Социальная политика и социальное здоровье в трансформационных процессах современного российского общества

(Соколов А. Б.)

(«Общество и право», 2010, N 2)

СОЦИАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА И СОЦИАЛЬНОЕ ЗДОРОВЬЕ

В ТРАНСФОРМАЦИОННЫХ ПРОЦЕССАХ СОВРЕМЕННОГО

РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА

А. Б. СОКОЛОВ

Соколов Александр Борисович, аспирант кафедры философии и социологии Краснодарского университета МВД России.

В статье рассмотрены противоречия современного периода трансформационных процессов российского общества, в котором построение рыночной экономики происходит с глубоким отставанием реформирования социальной сферы, ухудшением социального здоровья и депопуляцией населения.

Ключевые слова: социальное реформирование, поляризация доходов, прожиточный минимум, депопуляция населения, адаптационные процессы, социальное государство.

In the article there are showed contradictions of the modern period transformation processes of the Russian society in which market economy construction occurs to deep backlog of reforming of social sphere, deterioration of social health and population depopulation are considered.

Key words: social reforming, polarization of incomes, a living wage, population depopulation, adaptable processes, the social state.

С начала реформ 1990-х гг. экономические и социальные процессы вступили в острое противостояние друг с другом. Социальная составляющая трансформаций тормозит и блокирует экономические преобразования. Материальное положение основной массы населения оказалось в замкнутом круге: чем ниже уровень производства и реальные доходы, тем больше нуждающихся (бедных) и меньше покупательский спрос, а это ослабляет главную производительную силу — человеческий капитал [14].

Дальнейшие продвижения по пути становления цивилизованного рынка невозможны без решения накопившихся проблем и противоречий в социальной сфере. Стремление к продвижению лишь на финансово-экономическом участке реформ — либерализации правил хозяйственной жизни без учета всего комплекса общественных реалий — привело к «отставанию социальных тылов» [17]. Ошибочно считалось, что вначале должны осуществляться экономические преобразования, а затем, когда экономика крепко встанет на ноги в рыночных условиях, очередь дойдет до человека со всеми его заботами. Но экономика тогда стоит на одной ноге и вместо мобилизации социальной энергии народа в огромных масштабах идет растрата накопленного ранее профессионального и интеллектуального, духовного и физического потенциала [4].

Происходящие в России радикальные общественные преобразования происходили таким образом, что привели страну к системному кризису, который вызвал острейшие социально-экономические проблемы и не менее острые демографические следствия. Это — беспрецедентная бедность основной массы населения и поляризация общества до состояния раскола («две России»), падение оплаты труда у значительной части работающих до уровня ниже прожиточного минимума, все формы безработицы и деградация социальной сферы с подрывом бесплатности предоставления социально значимых услуг, продолжающаяся депопуляция на базе естественной убыли населения, снижение его качественного потенциала и глубокие перекосы в миграционной подвижности. Каждая из названных проблем, влияя друг на друга, мультиплицирует негативный эффект, а в целом — разрушает социально-экономическую безопасность страны [13].

Первейшая задача сегодня состоит в том, чтобы достичь по крайней мере для всех групп населения уровня жизни, доходов и потребления, которое оно имело в дореформенный период (1990 г.) [9].

Сказанное фактически определяет социальную политику на ближайший период. Необходим крутой маневр, радикальные реформы общественной сферы, трансформирующие ее путем перевода на последовательно рыночные рельсы в рамках социального государства [8].

В центре внимания большинства работ, посвященных общественной трансформации, находится ее институциональный срез, а основной акцент в них сделан на функционирование (в том числе дисфункции) формализованных институтов.

Специфика российской модели трансформации тесно связана с устойчивостью идеолого-телеологической парадигмы. Несмотря на то что общество выработало довольно прочный иммунитет к идеологическим мобилизациям самой разной направленности, эта проблема все еще актуальна. Уже в который раз в нашей истории вместо глубокого анализа реальности идет ожесточенная борьба за «правильные» модели реформирования экономики и политики («либералы» против «государственников», «демократы» против «коммунистов»).

Анализ реальной ситуации в стране показывает, что в условиях, когда старый порядок рухнул, а новому предстоит еще сформироваться, общество резко разделилось, во-первых, на адаптировавшихся к переменам (примерно, 1520% населения, по подсчетам ИСЭПН), во-вторых, на тех, кто не только не адаптируется, но и не видит таких перспектив (аутсайдеры, которые составляют 25%), и, в-третьих, находящихся между ними в состоянии неопределенности. Огромный промежуточный пласт стремится приспособиться к рыночным условиям, но до сих пор не в состоянии выработать сколько-нибудь устойчивые модели своего социально-экономического поведения. От того, в какой степени этот слой увеличит поколения адаптированных либо аутсайдеров, будет зависеть не только результат экономических преобразований, но и судьба развития общества в целом. Население страны зачастую вынужденно, еще не вполне отдавая себе отчет (и испытывая тоску по утраченной стабильности), уже втягивается в процесс социальной трансформации [16].

В то же время быстрые изменения системы формальных экономических и политических институтов запустили один из ключевых трансформационных процессов — социально-экономическую адаптацию. Даже в деградированном, искаженном виде рыночные механизмы создали систему ответственности хозяйствующих субъектов за результаты их деятельности. В течение периода, уже соизмеримого с масштабом смены поколений, в России идет процесс массовой выработки и усвоения моделей социально-экономической деятельности, более или менее соответствующих сложившейся системе формальных институтов и неформальных норм.

Традиционный для нашей страны путь реформирования, игнорирующий реальный контекст, в котором вынуждены функционировать импортируемые институты, предопределил кризисный характер адаптационных процессов. По объективным оценкам, учитывающим углубление адаптационного кризиса после августа 1998 года, лишь около 10% населения успешно адаптированы, еще 15 — 20% готовы адаптироваться, если возникнут более благоприятные условия. Приблизительно 30% населения — социальные аутсайдеры, которые уже не в силах поменять свою модель социально-экономического действия. Для адаптации примерно половины жителей страны необходимы существенные изменения в функционировании формальных и неформальных институтов [6].

Особенности нынешнего состояния общества обусловливают несколько принципов российской социальной доктрины, определяющей социальную концепцию развития страны, ее социальную политику и соответствующие программы действий.

Первый принцип — оптимальное сочетание либерализма и социальных гарантий. «Либеральная политика» ориентирована на снижение «вмешательства государства» в решение индивидуальных проблем граждан, развитие приватизации социальных функций и маркетизацию отраслей социальной инфраструктуры. Но в исторической ситуации, когда еще не сложились соответствующие предпосылки и значительная часть населения не способна адекватно реагировать на трудности переходного периода, проведение чисто либеральной политики, как показал российский опыт, приводит к социальному кризису, к блокированию социальной адаптации, к дезориентации отдельных групп граждан. Именно поэтому либеральная концепция в идеальном виде не может быть использована в России.

Принимая во внимание традиции прошлого, особенности современных условий и провозглашенные ценности, очевидно, что радикальные реформы социальной сферы должны увязывать либеральные критерии и государственные гарантии, основываясь на модели социальной рыночной структуры российского общества, зафиксированной в действующей Конституции. Государство социальной рыночной экономики объединяет «принцип свободы рынка с социальной сбалансированностью и нравственной ответственностью каждого в отдельности за дело в целом» [1].

Следующий принцип — радикальное повышение трудовой мотивации, ориентированной на все группы и каждый слой населения. Для экономической мотивации необходим перелом в поляризации доходов, особенно — оплаты труда, которая сегодня достигла небывалых размеров. Дифференциация заработной платы активизирует занятость, если соотношения в доходах находятся в некотором соответствии с пропорциями в самом труде. Чрезмерная поляризация снижает мотивацию участия в реальной экономике, науке, просвещении, подрывая общественную мораль, утверждая сугубо меркантилистские ценности, криминализацию общества.

Снижение трудовых стимулов не только ослабляет развитие экономики, но, как утверждают медики, ухудшает здоровье населения, способствует повышению смертности, уменьшению продолжительности предстоящей жизни. Утрата населением эффективной трудовой мотивации оказывается специфической причиной возникновения социального стресса, появляющегося вследствие невозможности честным трудом обеспечить достойное существование себе и своей семье.

Чрезвычайно важное значение получает уровень заработной платы, включая ее минимум, т. к. именно этим определяются масштабы бедности, границу которой устанавливает прожиточный минимум. А сегодня в России он необоснованно занижен. Бедное и малообеспеченное население лишено полноценной доступности к социальным услугам, определяющим воспроизводство человеческого капитала, — здравоохранению, образованию, культуре; оно вынуждено экономить на продуктах питания и качественных медикаментах.

Борьба с бедностью должна опираться на новую философию социальной политики, основанную не столько на государственной помощи, сколько на создании условий для формирования «сильной трудовой мотивации». Следует дать людям шанс самим выбраться из нищеты. Это требует прежде всего увеличения размера минимальной заработной платы, по крайней мере до уровня, рекомендованного МОТ (3 доллара в час). Если человек зарабатывает меньше, то он выпадает из нормальной взаимозависимости производства и потребления, когда население в полной мере способно оплачивать жизнеобеспечивающие товары и услуги [3].

Еще один принцип состоит в том, что центральное место среди социальных институтов сегодня занимает семья, которая оказывает определяющее влияние не только на демографические процессы в обществе, но и на состояние социального капитала.

Роль домохозяйства связана с целым рядом факторов, среди которых: дестабилизация функционирования и снижение доверия населения к государственным и большинству общественных институтов; рост экономических трудностей, переживаемых большинством населения, увеличение экономического значения домашних хозяйств; усиление защитных функций семьи, значимости внутрисемейных отношений как эмоционально-психологического стабилизатора; повышение функций семьи в формировании и трансляции социальных и моральных норм, установления нравственного климата.

Следующий принцип включает активизацию местного самоуправления и организаций гражданского общества (благотворительные структуры и социальные инициативы). Наряду с опорой на семью, социальная политика призвана поддерживать восстановление и обновление специализированных институтов, основанных на ценностях свободы, человеческой солидарности и взаимопомощи. Необходимость мобилизации людей на цели социальной политики требует, чтобы уже сегодня часть работ по реализации социальных программ возлагалась на самоорганизующиеся институты. В предпринимательской среде следует формировать нормы стабильного имиджа, неразрывно связанного с благотворительностью, с безвозмездным участием в социальных программах и гуманитарных акциях [2].

Еще один принцип касается взаимодействия федеральных и региональных усилий, кардинальная проблема которых — определение их взаимной ответственности. Остроту этой проблемы усиливает наличие значительного числа регионов, пользующихся федеральными субсидиями.

Социальное реформирование затрагивает большой комплекс разнородных отношений социального характера и потому оно, с одной стороны, не может быть осуществлено одномоментно, в течение короткого периода времени, а с другой — отдельные компоненты социальной сферы должны преобразовываться не столько в определенной последовательности друг за другом, сколько в жесткой взаимоувязке временных рамок [7].

В каком бы ракурсе мы ни рассматривали социальную сферу даже при самом широком толковании, достаточно четко выделяются две острейшие интегральные проблемы, существенно блокирующие происходящие в обществе экономические преобразования. Одна проблема — бедность населения во всех формах своего проявления — «зоны бедности», «новые бедные», «экономическая бедность», «устойчивая бедность» — и глубокая поляризация общества. Бедность, чудовищные различия в уровне жизни отдельных социальных групп и слоев, усиливающие друг друга — по существу, две стороны одной медали. Вторая, не менее острая интегральная проблема — это разрушение отраслей социальной сферы, которые ориентированы на удовлетворение настоятельных потребностей населения [11].

Бедными официально признаются семьи (граждане), душевой денежный доход которых ниже прожиточного минимума (ПМ). По данным Госкомстата РФ в среднем по стране их около 15%, или 21 млн. чел. Но данный показатель существенно колеблется по регионам страны. Если в качестве границы бедности использовать уровень доходов, который применялся для аналогичных целей в 1990 г. и был в полтора раза выше существующей, то их доля увеличится по крайней мере до 30% (44 млн. чел.). Более того, при определении ПМ следует учитывать не только потребительскую корзину, которая лежит в его основе, но и минимум жилищной обеспеченности, т. к. человеку нужна не только пища и одежда, но и «крыша над головой», то доля бедных возрастет до 40%, составив 60 млн. чел. Если в качестве границы бедности использовать не ПМ, отражающий масштаб биологического выживания лишь одного человека, а по крайней мере 1,5 ПМ, учитывая, что минимум потребления должен обеспечивать воспроизводство не только работника, но и его ребенка, то доля бедности возрастет до 60%, что составит 90 млн. чел. из 144 млн. населения. Приведенные цифры есть лишь некоторые оценки применительно к 2008 г. Но их уточнение ничего не изменит по существу [16].

По экспертным оценкам ИСЭПН РАН, рыночный ПМ должен быть в 2 — 3 раза выше существующего сегодня ПМ, установленного в 2005 году в качестве критерия определения бедности [13]. ПМ (ПБПМ) определяет минимальную оплату труда, минимальную пенсию, минимальные пособия. Используя ПБПМ, получаем минимальную «рыночную модель заработной платы». Только при таких условиях работник имеет адекватные позиции, выходя на рынок труда, и в полной мере включается в систему обязательного государственного страхования как базы социального обеспечения населения. Одновременно отрасли социальной сферы начинают функционировать в соответствии с рыночными принципами.

Практика строго государственной организации здравоохранения в дореформенное время имела ряд существенных недостатков, главный из которых — низкая эффективность отрасли с точки зрения здоровья нации как цели ее функционирования. Однако каждый гражданин, включая и сельских жителей, в любое время мог получить бесплатную медицинскую помощь. Сегодня прежняя система оказалась в значительной мере разрушенной, а новая не обрела сколько-нибудь определенных черт. При этом значение ее в обеспечении здоровья населения не повысилось, а бесплатность предоставления услуг все больше сводится на нет. Разумеется, за минусом тех 10% граждан, которые в громадных масштабах выиграли от реализации экономических реформ и не нуждаются в социальном обеспечении, готовы купить весь комплекс услуг либо в России, либо за рубежом. Следовательно, отрасли социальной сферы касаются не менее 90% населения [10].

Кто сейчас четко может ответить на, казалось бы, элементарный вопрос: здравоохранение сегодня в России платное или бесплатное, кому и на каких условиях предоставляются его услуги? Кто платит и кто «заказывает музыку»? На самом деле услуги здравоохранения — чрезвычайно разнообразная по качеству и технологиям микшированная масса и ее по крайней мере следует структурировать.

Как трасформировать и встроить социальные отрасли в рынок? Ведь рынок должен покрывать все экономическое поле, проявляясь в каждом его сегменте со своей спецификой, что в равной мере касается и оплаты труда, и социальной помощи, и отраслей, производящих социально значимые для общества услуги, а не только предприятий промышленности, строительства и транспорта.

На следующем этапе социального планирования необходим переход к программам действия, ориентированным на решение основных проблем, обостряющихся в обществе: проблема бедности, социальной поляризации, чрезвычайно низкой оплаты труда и высокой дифференциации заработной платы, не снижающейся безработицы, неоправданно бедного уровня пенсионного обеспечения [15].

Сегодня нельзя не отметить важный результат адаптационных процессов трансформационного периода — заметное усиление прагматических ориентаций людей, существенно усилившаяся опора на собственный опыт, а не на требования идеологических доктрин. Возможно, впервые в истории России формируются социокультурные факторы, блокирующие идеолого-телеологическую парадигму. Вполне допустимо говорить о цивилизационном сдвиге. Россия становится европейской страной не только по принадлежности к европейской культуре и своему вкладу в нее. Базовые модели социально-экономической деятельности населения, несмотря на все деформации, в типологическом смысле становятся все более европейскими, ориентированными на рациональный индивидуальный выбор.

Литература

1. Аникин В. А. Тенденции изменения социально-профессиональной структуры России в 1994 — 2006 гг. (по материалам RLMS) // Мир России. 2009. N 3. С. 114.

2. Бабун Р. Современные проблемы местного самоуправления // Муниципальная власть. 2008. N 4. С. 52.

3. Беляева Л. А. И вновь о среднем классе России // Социологические исследования. 2007. N 5. С. 13.

4. Возьмитель А. А., Осадчая Г. И. Образ жизни в России: динамика изменений // Социологические исследования 2010. N 1. С. 22.

5. Дискин И. Е. Реформы и элиты: институциональный аспект // Общественные науки и современность. 1995. N 6; Дискин И. Е. Переходная экономика: проблемы институциализации // Проблемы прогнозирования. 1996. N 2.

6. Дискин И. Е. Россия перед выбором: ресурсы социального развития // Мир России. 1997. Т. 6. N 2. С. 34.

7. Заславская Т. И. О субъектно-деятельном аспекте трансформационного процесса // Кто и куда стремится вести Россию?.. Акторы макро-, мезо — и микроуровней современного трансформационного процесса / Под ред. Т. Заславской М.: МВШСЭН, 2001. С. 25.

8. Ковалиско Н. Континуальность традиции: базовые перспективы анализа стратификационных порядков // Социология: теория, методы, маркетинг. 2008. N. 2. С. 68.

9. Наумова Н. Ф. Рецидивирующая модернизация в России: беда, вина или ресурс человечества? / Под ред. В. Н. Садовского, В. А. Ядова М.: ЭдиториалУРСС, 1999. С. 76.

10. Поздняков А. В. Стратегия российских реформ. Томск: ТГПИ, 2008. С. 32.

11. Рощин С. Ю. Женщины в сфере занятости и на рынке труда в российской экономике // Сб. «Гендерная экономика». М., 2000. С. 2.

12. Руткевич М. Н. Социологические исследования. 1997. N 7. С. 3.

13. Социальные трансформации в России: теории, практики, сравнительный анализ / Под ред. В. А. Ядова. М.: Изд-во «Флинта», 2005. С. 61.

14. Тихонова Н. Е. Малообеспеченность в современной России. Причины и перспективы // Социологические исследования. 2010. N 1. С. 11.

15. Тихонова Н. Е. Малообеспеченные в современной России: специфика уровня и образа жизни // Социологические исследования. 2009. N 10. С. 29.

16. Черныш М. Ф., Тихонова Н. Е. Социальная стратификация в современной России: опыт эмпирического анализа // Социологические исследования. 2008. N 8. С. 147 — 150.

17. Ядов В. А. А все же умом Россию понять можно // Россия: трансформирующееся общество / Под ред. В. Ядова. М.: КАНОН-пресс-Ц, 2001. С. 8.

——————————————————————