(Шамсумова Э. Ф.) («История государства и права», 2009, N 4)
РУССКИЙ МЕНТАЛИТЕТ В ФОРМИРОВАНИИ ПРАВОВЫХ НАЧАЛ
Э. Ф. ШАМСУМОВА
Шамсумова Э. Ф., кандидат юридических наук, доцент.
По убеждению автора, анализ взглядов русских ученых конца XIX — начала XX в. на правосознание, рассмотрение факторов, влияющих на его формирование, на истоки его кризиса, позволят дать аргументированное объяснение кризису современного правосознания. Так можно найти выход из духовного кризиса, уяснить условия, определяющие позитивное отношение к закону и другим правовым ценностям. Социальный стресс, который испытывает наше общество, принуждает изучать как историю в целом, так и психологию людей и ее изменение на различных этапах развития. Не может не интересовать в этом плане самосознание людей, отношение их к главным политическим и правовым институтам, к новым законам, да и вообще к правопорядку в обществе. Говоря о правовом сознании, необходимо отметить, что в российской общественной среде прошлого и современности преобладают в основном его деформационные формы, такие как правовой нигилизм и правовой инфантилизм. Можно сказать, что осознанное игнорирование требований закона, отсутствие позитивного отношения к правовым ценностям являются типичными чертами не только современного российского правосознания, но и правосознания русских (живущих на Руси людей) на протяжении нескольких веков. С одной стороны, можно подойти к этому вопросу с философской точки зрения и воспринимать кризис правосознания как болезнь, которую не в силах преодолеть в подобной ситуации ни одно государство. Другое дело, что у нас эта болезнь проходит в очень острой форме и носит хронический характер, и поэтому мы должны бросить двойные силы на восстановление или, точнее, на формирование «нормального» правосознания в обществе и соответственно на повышение уровня правовой культуры. Становление и развитие российского права, правосознания российской правовой культуры происходило, с одной стороны, по общим законам, а с другой — имело свои особенности, присущие только ему. Глубинные истоки правовых представлений, представлений о правильном, справедливом, нормальном лежат еще в мифологии, в которой тот или иной из нас осознает окружающую природу и социальную действительность, самого себя, свое происхождение, нормы и обычаи своей жизни. Происхождение права и правосознания из мифологии, из народной устно-поэтической традиции привело к тому, что в правовую культуру через юридические тексты проникли не только те или иные языковые формулы и конструкции устно-поэтической сферы, но и наиболее устойчивые и глубокие мифологические образы и представления древних людей о порядке, гармонии и дисгармонии, нарушении их порядка и его восстановлении, о деянии и воздаянии, норме, обычае и последствиях их нарушения и т. д., т. е. все то, что может рассматриваться как некий предправовой материал, на котором базировалась в период становления правовая культура, из которого складывались юридические традиции. Причем в каждом социуме, этносе, в каждой культуре эти образы и идеи осознавались в своих понятиях, категориях и с большей или меньшей глубиной и основательностью входили в быт, привычки народа. Таким образом, в правовое сознание проникли не только те или иные языковые формулы и конструкции, о чем свидетельствуют юридические тексты, но и наиболее устойчивые и глубинные мифологические образы и представления первобытных людей о гармонии и дисгармонии, обычае и порядке, его нарушении и восстановлении и т. д., т. е. все то, что может рассматриваться как некоторый предправовой менталитет, на котором базировалось возникающее правовое сознание, складывались юридические традиции, право и правовая культура в целом. А как же собственно менталитет, наш русский менталитет? Каково его влияние на право, правосознание и правовую культуру? Насколько глубок паралич правовой культуры? Каковы шансы «выжить» правовой культуре при таком рекордно низком уровне? Итак, чтобы ответить на поставленные вопросы, необходима последовательная как проработка самих терминов, понятий, категорий, так и оценка «работы» данных явлений. Ментальность, менталитет (от лат. mens — ум, мышление, образ мысли, душевный склад) — «глубинный уровень коллективного и индивидуального сознания, включающий и бессознательное» <1>. Впервые это понятие получило продуктивное развитие во франкоязычной гуманитористике. Первоначально, в работе Ж. Лефевра, оно имело некоторый биологицистский оттенок. Для Ж. Лефевра коллективная и индивидуальная ментальность были своего рода биологическими константами. Позднее, в школе «Анналов», понятие ментальности было разработано более широко. Так, у одного из основателей этой школы Ж. Лефевра ментальность мыслится как определенная, исторически складывающаяся структура, обусловливающая поведение людей, их чувства, ценности. Ментальные структуры изменялись гораздо медленнее, чем материальное окружение и социальные институты, они служат одновременно и продуцирующим началом, и препятствием для исторического движения, благодаря чему принимают уникальный неповторимый характер, на воссоздание которого и должен ориентироваться исследователь. Близкое к (аналогичному) данному понятию ментальности предлагает Э. Фромм, называя его «социальным характером». В своих работах он строил некую модель, которая несет в себе взаимодействие социальных, экономических и психологических факторов и предполагает систему двойных связей между ними. Социальный характер Э. Фромм определяет как «ядро структуры характера, свойственное большинству представителей данной культуры, в противовес индивидуальному характеру, благодаря которому люди, принадлежащие одной и той же культуре, отличаются друг от друга» <2>, т. е. некий набор осознанных и бессознательных установок, существующих в определенной культуре, благодаря которым энергия членов общества оформлена таким образом, чтобы «при выборе поведения им не приходилось осознанно принимать решение, стоит ли следовать социальному образцу или нет, но чтобы людям хотелось действовать так, как они должны действовать, и в то же время, чтобы они находили удовлетворение, действуя в соответствии с требованиями данной культуры». Исходя из этого, все социальные, экономические, политические изменения в обществе возможны только в случае их резонанса с психологическим климатом в данном социуме, иными словами, «социальный характер» Э. Фромма — «это промежуточное звено между социально-экономической структурой и господствующими в обществе идеями и идеалами» <3>. Причем это посредник двух направлений: как от экономического базиса к идеям, так и наоборот — от идей к экономическому базису. Однако социальный характер — лишь часть понятия ментальности. Другой же его частью является то, что Э. Фромм называет «социальным бессознательным». Учитывая то, что в любом обществе существуют сферы, свойственные большинству членов данного общества, но в силу тех или иных причин они оказываются вытесненными за пределы сознания, хотя имеют серьезное влияние на жизнь социума. Так в поле зрения исследователя попадает не только рационализированная информация, но и не вполне отрефлектированная теоретиками и мыслителями так называемая народная культура, культура повседневности. Для России это особенно важно, поскольку на протяжении веков информация, противоречившая официальной идеологии, планомерно отсеивалась, и доступные источники не дают многомерной картины исторической действительности. ——————————— <1> Визгин В. П. Ментальность, менталитет // Современная западная философия: Словарь. М., 1991. С. 176. <2> Фромм Э. Душа человека. М., 1992. С. 330. <3> Там же. С. 331, 335.
Кроме того, серьезной проблемой является то, что на протяжении всей истории человечества начиная с древних греков существовала тенденция к обесцениванию повседневного. Как пишет Б. Вальденфельс, «давление, «пресс» образования приводит к тому, что постепенно оформляется более широкий взгляд на мир и тем самым обесценивается все то, что имеет место в закоулках и темных подвалах обыденной жизни» <4>. В последнее время на уровне ментальности повседневность восстанавливается в своих правах, но не как некая самоценность, а как питательная среда для рациональности. Впрочем, если касаться правовой сферы, повседневность — именно самоценность, ибо, с одной стороны, ежедневное добровольное, доброжелательное соблюдение, исполнение, использование правовых предписаний каждым человеком как свободным индивидом порождает (или должно порождать) уважение к праву (или хотя бы привычку не нарушать); с другой стороны — повседневность — тот трудоемкий правовой опыт, который формируется день ото дня, и это то, из чего состоит наша жизнь, жизнь России… ——————————— <4> Вальденфельс Б. Повседневность как правильный тип рациональности социологос. Вып. 1. М., 1991. С. 43.
Качественно иной гранью является противоречивость, присущая лишь русскому менталитету. Об этом говорят письма П. Я. Чаадаева, произведения Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, работы Н. А. Бердяева, Н. О. Лосского и многих других. Все они показывали, как в русском человеке причудливым образом сочетаются самые высокие идеалы и низость, подлость, рабство. Но каковы же причины данной противоречивости? Несомненно, все это так или иначе повлияло на формирование национального характера русских (россиян) и их отношения к праву, правовым предписаниям, правовой культуре. Несомненно, религиозность — одна из важнейших составляющих русского менталитета, да и любого другого. На значительную роль религии указывают многие исследователи. «Жизнь едва ли не всего человечества, доступная исторической памяти, религиозна; это — указание на истину и сущность, заключающиеся в религии, игнорировать которую невозможно» <5>. Как только человек выделяется из животного мира, так у него возникают сначала примитивные, а затем все более усложненные представления о Боге. На месте Бога может быть природа, духи предков и т. д., но обязательно у человека есть вера в то, что при выполнении определенных правил он может, грубо говоря, улучшить свое будущее и будущее своей души. Религиозность пронизывает все общество и оказывает влияние на все сферы жизни на протяжении всей мировой истории. Это касается как индивидуальной психологии («религиозное мировоззрение всегда выражает и формирует сущностную психологическую позицию даже у людей, которые забыли свою религиозную традицию или никогда о ней не слышали») <6>, хозяйственной этики («одним из детерминантов хозяйственной этики — именно только одним — является религиозная обусловленность жизненного поведения людей» <7>), так и образования государств («с 224 г. иранская религия стала основой империи Сасенидов, христианская религия стала начиная с правления Константина — основой Римской империи, ислам с VII в. — основой арабского государства») <8>. Таким образом, религиозность является важнейшей составляющей любого менталитета, причем это касается не только политики, идеологии экономики и права, но и бытового уровня жизни, традиций, уклада. Русская религиозная традиция сформировалась на фоне постоянного взаимодействия православия и язычества. Православие, поддерживаемое официальной идеологией, завоевало господствующие позиции и укоренилось на русской почве. Язычество же, его верования и традиции стали анахронизмами, но не исчезли, а остались на бессознательном уровне, что находит яркое выражение в бытовом укладе. Так или иначе русская религиозная традиция имеет свои характерные особенности, и это оказывает серьезное влияние на русский менталитет. ——————————— <5> Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991. С. 457. <6> Юнг К. Г. Различие восточного и западного мышления // Философские науки. N 10/88. С. 95. <7> Вебер М. Социология религии // Избр. М., 1994. С. 98. <8> Ясперс К. Указ. соч. С. 83.
Изложенное не оставляет сомнения и убеждает в том, что религиозность является определяющим фактором в формировании русской ментальности. Подвергнем анализу саму русскую религиозность. Последнее, полагаем, позволит нам разобраться с природой религиозности и в своеобразии религиозности найти условия формирования особенностей русской ментальности. Начать этот анализ хотелось бы с констатации того факта, что, несмотря на мощное влияние Православной Церкви, языческие предрассудки и обычаи сохранились в народном сознании, оказывая на русский менталитет серьезное влияние. Менталитет детерминирован и сформирован в среде локализованной культуры, отягченной традицией, поэтому анализ пересечения непосредственной реальности с традицией представляется мне крайне важным. Кроме того, следует учесть, что менталитет как чрезвычайно устойчивый способ организации, структуры освоения мира изменяется медленно, и поэтому экскурс в историю, думается, вполне оправдан. Древняя этническая традиция, непосредственно связанная с язычеством, находясь в нашем подсознании, порождает некоторую неудовлетворенность — разлад, что вызывает противоречивость русского менталитета в целом. Отсюда, очевидно, проблема реформации в нашей стране или, если рассматривать шире, проблема традиций и новаций в менталитете, которая существует везде, но в России встает наиболее остро, это связано с особенностями русского национального характера. Каково же соотношение христианского и языческого мировоззрения? Языческое мировоззрение не выделяет человека из мира живого, оно включает его в круговорот природы, делая неразличимыми духовный и материальный аспекты. Это дологическое, донаучное знание, не являющееся верным в гносеологическом плане, однако позволяющее регулировать отношения человека с миром. Языческое сознание мифологично, его нельзя интерпретировать с научной точки зрения, поскольку в науке главное — знание об объекте, в мире же важно не столько знание, сколько отношение к объекту, который в последующем и не осознается как объект. Единственный путь каким-либо образом понять смысл язычества, вникнуть в ход мыслей общинного человека — обратиться к народному творчеству и ритуалам, тогда, возможно, станет более или менее понятна сама способность существования древней традиции в менталитете, учитывая ее непрекращающуюся борьбу с христианским учением. Очевидно, последнее имеет особую значимость, ибо искусство и быт были и остаются тесно переплетенными с религиозными установками. Обращение к ритуалу необходимо еще и потому, что роль обряда именно в русской культуре велика (например, обрядовые праздники). «До того, как время распределилось, человек жил в естественном циклическом времени природы — зима, весна, лето, осень; сев, жатва, молотьба. И тогда год был буквально весь расписан, расшит, изукрашен праздниками. А каждый праздник был совершенно своеобразен в своей оригинальности — Святки, Масленица, Троицкий семик с завиванием березок, встречи и проводы весны, осеннее варение пива и свадебные гулянья. Все это происходило в свое время и возвращало человека самому себе, снимая с него на данный момент бремя всех забот и мысли о повседневных делах, давая выход и даже повелительно требуя выхода для эмоций, чувств» <9>. ——————————— <9> Касьянова К. О русском национальном характере. М., 1994. С. 151.
Христианское мировоззрение «вместо натуралистического равновесия… вводит напряженное противостояние духа и материи. И в мире, и в человеке усматривается непримиримая борьба двух противоположных начал, отождествляемых Богом и дьяволом, душой и плотью, добром и злом». На первый план выходил дух, материя же инертна. Вместо природного круговорота — векторное развитие мира от сотворения до конца его. Сознание обнаруживает себя через осмысление границы между собой и миром. В языческом, мифологическом сознании нет откровенного противостояния добра и зла, они не имеют никакой нравственной подоплеки. Так, в былинах и сказаниях оценка поступка или действия дается в зависимости от того, кто его совершает — «хороший» герой или «плохой». Для христианства такой «размытости» не существует, ибо есть абсолютное добро — Бог и абсолютное зло — дьявол. Древнерусское мировоззрение нельзя считать вполне христианским, оно впитывало в себя разнообразные языческие традиции, культы, верования. М. Н. Громов замечает в этой связи, что даже в XVI в. христианство носило зачастую характер «внешнего благочестия». Иностранные послы отмечали, что грубые языческие нравы лишь поверхностно покрыты милосердием, «без всякого уважения к духу и истине евангельских заповедей» <10>, таким образом, для Древней Руси было характерно двоеверие, чему способствовала этническая пестрота. Если в Киеве христианство восторжествовало достаточно быстро, то в Ростове и Муроме, где славяне составляли незначительное меньшинство, — очень медленно. Поэтому, когда в Киеве строили храм Святой Софии, в Ростове стоял идол Велеса, покровителя скота и пастбищ, а христианские епископы Феодор и Иларион были вынуждены бежать из Ростова от ярости мирян. И все же в XI — XII вв. православие сломило открытое сопротивление язычества, но только в городах. Основная же масса народа уклонялась от обучения чужой вере. Здесь надо подчеркнуть, что основа всякого культурно-исторического процесса всегда национальна: каждый народ, впитывая чужое, прежде всего заботится о сохранении своих традиций. ——————————— <10> Громов М. Н., Козлов Н. С. Русская философская мысль X — XVII вв. М., 1990. С. 50.
Для любого менталитета всегда важен приемлемый для восприятия субъектами исторического процесса поток новшеств. Менталитет изменяется крайне медленно по сравнению с социальными процессами, и он мало зависит от идеологического давления, понимаемого как способность личности воспринимать новую идею от источников, пользующихся у него авторитетом (например, вождя, князя и т. д.). Принятие же христианства с этой точки зрения было актом идеологического давления. Так описывает это событие С. М. Соловьев: «Пришед туда (в Киев), он (Владимир) велел повестить народу: «Кто не придет к реке креститься, богатый или бедный, тот будет мне противен». Услышав это, люди шли с радостью, говоря: «Если б вера была не хороша, то князь и бояре не приняли бы ее…». Владимир велел строить церкви в Киеве и ставить их по тем местам, где прежде стояли кумиры; так поставил он церковь Св. Василия на холме, где прежде стоял Перун и где приносили жертвы князь и люди; и по другим городам начал ставить церкви, и к ним священников, и людей приводить на крещение по всем городам и селам. Послал также взять у лучших граждан детей и отдать их в книжное учение; при этом матери плакали по своих детях, как по мертвецах, потому что не были еще утверждены в вере» <11>. ——————————— <11> Соловьев С. М. Чтение и рассказы по истории России. М., 1989. С. 45 — 46.
Таким образом, идеологическое давление, оказываемое князем, породило некую неустойчивую интерпретацию, которую можно определить как двоеверие (но оно не на пустом месте). Здесь необходимо понять, что происходит в психике человека, если несколько утрировать, то можно сказать, это все равно, что отобрать у ребенка любимую игрушку и навязать нечто иное, приговаривая, что это только для его пользы. Так какие же варианты поведения, отраженные в сознании человека, мы можем здесь наблюдать? С одной стороны, возможно, что противостояние как негативная реакция (в чистом виде), а с другой стороны — вырабатывается уверованное необходимое терпение. И то и другое в конечном итоге рождает колебание, отрицание, неуважение как к самой власти, так и к зарождающемуся праву (в целом) — социальному регулятору общественных отношений. Интересно то, что языческое направление находит свое место в раннеправовом образовании, так как само право, судебные процедуры и вся правовая культура были так насыщены атрибутами мифологизированного сознания: символизмом, обрядностью, судебными ордалиями, поединками, другими специфическими ритуалами судопроизводства, оригинальными сценариями заключения и расторжения сделок и т. д. Развитие регулятивной функции мифологического сознания, кристаллизация предправовых образов и представлений в менталитете того или иного социума — важная предпосылка формирования его правового сознания. Однако сама духовная сфера, менталитет общества, способы его организации и регуляции общественных отношений определяются и лежащими в его основе факторами экономического порядка: способом производства: ведущими формами собственности, всей спецификой хозяйственной жизни социума. Выводить из них напрямую все особенности политико-правовой сферы жизни общества вряд ли верно, не учитывать эти факторы как действующую в конечном итоге причину тем более недопустимо. Анализируя содержание и организацию русской ментальности, вспомним, что менталитет — исторически складывающаяся структура, на уровне которой пересекаются природное и культурное, сознательное и бессознательное, рациональное и иррациональное и которая формируется в зависимости от традиций, культуры, среды обитания человека. Ментальность связана как с материальной жизнью общества, так и с духовной, которые включают в себя: природные факторы, климатические условия, отсутствие средней области культуры. Редкий исследователь, анализирующий русский характер и русскую жизнь, не отметил безграничность российских пространств. И основной мотив такого анализа: «Велика Россия, вот только порядка в ней нет». Как отмечает Н. А. Бердяев: «Огромные пространства легко давались русскому народу, но нелегко давалась ему организация этих пространств в величайшее в мире государство, поддержание и охранение порядка в нем» <12>. Огромные пространства наводили русского человека на мысль о том, что благополучия проще всего добиться экстенсивным путем. Зачем удобрять землю и тем самым увеличивать урожай, когда можно распахать новый участок? Такое отношение в конечном итоге способствовало экстенсивности русского менталитета. К сожалению, не случайно, что производительность труда у нас ниже, чем на Западе, и в промышленности, и в сельском хозяйстве. Вместе с тем многие исследователи отмечают и даже восхищаются способностью русского человека в трудный момент собраться и резко интенсифицировать свою деятельность. К природным же факторам можно отнести и такую особенность, как сочетание азиатского и европейского в русском менталитете. Интересно, что в этом вопросе заметна полярность взглядов ученых-исследователей, И. О. Лосский отмечает: «…кто же есть русские «очищенные» татары или же объазиатившиеся европейцы?». Вне всякого сомнения, на русский менталитет оказали влияние как созерцательность Востока, так и рациональность Запада. К. Г. Юнг (о психологии Востока): «…перед нами типично интровертированная установка, принципиально отличная от не менее типичной экстравертированной позиции Запада» <13>, и Н. А. Бердяев: «…в России духи природы еще не окончательно скованы человеческой цивилизацией… западная душа гораздо более рационализирована, упорядочена, организована разумом цивилизации, чем русская душа, в которой всегда остается иррациональный, неорганизованный и неупорядоченный элемент» <14>. Отсюда слабость государственного начала России, которая, с одной стороны, мешала формированию определенных юридических форм, правовых основ общества и правовой культуры в целом, ибо патриархальный уклад государственности порождал и соответствующие типы нормативного регулирования общественных отношений: традиционные (обычаи, передаваемые изустно, через поведенческие акты), морально-религиозные и патриархально-семейные, хотя при этом уже существовали письменные юридические тексты. Интересно, что даже в XIX в. помещика и всякого начальника крестьяне называют отцом (в том же ряду «царь-батюшка»), а себя — его детьми <15>. Древнерусское общество было пронизано кровнородственными, патриархальными понятиями и представлениями, что сильно препятствовало развитию правовой культуры. Кровнородственные отношения, патриархально-семейная стихия и мировосприятие широко распространены в более крупных общностях, чем сама семья и сама община, вероятно, в таком обществе менее всего можно ожидать развития правовых начал. ——————————— <12> Бердяев Н. А. Судьба России. М., 1990. С. 11 — 14, 16, 18, 59, 66. <13> Юнг К. Г. Указ. соч. <14> Бердяев Н. А. Самопознание. М., 1991. С. 253. <15> Кавелин К. Д. Взгляд на юридический быт древней России // Наш умственный строй. М., 1989. С. 15.
Слабая российская государственность возлагала многие фискальные, судебные и иные функции на мир, общину, что позволяло последней длительный период времени и с большей для себя эффективностью препятствовать выделению из общины человека как личности (индивидуальности), а это потребовало бы уже правовых регуляторов и способствовало бы быстрому развитию правовой культуры <16>. Лишь восстановление и развитие недеформированного истинного частного права приведет к подъему уровня правосознания и правовой культуры гражданского общества, ибо именно правовое сознание призвано служить в цивилизованном обществе концентрированным выражением государственных интересов и воли людей, их готовности и умения соблюдать требования соответствующих законов и правил гражданского общежития. Не считаться с этим, не изучать, не уважать, не культивировать правовое сознание и правовую культуру населения — значит признать данный период завершающим этапом жизнедеятельности человечества. ——————————— <16> Греков Б. Д. Крестьянство на Руси с древнейших времен до XVII в. Книга 1. М., 1952. С. 283.
