(Куренкова Е. А.) («Культура: управление, экономика, право», 2006, N 4)
ПРОБЛЕМА ГЕНЕЗИСА РУССКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ В ТВОРЧЕСТВЕ Э. КИНАНА
Е. А. КУРЕНКОВА
Куренкова Е. А., соискатель кафедры истории МГУС.
За время своего более чем двухсотлетнего существования американская историческая наука неоднократно обращалась к теме России, ее далекого и недавнего прошлого. В одном из ведущих университетов Соединенных Штатов Америки — Гарвардском — существуют специальные центры по изучению истории Руси и России. Русский центр и Украинский национальный институт уже более полувека разрабатывают актуальные проблемы истории нашего государства. Американская историография имеет большое количество работ, посвященных русской средневековой истории. Однако представители как советской, так и российской науки склонны недооценивать исследования своих западных коллег. Многие из них подвергались жесткой и не всегда обоснованной критике, а некоторые и вовсе замалчивались. Такой участи удостоилось исследование Э. Кинана «Московская политическая культура» <1>, опубликованное в 1986 г. Применяя методы смежных наук (антропологии, социологии, политологии), американский ученый стремился выявить «глубокие закономерности» политического поведения и фундаментальное соотношение между процессами социализации, происходящими в обществе, и провозглашаемыми этим обществом законами и институтами. Ученый сделал попытку рассмотреть «политическое поведение» как форму культуры. ——————————— <1> Keenan E. L. Muscovite Political Folkways, Russian Review, 1986.
Исследовательская деятельность ученого была направлена на понимание эпохи в свойственных ей самой терминах и понятиях, исследование ее функционирования в комплексе, а не только взаимодействия абстрактных институтов и принципов. Используя одним из первых среди историков-русистов понятие «политическая культура», Э. Кинан расшифровывает его как «комплекс верований, практик и ожиданий, который придавал порядок и значение политической жизни», определяет «модели политического поведения… формы и символы, в которых оно выражалось». Ученый стремится отказаться от традиционного структурно-функционального анализа политических институтов в пользу изучения «моделей политического поведения» и взаимосвязи культурных норм и практики управления <2>. ——————————— <2> Кром М. М. Историческая антропология русского средневековья: Контуры нового направления // Сайт РГГУ.
Чтобы овладеть исторической перспективой, необходимой при применении подобных приемов к русскому материалу, Э. Кинан подробно рассматривает причины происхождения и развития политических традиций, делает попытку предложить некоторые нетрадиционные объяснения значения и функционирования этих традиций. Определяя круг своего исследования, ученый приводит основные положения, с которыми придется столкнуться. 1. Гражданская (бытовая) политическая культура. По мнению Кинана, может быть определена как «система» восприятий и реакций, «полученная» или «переведенная» в процессе общения и идейного обмена. Так как этот процесс систематичен, то в нем ученый прослеживает определенные симметрии, равенства, внутренние противоборства и обязательные символические формы, что определяет условия его происхождения и функционирования. 2. Исследователь утверждает, что одной из характерных особенностей русской политической культуры, позволявшей поддерживать систему, являлось незнание народом важнейшей информации о законах самой системы. 3. Американский ученый в структуре политической культуры выделяет три группы «крестьянская культура», «бюрократическая культура» и «придворная культура», видоизменявшиеся в разных социальных условиях. Однако Кинан делает оговорку, что это лишь поверхностные группы (образования), хотя и конфликтовавшие временами, но всегда успешно сосуществующие и в последнее время объединившиеся. 4. Выделяя экономическое и физическое давление среды как фактор, сыгравший большую роль в эволюции обыденной политической культуры, исследователь указывает на изменение этой роли в ее влиянии на внешние линии нескольких вариантов русской политической культуры. 5. Кинан считает, что необходимо принимать во внимание все отклонения или «антикультурные» проявления политической культуры, полагая, что они являются как проявлениями культуры, так и способом проверки его гипотезы о внутреннем строении системы в целом. Однако, выдвинув эти положения, Кинан предупреждает о том, что многочисленные характеристики русской политической культуры, приводимые в исследовании, являются сравнительными, а не абсолютными. Сравнительным контекстом, по его мнению, в большинстве случаев будет служить опыт Западной Европы. Все выявленные различия, полагает ученый, несущественны в отдельности, но значимы в совокупности. Прежде чем проследить становление русской политической культуры, Э. Кинан выделяет характерные ее особенности. Культура, которая явилась предметом исследования американского ученого, исключительно московская. По мнению Э. Кинана, она возникла внутри Московского княжества, на отдельно стоящей территории восточнославянской земли под влиянием условий, значительно отличающихся от условий Киевского или Новгородского княжеств, и сложилась в определенную систему в XVI в. Исследователь полагает, что нецелесообразно искать свидетельства зависимости между современной русской или даже московской политической культурой и киевской или византийской: «Невозможно найти доказательства того, что, например, в период формирования московской политической культуры (1450 — 1500) она в значительной степени подвергалась влиянию византийской политической культуры или идеологии» <3>. Э. Кинан утверждает, что не существует также убедительного доказательства того, что какой-либо влиятельный московский политик или политическая группа были хорошо знакомы с византийской политической культурой. Хотя он и не исключает возможности отражения последней (византийской политической культуры) на ритуалах и организации Русской православной церкви, которая, по мнению ученого, имела совершенно незначительное политическое влияние в становлении Московского государства и русской политической культуры. Э. Кинан выделяет «византийский след» во внешней политике Московии, называя его «византизмом в определенной стране», который москвичи применяли перед лицом мощной культурной и политической угрозы со стороны соседних протестантских и католических стран. Однако приведенные положения, полагает Кинан, представляют внешнюю сторону защитного поведения Москвы и вовсе не выявляют ни происхождения русской политической культуры, ни ее внутренних закономерностей. ——————————— <3> Keenan E. L. Muscovite Political Folkways, Russian Review. P. 116.
Американский ученый принимает точку зрения «теории продолжительности», что основополагающие черты политической культуры России сложились в Московской Руси (в частности, в допетровскую эпоху) и в основных чертах сохранились до сегодняшнего дня, за исключением положений о том, что русская политическая культура предрасположена к автократии, готова безоговорочно принимать тиранию и т. п. Э. Кинан сделал попытку доказать предпочтение московской, а затем и русской системы олигархии и коллегиальному правлению, чтобы не допустить к управлению одного правителя. Система лучше всего функционировала именно тогда, когда представитель номинальной власти был политически слаб. Ученый выделяет периоды, когда монарх пересиливал олигархическую по своей сути систему. Однако, по его мнению, эти периоды являются, скорее, исключениями, в первую очередь связанными с быстрыми социально-экономическими изменениями <4>. ——————————— <4> Ibid. P. 117.
Последний недостаток «теории продолжительности», выделенный Кинаном, ассоциируется с тезисом, что сущность русской политической культуры можно определить как «гипотезу лишения», основанную на том, что русская политическая культура, как и вся русская культура в целом, была испорчена отсутствием той или иной хорошо известной ступени развития или стадии западных культур: Возрождения, Реформации, римского права и т. п. Американский ученый согласен с тем, что из-за значительной удаленности от центров мировых цивилизаций русские испытали влияние важнейшего исторического опыта только косвенно (в отличие от их европейских соседей). Но «гипотеза лишения», по мнению исследователя, плохо объясняет появление политической культуры в Московской Руси и уж тем более не объясняет, как подобная культура оказалась столь эффективной и столь отвечающей нуждам страны. Отличие своего взгляда на московскую политическую культуру, представленного в исследовании, от других теорий Кинан основывает на четком прослеживании систематического развития страны на протяжении веков в широчайшем историческом контексте. Предлагаемый американским ученым метод скорее определяет и систематизирует закономерности московского, а позднее русского политического поведения, чем просто объясняет официальные заявления (прямые или косвенные) русских о своей политике. Таким образом, концепция Э. Кинана основывается на попытках определить при помощи соответствующих средств фундаментальную структуру и выделить характерные функции того, что является ядром русской политической культуры: двора, бюрократической системы, деревни. «Соответствующие средства», предлагаемые ученым, будут порой парадоксальными: он предпримет попытку отвергнуть общепринятые положения, основанные на высказываниях самих москвичей и современников о царе, государстве, обществе, и в то же время попытается извлечь из этих высказываний подтверждение своей концепции о внутреннем устройстве системы. Одной из основных трудностей, с которыми пришлось столкнуться Э. Кинану, явилась необходимость использовать те же источники, которые были использованы для доказательства отвергаемых теорий. Кроме того, практически не существует исторических источников, подтверждающих выводы исследователя. Характерным принципом системы, обозначенным Э. Кинаном (будь то XVI или ХХ в.), был принцип «не выносить сор из избы». В соответствии с ним информация о политике, политических группировках или политических разногласиях не должна была становиться предметом общественного достояния. Подобно некоторым другим правилам этой культуры, правило конспирации и взаимного молчания (в современном понимании «негласность») вполне нормально применялось даже к самым острым политическим конфликтам <5>. ——————————— <5> Ibid. P. 119.
Если представители политической системы редко говорили о том, как работает московская политическая культура, то люди со стороны охотно ее обсуждали. Но эти обозреватели, полагает Кинан, не только не участвовали сами в «обыденной» политической жизни, но и недостаточно хорошо ее понимали. Более того, большинство из свидетельств, оставленных ими, состоят, по мнению ученого, в ранний период — из собственного, не всегда правильного, понимания московской политики, а в поздний период — из того, какой бы они хотели видеть русскую политическую культуру. При проведении попытки системного анализа русского политического поведения и определения его системных закономерностей американский ученый столкнулся с недостатком информации и стойкого упорного отказа «истинных носителей информации предоставить ее». Таким образом, Э. Кинан оказался перед необходимостью создания глубокой исторической перспективы. Принципиальные характерные черты политической культуры Московской Руси могут быть выявлены при очень осторожном исследовании. По представлению ученого, эти черты являются четкими и связанными моделями поведения, выявленными из источников. Они образуют между собой сложную систему взаимосвязей, являющуюся удивительно эффективной (принимая во внимание условия ее функционирования), с четко выраженной внутренней логикой и основными принципами, прекрасно сочетающимися с другой, неполитической стороной московской и русской жизни. Чтобы выявить и объяснить эти черты, исследователь обращает наш взгляд в прошлое. Такой «прием» поможет изучить политическую культуру трех групп, которые, по мнению Кинана, сыграли основополагающую роль в развитии русской политической культуры; групп, которые в ранний период были социально, культурно и даже биологически различны. В процессе этого исторического экскурса ученый сконцентрировался, в частности, на основных условиях экономической и социальной жизни в Восточно-Европейском полесье, признавая, что именно эти условия предопределяли основные черты «крестьянской» политической культуры (культуры господствующего большинства — фактически всего русского населения), а также косвенно влияли на дворцовую и бюрократическую политическую культуру. Э. Кинан обращает внимание на область расселения восточных славян: «Домом русских на протяжении периода становления политической культуры (до 1700 г.), сформировавшим их единственно возможный стиль жизни, были не знаменитые чернозем или степи, куда они переселились только в поздний период истории Руси, а гораздо более бедная северная негостеприимная земля» <6>. ——————————— <6> Ibid. P. 119.
Однако восточные славяне процветали в этих экстремальных условиях. Их опыт, считает ученый, может служить потрясающим примером демографической динамики и жизнеспособности. По концепции Кинана, культура, созданная славянами на этой земле, объединяла в себе земледельческие, социальные и политические черты, основанные на осторожности, не новаторском, но общем для всех земледелии «выживания», основным растущим продуктом которого явились сами славяне. «Они рассеялись по лесам, направляясь сначала к Северному кругу, а уж потом в степи и Сибирь. Они поглотили — обычно без какого-либо известного в истории сопротивления — местные племена балтов и финнов, которые в свою очередь занимались больше не земледелием, а охотой и собирательством, и отличались низким приростом населения. Славяне-земледельцы развили и успешно применяли удивительно стойкую и легко приспосабливаемую культуру, традиции и формы которой имели в основе такие качества, как осторожность, расчет, упорство, стоицизм, выносливость, вдохновлявшие, пугавшие и приводившие в ярость как современную русскую, так и европейскую интеллигенцию на протяжении многих веков» <7>. ——————————— <7> Ibid. P. 120.
Сила этой культуры и жизнеспособность народа, подчеркивает Кинан, зависели не только от совершенствования психологических приемов выживания и не только от широко известных форм аграрной коммуны. В большинстве своем она зависит от единства комплекса действий и взглядов, которые можно назвать в свете вышеизложенного русской политической культурой. Предвосхищая вопросы оппонентов, американский ученый отмечает, что создание такой уникальной и на удивление эффективной политической культуры во враждебных условиях, которыми изобиловало чрево русской культуры, было самым замечательным достижением народа. Чтобы овладеть пониманием системы воззрений и социально-политических традиций, на которых данное достижение было основано, Кинан рассматривает недавние открытия социологов деревни и специалистов в новой области науки — изучении крестьянства, сделанные к середине 80-х гг. ХХ в. Ученый замечает, что большое внимание, оказываемое изучению русской земледельческой общины, не помогло вскрыть закономерности развития крестьянской политической культуры, а, наоборот, привело к их неверному истолкованию. Данный парадокс, по мнению Кинана, неизменно приводил к провалу все попытки, направленные на изменение линии поведения русского крестьянства, вплоть до 1930-х гг., когда деревенская культура была разбита военной силой. Безусловно, американский исследователь понимает, что политическая культура Московии была сформирована не только ограниченным опытом русской деревни. В частности, Э. Кинан выделяет как одну из главных ее составляющих дворцовую культуру — культуру небольшого числа родственных семей, которые в условиях не менее тяжелых, чем условия крестьян, нашли средства эффективного политического контроля над социальной и экономической жизнью на огромной территории страны. На наш взгляд, американский ученый точно подчеркнул особенность функционирования культуры двора в довольно сложных условиях. Взять к примеру дворцовую культуру Московского княжества: путем умело проводимой политики она доказала свою способность лучше, чем другие некрестьянские политические культуры восточнославянских народов, справляться с задачами управления огромной политико-военной организацией. Данный факт приводит Э. Кинана к детальному изучению отличительных черт и основных принципов развития Московского двора. И наконец, последней составляющей политической культуры Московии, выделенной ученым, является бюрократическая культура. Он отмечает ее рост, неразрывно связанный с эволюцией крестьянской жизни, социальной жизни деревни, которая надеялась сохранить определенные обычаи, верования и ограничения, определившие во многом политическую культуру деревни и сформировавшие мировоззрение крестьян и их представление о себе и о своей социальной жизни. В заключение стоит отметить, что Эдвард Кинан не был сторонником той схемы русской истории, которая считает беспрерывной линию, соединяющую Киевскую Русь и Санкт-Петербургскую империю. В его исследованиях мы видим возражение против общности киевского времени и московского периода русской истории XIV — XV вв. Эпоха формирования того типа развития, который демонстрируют исторические судьбы России, когда закладываются политические и культурные основы будущей российской государственности, для Кинана начинается с XIV — XV вв. Именно этот рубеж служит для него началом русской истории. Такая периодизация не несет в себе ничего идеологического, а лишь является следствием собственного метода и собственного научного мировоззрения. Для американского ученого Московия — традиционное общество, в рамках которого политические отношения строятся непосредственно самой личностью. Люди традиционного общества руководствуются иными категориями и стереотипами, а их культура принципиально отличается от современной европейской модели.
