(Горбунов Ю. С.) («Журнал российского права», 2006, N 12)
УГОЛОВНО-ПРАВОВАЯ КВАЛИФИКАЦИЯ ТЕРРОРИЗМА: ИСТОРИЯ, ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА
Ю. С. ГОРБУНОВ
Горбунов Юрий Сергеевич — доцент, кандидат юридических наук (Москва).
Борьба с терроризмом как с социально-политическим явлением в России имеет давнюю историю, и на всем ее протяжении в качестве главного правового инструмента использовалась правовая квалификация террористической деятельности как уголовно наказуемых деяний. В развитии упомянутой квалификации можно выделить три периода: царский, советский и постсоветский. Законодательство царской России не содержало правовой квалификации терроризма как преступления. В то же время уже в Судебнике царя и великого князя Иоанна Васильевича 1550 г. была предпринята попытка установить самостоятельную ответственность за совершение государственных преступлений. Так, в п. 61 Судебника предусматривалось, что «государственному убойце живота не дати, казнити смертною казнею» <1>. В дальнейшем Российское государство совершенствовало свое законодательство с учетом преобразований, происходивших в Европе. Так, в XIX в. Устав уголовного судопроизводства допускал изъятия из общего порядка судопроизводства в отношении определенных категорий дел. К ним относились и дела о государственных преступлениях <2>. В соответствии с п. 204 Устава дела о таких преступлениях были подсудны Судебным палатам или Верховному уголовному суду <3>. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных предусматривало разделы о преступлениях против жизни, здоровья, свободы и чести частных лиц <4>, а также нанесении увечий, ран и других повреждений здоровью <5>, в соответствии с которыми, как правило, и наказывались лица, совершившие деяния, внешне схожие с терроризмом. Наряду с этим был предусмотрен раздел «О преступлениях против Священной Особы Государя Императора и Членов Императорского Дома». Так, ст. 241 Уложения предусматривала, что «всякое злоумышление и преступное действие против жизни, здоровья или чести Государя Императора и всякий умысел свергнуть его с Престола, лишить свободы и Власти Верховной, или же ограничить права оной, или учинить священной особе его какое-либо насилие, подвергают виновных в том: лишению всех прав, состояния и смертной казни» <6>. Таким образом, появляется термин «политический преступник», под которым понимался человек, «вступающий в борьбу с правительством, стремящийся к унижению господства Капитала и созданию царства Труда» <7>, однако законодательно закреплено это не было, что имело негативные последствия <8>. ——————————— <1> Судебник Иоанна III и Иоанна IV 1497 и 1550 годов. Харьков, 1915. С. 26. <2> См.: Судебные Уставы 20 ноября 1864 г. за пятьдесят лет. Т. 1. Петроград, 1914. С. 272. <3> См.: Судебник. Сборник новых судебных законов и распоряжений по отправлению правосудия на 1866 год. СПб., 1866. С. 26. <4> См.: Законы уголовные. СПб., 1911. С. 427 — 439. <5> Там же. С. 439 — 447. <6> Законы уголовные. СПб., 1911. С. 75. <7> Уголовные и политические преступники. Б/м., б/г. С. 18. <8> Наглядным примером может служить дело о покушении на петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова, совершенном 24 января 1878 г. Верой Засулич. Засулич выстрелила в Трепова при свидетелях в приемной его кабинета. При решении вопроса о признании обвиняемой чиновники столкнулись с проблемой квалификации преступления. При отсутствии необходимой законодательной базы Засулич была обвинена в попытке убийства, а не совершении политического преступления, что послужило основанием для ее оправдания судом присяжных.
После восстания декабристов в 1826 г. была создана тайная полиция, в функции которой входил сбор сведений о сектантах и раскольниках, наблюдение за лицами, состоящими под надзором полиции, а также за иностранцами. Она взяла под жесткий контроль творческую интеллигенцию, включая театральную, средства массовой информации и издание литературных произведений. Так, в России изначально был отдан приоритет организационно-профилактической работе по делам о государственных преступлениях с использованием специальных сил и средств. На активизацию терроризма в России в конце XIX в. власти отреагировали созданием военно-полевых судов, в ведение которых были переданы все дела о политических убийствах и иных насильственных действиях в отношении должностных лиц (раньше эти дела рассматривались в судах присяжных), которым вменялось рассматривать дела незамедлительно на закрытых процессах, а апелляции не принимать <9>. В этом случае власти задействовали уже более широкие организационно-правовые механизмы. ——————————— <9> См.: Рууд Ч., Степанов С. А. Фонтанка, 16: политический сыск при царях. М., 1993. С. 76.
После экономического и политического кризиса 1903 — 1906 гг. в России, несмотря на то, что социально-политические причины терроризма не были ликвидированы, а выработка правовой квалификации самого преступления никого не интересовала, царское правительство смогло переломить ситуацию и на время покончить с оппозиционным терроризмом. Как представляется, этому способствовал широкий комплекс чрезвычайных средств, который включал прежде всего принятие мер административного и правового характера. За короткий срок были изданы законы об усилении уголовной ответственности военнослужащих за государственные преступления, об усилении ответственности за распространение среди войск противоправительственных учений и суждений и о передаче дел по данным преступлениям в ведомство военных и военно-морских судов, а также о предоставлении генерал-губернаторам права создавать особые военно-полевые суды, рассматривавшие дела без производства предварительного дознания, без допроса свидетелей, без права кассации и без конфирмации (утверждение высшей властью судебного приговора) приговора. Аналогичным образом поступило советское правительство после революции 1917 г. На первом этапе этого периода уголовное законодательство также не определяло ни состав терроризма, ни его формы, ни само понятие. Так, Постановление Совета Народных Комиссаров от 5 сентября 1918 г. «О красном терроре», по своей сути являясь формой чрезвычайного законодательства, не определяло нормативного содержания и механизма правового регулирования в данной сфере, а использовало террор в качестве ответной меры по аналогии с событиями во Франции (Декреты Конвента о подозрительных от 17 сентября 1793 г. и Национального конвента, реорганизующего революционный трибунал <10>, от 10 июля 1794 г., Постановление Парижской коммуны о том, кого считать подозрительным, от 10 октября 1793 г.). ——————————— <10> 9-й пункт Декрета предоставлял право каждому гражданину задерживать и направлять к властям всех заговорщиков и контрреволюционеров, а также обязывал донести на них, как только сам узнает об их существовании.
Второй этап этого периода, когда, собственно, впервые и появляется правовая регламентация террористических посягательств как преступных деяний, следует датировать вступлением в силу Уголовного кодекса Р. С.Ф. С.Р. 1922 г., ст. 64 которого устанавливала ответственность за «организацию в контрреволюционных целях террористических актов, направленных против представителей советской власти или деятелей революционных рабоче-крестьянских организаций, а равно участие в выполнении таких актов, хотя бы отдельный участник такого акта и не принадлежал к контрреволюционной организации», а также за укрывательство и пособничество (ст. 68) и недонесение (ст. 89) в связи с подготовкой террористического акта <11>. Законодатель четко определил цели террористического деяния и социальную принадлежность объекта террористических посягательств, подчеркнув политическую сущность терроризма, однако состав террористического акта или терроризма как преступлений не раскрывался. Таким образом в этот период появились первые специальные акты — предвестники тех моделей правового регулирования, которые будут приняты позднее. ——————————— <11> См.: изменения и дополнения Кодексов Р. С.Ф. С.Р., опубликованные во время печатания 3-го издания Собрания Кодексов. М., 1925. С. 535.
Статья 58.8 Уголовного кодекса РСФСР 1926 г. фактически воспроизводила диспозицию указанной ст. 64, за исключением положения о контрреволюционных целях. Одновременно ст. 58.11 в качестве преступной определялась всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению террористического акта, а равно участие в организации, образованной для совершения террористического акта <12>. При этом Уголовно-процессуальный кодекс <13>, исходя из названия гл. 33 и положений ст. 466, всю организационную деятельность в смысле ст. 58.11 Уголовного кодекса именовал террористической организацией. Несмотря на все свои недостатки, это была первая законодательная фиксация определения террористической организации как она тогда виделась. Однако сама диспозиция состава террористического акта как уголовно наказуемого деяния отсутствовала, что не могло не сказываться на качестве судопроизводства. ——————————— <12> См.: Уголовный кодекс РСФСР. М., 1953. <13> См.: Уголовно-процессуальный кодекс. М., 1941. С. 116.
Третий этап советского периода начинается с принятия Уголовного кодекса РСФСР 1960 г., который впервые описал диспозиции террористических преступлений (также при отсутствии дефиниции терроризма). В качестве таковых рассматривались террористический акт и террористический акт против представителя иностранного государства (ст. 66, 67), под которыми понималось убийство (причинение тяжких телесных повреждений) представителей властей по политическим мотивам или представителей иностранного государства с целью провокации войны или международных осложнений. Одновременно при совершении преступлений, связанных с террористической деятельностью, могла осуществляться квалификация по совокупности преступлений за бандитизм, захват заложников и т. д. Такой подход не позволял в полной мере учитывать специфику преступлений, связанных с террористической деятельностью, однако в отсутствие питательной среды для серьезных террористических угроз существовавшие правовые инструменты представлялись достаточными. 1994 г. можно считать началом отсчета первого этапа постсоветского периода уголовно-правовой квалификации терроризма. Тогда Уголовный кодекс 1960 г. был дополнен ст. 213.3 «Терроризм», которая впервые, пусть и недостаточно квалифицированно, ввела его определение: совершение в целях нарушения общественной безопасности либо воздействия на принятие решений органами власти взрыва, поджога или иных действий, создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного вреда, а равно наступления иных тяжких последствий. В конце XX в. терроризм претерпел серьезные изменения, что, однако, не повлекло адекватного реагирования со стороны российского законодателя, хотя отдельные сдвиги все же произошли. Уголовный кодекс Российской Федерации 1996 г. (далее — УК), также рассматривая терроризм как преступление против общественной безопасности, расширил его состав. Статья 205 УК («Терроризм»), расположенная в гл. 24 «Преступления против общественной безопасности», определяла терроризм как совершение взрыва, поджога или иных действий, создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, если эти действия совершены в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения либо оказания воздействия на принятие решений органами власти, а также как угрозу совершения указанных действий в тех же целях. Технико-юридическое исполнение диспозиции данной статьи, как, впрочем, и предшествовавших, имело серьезные погрешности, на что указывали многие исследователи <14>. В частности, серьезное сомнение вызывала обоснованность отнесения устрашения населения к категории целей терроризма, поскольку устрашение играет роль инструмента для достижения целей терроризма, а не является самой целью. Вызвали состояние ужаса, запугали. Что дальше? Спряталось население по домам, сидит, ждет, чем все закончится. Этого хотели террористы? Нет, цель террористов — заставить правительство, организацию совершить какое-либо действие или воздержаться от его совершения, а страх, ужас — это способ воздействия через население на органы власти, чтобы устрашенное население своим поведением заставило, вынудило эти органы совершить или не совершить те или иные действия, выгодные террористам. ——————————— <14> См., например: Петрищев В. Е. Российское законодательство: профилактика терроризма // Современный терроризм: состояние и перспективы / Под ред. Е. И. Степанова. М., 2000. С. 204; Туранов М. Ю. Уголовно-правовая характеристика преступлений террористической направленности // Совершенствование оперативно-служебной деятельности органов безопасности и органов внутренних дел по противодействию финансированию терроризма и экстремизма и их взаимодействия. Материалы межведомственной научно-практической конференции (16 — 17 июня 2005 г.). М., 2006. С. 192 — 196 и др.
Волна терроризма, захлестнувшая Россию, вынудила законодателя расширить сферу правового регулирования противодействия терроризму, включив в нее не только уголовно-правовые вопросы, но и целый ряд других (режим контртеррористической операции, преступления террористического характера, террористическая деятельность и др.), ранее не подвергавшихся правовому регулированию. С принятием Федерального закона «О борьбе с терроризмом» 1998 г. начался второй этап постсоветского периода. Этот Закон определил терроризм как насилие или угрозу его применения в отношении физических лиц или организаций, а также уничтожение (повреждение) или угрозу уничтожения (повреждения) имущества и других материальных объектов, создающие опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, осуществляемые в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения, или оказания воздействия на принятие органами власти решений, выгодных террористам, или удовлетворения их неправомерных имущественных и (или) иных интересов; посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, совершенное в целях прекращения его государственной или политической деятельности либо из мести за такую деятельность; нападение на представителя иностранного государства или сотрудника международной организации, пользующихся международной защитой, а равно на служебные помещения либо транспортные средства лиц, пользующихся международной защитой, если это деяние совершено в целях провокации войны или осложнения международных отношений. Закон не корреспондировался с соответствующими нормами УК в части определения понятия терроризма и связанных с ним преступлений, а также содержания террористической деятельности. С принятием данного Федерального закона в отечественном законодательстве сложилась парадоксальная ситуация: одновременно действовали две законодательно закрепленные нормы, определяющие терроризм и содержащие разные его дефиниции. Кроме того, Закон относил преступления, предусмотренные статьями УК: 205 (терроризм), 206 (захват заложника), 207 (заведомо ложное сообщение об акте терроризма), 277 (террористический акт), к преступлениям террористического характера. Так, юридически «терроризм» превратился в «преступление террористического характера». К этому следует добавить непоследовательность отечественного законодателя в обращении с терминологическим аппаратом. В УК использовалось понятие «террористический акт», а в Федеральном законе — «террористическая акция». Хотя ст. 28 Закона предусматривала приведение уголовного законодательства в соответствие с данным Законом, однако этого сделано не было. Главным недостатком представляется то, что Закон рассматривал терроризм не как социально-политическое явление в целом, а только отдельные его проявления, ограничиваясь при этом репрессивной направленностью в ущерб превентивным методам. За рамками терроризма по смыслу его определения остались деяния, не связанные непосредственно с совершением террористической акции, например пропаганда его идей, вербовка, вооружение, обучение террористов и ряд других аспектов. На это обстоятельство указывалось в заключении Президента Российской Федерации на проект Федерального закона «О борьбе с терроризмом» <15>. ——————————— <15> См.: РГ. 1997. 25 июня.
В качестве террористического акта рассматривалось посягательство только на жизнь государственного или общественного деятеля, совершенное в целях прекращения его государственной или иной политической деятельности либо из мести за такую деятельность (ст. 277 УК). Вместе с тем, исходя из положений ст. 12 Конституции Российской Федерации, определяющей, что органы местного самоуправления не входят в систему органов государственной власти и, следовательно, их руководители не являются государственными деятелями, в соответствии с диспозицией ст. 277 УК совершение террористического акта в отношении таких лиц было «невозможно» в принципе. Кроме того, прекращение государственной или иной политической деятельности конкретного лица может быть целью преступного посягательства, совершаемого не только в интересах терроризма, но и исходя из коммерческих интересов либо из мести, не связанной с государственной или политической деятельностью данного лица. Однако в силу диспозиции ст. 277 УК это должно квалифицироваться как террористический акт. Таким образом, данный подход не охватывал все возможные цели при совершении подобных террористических актов, например, склонить к совершению того или иного поступка или воздержаться от его совершения, допускал смешение средств и целей. Одновременно анализ диспозиций статей УК, имеющих отношение к пресечению терроризма, показывал, что в случае физического насилия или угрозы его применения не в отношении лица, выполняющего государственную или общественную деятельность, а в отношении его близких с целью заставить это лицо осуществить действие или бездействие, выгодное террористам, такое преступление не может быть квалифицировано как террористический акт. Кроме того, и в самом УК были юридические неточности: разовая акция в виде посягательства на жизнь государственного деятеля в соответствии со ст. 277 являлась террористическим актом, а разовая акция, но в виде взрыва, по смыслу ст. 205 была уже терроризмом. В процессе подготовки Федерального закона «О внесении изменений в отдельные акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона «О ратификации Конвенции Совета Европы о предупреждении терроризма» и Федерального закона «О противодействии терроризму» <16> часть отмеченных ошибок удалось устранить. Вместе с тем остался ряд нерешенных проблем, связанных с правовой квалификацией терроризма. Так, события в Чеченской Республике показали, что терроризм может угрожать не только общественной, но и государственной безопасности <17>. Поэтому трудно согласиться с теми авторами, которые считают, что объектом терроризма выступает только общественная безопасность, т. е. отношения, обеспечивающие безопасность неопределенного числа членов общества <18>. Как представляется, объектами террористических посягательств в самом общем смысле выступают отношения, осуществляемые субъектом принуждения, главным образом в области властно-распорядительных полномочий органов государственной власти и местного самоуправления, охраняемые правом. Прежде всего здесь речь идет о незаконном вмешательстве во властно-распорядительные полномочия органов государственной власти и местного самоуправления, т. е. нарушается безопасность государства, происходит посягательство на основы конституционного строя. Однако террористический акт может совершаться и в отношении физического лица (их групп) или юридического лица (как объединения физических лиц), например политической партии. Таким образом, может нарушаться безопасность государства, общества и (или) личности. ——————————— <16> См.: Федеральный закон от 6 марта 2006 г. N 35-ФЗ «О противодействии терроризму» // СЗ РФ. 2006. N 11. Ст. 1146. <17> Еще в 1996 г. С. В. Дьяков предлагал выделить в УК отдельную главу «Государственные преступления», поместив туда террористический акт. См.: Дьяков С. В. Направления совершенствования уголовного законодательства о государственных преступлениях // Преступность и правовое регулирование борьбы с ней. М., 1996. <18> См.: Мальцев В. В. Ответственность за терроризм // Российская юстиция. 1997. N 11. С. 35; Туранов М. Ю. Уголовно-правовая характеристика преступлений террористической направленности // Совершенствование оперативно-служебной деятельности органов безопасности и органов внутренних дел по противодействию финансированию терроризма и экстремизма и их взаимодействие. Материалы межведомственной научно-практической конференции (16 — 17 июня 2005 г.). М., 2006. С. 194.
Вместе с тем в УК как бы осталась в тени одна из основных особенностей терроризма, которая, в частности, нашла свое отражение в принятом в США в 1984 г. Всеобъемлющем законе о контроле над преступностью <19>. Речь идет о том, что терроризм включает в себя, но не ограничивается преднамеренным применением силы либо угрозой насилия с целью достижения политических целей посредством устранения, шантажа либо принуждения. Террористический акт обычно подразумевает преступное деяние, направленное на управление объектом террористических посягательств при помощи воздействия на специально избранную жертву. Этот признак, по мнению автора, является ключевым при отнесении преступлений к числу террористических, за исключением тех редких случаев, когда объект воздействия и (или) устрашения и объект управления террористических посягательств совпадают, например при посягательстве на жизнь или свободу индивида, связанном с его политической деятельностью как независимого депутата. Известный специалист по вопросам борьбы с терроризмом Э. Аречага определяет терроризм как акты, сами по себе являющиеся традиционными формами общеуголовных преступлений, но совершаемые преднамеренно с целью вызвать панику, беспорядок и террор в организованном обществе, разрушить общественный порядок, парализовать противодействие террору со стороны общественных сил и интенсифицировать беды и страдания общества. А его коллега Р. Арон предложил акт насилия рассматривать как террористический в том случае, когда его психологический эффект обратно пропорционален его истинным физическим результатам <20>. ——————————— <19> См.: Ващенко В. Ю. Опыт борьбы с терроризмом за рубежом // Преступность и правовое регулирование борьбы с ней. М., 1996. С. 381 — 382. <20> The Indian Journal of International Law. Vol. XVII. 1977. No 1. P. 70.
Интересен опыт Италии, где Закон «О срочных мерах по охране демократического порядка и общественной безопасности» объявляет акты террора государственными преступлениями, за которые предусматривается максимальный срок наказания. Положения Закона применяются совместно с нормами Уголовного кодекса. В случае доказанности совершения террористического акта срок наказания увеличивается в два раза по сравнению с общеуголовным преступлением. Если действия террористов обращены против лиц, выполняющих законодательные, судебные или иные служебные обязанности, то срок наказания увеличивается на треть. Ответственность за действия, связанные с пропагандой терроризма, участием в деятельности террористических организаций и их руководством, предусмотрена отдельной статьей Закона <21>. ——————————— <21> Белая книга российских спецслужб (издание 2-е, переработанное). М., 1996. С. 131.
Таким образом, для целей уголовного преследования преступлений терроризма национальное уголовное законодательство большинства государств не разделяет терроризм на международный и внутригосударственный. При этом сложились два подхода к уголовно-правовой квалификации преступлений терроризма в национальном праве. Первый — не раскрывая определения терроризма, его квалификация как преступной деятельности осуществляется через конкретно указываемые составы национального уголовного законодательства. Второй — через определение терроризма <22> или террористического акта (в некоторых случаях даются их дефиниции) как сложного преступления, состоящего из общеуголовных преступлений, совершение которых преследует специальную дополнительную террористическую цель (нарушение общественного порядка, создание опасности для жизни или здоровья многих людей, оказание воздействия на органы власти). В случае доказанности совершения террористического акта (террористической цели), а не общеуголовного преступления, срок наказания увеличивается по сравнению с наказанием, предусмотренным для данного общеуголовного преступления. В качестве возможного средства достижения террористической цели рассматривается практически любой вид насилия, определенный национальным уголовным законодательством. При этом отнесение физического лица к числу возможных объектов террористических посягательств свидетельствует о зрелости правовой системы государства, стремящегося пресечь правовым способом любую возможность проявления терроризма. При этом законодатели ведущих иностранных государств не ставят в зависимость степень правовой защищенности собственных граждан и других лиц от их должностного или общественного положения. Исключения составляют дипломатические агенты. Второй подход представляется более продуктивным и соответствующим сложной природе терроризма, однако требующим более высокой правовой квалификации оперативного, следственного и судейского корпуса. ——————————— <22> Понятие «терроризм» раскрывается в правовых системах Великобритании, Германии, Италии, Испании, Португалии, США, Франции и некоторых других стран.
Исходя из сказанного, можно сформулировать следующие предложения по совершенствованию нормативного правового определения терроризма: — признать терроризм особым видом преступления, представляющим исключительную опасность для государства, направленным против основ конституционного строя, посягающим на безопасность государства, общества и личности, выделив в УК все террористические составы преступлений в самостоятельный раздел VIII.1 «Преступления против безопасности личности, общества и государства», определив нормативно и закрепив для целей уголовного законодательства понятия «личная», «общественная» и «государственная» безопасность; — признать деяния (финансирование заведомо террористической организации, вербовка, вооружение, обучение и использование террористов, организация незаконного вооруженного формирования для совершения террористической акции) специфическими формами приготовления, организации, подстрекательства и пособничества, внеся соответствующие дополнения в УК, предусмотрев ужесточение санкций за подобное содействие. При этом в качестве отягчающих вину обстоятельств рассматривать факт установленной организационной связи физического лица с террористической организацией; — установить, что террористический акт образуют предусмотренные УК преступления, когда они преследуют террористические цели, а в число возможных объектов террористических посягательств, с учетом замечаний, сделанных выше, включить физическое лицо. Рассматривать при этом террористический акт как сложное преступление, имеющее два объекта преступных посягательств. Первичный объект — личные и (или) общественные отношения (объект воздействия — физическое лицо, их группа или организация, материальный объект). Вторичный — отношения в области обеспечения государственной безопасности (объект управления тот или те, кто могут принять решение и совершить действие либо бездействие, необходимое террористам); — установить, что в случае доказательства в процессе судебного разбирательства террористических целей преступного посягательства физическое лицо признается террористом (когда речь идет о террористических актах) или организация признается террористической (когда речь идет о террористической деятельности или деятельности террористического характера), это будет являться отягчающими вину обстоятельствами. Или можно ввести общую норму, устанавливающую конкретные пределы ужесточения соответствующих мер пресечения. Таким образом, можно предложить следующую редакцию уголовно-правовой квалификации террористического акта. «Статья 205. Террористический акт 1. Совершение деяния, ответственность за которое предусмотрена настоящим Кодексом, если это деяние совершено в целях понуждения органа государственной власти или местного самоуправления, организации или гражданина совершить какое-либо действие или воздержаться от него и (или) нарушить государственную безопасность, наказывается лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет. 2. Деяния, ответственность за которые предусмотрена частью первой настоящей статьи, если они совершены неоднократно или организованной группой, преступным сообществом (преступной организацией) и (или) в местах массового пребывания людей, а равно сопряжены с использованием атомной энергии, ядерных материалов, радиоактивных веществ или источников радиоактивного излучения либо ядовитых, отравляющих, токсичных, опасных химических или биологических веществ, наказываются лишением свободы на срок от пятнадцати до двадцати лет или пожизненным лишением свободы. Примечание. Лицо, участвующее в подготовке террористического акта, освобождается от уголовной ответственности, если оно своевременным сообщением органам государственной власти или местного самоуправления или иным способом способствовало предотвращению осуществления террористического акта и если в действиях этого лица не содержится иного состава преступления». Еще раз обратим внимание, что при этом необходимо закрепить для целей уголовного законодательства понятия «личная», «общественная» и «государственная» безопасность. Кроме этого, следует внести изменения в ст. 205.1 УК, поскольку ее название («Содействие террористической деятельности») не в полной мере отвечает ее же диспозиции, а также вступает в противоречие с положениями ст. 3 Федерального закона «О противодействии терроризму» и обязательствами, принятыми при ратификации Конвенции Совета Европы о предупреждении терроризма, которые предусматривают криминализацию вербовки и подготовки террористов. Вовлечение в незаконное вооруженное формирование, а равно и другую преступную деятельность, предусмотренную ст. 211, 277, 278, 279 и 360 УК, может рассматриваться как содействие террористической деятельности, что позиционируется ст. 205.1 УК, только в случае осуществления упомянутой преступной деятельности для организации террористического акта. Очевидно, что действующее уголовное законодательство нуждается в дальнейшем совершенствовании в целях эффективного противодействия терроризму, обеспечения национальной безопа сности Российской Федерации.
