насколько оправдан этот путь.

Добросовестное приобретение долей в праве долевой собственности

Отдельно от вышеизложенной следует разобрать проблему добросовестного приобретения долей в праве общей собственности. По германскому праву для возможности добросовестного приобретения доли в праве общей собственности большое значение придается вопросам владения (единоличное, совместное и пр.), поэтому при размышлении над нижеследующими положениями нужно быть особо внимательным. К добросовестному приобретению долей в праве собственности применимы положения § 932 — 935 ГГУ. Неуправомоченный отчуждатель, который является единоличным владельцем вещи и выступает в таком качестве, может создать у приобретателя право сособственности в силу абз. 1 § 932 ГГУ, если он предоставит приобретателю совладение. Указанные нормы ГГУ применяются и в том случае, если тот, кто выдавал себя за единоличного владельца, являлся всего лишь совладельцем <1>. ——————————— <1> Wieling H. J. Sachenrecht. 5. Aufl. S. 393.

Добросовестный приобретатель доли становится в рассматриваемых случаях сособственником наряду с прежним обладателем единоличной собственности на вещь. Если неуправомоченное лицо отчуждает вещь нескольким приобретателям, один из которых является недобросовестным, то доля, приходящаяся на него, остается у прежнего собственника, а добросовестные приобретатели получают свои доли в праве. Размер доли добросовестного приобретателя определяется его соглашением с неуправомоченным лицом <1>. ——————————— <1> Ibidem.

Мы видим, что, рассуждая о долях в праве общей собственности, германские юристы тем не менее всегда держат в уме фактическое владение. Этот промежуточный вывод призван сыграть большую роль в будущем, когда речь зайдет об отечественной практике. Если неуправомоченный отчуждатель в Германии представляется приобретателю не как единоличный собственник, а как сособственник, то возможны разные варианты. Во-первых, если, например, три якобы сособственника в размере 1/3 долей у каждого продают свои доли троим приобретателям, то последние при условии их добросовестности могут приобрести сособственность. Если один из них недобросовестен, он выпадающую на него долю не приобретает — она остается у собственника. Во-вторых, если якобы сособственник, являющийся лишь совладельцем, отчуждает свою предполагаемую долю, то возникает сложность, поскольку, с одной стороны, совладение говорит в пользу наличия сособственности отчуждателя, но, с другой стороны, совладение никак не может указать на размер его доли в праве собственности. Из этого некоторые германские авторы делают вывод о том, что совладение вообще не может являться основанием для добросовестного приобретения собственности от неуправомоченного лица. Это неверно, поскольку совладение в любом случае говорит в пользу наличия сособственности. Если Б., З. и Н. являются совладельцами и из них Б. и З. являются сособственниками с долями по 1/3, в то время как оставшаяся доля принадлежит вовсе не Н., а Е., то совладение Н. тем не менее свидетельствует в пользу его права долевой собственности. Возникает правовая видимость, на которую приобретатель может полагаться. Да, из этой видимости нельзя заключить о размере доли, но она тем не менее есть. В любом случае доля не должна равняться нулю. Г. Вилингу наиболее простым решением представляется такое, при котором приобретатель получил бы согласованную с отчуждателем долю, но не свыше той, которая предположительно приходится на отчуждателя (раз совладельцев трое, то не свыше 1/3) <1>. Обоснование довольно простое: точно так же, как единоличное владение указывает на единоличную собственность, совместное владение троих указывает на сособственность в долях по 1/3. Поэтому, например, один из трех совладельцев не сможет продать добросовестному лицу долю в размере 1/2. Если же он попытается это сделать, сделка будет либо недействительной в целом, либо действительной в отношении 1/3 доли (вопрос решается путем исследования гипотетической воли сторон). Иначе следует решать только в том случае, если все совладельцы изъявят свое согласие на отчуждение доли в более высоком размере; в этом случае возможно добросовестное приобретение доли любого размера, поскольку приобретатель вправе полагаться на то, что все вместе владельцы могут передать вообще целое право собственности (и тем более долю в нем). ——————————— <1> Wieling H. J. Sachenrecht. 5. Aufl. S. 394.

Поскольку число совладельцев является принципиальным при решении вопроса о наличии правовой видимости, приобретатель обязан получить точную информацию по данному вопросу. На свою ошибку в этом вопросе он не сможет ссылаться, поскольку установить требуется не его субъективное отношение к действительности, а объективный юридический факт совладения. Если вещь украдена у одного из совладельцев или потеряна им, то его доля не может быть добросовестно приобретена никем; иные доли в праве на данную вещь могут быть добросовестно приобретены <1>. ——————————— <1> Ibidem.

Защита прав участника общей долевой собственности от нарушений

Правопорядки Германии и Швейцарии, будучи весьма близкими, демонстрируют небольшие различия в решении вопроса о защите прав участников общей долевой собственности от нарушений.

Германия

Способы защиты прав сособственника разнятся в зависимости от того, кто является нарушителем — иной сособственник или третье лицо. В том случае, если нарушителем является сособственник, все притязания потерпевшего сособственника ограничены тем, что его право носит долевой (частичный) характер. Поэтому требования могут быть основаны на § 743 ГГУ (право на соразмерную долю плодов вещи и на пользование ею), § 744 ГГУ (право на совместное управление вещью), § 745 ГГУ (право потребовать разумного управления вещью, если участники не смогли прийти на этот счет к согласию или принять решение большинством голосов), § 1004 ГГУ (негаторный иск) <1>. Среди прочего сособственник вправе требовать восстановления совместного владения (Mitbesitz) <2>. ——————————— <1> Lorenz A. in: Erman Kommentar zum BGB. 12. Aufl. § 1004 (Rn. 105). <2> Ebbing F. in: Erman Kommentar zum BGB. 12. Aufl. § 985 (Rn. 7).

Отметим здесь, что К. И. Скловский критикует аналогичную позицию В. Ф. Гелера, высказанную более ста лет назад на базе исследования источников римского права и характерную по сей день для германских правопорядков <1>. По мнению К. И. Скловского, «право общей собственности образует широкий круг исков к другим сособственникам… эти иски вытекают не из права собственности как права вещного и абсолютного, а из того правоотношения, имеющего тип обязательственной связи, которое устанавливается между сособственниками… Но это не исключает и обычной, т. е. абсолютной, защиты собственности, и владения, которые даются каждому совладельцу именно как собственнику» <2>. Таким образом, К. И. Скловский полагает, что не исключен иск одного из совладельцев к другим о передаче ему владения имуществом в соответствующей части посредством виндикационного иска (ст. 301 ГК РФ) <3>. ——————————— <1> Гелер В. Ф. Учение о праве общей долевой собственности по римскому праву. Харьков, 1895. С. 10. <2> Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. 5-е изд., перераб. М.: Статут, 2010. С. 261. <3> Там же.

Он понимает, что такое предложение наталкивается на целый ряд догматических сложностей, и оговаривает их: «Хотя норма ст. 301 ГК и говорит об ответчике как о незаконном владельце, в данном случае такой иск допустим, поскольку ответчик, занимающий чужую часть вещи (при известной условности самого термина «часть вещи», конечно), может рассматриваться в известном смысле наравне с незаконным владельцем» <1>. ——————————— <1> Там же.

Мы показали, что для германской правовой науки подобные рассуждения неприемлемы как 100 лет назад, так и сегодня, причем отсутствие других точек зрения можно предположить и на 100 лет вперед. Следовательно, российской науке, по-видимому, не удастся опереться на наработки как германского, так и римского права в этом вопросе (имея в виду, что германское право — это переработанное римское право), если она захочет придерживаться подхода, озвученного выше, и развивать этот подход придется сугубо самостоятельно. Обратим внимание на Постановление Президиума ВАС РФ от 25 октября 2011 г. N 5910/11, затронувшее похожую правовую проблему конкуренции исков. В нем рассматривался спор двух сособственников, по-видимому, братьев, причем один из них захватил общий объект в единоличное владение и переоборудовал его, а второй просил суд обязать ответчика восстановить прежние технические характеристики общего имущества путем проведения ремонта внутренних помещений и элементов инженерного оборудования. Иск был основан на ст. 1064 ГК РФ, т. е. имел деликтную природу. Согласно выводам Президиума ВАС РФ, поскольку спор возник между участниками общей долевой собственности, обладающими в равной мере вещными правами на объект недвижимости, у судов не имелось оснований рассматривать возникший спор по нормам гл. 59 ГК РФ, регулирующей обязательства из причинения вреда, в которых потерпевший и причинитель вреда до наступления вреда в отношениях между собой не состояли. В отсутствие между сторонами договора, заключаемого в порядке ст. 247 ГК РФ, отношения сторон не были квалифицированы и как договорные. Тем не менее Президиум посчитал возможным прибегнуть к такой общей мере защиты нарушенных прав, установленной в ст. 12 ГК РФ, как восстановление положения, существовавшего до нарушения права. Как представляется, в этом решении воплощается идея о наличии особых правоотношений между участниками долевой собственности, в которых защита должна осуществляться по самостоятельным правилам. Таких правил в российском законе, в отличие от германского или швейцарского аналога, не имеется. Этот пробел вынуждена закрывать судебная практика, и закрывает его она в русле зарубежных подходов. Но вернемся к описанию способов защиты интересов сособственников. Гораздо более подробно в германской литературе разбирается вопрос о защите прав сособственников против третьих лиц <1>. ——————————— <1> Brehm W., Berger C. Op. cit. S. 29 и др.

Согласно § 1011 ГГУ каждый сособственник может использовать основанные на праве собственности притязания против третьего лица, имея в виду всю вещь, однако притязание на выдачу (Herausgabeanspruch <1>) — только в соответствии с § 432 ГГУ. ——————————— <1> Под этим абстрактным понятием объединяются разные виды требований: виндикационное требование собственника об отобрании вещи у незаконного владельца, требование о возврате вещи из договорного использования (например, требование арендодателя к арендатору по завершении договора), требование об уплате денег. Так, по мнению Г. Вилинга, притязания из § 1007, из деликта или неосновательного обогащения идентичны притязанию из § 985 (виндикация) в той мере, в какой они направлены на выдачу управомоченному лицу чего-либо (см.: Wieling H. J. Sachenrecht. 5. Aufl. S. 532).

Данная норма означает, что сособственник вправе прибегнуть к следующим способам защиты против третьих лиц: 1) требования, вытекающие и права собственности: а) вещные (§ 894 ГГУ (требование о корректировке недостоверной поземельной книги), § 985 ГГУ (виндикационный иск), § 1004 ГГУ (негаторный иск), § 1005 ГГУ (право преследования вещи, попавшей на чужой земельный участок)); б) личные (§ 987 ГГУ (право на получение плодов и доходов от вещи при возврате имущества из чужого незаконного владения), § 989 ГГУ (право на возмещение убытков, связанных с гибелью или ухудшением свойств вещи после возбуждения в суде дела об ее истребовании у ответчика), § 990 ГГУ (право на получение плодов и доходов от вещи, адресованное к недобросовестному владельцу)); 2) требования, вытекающие из владения (§ 859 (самозащита владельца), § 861 (владельческая защита в случае лишения владения), § 867 (право преследовать вещь, попавшую на чужой земельный участок), § 1007 (право на возвращение владения, перешедшего к недобросовестному лицу, в тех случаях, когда не применяются положения § 861 или 985 ГГУ)); 3) деликтные требования (§ 823 ГГУ); 4) требования из неосновательного обогащения (§ 812 ГГУ) <1>. ——————————— <1> Aderhold L. Op. cit. § 1011 (Rn. 1).

Данные выкладки нуждаются в теоретическом объяснении. Они заключаются в следующем. Любой сособственник управомочен не только осуществлять права, вытекающие из его доли в праве собственности, но и в силу § 1011 ГГУ наделен правом реализовывать и защищать право собственности на всю вещь. При этом речь идет об установленном законом процессуальном соучастии (Prozefistandschaft <1>), цель которого заключается в укреплении правового положения отдельного сособственника: у него должно быть право защитить право собственности на вещь и тогда, когда иные сособственники не желают ему в этом содействовать. Интересы других сособственников не затрагиваются; если один из сособственников обратился за защитой права, то это идет на пользу всем, в частности, когда речь идет о притязаниях согласно § 1004, 1005, 894 ГГУ, § 771 ГПК Германии. Иначе это решается в отношении притязаний о выдаче чего-либо, поскольку передача только одному из сособственников затрагивает интересы остальных. В силу § 1011 ГГУ любой сособственник хотя и может самостоятельно <2> предъявить притязание о выдаче (денег, вещи и т. п.), но в соответствии с абз. 1 § 432 он может претендовать на передачу только в пользу всех сособственников, равно как и на депонирование на имя всех или на передачу на хранение. Подобное притязание о выдаче может вытекать из § 985, 1007, 823 и 812 ГГУ <3>. ——————————— <1> Prozessstandschaft раскрывается как управомочие процессуальной защиты чужой собственности от своего имени (см.: Brehm W., Berger C. Op. cit. S. 29 и др.). <2> То есть и против воли остальных сособственников (см.: Baur F. Op. cit. S. 17). <3> Wieling H. J. Sachenrecht. 5. Aufl. S. 287.

Если один из сособственников не желает или не способен забрать вещь, то по аналогии с предл. 2 абз. 1 § 986 ГГУ предлагается передавать ее остальным. Параграф 1011 ГГУ применим также к притязаниям о возмещении ущерба в деньгах (§ 989, 823, 812, 816 ГГУ), и в соответствии с целью каждой нормы сособственник может потребовать либо уплаты возмещения в полном объеме в пользу всех сособственников, либо уплаты только пропорциональной части в свою пользу <1>. ——————————— <1> Wieling H. J. Sachenrecht. 5. Aufl. S. 287 — 288.

Решение, вынесенное по спору с одним из сособственников, не имеет юридической силы в отношении других сособственников (не может быть использовано ни против них, ни в их пользу) — применению подлежит § 325 ГПК Германии. На стадии подготовки к изданию ГГУ предлагалось придать решению, благоприятному для сособственника, юридическую силу для всех остальных сособственников. Первая комиссия вычеркнула данное предложение из текста Уложения ввиду того, что не желала видеть в нем процессуальные нормы. По ее мнению, задачей внесения определенности в данный вопрос должно было заниматься процессуальное законодательство. В нем, в свою очередь, не последовало никакого исключительного регулирования для общей долевой собственности <1>. Вместе с тем в германской литературе встречается и позиция, согласно которой если остальные сособственники выразили свое согласие на данный иск, то решение приобретает юридическую силу и для них <2>. ——————————— <1> Ibid. S. 287. <2> Aderhold L. Op. cit. § 1011 (Rn. 3).

Швейцария

В основных чертах позиция швейцарской доктрины соответствует тому, что мы видели в германских источниках, за исключением некоторых деталей, на которых стоит остановиться подробнее. В Швейцарии любой сособственник вправе самостоятельно и без привлечения остальных сособственников прибегать к любым способам защиты владения и права собственности на вещь, в том числе к иску о признании права при наличии к тому достаточного интереса в получении правовой защиты. Эти требования можно заявлять даже в том случае, если отдельные сособственники выразили явное согласие с нарушением или не возражали против него <1>. На осуществление требования против нарушителя согласия всех собственников не требуется. Считается, что «принцип единогласия был бы доведен в данном случае до абсурда, если бы возражение одного из сособственников могло бы заблокировать осуществление прав другими сособственниками» <2>. ——————————— <1> Brunner C., Wichtermann J. Op. cit. S. 848. <2> Schneider B. Op. cit. S. 114.

Комментаторы единодушны во мнении, что при неделимом притязании сособственник вправе осуществить данное притязание в целом. Возникает вопрос только о правовых особенностях данного требования: заявляется ли оно в свою пользу или в пользу всех сособственников? Высказывается мнение, что все сособственники являются кредиторами в обязательстве с неделимым предоставлением и любой из них вправе потребовать исполнения в пользу всех, являясь в силу закона лицом, ведущим чужие дела без поручения (gesetzlicher negotiorum gestor) <1>. ——————————— <1> Ibidem.

Если же требование является делимым, сособственник может заявить только ту его часть, которая соответствует его доле. Данная точка зрения поддерживается, например, Б. Шнайдером, поскольку она проводит в жизнь принцип долевого участия сособственников <1>. При этом в качестве делимых притязаний большинство ученых рассматривают те, которые способны к количественному разделу. Напротив, Б. Шнайдер не соглашается с последним утверждением, поскольку, на его взгляд, оно базируется на безгранично индивидуалистичных взглядах на общую собственность. По его сведениям, в Германии от подобной точки зрения отказались вскоре после принятия ГГУ. ——————————— <1> Schneider B. Op. cit. S. 113.

Это привело к тому, что к господствующему уже на тот момент мнению в 1953 г. присоединился Верховный Суд ФРГ, указавший следующее: не любое само по себе делимое предоставление причитается сособственникам лишь в долях; больше бывает таких предоставлений (плоды вещи, доход от наемной платы и пр.), использование которых относится не к компетенции отдельных сособственников, а к компетенции сообщества всех сособственников <1>. Поэтому с правовой точки зрения данные предоставления являются неделимыми. Он предлагает отказаться «…от догмы, происходящей еще из классического римского права, о делимости притязаний, допускающих раздел в количественном плане, поскольку эта догма не соответствует современному регулированию общей долевой собственности» <2>. ——————————— <1> В современных комментариях к ГГУ представлена именно эта точка зрения. Объясняется она довольно просто: правила § 432 ГГУ распространяются и на требования, делимые в естественном смысле (допустим, денежные), поскольку общая цель использования денег создает неделимость требования в правовом смысле. В качестве примера можно привести требование о возмещении убытков, причиненных общей вещи (см.: Heinrichs H. in: Palandt Kommentar zum burgerlichen Gesetzbuch. 57. Aufl. Munchen: C. H. Beck, 1998. § 432 (Rn. 2). S. 488). На наш взгляд, эта позиция заслуживает очень внимательного к себе отношения, поскольку, действительно, если вещь, стоившая 1000 руб. и принадлежавшая троим сособственникам по 1/3, будет повреждена кем-то и потребует ремонта на 600 руб. и мы дадим одному из сособственников пропорциональный иск к причинителю вреда на 200, то остальные сособственники уже не смогут на оставшиеся 400 отремонтировать вещь. Тем самым односторонними действиями первого сособственника, получившего от должника (причинителя вреда) 200 руб., будут серьезно нарушены интересы остальных сособственников. Им придется обращаться с новым иском уже к этому сособственнику. Германская конструкция, таким образом, создает некую превенцию от такого развития событий. И в основе германской модели простая мысль: хотя право в доле и принадлежит каждому сособственнику, но это — во вторую очередь, а в первую очередь оно в целом принадлежит сообществу долевых сособственников. <2> Ibid. S. 114.

На примере работы Б. Шнайдера, написанной в 1973 г., мы видим отголоски борьбы сложного германского начала с более простым пониманием, выработанным в Швейцарии. Можем засвидетельствовать, что господствующая доктрина Швейцарии по-прежнему квалифицирует делимость притязаний на основе количественного критерия, согласно которому денежные требования, требования в отношении родовых вещей, требования о выдаче плодов и доходов являются делимыми. Это означает, что такие требования участники общей долевой собственности могут заявлять только пропорционально своей доле <1>. ——————————— <1> Brunner C., Wichtermann J. Op. cit. Art. 646 (Rn. 38). S. 869.

Но в конечном итоге это, конечно, спор о деталях. Глобально германский и швейцарский правопорядки движутся в одном направлении.

Россия

Если общая вещь будет продана одним из участников долевой собственности без согласия других участников (равно как и с согласия, которое окажется недействительным), то передать приобретателю право на вещь в целом отчуждатель не сможет. Налицо будет классическая ситуация распоряжения вещью со стороны неуправомоченного отчуждателя. При этом неважно, знал ли приобретатель о том, что вещь находится в общей долевой собственности, и ошибочно полагался на то, что остальные участники выразили свое согласие на ее отчуждение, либо он вообще не знал, что приобретает вещь, которая находится в режиме общей долевой собственности. В случае незаконного отчуждения вещи возникает вопрос о способах защиты того участника общей долевой собственности, который не согласен с подобным отчуждением. В этих аспектах общая долевая собственность проявляет существенные отличия от единоличной собственности, причем возможны разные пути установления указанных отличий. Первый путь, который был подробно рассмотрен выше, сводится к тому, что участник долевой собственности, права которого нарушены, вправе заявить в интересах всех участников иск об отобрании вещи у приобретателя и возвращении ее во владение участников общей долевой собственности. С этой точки зрения возникает вопрос о том, насколько правомерно возвращать вещь тому же самому участнику долевой собственности, который ей незаконно распорядился, не спросив согласия остальных ее участников. Как представляется, вещь должна возвращаться истцу, заявившему соответствующий иск. При этом ввиду нарушения другим участником общей собственности, который владел вещью по соглашению сособственников, но незаконно распорядился ею, своих обязанностей по отношению к другим сособственникам возникают основания для пересмотра указанного соглашения. В любом случае истец, выигравший дело и отобравший вещь у приобретателя, вправе ее удерживать до тех пор, пока по новому соглашению всех сособственников или в судебном порядке не будет установлено вновь, у кого во владении будет находиться общая вещь. Еще более простой будет ситуация в том случае, если вещь будет продана не одним из сособственников, а третьим лицом (либо владельцем по договору, получившим вещь на время от сособственника, либо вором). В этом случае любой из сособственников сможет предъявить иск к приобретателю об отобрании указанной вещи. К сожалению, пока еще в практике настоящие затруднения вызывает вопрос о том, может ли один из долевых собственников требовать передачи ему вещи в целом, которая оказалась у неуправомоченного лица, пользуется ли он теми же средствами защиты, что и единоличный, недолевой собственник (ст. 301 ГК РФ), или такой иск возможен только по соглашению всех участников <1>. Нам видится приемлемой идея зарубежных правопорядков, не ограничивающих право отдельного сособственника необходимостью получать согласие остальных сособственников (см. выше). ——————————— <1> Постановление ФАС Волго-Вятского округа от 18 июня 2008 г. по делу N А29-6139/2007; Постановление ФАС Уральского округа от 4 мая 2008 г. N Ф09-6993/07-С6.

Ввиду того, что в отечественном законодательстве отсутствует процессуальный механизм, позволяющий присуждать вещь в пользу всех сособственников независимо от того, все ли они обратились с иском о защите, наука должна предпринять усилия по разработке подобного механизма. Впредь до его введения в процессуальное законодательство в судебной практике желательно предпринимать меры, направленные на достижение того же результата имеющимися правовыми средствами. В частности, судам рекомендуется принимать меры к тому, чтобы остальные сособственники знали о процессе, инициированном одним из них, и далее привлекать всех сособственников в качестве третьих лиц на стороне истца, а еще лучше — в качестве соистцов. Если на этом пути будут стоять какие-то непреодолимые сложности (например, ввиду большого числа сособственников), можно присуждать вещь в пользу истца, вознаграждая его тем самым за проявленную активность в деле защиты общих прав и полагаясь на его добросовестность, т. е. на то, что в дальнейшем он не будет чинить препятствий иным сособственникам во владении и пользовании спорной вещью. Если эти надежды окажутся напрасными, то может быть рассмотрен спор между всеми сособственниками об установлении порядка пользования вещью. Если же сособственник предъявляет денежное требование, например о возмещении убытков, причиненных вещи, думается, между двумя путями — германским и швейцарским — предпочтительно выбрать первый, т. е. не допускать деление общего денежного требования в пропорциональном отношении, а предоставлять одному сособственнику право требовать уплаты полной суммы в пользу всех. Особенностью исполнения данного решения суда должно стать внесение всей суммы в депозит, распоряжаться которым сособственники смогут только все вместе. Нередко в судебной практике отечественные суды не идут тем путем, который известен зарубежным правопорядкам. Взамен исков, защищающих право на вещь в целом, они сосредоточиваются на защите долей, ступая на довольно опасный путь «возврата доли» в натуре. Возможно, одной из причин этого является полнейшая неразработанность данной проблематики в отечественной доктрине гражданского права. Другой причиной, по-видимому, стало предъявление истцом не вполне верных требований о виндикации не вещи в целом, а своей доли в указанной вещи. Особенно это может быть актуальным в том случае, если, например, вещь украдена у избранного сособственниками из их числа владельца и продана третьему лицу. Неужели каждый из сособственников вправе заявить только требование об отобрании у ответчика своей доли? На наш взгляд, такой подход был бы весьма странным и неудобным с точки зрения политики права. Представим, что сособственников 100. Что, в этом случае судебная система должна рассмотреть 100 исков, а не довольствоваться одним, предъявленным в интересах всех сособственников? Как представляется, в контексте приведенного примера подходы зарубежного права выглядят весьма интересно. В противном случае российским правоприменителям придется решать еще более тяжелые задачи, например искать решение в случае, когда из 100 сособственников иски предъявят только два. Что произойдет в этом случае с оставшимися 98 долями? Они будут приобретены от неуправомоченного лица? Но как? По давности владения? Но что такое владение долей? Это вещь до настоящего времени немыслимая, если рассуждать в рамках канонов классической теории гражданского права. И почему, например, те два сособственника, которые отобрали свои доли у приобретателя (мы помним, что его добросовестность в силу ст. 302 ГК РФ в этом случае неважна, так как вещь была украдена), не могут потребовать перевода на себя долей оставшихся 98 сособственников, которые отчуждены под видом отчуждения вещи? А если они могут этого потребовать, то с какого момента? Ведь у тех 98 сособственников есть три года на предъявление исков об отобрании их долей, пока течет исковая давность. Мы видим, что вопросы имеют склонность нарастать, как снежный ком. И, возможно, виной тому не вполне корректный способ защиты в виде отобрания у ответчика долей в праве, а не самой вещи. Мы обнаруживаем именно этот подход, не дающий сособственнику ту защиту, которую ему предоставляют за рубежом, в Постановлении Президиума Мособлсуда от 31 августа 2011 г. N 351 по делу N 44г-124/11. В данном деле один из двух участников общей долевой собственности с долей в 5/6 продал вещь в целом, а второй сособственник обратился с иском о признании данной сделки недействительной. Если бы суд исследовал добросовестность приобретателя и вопрос о том, кто фактически владел объектом на момент его продажи, и дал защиту, например, добросовестному приобретателю от неуправомоченного лица, это был бы правильно обоснованный отказ в иске. Однако суд избрал иное обоснование. Он указал, во-первых, что второй сособственник (собственно, нарушитель права истца) и приобретатель вещи сделку не оспаривали. Как мы понимаем, было бы довольно оригинально ожидать от сособственника, ставшего нарушителем права истца, чтобы он оспорил собственную сделку. И во-вторых, в решении суда недвусмысленно прозвучала идея о том, что истцу принадлежит лишь 1/6 в праве и, следовательно, он вправе требовать восстановления права лишь на указанную долю. Доля в 5/6 права на вещь оказалась, по мнению суда, безусловно проданной. Возможно, иностранный суд пришел бы в данном случае к такому же выводу, но для этого требовалось исследовать гипотетическую волю сторон в ходе конверсии (трансформации) заключенной сделки. К сожалению, никаких сведений об исследовании указанного обстоятельства в тексте отечественного судебного акта не содержится.

Практика Президиума ВАС РФ

Самым заметным делом, в котором на проблему защиты сособственника обратил внимание Президиум ВАС РФ, стало Постановление от 9 февраля 2010 г. N 13944/09. На значимость данного дела уже обращалось внимание в литературе <1>. Считаем необходимым изложить фабулу данного дела довольно подробно. ——————————— <1> Скловский К. И. О виндикации права // Хозяйство и право. 2010. N 4. С. 45.

ЗАО «Невский Гранит» заключило в 1997 г. договор долевого участия в строительстве с ООО «Петродворцовое оптово-розничное объединение» (далее — объединение), по которому была установлена общая долевая собственность на здание подстанции у ЗАО — 2/3, у объединения — 1/3. Подстанция была сдана в эксплуатацию 30 апреля 1997 г., актом приема-передачи от 29 июня 1998 г. было оформлено разделение на доли в вышеуказанном размере. Поскольку речь шла о недвижимом имуществе, права на которое существовали безотносительно к государственной регистрации, введенной в силу позднее, объединение, владевшее объектом, сумело продать целиком здание подстанции в пользу ОАО «Петродворцовая электросеть» (о том, было ли предварительно зарегистрировано право собственности объединения, судебный акт умалчивает). Эта сделка признана недействительной по иску ЗАО «Невский Гранит», однако в применении последствий ее недействительности было отказано ввиду пропуска срока исковой давности (истец узнал об этой сделке в 2005 г.). Правила п. 1 ст. 181 ГК РФ, устанавливающие сугубо объективное течение срока давности для всех лиц без исключения, в том числе для любых третьих лиц, которые могли узнать о сделке существенно позже, чем состоялось ее исполнение, являются неудачными и требуют корректировки (см. ниже). ЗАО «Невский Гранит» — одна из «жертв» данной ошибочной нормы. Строго говоря, если бы суды пошли на расширительное толкование текста закона, всей последующей эпопеи могло бы не быть. Можно было бы сказать, что в норме имеются в виду только случаи, когда с иском о применении последствий недействительности ничтожной сделки обращается ее сторона. Во всех остальных случаях, т. е. когда с иском в суд выходит иное лицо, налицо была пробельная ситуация, заполнять которую можно было, руководствуясь аналогией закона. Это открывало возможность исчислить срок давности с момента, когда о нарушении своего права узнал истец (ЗАО «Невский Гранит»). К сожалению, суды такой возможностью не воспользовались. По сути, это один из основных доводов, объясняющих необходимость изменения текста закона, которое запланировано в ходе реформы гражданского законодательства. Следующим иском, с которым обратилось ЗАО «Невский Гранит» к ОАО «Петродворцовая электросеть», стал иск о признании права на долю 2/3 в праве собственности на подстанцию. Решением суда от 16 мая 2008 г. данное требование также было отклонено со ссылкой на его виндикационный характер, так как указанным объектом фактически владел ответчик. Суд исходил из верной посылки о том, что иск о признании права собственности лица на имущество, которым оно не владеет, не может быть удовлетворен. Наконец, истец обратился с иском об истребовании из незаконного владения электросети 2/3 долей подстанции, и это дело дошло до надзорной инстанции. Мы видим, что рассмотренный выше и нормальный для зарубежных правопорядков способ защиты в виде виндикации всей подстанции, по-видимому, истцу даже не пришел в голову. Суд определил, что истец узнал о нарушении своего права в тот момент, когда из письма электросети от 9 сентября 2005 г. ему стало известно о том, что электросеть считает себя собственником подстанции в силу ее приобретения на основании договора купли-продажи. Общество обратилось в суд с иском 8 сентября 2008 г., т. е. накануне истечения срока исковой давности. Суд также пришел к выводу, что электросеть не является добросовестным приобретателем подстанции, поскольку знала о том, что 2/3 подстанции принадлежат ЗАО «Невский Гранит». Именно электросеть выдавала обществу технические условия на ее строительство и согласовывала ордер на производство монтажных работ. При таких обстоятельствах суд первой инстанции, поддержанный апелляционной инстанцией, счел соблюденными условия, с которыми ст. 301 и 302 ГК РФ связывают удовлетворение иска, — предъявление его невладеющим собственником к владеющему несобственнику, не являющемуся добросовестным приобретателем, в пределах срока исковой давности. Суд кассационной инстанции решение суда первой и постановление суда апелляционной инстанций отменил, в иске обществу отказал, руководствуясь следующим. Как предусмотрено ст. 301 ГК РФ, собственник вправе истребовать свое имущество из чужого незаконного владения. Виндикационный иск представляет собой требование не владеющего вещью собственника к владеющему вещью лицу, не являющемуся собственником. Цель предъявления такого иска — возврат конкретной вещи во владение лицу, доказавшему свои права на истребуемое имущество. В связи с этим объектом виндикации во всех случаях может быть только индивидуально-определенная вещь, существующая в натуре. Доля в праве, в отношении которой заявлены требования по настоящему иску, не является вещью, она не может находиться в фактическом владении какого-нибудь лица, поэтому не может быть истребована. Президиум ВАС РФ не согласился с подобной логикой суда кассационной инстанции, указав, что, поскольку законодательство допускает такой вид имущества, как доля в праве собственности на неделимую вещь, при нарушении права на данный вид имущества его обладателю должна быть обеспечена защита. При этом под защитой нарушенного права имеется в виду не только возможность обращения в суд, но и возможность достижения в суде правового результата. По существу, все предъявленные обществом в суд иски независимо от их названия и юридической квалификации судами преследовали одну материальную цель — восстановить долю в праве общей долевой собственности на конкретную вещь и вновь получать причитающиеся вследствие этого материальные выгоды. Поэтому, исходя из характера и последствий нарушения, суды первой и апелляционной инстанций правомерно рассмотрели заявленное обществом требование как иск о восстановлении права на долю с применением по аналогии правил ст. 301, 302 ГК РФ, которые обеспечивают стабильность гражданского оборота и гарантируют всем участникам спора в отношении такого имущества равные со всеми остальными собственниками и приобретателями права на защиту. Дополнительно аргументируя свои выводы, в заключение Президиум указал на то, что возможность применения Правил о виндикационном иске для защиты права собственности на имущество, не относящееся в строгом смысле к вещам, признана в Постановлениях Президиума от 29 августа 2006 г. N 1877/06, от 14 июля 2009 г. N 5194/09, от 17 ноября 2009 г. N 11458/09. Истец (и его поддержал в этом Президиум) исходил из того, что, продав вещь, второй сособственник, который ею владел, одновременно распорядился своей долей и долей истца. На наш взгляд, могут иметь место и другие точки зрения по данному вопросу. Известно, что когда лицу проданы все доли в праве на вещь, то фактически ему передано полноценное право на вещь. Но обратный вывод может оказаться преждевременным. Почему, когда кто-то распорядился общей вещью, мы считаем, что он сумел распорядиться долей второго сособственника? Во-первых, это не следует ни из одной нормы закона. Во-вторых, это противоречит общему правилу о том, что никто не может передать другому больше прав, чем имеет сам. Собственно, на этом построен принцип защиты добросовестного приобретателя вещи от несобственника, ведь приобретатель не приобретает права в силу сделки — он приобретает их в силу закона, т. е. закон вынужден создавать дополнительный состав защиты приобретателя, поскольку не работает общее правило. Но в этот состав в качестве важнейшей составляющей входит получение приобретателем фактического владения вещью. Владение образует ту видимость, по которой можно верить в наличие у отчуждателя и права на вещь. Вера приобретателя в эту правовую видимость, правовой мираж (владение) является главной ценностью, которую защищает закон, допуская возможность приобретения права от неуправомоченного отчуждателя. Напротив, при отчуждении доли иногда нельзя говорить о том, что отчуждается какое-то владение, могущее свидетельствовать и об отчуждении самой доли. Например, если бы кто-то попробовал присвоить себе долю истца и сообщил третьему лицу, что доля в размере 2/3 соответствующей подстанции в Петродворце принадлежит именно ему, то третье лицо не могло бы ни на что полагаться, кроме простого утверждения своего контрагента, возможно, подтвержденного какими-то документами (но документы, в свою очередь, могут оказаться недостоверными). Если бы оно приобрело эту долю, то признание недействительной сделки по отчуждению доли (в силу принципа «Никто не может передать больше прав, чем имеет сам») означало бы, что доля никогда не выбывала у истца и ему не требовалось бы ее ни у кого истребовать. В этом особенность доли в праве как объекта оборота по сравнению с вещами <1>. К аналогичным выводам приходит и К. И. Скловский в публикации, разработанной непосредственно по мотивам дела Президиума ВАС РФ от 9 февраля 2010 г. N 13944/09 <2>. Не видим смысла повторять и собственную, высказанную ранее аргументацию, и доводы указанного уважаемого ученого, тем более что они в большинстве своем совпадают. ——————————— <1> Подробнее см.: Егоров А. В. Реституция по недействительным сделкам при банкротстве // Вестник ВАС РФ. 2010. N 12. С. 10 — 20. <2> Скловский К. И. О виндикации права. С. 45.

Указанная особенность доли в праве приводит к немалым трудностям при решении вопросов не только о реституции при недействительности сделки по отчуждению доли, но и о способах защиты лица, чья доля была продана. Согласимся с К. И. Скловским в том, что в рамках применения последствий недействительности сделки возврат права не производится и производиться не может: «Если недействительная сделка имела своим предметом не вещь, а право, защита осуществляется без применения реституции, простым требованием о признании права, причем оно может быть обращено к любому лицу, а не только к стороне в той сделке, в которой участвовал истец» <1>. ——————————— <1> Скловский К. И. Комментарий к Постановлению Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 29 апреля 2010 г. N 10/22 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав». М.: Статут, 2011. С. 75.

К. И. Скловский усматривает в рассмотренном деле Президиума ограничение того негативного эффекта, который возникает при последовательном проведении в жизнь отмеченной выше верной теоретической позиции. Между прочим, данная проблема актуальна и в Германии, в которой также невозможно добросовестное приобретение имущественного права (например, права требования). В XIX в. оборот имущественных прав был достаточно ограниченным, денежные требования «овеществляли», включая их в ценные бумаги (прежде всего в векселя), наконец, возможного приобретателя в Германии защитили при помощи принципа разделения на обязательственную и распорядительную сделки и принципа абстракции, т. е. независимости одной сделки от другой. Как следствие, даже если обязательственная сделка (договор купли-продажи имущественного права) окажется недействительной, распорядительная сделка (договор уступки имущественного права) состоится. Таким образом, произойдет смена правообладателя, и базы для рассмотрения какой-либо конструкции, тождественной виндикационному иску, более не останется. Мы не готовы считать, что Президиум ВАС РФ придумал какую-то защиту для всех без исключения имущественных прав. Он смягчил действие данного принципа там, где это возможно было сделать, — там, где есть владение как внешняя видимость правообладания. В иных имущественных правах, прежде всего правах требования, где нет никакого владения, никакого внешнего признака обладания правом (если только это право не регистрируется в каком-либо реестре), эта правовая позиция никоим образом неприменима. Мы полагаем верным подход, в силу которого сособственник, долю которого попытались продать неуправомоченные лица, защищался бы простым иском о признании права за ним. Но этот иск применялся бы только в том случае, когда доля была бы продана как таковая, а не как сокрытая в проданной вещи. Если же продавалась сама вещь без согласия сособственника, то защита должна была бы строиться только по правилам об истребовании вещи в целом. И это был бы иск о присуждении (виндикация), а не о признании. К этому иску применялась бы исковая давность, покупатель мог бы в некоторых случаях защищаться ссылками на свою добросовестность и т. п. С точки зрения справедливости Постановление Президиума по делу N 13944/09, безусловно, можно поддержать, поскольку иначе непонятен способ защиты собственника доли. Однако в целом мотивировку принятого решения можно считать весьма противоречивой. Возможно, Президиум исправил ошибку суда по второму делу (не попавшему в надзорную инстанцию), отказавшегося удовлетворить иск о признании права на долю. Иначе непонятно, почему Президиум никак не мотивирует, в чем заключалась «утрата» права истцом, которое предлагалось «восстановить». Возможно также, что Президиум рассматривал долю в праве собственности не как идеальную долю, а как нечто овеществленное (фактическое владение частью вещи, например). Но такое понимание доли, как мы указывали выше, все-таки не вполне соответствует правовой природе доли в праве, имеющей идеальный характер. Среди прочего комментируемое дело Президиума создает впечатление, что защита сособственника в любом случае должна осуществляться не по правилам иска о признании, а по правилам о виндикационном иске, который является иском о присуждении. На наш взгляд, этот подход следует понимать строго ограничительно, т. е. применять только к ситуациям, характерным для комментируемого дела, но никак не абстрактно. Напомним, что в комментируемом деле продавалась именно вещь в целом, а не доля истца как таковая. Иными словами, не выразив это прямо, Президиум рассматривал требование истца о виндикации доли в комментируемом деле по сути так же, как за рубежом рассматривали бы требование об истребовании самой вещи. Но в иных случаях, когда предметом сделки была бы продажа самой доли, руководствоваться подходом Президиума, выраженным в комментируемом деле, было бы затруднительно. При виндикации вещи лицо, имеющее право, но не имеющее владения, забирает владение у ответчика, не имеющего права. Поэтому, чтобы применять эту конструкцию к виндикации долей в праве общей собственности, надо констатировать, что право осталось у истца, а у ответчика нужно забрать что-то еще, кроме данного права. Но у ответчика нет ничего иного, кроме владения вещью. Это владение и нужно забирать. Если же у ответчика есть само право, тем более нет места для применения виндикационной защиты: у него нужно отбирать само это право, полученное неосновательно. Следовательно, здесь должна применяться защита при помощи кондикционного иска (иска из неосновательного обогащения). Таким образом, повторим, что правовая позиция Президиума по комментируемому делу не может пониматься расширительно. В контексте указанного вывода следует рассмотреть абстрактное разъяснение, закрепленное в п. 42 Постановления Пленума ВС РФ N 10 и Постановления Пленума ВАС РФ N 22 от 29 апреля 2010 г. «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав» (далее — Постановление N 10/22).

Совместные разъяснения высших судебных инстанций

Согласно Постановлению N 10/22 «судам при рассмотрении споров о восстановлении права на долю в общей долевой собственности необходимо учитывать следующее. Если доля в праве общей долевой собственности возмездно приобретена у лица, которое не имело права ее отчуждать, о чем приобретатель не знал и не должен был знать, лицо, утратившее долю, вправе требовать восстановления права на нее при условии, что эта доля была утрачена им помимо его воли. При рассмотрении такого требования по аналогии закона подлежат применению статьи 301, 302 ГК РФ. На это требование распространяется общий срок исковой давности, предусмотренный в статье 196 ГК РФ» (п. 42). Возникает довольно болезненный вопрос о сфере применения данного разъяснения. Не будем обсуждать ситуации, когда это разъяснение, разработанное для долей в праве собственности на вещи, стало применяться судами в отношении долей участия в хозяйственных обществах <1>. Таких примеров, как ни странно, довольно много. Видимо, суды полагают, что пленумы высших судов допустили применение правил о виндикационном иске к отдельным имущественным правам и этим оправдывается применение тех же правил к иным видам имущественных прав. Выше мы показали бесперспективность подобного толкования. ——————————— <1> См., например: Постановление Первого арбитражного апелляционного суда от 13 февраля 2012 г. по делу N А43-15210/2011; Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 27 сентября 2011 г. N 09АП-22460/2011-ГК по делу N А40-19146/11-22-167.

Но сейчас мы хотели бы сделать акцент на другом. Если читать упомянутое разъяснение буквально, оказывается, что проданная неуправомоченным лицом доля «утрачивается» соответствующим сособственником. Сложно сказать, на чем базируется подобный подход. К. И. Скловский высказывает предположение о том, что идея применить по аналогии к искам о признании права на долю в общей собственности правила о виндикации возникла в качестве реакции на угрозу для стабильности оборота, порождаемую непереходом права по недействительной сделке ни к одному из последующих приобретателей <1>. ——————————— <1> Скловский К. И. Комментарий к Постановлению Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 29 апреля 2010 г. N 10/22 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав». С. 75 — 76.

Возможно, пленумы попытались ввести некое подобие расщепления между наличием права на объект (долю) и обладанием данным объектом (долей), которое имеет место в отношении вещей. Однако о том, с какими внешними проявлениями суды при рассмотрении конкретных дел могут связывать «обладание» долей, в разъяснении не говорится. По мнению К. И. Скловского, утратой права помимо воли обладателя, по-видимому, следует считать отчуждение объекта, на который было установлено право общей собственности, без ведома обладателя права и без всякого его участия <1>. ——————————— <1> Скловский К. И. Комментарий к Постановлению Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 29 апреля 2010 г. N 10/22 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав». С. 76.

Второй довольно спорный момент данного разъяснения сводится к тому, что истец может требовать восстановления его права. Из этого буквально следует, что истец свое право утрачивает, а потом оно восстанавливается судом. Как мы видели, это совершенно нехарактерно для виндикационного иска, в котором истец всегда обладает правом и оно никогда не восстанавливается судом, а просто защищается. Тем не менее именно на правила ГК РФ о виндикационном иске в порядке аналогии ссылаются высшие судебные инстанции. Насколько достаточно в данном случае предпосылок для аналогии закона, необходимо разбираться дополнительно. На основе приведенных выше аргументов представляется, что изложенное разъяснение из Постановления N 10/22 следует понимать ограничительно. Мы можем предложить два варианта его ограничительного прочтения. Первый вариант — строгая привязка к обстоятельствам комментируемого дела, имея в виду, что данное абстрактное разъяснение полноценно применимо только в тех конкретных обстоятельствах, которые характерны для комментируемого дела <1> (а именно что из обладания истца выбыла не столько его доля, сколько владение вещью, находящейся в общей долевой собственности) <2>. Указанное Постановление Президиума упоминается во взаимосвязи с п. 42 Постановления N 10/22, например, в Постановлении Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 4 мая 2011 г. по делу N А56-9125/2008. ——————————— <1> О непосредственной связи данного разъяснения с Постановлением Президиума ВАС РФ от 9 февраля 2010 г. N 13944/09 пишет и К. И. Скловский (см.: Скловский К. И. Комментарий к Постановлению Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 29 апреля 2010 г. N 10/22 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав». С. 75). <2> Необходимо учитывать, что данному разъяснению непосредственно предшествовало комментируемое дело. Формулировки, использованные в Постановлении Президиума, очень похожи на формулировки абстрактного разъяснения. Иных дел в практике нижестоящих судов, которые могли бы быть положены в основу подобного абстрактного разъяснения, фактически не имелось и не было известно разработчикам проекта постановления пленумов.

Второй вариант сводится к особенностям прав на недвижимое имущество. В отличие от долей в праве на движимое имущество и от долей в праве на недвижимое имущество, возникших до введения в действие Федерального закона от 21 июля 1997 г. N 122-ФЗ «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним», в современной системе регистрации прав на недвижимое имущество права на доли подлежат государственной регистрации. Отметку о правообладателе можно считать определенным аналогом «владения имущественным правом», свойственного движимым вещам. Это означает следующее. Если в ЕГРП внесена запись о подлинном обладателе доли, то ему принадлежит и само право, и запись о данном праве (видимость данного права, или «квазивладение» этим правом). Если впоследствии какое-либо неуправомоченное лицо незаконно распорядится указанным правом и эта незаконность не будет замечена регистрирующим органом (например, будет представлена качественно сделанная подложная доверенность на право продажи доли), то запись о праве на долю будет совершена в реестре на новое лицо (приобретателя). Раньше, до принятия Постановления N 10/22, многие ученые полагали, что с внесением записи о новом правообладателе, даже если в основе недействительная сделка, меняется и сам правообладатель. Также в литературе высказывалась точка зрения и о том, что подобная позиция является ошибочной <1>. ——————————— <1> Егоров А. В., Ерохова М. А., Ширвиндт А. М. Обобщение применения арбитражными судами норм ГК РФ о вещно-правовых способах защиты права // Вестник гражданского права. 2007. Т. 7. N 4. С. 117 — 123.

Как видно из п. 58, 59 Постановления N 10/22, концептуально судебная практика отказалась от идеи о том, что незаконное изменение записи о праве означает и переход самого права. Сегодня признано, что необоснованное изменение записи о праве не приводит к прекращению права у его подлинного правообладателя — это право защищается, и подлинный правообладатель, ошибочно не значащийся в реестре, но являющийся тем не менее именно правообладателем, может потребовать исправления (корректировки) реестра, т. е. исключения из него незаконного лица, исправления отраженной в ЕГРП недостоверной правовой видимости, сложившейся вследствие незаконной сделки. Буквальное прочтение разъяснения из п. 42 Постановления N 10/22 позволяет усомниться в том, что отказ от господствовавшей ранее позиции оказался последовательным. Однако во избежание появления внутренних противоречий в тексте Постановления желательно читать его по смыслу, а не по букве. Смысловое прочтение, в свою очередь, позволяет применять указанное разъяснение к следующей ситуации. Если обладатель доли в праве, на чье имя она зарегистрирована в ЕГРП, утрачивает видимость этого права в виде записи (т. е. запись незаконно совершается на имя другого лица), то он вправе требовать восстановления правильного отражения в реестре записи о его праве (только восстановления не самого права, а записи об этом праве). Именно к этому его требованию применяются правила о виндикационном иске, и оно ограничивается сроком исковой давности. Такое толкование придает разъяснениям из Постановления N 10/22 системность, так как тогда в п. 58 и 59 говорится об общем правиле, действующем в отношении овеществленных объектов (земельных участков, зданий и сооружений), а в п. 42 устанавливается специальное правило в отношении долей в праве на указанные выше объекты. На наш взгляд, именно эта логика представлена в Постановлении Президиума ВАС РФ от 13 сентября 2011 г. N 3413/11, в котором помещения и 51 /743 доли в праве на земельный участок были отчуждены лицами, подделавшими документы юридического лица и избравшими незаконного директора, который участвовал в отчуждении названного имущества. Впоследствии имущество попало к новому приобретателю (ответчику). Со ссылкой на п. 42 Постановления N 10/22 Президиум удовлетворил иск, постановив «истребовать долю у ответчика в пользу истца». В этом деле у ответчика не только находилось владение земельным участком, но и запись о праве собственности также была сделана на его имя. В этой связи более корректным было бы применение правил о признании права на долю за истцом, а не об истребовании доли. Но если не усматривать в этом терминологическом расхождении какой-то глубинный смысл, а смотреть на него как на обыкновенную игру слов, тогда результат одинаков с тем, что мы предлагаем. Запись в ЕГРП о праве является не чем иным, как «книжным владением», это владение сособственник (обладатель доли) утратил помимо его воли, не утратив при этом саму долю, поэтому «книжное владение» могло быть восстановлено посредством иска о признании права на долю и погашении записи об аналогичном праве ответчика. Конечно, еще предстоит многое сделать для того, чтобы сформировалось непротиворечивое понимание того разъяснения, которое сделано. Наиболее опасным нам видится его упрощенное, буквальное понимание со стороны судов. Обратимся к одному из примеров из практики судов общей юрисдикции (Определение Мосгорсуда от 24 июня 2011 г. по делу N 33-16735). Квартира, находившаяся в долевой собственности двух лиц, была продана как бы обоими сособственниками (супругами), но в действительности подпись одного из них на договоре оказалась подделана. Узнав о факте продажи, он обратился в суд с иском о восстановлении своего права собственности на квартиру с прекращением права собственности ее приобретателя. Судом в иске было отказано в связи с пропуском срока исковой давности. Суд сослался на п. 42 Постановления N 10/22, не вдаваясь более ни в какие подробности. Из текста судебного акта можно установить лишь, что потерпевший собственник, не выдержав эмоционально напряженной обстановки в семье, съехал из общей квартиры за год до ее продажи, а в суд обратился через пять лет после этого, причем из материалов уголовного дела усматривалось, что узнал он о состоявшейся продаже в том же году, когда она состоялась. Данный казус, на наш взгляд, было бы более правильно решать следующим образом. Сделка, в которой подпись одного супруга была подделана, является недействительной в полном объеме. Однако владение добросовестный приобретатель получил, и в реестре запись о наличии у него права собственности также была совершена. Срок применения последствий недействительности ничтожной сделки ограничен законом тремя годами <1>, и потерпевший супруг его пропустил, поэтому в иске было отказано обоснованно. Другое дело, что и приобретатель не стал собственником квартиры несмотря на запись об этом в реестре. Хотя, конечно, имея такую запись, перед всеми третьими лицами он будет выступать как собственник квартиры, и уж по крайней мере следующему добросовестному приобретателю он сможет передать право собственности в силу абз. 2 п. 2 ст. 223 ГК РФ. ——————————— <1> Закон говорит о трех годах с момента, когда началось исполнение сделки (п. 1 ст. 181 ГК РФ). Это, конечно, неудачное регулирование, поскольку такое заинтересованное лицо, как сособственник в нашем примере, могло бы узнать о состоявшейся сделке значительно позже того момента, как состоялось ее исполнение. С этой точки зрения мы поддерживаем запланированную реформу указанной статьи, после которой норма будет совмещать в себе объективный (исчисляемый с момента исполнения сделки) и субъективный (исчисляемый с момента, когда истец узнал о сделке) сроки: первый будет равен десяти годам, а второй — трем (см. законопроект N 47538-6 «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации», принятый Государственной Думой в первом чтении (http://asozd2.duma. gov. ru/main. nsf/(ViewDoc)?OpenAgent&work;/dz. nsf/ByID&17E4823DDEA0FCEC432579DE002955A6)).

В этом случае определяющими должны быть не способы защиты идеальной доли в праве, а способы защиты права на всю вещь. Если соглашаться с такой идеей, то защита сособственника, вещь которого продана вопреки его воле, должна быть точно такой же, как защита собственника, вещь которого продало неуправомоченное лицо. Если сособственник сам отдал владение движимой вещью другому сособственнику, то он рискует тем, что последний допустит злоупотребление и продаст добросовестному приобретателю вещь так, будто она находится в единоличной собственности его как продавца. В этом случае потерпевший сособственник не может иметь права забрать вещь у добросовестного приобретателя: ему предстоит выяснять отношения с сособственником-нарушителем, так как вещь выбыла из его владения по его воле. То же самое происходит, если оба сособственника вместе отдали вещь третьему лицу во владение и вещь продана третьим лицом добросовестному приобретателю: вещь истребована быть не может. Но и в том случае, если приобретатель знает, что вещь находится в долевой собственности (особенно, если это недвижимость), он может оказаться добросовестным, полагаясь на поддельное волеизъявление одного из сособственников. В этом случае у сособственника украдена фактически не вещь, а доля. Украдена не в физическом смысле (право украсть нельзя), а в переносном: раз у приобретателя может возникнуть единоличное право собственности, доля сособственника прекратит свое существование. Должен ли он иметь защиту против добросовестного приобретателя? По-видимому, да. Добросовестному приобретателю в этом случае не везет. Но мы знаем из текста ст. 302 ГК РФ, что добросовестность — это не главная ценность и не самоцель: она защищается не во всех случаях. И защита потерпевшего сособственника ограничена пределами исковой давности. Это главный посыл разъяснений в п. 42 Постановления N 10/22. Против недобросовестного приобретателя сособственник тем более имеет защиту в описанных выше примерах, но она также ограничена исковой давностью (против первого приобретателя — давностью применения последствий недействительности ничтожной сделки; против последующих приобретателей — давностью подачи виндикационного иска). Пропуск давности в этом случае приводит право на вещь в состояние неопределенности, поскольку к недобросовестному приобретателю оно перейти не может, но и сособственник свое право защитить тоже не может. Для выхода из подобного юридического тупика в Постановлении N 10/22 придумана конструкция о возникновении у приобретателя права собственности через некоторое время в силу приобретательной давности. Согласно п. 18, если основанием для отказа в удовлетворении иска собственника об истребовании имущества из чужого незаконного владения является пропуск срока исковой давности, с момента его истечения начинает течь срок приобретательной давности в отношении спорного имущества.

Выводы

Подводя итоги предпринятого исследования, сформулируем свои основные предложения в отношении пути, по которому могла бы развиваться отечественная судебная практика. Если кто-то попытался продать долю сособственника без его ведома, но сособственник сохранил владение (совладение) спорной вещью, то эта сделка никак не должна беспокоить указанного сособственника. Не должно быть никаких сроков исковой давности для защиты им своих интересов посредством иска о признании права на долю, если в конце концов ему это потребуется. Это касается прежде всего движимых вещей, но то же самое должно происходить и в том случае, если в сфере недвижимости кто-то в результате недействительной сделки зарегистрирует право на чужую долю в ЕГРП. Данный подход находится в русле совместных разъяснений высших судов (абз. 3 п. 57 Постановления N 10/22: в силу абз. 5 ст. 208 ГК РФ в случаях, когда нарушение права истца путем внесения недостоверной записи в ЕГРП не связано с лишением владения, на иск, направленный на оспаривание зарегистрированного права, исковая давность не распространяется). Во всех случаях, когда имущество выбыло из обладания сособственника, надо обратить внимание на опыт иностранных правопорядков, который говорит прежде всего о том, что защищается не столько доля в праве общей долевой собственности, сколько право на вещь в целом, в том числе посредством восстановления владения вещью. В этом ключе Президиум ВАС РФ высказался в Постановлении от 28 апреля 2009 г. N 15148/08, когда был заявлен иск о признании недействительной государственной регистрации права на долю в общей долевой собственности. Президиум сказал, что лицо, считавшее себя единственным собственником спорного помещения, доли в праве на которое были зарегистрированы за другими лицами, должно было требовать не признания недействительной регистрации прав на доли, а возвращения себе имущества (надо полагать, под словом «имущество» понималась сама недвижимость, а не доля в праве на нее). К сожалению, по основным вопросам защиты владения вещью со стороны сособственников пленумы ВС РФ и ВАС РФ не высказались. Вместе с тем хорошо, что в судебной практике в основном решаются именно эти проблемы, например вопрос о том, как быть в случае, если, отчуждая долю в праве, реально стороны имели в виду передачу владения конкретной частью здания, на которое установлена общая собственность <1>. Имеется масса иных вопросов, но все они так или иначе относятся к проблеме истребования из чужого незаконного владения всей или части вещи, на которую установлена общая долевая собственность, а не доли в праве <2>. ——————————— <1> Постановление Седьмого арбитражного апелляционного суда от 12 января 2009 г. N 07АП-7434/08; Постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 6 апреля 2009 г. N Ф04-1965/2009(3755-А67-38); Определение ВАС РФ об отказе в передаче дела в Президиум ВАС РФ от 19 мая 2009 г. N ВАС-6213/09; Постановление ФАС Центрального округа от 28 июня 2005 г. по делу N А36-219/14-04. <2> Постановления ФАС Волго-Вятского округа от 17 января 2007 г. N А43-49081/2005-17-1304, от 20 февраля 2004 г. по делу N А28-4520/2003-116/9; Постановление ФАС Восточно-Сибирского округа от 10 января 2008 г. N А74-682/07-Ф02-9509/07; Постановления ФАС Северо-Западного округа от 5 февраля 2010 г. по делу N А56-19007/2008, от 10 сентября 2009 г. по делу N А44-3623/2003, от 2 февраля 2007 г. по делу N А56-2404/2006.

Таким образом, работы впереди предстоит много, но мы уверены, что она будет сделана. В завершение искренне поблагодарим всех своих коллег, сделавших относительно данной статьи ценные и глубокие замечания, позволившие улучшить текст, сделать его более доказательным, читабельным и понятным.

——————————————————————