О некоторых вопросах квалификации преступлений террористической направленности

(Безверхов А.) («Уголовное право», 2013, N 1)

О НЕКОТОРЫХ ВОПРОСАХ КВАЛИФИКАЦИИ ПРЕСТУПЛЕНИЙ ТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ НАПРАВЛЕННОСТИ

А. БЕЗВЕРХОВ

Артур Безверхов, профессор юридического факультета Самарского государственного университета, доктор юридических наук, профессор.

На рубеже XX — XXI вв. терроризм, принадлежавший ранее к разряду сравнительно нечастых социально опасных проявлений, превратился в масштабную угрозу безопасности России и всего человечества в целом. Эффективность правового противодействия террористическим угрозам в немалой степени зависит от правильной юридической квалификации общественно опасного поведения как непосредственных исполнителей актов террора, так и лиц, в самых разнообразных криминальных формах содействующих им в этом, а равно от безошибочного выделения различных типов преступлений террористической направленности и четкого разграничения указанных посягательств со смежными преступлениями против личности, общественной безопасности, интересов государственной власти, мира и безопасности человечества. Современные подходы к решению данных задач обозначены в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 9 февраля 2012 г. N 1 «О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях террористической направленности». Важно подчеркнуть, что Верховный Суд впервые в истории России посвятил отдельное Постановление вопросам квалификации террористического акта и ряда других преступлений террористического характера <1>. ——————————— <1> Согласно преамбуле названного Постановления, а также принимая во внимание положения ст. 24 Федерального закона от 6 марта 2006 г. N 35-ФЗ «О противодействии терроризму» и ч. 1 ст. 205.1 УК РФ, к преступлениям террористической направленности следует отнести общественно опасные посягательства, предусмотренные ст. ст. 205, 205.1, 205.2, 206, 208, 211, 220, 221, 227, 277, 278, 279, 360 УК РФ.

Оценивая в целом этот акт судебного толкования, заметим, что он является итогом глубокого и всестороннего осмысления и обобщения современной правоприменительной деятельности по соответствующим категориям уголовных дел. Этот источник судебной власти содержит много ценных рекомендаций, удачных решений, уточняющих разъяснений, способствует формированию единой и стабильной практики по делам о преступлениях террористической направленности. 1. Верховный Суд РФ поддержал сложившийся подход к правовой оценке общеуголовных и (или) иных преступлений (в том числе террористического характера), совершенных участниками банд и других организованных групп, предусмотренных статьями Особенной части УК РФ. В соответствии с п. п. 13 и 28 Постановления от 9 февраля 2012 г. N 1 совершение террористического акта или другого преступления террористической направленности лицом, являющимся участником незаконного вооруженного формирования, банды или преступного сообщества (преступной организации), надлежит квалифицировать по совокупности преступлений, предусмотренных, например, ст. ст. 205, 205.1, 205.2 или 206 и, соответственно, 208, 209 или 210 УК РФ. Напомним, что такого рода подход впервые получил отражение в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 17 января 1997 г. N 1 «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм». В соответствии с п. 13 названного источника ст. 209 УК РФ, устанавливающая ответственность за создание банды, руководство и участие в ней или в совершаемых ею нападениях, не предусматривает ответственности за совершение членами банды в процессе нападения преступных действий, образующих самостоятельные составы преступлений. В связи с этим в подобных случаях следует руководствоваться положениями ст. 17 УК РФ, согласно которым при совокупности преступлений лицо несет ответственность за каждое из них по соответствующей статье или части статьи уголовного закона. В дальнейшем указанный подход получил закрепление и развитие в п. 16 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 июня 2010 г. N 12 «О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организации) или участии в нем (ней)». В названном Постановлении разъяснено, что при совершении участником преступного сообщества (преступной организации) тяжкого или особо тяжкого преступления его действия подлежат квалификации по совокупности преступлений, предусмотренных ч. 2 ст. 210 и соответствующей частью (пунктом) статьи УК РФ с учетом квалифицирующего признака «организованная группа» (например, по п. «а» ч. 4 ст. 162 УК РФ как разбой, совершенный организованной группой). Если состав совершенного преступления не предусматривает в качестве квалифицирующего признака совершение его организованной группой, действия лица подлежат квалификации по ч. 2 ст. 210 и соответствующей части (пункту) статьи УК РФ, содержащей квалифицирующий признак «группой лиц по предварительному сговору», а при его отсутствии — по признаку «группой лиц». На наш взгляд, приведенные выше разъяснения должны приниматься во внимание судами и при квалификации преступлений террористической направленности, совершенных участниками незаконного вооруженного формирования, банды или преступного сообщества (преступной организации). Так, совершение террористического акта бандой подлежит квалификации по совокупности преступлений, предусмотренных п. «а» ч. 2 ст. 205 и ч. 2 ст. 209 УК РФ. Захват заложников, совершенный лицом, участвующим в преступном сообществе, следует квалифицировать по ч. 3 ст. 206 и ч. 2 ст. 210 УК РФ. В Постановлениях от 10 июня 2010 г. N 12 и от 9 февраля 2012 г. N 1 Пленум пошел еще дальше в занимаемой им позиции по рассматриваемому вопросу, предложив квалифицировать по совокупности создание, руководство и (или) участие в организованных группах в случаях, если ответственность за эти деяния предусмотрена разными статьями Особенной части УК РФ. Так, в п. 29 Постановления Верховного Суда РФ от 9 февраля 2012 г. N 1 указано: «Если отдельные члены незаконных вооруженных формирований объединились в устойчивую вооруженную группу (банду) в целях нападения на граждан или организации (в том числе и для совершения террористической деятельности), руководят такой группой (бандой), а также участвуют в совершаемых ею нападениях, содеянное подлежит квалификации по совокупности преступлений, предусмотренных статьями 208 и 209 УК» <2>. ——————————— <2> Аналогичный подход чуть ранее был отражен в п. 21 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 июня 2010 г. N 12 «О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организации) или участии в нем (ней)». Согласно последнему, если участники преступного сообщества (преступной организации), наряду с участием в сообществе (организации), создали устойчивую вооруженную группу (банду) в целях нападения на граждан или организации, а равно руководили такой группой (бандой), содеянное образует реальную совокупность преступлений и подлежит квалификации по ст. ст. 209 и 210 УК, а при наличии к тому оснований также по соответствующим статьям УК, предусматривающим ответственность за участие в другом конкретном преступлении.

2. В числе спорных для правоприменительной практики остается вопрос о толковании содержания квалифицирующего признака «использование служебного положения» в составах общеуголовных и иных преступлений, в том числе предусмотренных ч. 2 ст. 205.1, п. «в» ч. 2 ст. 221 УК РФ. Возникает вопрос: ограничен ли круг специальных субъектов таких преступлений либо в качестве таковых допустимо признавать любого служащего? В действующем законодательстве общее понятие служащего и его правовой статус четко не определены. Это обстоятельство не дает оснований относить всех служащих к числу субъектов преступлений, совершенных с использованием служебного положения. Недопустимо возложение повышенной уголовной ответственности на соответствующие категории лиц при отсутствии легальной дефиниции «служащий». Если социальные отношения законодательно не урегулированы, то это может означать, что они не представляют той особой ценности для общества, которая требует их усиленной уголовно-правовой охраны. Кроме того, следует согласиться с высказанным предостережением об осторожном применении расширительного толкования нормативных предписаний Особенной части УК РФ, поскольку в этом случае высока вероятность аналогии уголовного закона, которая не допускается (ч. 2 ст. 3 УК РФ) <3>. Для обеспечения надежной защиты отношений, находящихся вне сферы правового регулирования, необходимо апеллировать к воле правотворца. В русле рассматриваемой проблематики это означает, что такого рода пробелы должны устраняться законодательным путем, а не в процессе правоприменения. ——————————— <3> См.: Энциклопедия уголовного права. СПб., 2005. Т. 2. Уголовный закон. С. 343 (автор главы IV «Толкование уголовного закона» — В. Ф. Щепельков).

Узкая трактовка специального субъекта преступлений, совершенных с использованием служебного положения, объясняется и необходимостью выбора той из альтернатив, которая облегчает положение обвиняемого. Это вытекает из ч. 3 ст. 49 Конституции РФ, согласно которой неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого. В п. 4 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 апреля 1996 г. N 1 «О судебном приговоре» разъясняется, что в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством обвинительный приговор не может быть основан на предположениях, причем в пользу подсудимого толкуются не только неустранимые сомнения в его виновности в целом, но и неустранимые сомнения, касающиеся отдельных эпизодов предъявленного обвинения, формы вины, степени и характера участия в совершении преступления, смягчающих и отягчающих наказание обстоятельств и т. д. В свете сказанного представляется обоснованным разъяснение Пленума Верховного Суда РФ в абз. 1 п. 17 Постановления от 9 февраля 2012 г. N 1. Согласно последнему к лицам, использующим свое служебное положение (ч. 2 ст. 205.1 УК РФ), следует относить как должностных лиц, так и государственных служащих и служащих органов местного самоуправления, не относящихся к числу должностных лиц, а также лиц, выполняющих управленческие функции в коммерческих и иных организациях <4>. ——————————— <4> Кстати сказать, по данному вопросу Верховный Суд подтвердил ранее занятую им позицию, отраженную в п. 24 Постановления от 27 декабря 2007 г. N 51 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате».

В контексте объективной стороны названного деяния «использование служебного положения» традиционно понимается судебной практикой не только как осуществление виновным служебных полномочий в противоправных целях (реализация юридических возможностей специального субъекта преступления), но и как употребление авторитета власти, должности, служебных связей, влияния аппарата управления (реализация фактических возможностей по службе). Вот что заметил по этому вопросу Пленум в абз. 2 п. 17 анализируемого Постановления: «Использование служебного положения при совершении преступлений, предусмотренных ст. 205.1 УК РФ, выражается не только в умышленном использовании такими лицами своих служебных полномочий, но и в оказании влияния, определяемого значимостью и авторитетом занимаемой ими должности, на других лиц в целях побуждения их к совершению действий, направленных на содействие террористической деятельности». При этом использование родственных и дружеских связей, личных отношений, если они не связаны с занимаемой должностью, не может расценивается как использование служебного (должностного) положения. 3. Исходя из своей социально-правовой сущности преступления террористической направленности являются многообъектными посягательствами. Во-первых, как верно указано в преамбуле Постановления от 9 февраля 2012 г. N 1, терроризм представляет угрозу международному миру и безопасности человечества, развитию дружественных отношений между государствами. Во-вторых, объектами террора являются основные права и свободы человека и гражданина, включая право на жизнь, здоровье, собственность. Еще один объект преступлений террористического характера — интересы государственной власти, территориальная целостность страны, социально-политические и экономические основы государственности <5>. При этом, как разъясняет Верховный Суд, если посягательство на жизнь и здоровье другого человека путем производства взрыва, поджога или иных действий подобного характера мотивировано местью или личными неприязненными взаимоотношениями и не преследует цель воздействовать на принятие решения органами власти или международными организациями, оно не образует состава преступления, предусмотренного ст. 205, и квалифицируется по соответствующим статьям Особенной части УК РФ (п. 11). ——————————— <5> Это обстоятельство отражено в Федеральном законе от 6 марта 2006 г. «О противодействии терроризму», согласно п. 1 ст. 3 которого «терроризм — идеология насилия и практика воздействия на принятие решения органами государственной власти, органами местного самоуправления или международными организациями, связанные с устрашением населения и (или) иными формами противоправных насильственных действий». Оно же подчеркнуто в уголовном законе и следующим образом раскрывается в п. 1 анализируемого Постановления: «Совершение взрыва, поджога или иных действий, устрашающих население и создающих опасность гибели человека, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных тяжких последствий, а равно угроза совершения указанных действий квалифицируются как террористический акт (статья 205 УК РФ) только при наличии у лица цели воздействия на принятие решений органами власти или международными организациями» (выделено авт. — А. Б.).

Как известно, по действующему УК РФ, основной объект большинства преступлений террористической направленности — общественная безопасность. Соответственно, признаки этих посягательств описаны в гл. 24 «Преступления против общественной безопасности» раздела IX «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка» УК РФ. Очевидно, что их многообъектный характер влияет не только на месторасположение норм об ответственности за указанные общественно опасные деяния в структуре Особенной части уголовного закона, но и на построение соответствующих статей УК РФ, а значит, и на квалификацию данной разновидности посягательств. К примеру, с юридико-технической стороны террористический акт задумывался законодателем первоначально как однообъектное преступление, где все общественно опасные последствия находятся за рамками его состава, а в случае наступления требуют дополнительной квалификации по совокупности преступлений, предусмотренных ст. 205 и, соответственно, ст. ст. 105, 111, 112, 167 или другими статьями УК РФ. Федеральным законом от 30 декабря 2008 г. N 321-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам противодействия терроризму» конструкция террористического акта была трансформирована в многообъектное преступление, где основным объектом остается общественная безопасность, а дополнительными объектами выступают жизнь, здоровье, собственность и другие правоохраняемые блага. Соответственно, в ч. ч. 2 и 3 ст. 205 УК РФ в обновленной редакции установлена ответственность за составные преступления, которые являются специальным случаем учтенной их совокупности и не требуют дополнительной квалификации по другим статьям УК РФ <6>. ——————————— <6> Причина такого кардинального изменения подходов в уголовно-правовой борьбе с терроризмом имеет процессуальную основу и состоит в целесообразности рассмотрения уголовных дел о террористическом акте и других преступлениях террористического характера коллегией из трех судей федерального суда общей юрисдикции, т. е. без участия присяжных заседателей. Для достижения поставленной цели — исключения суда присяжных по делам о терроризме — в статьи УК о террористическом акте и ряде других преступлений введена новая юридическая категория: «умышленное причинение смерти человеку». Она выполняет функцию квалифицирующего признака соответствующих преступлений против общественной и государственной безопасности и влечет за собой в качестве альтернативной и самой суровой меры наказания пожизненное лишение свободы.

Одно из таких составных преступлений — террористический акт, повлекший умышленное причинение смерти человеку (п. «б» ч. 3 ст. 205 УК РФ). Как разъяснил Пленум Верховного Суда РФ в п. 9 Постановления от 9 февраля 2012 г. N 1, в случае, если террористический акт повлек умышленное причинение смерти человеку (либо двум и более лицам), содеянное охватывается п. «б» ч. 3 ст. 205 и дополнительной квалификации по ст. 105 УК РФ не требует. Попутно заметим, что исходя из буквального толкования закона «умышленное причинение смерти человеку» предполагает более широкий круг потерпевших, так как здесь нет указания на признак «другой». Жертвами такого деяния могут быть и соисполнители террористического акта, осуществившие преступные намерения ценой собственной жизни («террористы-смертники», «живые бомбы»). В этих случаях «умышленное причинение смерти человеку» охватывает собой и факты такого рода суицида. Другое составное преступление из названной группы — террористический акт, повлекший причинение значительного имущественного ущерба либо наступление иных тяжких последствий (п. «в» ч. 2 ст. 205 УК РФ). «Значительный ущерб» — оценочная категория уголовного права, а не юридическое понятие точного значения. Закон не содержит определения этой категории, не указывает на ее нижнюю или иную стоимостную границу. Данная правовая категория призвана обеспечить дифференциацию уголовной ответственности на основании имущественного положения потерпевшего, а в правоприменении — ориентировать практических работников на установление значимости уничтоженного или поврежденного имущества для жертвы и назначение справедливого наказания исходя из совокупности конкретных обстоятельств дела. Согласно абз. 1 п. 7 Постановления Пленума от 9 февраля 2012 г. N 1, решая вопрос о том, является ли ущерб значительным (п. «в» ч. 2 ст. 205 УК РФ), следует исходить из стоимости уничтоженного имущества или затрат на восстановление поврежденного имущества, значимости этого имущества для потерпевшего, например, в зависимости от рода его деятельности или материального положения либо финансово-экономического состояния юридического лица, являвшегося собственником или иным владельцем уничтоженного либо поврежденного имущества. При оценке имущественного ущерба, причиненного терактом, следует сравнивать размер стоимости уничтоженного имущества (или размер суммы, на которую понизилась стоимость поврежденного имущества) с имущественным положением потерпевшего (общий доход, включающий размер заработной платы, пенсии, пособия и пр.) и влияющим на него семейным (наличие на попечении детей, нетрудоспособных родителей и супруга) и служебным положением жертвы (род деятельности и профессия), ее возрастом (пожилой или молодой человек), состоянием здоровья (к примеру, наличие у потерпевшего нетрудоспособности, инвалидности) и «нуждаемостью» потерпевшего в потерянной вещи. При этом все указанные фактические обстоятельства дела сопоставляются с мнением потерпевшей стороны о значимости для нее уничтоженного (поврежденного) в результате теракта имущества. При определении стоимости такового следует исходить, в зависимости от обстоятельств приобретения его собственником, из рыночных, розничных, оптовых, комиссионных или иных цен на момент совершения преступления. В тех случаях, когда потерпевший затрудняется определить его стоимость (к примеру, покупал его давно, имущество ему было подарено), а также в иных случаях при невозможности установления цены стоимость имущества определяется на основании заключения экспертов. Как представляется, анализируемый квалифицирующий признак террористического акта может быть инкриминирован виновному лишь в случае реального причинения значительного материального ущерба. Соответственно, под последним следует понимать причиненный терактом прямой действительный ущерб (т. е. реальное уменьшение наличного имущества потерпевшего или ухудшение состояния указанного имущества, а также необходимость для потерпевшего произвести затраты либо излишние выплаты на приобретение или восстановление имущества), который существенно ухудшает имущественное положение жертвы. Причинение в результате террористического акта значительного имущественного ущерба квалифицируется по п. «в» ч. 2 ст. 205 УК РФ и дополнительной квалификации по ст. 167 УК не требует (абз. 2 п. 7 комментируемого Постановления). Как разъяснено в п. 8 Постановления от 9 февраля 2012 г. N 1, к иным тяжким последствиям применительно к п. «в» ч. 2 ст. 205 УК РФ могут относиться, в частности, причинение тяжкого вреда здоровью хотя бы одному человеку или средней тяжести вреда здоровью двум и более лицам. Другим тяжким последствием признается дезорганизация деятельности органов государственной власти и местного самоуправления. Еще одно — длительное нарушение работы предприятия (предприятий) и (или) учреждения (учреждений) независимо от их ведомственной принадлежности, формы собственности, организационно-правовой формы; при решении вопроса о том, явилось ли нарушение работы предприятия или учреждения длительным, надлежит исходить из конкретных обстоятельств дела, учитывая при этом специфику их деятельности, общую продолжительность приостановления работы, размер причиненных им убытков и т. д. Причинение иных тяжких последствий может состоять и в существенном ухудшении экологической обстановки, например, деградации земель, загрязнении поверхностных и внутренних вод, атмосферы, морской среды и иных негативных изменениях окружающей среды, препятствующих ее сохранению и правомерному использованию, устранение последствий которых требует длительного времени и больших материальных затрат. 4. Законодатель при описании признаков объективной стороны террористического акта воспользовался конструкцией «общеопасного способа». В науке уголовного права под общеопасным способом понимается такое использование объектов (предметов, источников) повышенной опасности, которое заведомо для виновного представляет реальную угрозу для жизни или здоровья людей, имущественных или иных правоохраняемых интересов. При таком способе преступного посягательства возникает опасность одновременного поражения множества объектов уголовно-правовой охраны, а при наличии определенной обстановки имеет место реальная угроза возрастания объема вреда. Как видим, понятие общеопасного способа базируется на категории «общая опасность», которая в узком смысле подразумевает под собой реальную (действительную, конкретную, настоящую) угрозу всеобщего характера, но не исключает и своего понимания как потенциальной (возможной, вероятной, абстрактной) общей угрозы. Из сказанного следует, что уголовное право знает два вида опасности — абстрактную и реальную. Общеопасный способ тесно связан с опасностью реальной. По этому вопросу в п. 2 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 9 февраля 2012 г. применительно к составу террористического акта говорится, что совершение взрыва, поджога или иных действий подобного характера влечет ответственность по ст. 205 УК РФ в тех случаях, когда установлено, что указанные действия имели устрашающий население характер и создавали опасность гибели человека, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных тяжких последствий. Такая опасность должна быть реальной (выделено авт. — А. Б.), что определяется в каждом конкретном случае с учетом места, времени, орудий, средств, способа совершения преступления и других обстоятельств дела (данных о количестве людей, находившихся в районе места взрыва, о мощности и поражающей способности использованного взрывного устройства и т. п.). Основной состав террористического акта имеет такую юридическую конструкцию, которая задумана законодателем в целях предупреждения жертв террора. Поэтому момент его окончания перенесен на стадию совершения действий, создающих действительную угрозу для правоохраняемых объектов. В отличие от материального состава преступления, предусмотренного п. «б» или п. «в» ч. 2 либо п. «б» ч. 3 ст. 205 УК РФ, в данной конструкции нет необходимости в наступлении общественно опасных последствий. Основной состав терроризма сконструирован по типу «деликта опасности» (состава создания реальной опасности). Это означает, что в ходе предварительного следствия и судебного разбирательства необходимо установить создание фактической, реальной опасности в результате совершения действий, указанных в ч. 1 ст. 205 УК РФ. Как обоснованно утверждается в специальной литературе, террористический акт признается оконченным, если взрыв, поджог или иные действия создали реальную опасность наступления каких-либо из указанных в законе последствий <7>. ——————————— <7> См.: Комментарий к Уголовному кодексу РФ / Отв. ред. Л. Л. Кругликов. М.: Волтерс Клувер, 2005. С. 631.

В свете изложенного требуется, на наш взгляд, уточнение определения момента окончания террористического акта, содержащегося в п. 5 Постановления Пленума от 9 февраля 2012 г. В нем разъясняется, что предусмотренное ч. 1 ст. 205 УК РФ преступление, совершенное лицом путем взрыва, поджога или иных действий, устрашающих население и создающих опасность гибели человека, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных тяжких последствий, считается оконченным с момента совершения указанных действий. Нам же представляется, что данное преступное посягательство следует признавать оконченным с момента совершения взрыва, поджога или иных сопоставимых по последствиям действий, создающих реальную опасность для правоохраняемых объектов, когда последствия не наступили по независящим от виновного причинам, в силу стечения обстоятельств <8>. ——————————— <8> В п. 6 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 5 ноября 1998 г. N 14 «О практике применения судами законодательства об ответственности за экологические правонарушения» говорится о возникновении «такой ситуации либо таких обстоятельств, которые повлекли бы предусмотренные законом вредные последствия, если бы не были прерваны вовремя принятыми мерами или иными обстоятельствами, не зависящими от воли причинителя вреда. Угроза при этом предполагает наличие конкретной опасности реального причинения вреда…».

5. Касаясь вопроса о моменте окончания других преступлений террористической направленности, заметим прежде всего, что правильное установление пределов завершения данных посягательств является важной задачей как для законотворчества, так и для правоприменения. От его определения зависит надлежащая квалификация содеянного и, соответственно, законность привлечения лица к уголовной ответственности, а также назначения виновному справедливого наказания. Моментом окончания преступления следует считать обозначенный в уголовном законе и устанавливаемый судебной властью предел, с достижением которого противоправное деяние признается завершенным преступлением. Этот момент является важной юридической характеристикой объективной стороны преступного посягательства: как общественно опасного деяния, так и общественно опасных последствий. Момент окончания преступления в юридико-техническом смысле может передвигаться законодательной, исполнительной и судебной властью на тот или иной этап преступной деятельности с учетом прежде всего закрепленных в законе стадий совершения преступления, а также других обстоятельств. Если момент окончания перенесен на самую раннюю уголовно наказуемую стадию совершения преступления — приготовление, то речь идет о такой юридической конструкции, как усеченный состав, имеющий основной целью предотвращение готовящегося преступления, а также о его разновидностях — «деликтах соучастников», в которых соучастники преступления (подстрекатели, пособники, организаторы) трансформированы законодателем в фигуру исполнителя. Так, исходя из разъяснений, закрепленных в п. 14 Постановления Пленума от 9 февраля 2012 г., содействие террористической деятельности признается оконченным с момента убеждений, уговоров, просьб, предложений (в том числе совершенных посредством размещения материалов на различных носителях и распространения через информационно-телекоммуникационные сети), применения физического воздействия или посредством поиска лиц, а также совершения иных действий, направленных на вовлечение лица в совершение одного или нескольких преступлений, предусмотренных ст. 205.1 УК РФ. Аналогичного подхода придерживается Верховный Суд РФ и при установлении момента окончания преступления, предусмотренного ст. 205.2 УК РФ. Согласно п. 20 анализируемого Постановления публичные призывы к осуществлению террористической деятельности (ч. 1 ст. 205.2 УК РФ) следует считать оконченным преступлением с момента публичного провозглашения (распространения) хотя бы одного обращения независимо от того, удалось побудить других граждан к осуществлению террористической деятельности или нет. Другими словами, содействие террористической деятельности и призывы к ней считаются завершенными в момент совершения подстрекательства или иных действий, направленных на склонение к терроризму независимо от того, стало ли вовлекаемое лицо участвовать в совершении того или иного преступления террористической направленности <9>. Исходя из вышеприведенных разъяснений, даже неудавшиеся содействие и призывы к террористической деятельности признаются Верховным Судом РФ оконченными преступлениями. ——————————— <9> Для сравнения обратимся к Постановлению Пленума Верховного Суда РФ от 1 февраля 2011 г. N 1 «О судебной практике применения законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности и наказания несовершеннолетних». Согласно п. 42 последнего вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления (ст. 150 УК) считается оконченным с момента совершения несовершеннолетним преступления, приготовления к преступлению, покушения на преступление. Если последствия, предусмотренные диспозицией названной статьи, не наступили по независящим от виновного обстоятельствам, то его действия предлагается квалифицировать по ч. 3 ст. 30 и по ст. 150 УК.

В заключение подчеркнем, что настоятельное требование времени — это повышение качества практики применения уголовно-правовых установлений в области антитеррористической политики с учетом новых форм и тенденций терроризма, правовых основ общегосударственной системы противодействия террористическим угрозам, на основе приоритета мер предупреждения террора и неотвратимости наказания за осуществление террористической деятельности.

Пристатейный библиографический список

1. Комментарий к Уголовному кодексу РФ / Отв. ред. Л. Л. Кругликов. М.: Волтерс Клувер, 2005. 2. Энциклопедия уголовного права. СПб., 2005. Т. 2. Уголовный закон.

——————————————————————