(Варламова Н. В.) («Журнал российского права», 2009, N 12)
РОССИЙСКАЯ ТЕОРИЯ ПРАВА В ПОИСКАХ ПАРАДИГМЫ
Н. В. ВАРЛАМОВА
Варламова Наталия Владимировна — старший научный сотрудник ИГП РАН, кандидат юридических наук, доцент.
Термин «парадигма» вошел в научный оборот с легкой руки Т. Куна. По мнению ученого, парадигма выполняет функцию конституирования научного сообщества, предлагая для него набор приемов познания и моделей (образцов) постановки и решения задач. Научное сообщество, собственно, и образуют люди, разделяющие и использующие определенную парадигму. А сама история науки представляет собой процесс эволюционного развития и революционной смены парадигм, предполагающей отказ ученых от устоявшихся стандартов профессиональной деятельности <1>. ——————————— <1> См.: Кун Т. Структура научных революций. М., 2001. С. 9 — 268.
В современном научном словаре термин «парадигма» утвердился, однако, с некоторым смещением акцентов значения: с социологического (как характеристики научного сообщества у Т. Куна) на эпистемологический — как указание на научное направление в рамках той или иной области знаний, отличающееся предметно-методологическим единством. По Т. Куну, «нормальное» состояние науки, свидетельствующее о ее зрелости, является однопарадигмальным, когда все ученые, занимающиеся данной сферой исследования, придерживаются единой парадигмы, истинность которой внутри научного сообщества не подвергается сомнению (лица, высказывающие таковое, сообществом отторгаются). Конкуренция парадигм возможна лишь как свидетельство кризиса «нормальной науки», оказавшейся неспособной объяснять обнаруженные природные аномалии и решать возникающие проблемы, и предвестник «научной революции», в результате которой старая парадигма уступает место новой и восстанавливается нормальное однопарадигмальное состояние науки. Свои теоретические обобщения Т. Кун делал на основе анализа истории естественных наук (физики, химии, астрономии, биологии) и неоднократно оговаривался, что развитие социальных наук имеет свою специфику и в предложенную им схему не укладывается <2>. ——————————— <2> Там же. С. 16 — 17, 40, 45, 207, 212 — 213.
Для общественных наук, напротив, нормальной является конкуренция различных парадигм, каждая из которых в определенные исторические периоды, претерпевая некоторые, но несущностные изменения, могла занимать доминирующее положение или находиться «в загоне», но никогда полностью не сдавала своих позиций, равно как и не одерживала окончательной победы над конкурентами. Причина этого, очевидно, не в том, что общественные науки находятся еще в допарадигмальном (неразвитом) состоянии, а в их принципиальном отличии от наук естественных. Если естественные науки в основе своей дескриптивны, т. е. преследуют цель наиболее полного и точного описания и объяснения явлений природы, то общественные науки по своему характеру являются нормативно-критическими и предлагают разные интерпретации социальной реальности, исходя из тех или иных аксиологических установок. Юриспруденция не исключение. Аналогом куновской (точнее, не вполне куновской) парадигмы здесь выступает тип правопонимания как наиболее общее и концентрированное представление о сущности и назначении права, которое определяет принципиальные подходы к его теоретическому познанию, т. е. предмет и метод соответствующей концепции права. На первый взгляд юриспруденцию отличает большое число и разнообразие концепций права. «Ни в какой другой науке нет столько противоречащих друг другу теорий, как в науке о праве, — писал Б. А. Кистяковский. — При первом знакомстве с нею получается даже такое впечатление, как будто она только и состоит из теорий, взаимно исключающих друг друга» <3>. Однако при более пристальном рассмотрении оказывается, что все они укладываются в достаточно ограниченный и неизменный набор парадигм, конкурирующих между собой на протяжении всей истории правовой мысли. ——————————— <3> Кистяковский Б. А. Социальные науки и право. Очерки по методологии социальных наук и общей теории права. М., 1916. С. 374.
Речь идет об уже ставшем хрестоматийным выделении в теории и философии права двух базовых типов правопонимания — позитивистского и непозитивистского, к которым с большей или меньшей последовательностью тяготеют все известные концепции права. «Почти все определения права, выработанные юристами различных времен и стран, достаточно четко распределяются по двум группам в зависимости от того, на какие традиции опирались их авторы — естественного права или юридического позитивизма», — подчеркивает Г. В. Мальцев <4>. ——————————— <4> Мальцев Г. В. Понимание права. Подходы и проблемы. М., 1999. С. 11.
Выделение позитивистского и непозитивистского типов правопонимания акцентирует основополагающие различия во взглядах на природу права, противопоставляя друг другу два противоположных подхода. Согласно первому (позитивистскому), право отождествляется с любыми общеобязательными (в силу тех или иных обстоятельств) и принудительно реализуемыми правилами поведения (в современном государственно-организованном обществе — фактически, с теми или иными оговорками, с системой официально-властной регуляции) <5>. Второй (непозитивистский) увязывает понятие права с особым содержанием образующих его норм, которым именно в силу специфики их содержания (в силу их справедливости) и придается качество общеобязательности и принудительности. ——————————— <5> Поэтому В. А. Четвернин, несколько упрощая ситуацию, называет такой тип правопонимания потестарным (от лат. potespas — сила, мощь). Здесь термин «потестарный» указывает на силовое начало в понимании права и используется в значении, отличном от устоявшегося в антропологии, где он характеризует протогосударственные властные отношения (см.: Четвернин В. А. Современная либертарно-юридическая теория // Ежегодник либертарно-юридической теории. Вып. 1. М., 2007. С. 6 — 7).
Вырваться за рамки этих типов правопонимания или обосновать несостоятельность их противопоставления пока никому не удавалось. Все такие попытки в конечном счете оборачивались лишь апологетикой одного из них, как правило, позитивизма. Не избежали этого и современные российские исследователи. После 70 лет теоретического монизма, базирующегося на марксистско-ленинской идеологии, в российской теории права постепенно вновь утверждается плюрализм правопонимания. Но для многих современных отечественных исследователей в силу их марксистско-ленинского научного прошлого такое состояние теоретического знания о праве непривычно и неудобно, поэтому они и характеризуют его как временное явление, не имеющее ни научного, ни практического значения, а порождающее в основном негативные последствия <6>. Между тем истории правовой мысли известен лишь один пример достижения «доктринального консенсуса» <7> относительно понимания права. Речь идет о печально известном I Совещании по вопросам науки Советского государства и права, состоявшемся 16 — 19 июля 1938 г. в Институте права АН СССР <8>. Повторения этого опыта хотелось бы избежать, а в условиях свободного развития науки плюрализм правопонимания «является неустранимым и естественным» <9>. «Плюрализм различных направлений, школ, идей в правоведении, споры и соревнование между ними» обеспечивают «постоянное обновление, упорядочение и совершенствование науки о праве» <10>. ——————————— <6> См., например: Сырых В. М. Логические основания общей теории права. Т. 1. Элементный состав. М., 2004. С. 139; Толстик В. А. От плюрализма правопонимания к борьбе за содержание права // Государство и право. 2004. N 9. С. 14; Он же. Закономерности правопонимания и проблема обеспечения содержания права доминирующим в обществе ценностям // Проблемы понимания права: Сб. науч. ст. Серия: Право России: новые подходы. Вып. 3. Саратов, 2007. С. 73. <7> Термин В. В. Лапаевой (см.: Лапаева В. В. Российская теория права на пути к интегральной юриспруденции // Правовые идеи и институты в историко-теоретическом дискурсе (к 70-летию профессора В. Г. Графского). М., 2008. С. 26). <8> Подробнее об этом см.: Мамут Л. С. I Совещание по вопросам науки Советского государства и права и его оценки // Из истории Советского государства и права. М., 1989. С. 111 — 127; Нерсесянц В. С. Философия права: Учеб. для вузов. М., 2006. С. 353 — 385. <9> Ветютнев Ю. Ю. Выбор правопонимания: значение и критерии // Проблемы понимания права: Сб. науч. ст. Вып. 3. 2007. С. 147. <10> Мамут Л. С. Правовые идеи классического либерализма в контексте современной юриспруденции // Правовые идеи и институты в историко-теоретическом дискурсе. С. 169.
Однако отечественные исследователи не оставляют попыток приведения юриспруденции в однопарадигмальное состояние. Обычно в качестве такой общей парадигмы предлагается занимающий господствующее положение в юридической науке классический легистский позитивизм, отождествляющий право с нормативными предписаниями, исходящими от государства. В этом отношении весьма показательна позиция В. А. Толстика: «Допуская плюрализм в правопонимании, мы не имеем ни правопорядка, основанного на законе (по версии государства), ни правопорядка, основанного на так называемом правовом законе» <11>, он отстаивает сугубо этатистское и силовое понимание права. Право, по его мнению, — «это эксклюзивный инструмент государства, и им должна признаваться любая норма, установленная государством, независимо от того, соответствует она или не соответствует чьим-либо представлениям о том, каким должно быть право». Право — это «не высшая ценность, а результат борьбы» <12>. «Государство, будучи организацией, существующей внутри общества и по общему правилу призванной выражать и обеспечивать его интересы, производит отбор идей и фактических отношений, облекая их в правовую форму, т. е. создает право» <13>. При этом «отбор идей и их закрепление в праве можно представить как перетягивание каната. Фактом истории будет являться, что получится в итоге этой борьбы. Иначе говоря, фактическое содержание права будет правом победителя» <14>. Подобные теории представляют собой более или менее явный возврат к традиционной советской парадигме, что, в общем, достаточно ожидаемо и закономерно. ——————————— <11> Толстик В. А. От плюрализма правопонимания к борьбе за содержание права. С. 15; Он же. Закономерности правопонимания и проблема обеспечения содержания права доминирующим в обществе ценностям. С. 73. <12> Толстик В. А. От плюрализма правопонимания к борьбе за содержание права. С. 15 — 16; Он же. Закономерности правопонимания и проблема обеспечения содержания права доминирующим в обществе ценностям. С. 76. <13> Толстик В. А. От плюрализма правопонимания к борьбе за содержание права. С. 16; Он же. Закономерности правопонимания и проблема обеспечения содержания права доминирующим в обществе ценностям. С. 77. <14> Толстик В. А. От плюрализма правопонимания к борьбе за содержание права. С. 16; Он же. Закономерности правопонимания и проблема обеспечения содержания права доминирующим в обществе ценностям. С. 78.
В теоретическом плане гораздо интереснее так называемый интегративный подход к пониманию права <15>, получающий все более широкое распространение у отечественных исследователей. Признавая бесперспективной абсолютизацию традиционных типов правопонимания — позитивизма (в его легистском и социологическом вариантах) и естественно-правовой школы в связи с односторонностью даваемых в их рамках определений права, сторонники интегративного подхода стремятся «стать на синтетическую точку зрения и искать исчерпывающих и многосторонних определений, которые обнимали бы собою все остальные определения и заключали бы их в себе внутренне связанными» <16>. А. В. Поляков предлагает различать в рамках данного подхода интегративные теории и интегральные. Первые стремятся «к теоретико-правовому синтезу на основе классической научной парадигмы», т. е. классических типов правопонимания, а вторые претендуют на создание «третьей теории», снимающей основные противоречия между юснатурализмом и позитивизмом <17>. ——————————— <15> Сам термин «интегрированная юриспруденция» принадлежит Дж. Холлу (см.: Hall J. Integrativ Jurisprudens // Intrpretation of Modern Legal Philosophies: Essay in Honor of Rosco Pound. Sayre P. ed. N. Y., 1947. P. 313 — 331; Idem. Foundation of Jurisprudens. Indinapolis, 1973; Холл Дж. Интегративная юриспруденция // Антология мировой правовой мысли: В 5 т. Т. 3. Европа. Америка: XVII — XX вв. М., 1999. С. 739 — 743), хотя аналогичные по сути идеи в российской юриспруденции развивались задолго до появления его работ (см., например: Кистяковский Б. А. Указ. соч.; Ященко А. С. Философия права Владимира Соловьева. Теория федерализма. Опыт синтетической теории права и государства. СПб., 1999). <16> Ященко А. С. Указ. соч. С. 58. <17> См.: Поляков А. В. Коммуникативная теория права как вариант интегрального правопонимания // Правовые идеи и институты в историко-теоретическом дискурсе. С. 10 — 11.
Интегральные теории права базируются на так называемой неклассической рациональности — постмодернистских гносеологических установках и претендуют на создание принципиально новой парадигмы юридической науки, позволяющей преодолеть традиционную дихотомию типов правопонимания. Постмодернистская философия отрицает объективность и рациональность научного знания, его способность постигать сущность изучаемого объекта. Более того, утверждается, что сам объект познания немыслим вне познающего субъекта, а точнее, субъектов, взаимодействующих между собой и интерпретирующих эти социальные интеракции <18>. Все постмодернистские теории «изначально не нацелены на выявление истины, на выработку целостного знания о сущностных связях определенной области действительности. Теории постмодерна по духу релятивистские… Их главная цель — найти не исчерпывающие ответы, а выявить характерные тенденции современного общественного развития» <19>. ——————————— <18> См., например: Поляков А. В. Постклассическое правоведение и идея коммуникации // Правоведение. 2006. N 2. С. 27 — 28; Сапельников А. Б., Честнов И. Л. Теория государства и права: Учеб. для вузов. СПб., 2006. С. 12 — 19, 155 — 181; Честнов И. Л. Правопонимание в эпоху постмодерна // Правоведение. 2002. N 2. С. 4 — 6; Он же. Критерии современности правопонимания: современна ли интегративная концепция права? // Философия права в России: история и современность: Материалы третьих философско-правовых чтений памяти академика В. С. Нерсесянца. М., 2009. С. 254 — 262. <19> Кравченко С. А. Модерн и постмодерн: старое и новое видение // Социологические исследования. 2007. N 9. С. 33.
И. Л. Честнов справедливо подчеркивает, что все это «не что иное, как продолжение (радикализация) положения постпозитивистской философии об отсутствии абсолютной истины… Применительно к юриспруденции такая позиция может быть обозначена как радикальный релятивизм. Согласно данной точке зрения ни одна концепция права не может быть признана обоснованной, ибо ни одно описание права не является адекватным» <20>. Сущность права не только не познаваема, но и не существенна: «Сущность не представляет собой той устойчивой совокупности качеств и свойств, которые существуют как бы вне времени, позволяя идентифицировать некоторое сущее как таковое» <21>. ——————————— <20> Честнов И. Л. Диалогическая онтология права в ситуации постмодерна // Правоведение. 2001. N 3. С. 46. <21> Стовба А. В. О перемене сущности, или Что есть право в эпоху постметафизики // Правоведение. 2008. N 1. С. 159.
Постмодернистские подходы к пониманию права утверждают представления о нем как о многомерном и противоречивом феномене, ни одна из традиционных (позитивистских, естественно-правовых) интерпретаций которого не может претендовать на полноту и универсальность. Взамен им предлагаются принципиально новые (неклассические, адекватные философии постмодерна) концепции права, преодолевающие ограниченность классических типов правопонимания за счет диалектического снятия их позитивных аспектов. Однако гносеологические основы этих неклассических концепций остаются классически позитивистскими. Так, А. В. Поляков относит понятие права к понятиям с нечеткими, размытыми границами и в качестве методологической схемы поиска его определения приводит рассуждения Л. Витгенштейна относительно понятия игры <22>. Исходная гносеологическая установка Л. Витгенштейна: «Не думай, а смотри!» <23>. Чтобы объяснить, что такое игра, полагает Л. Витгенштейн, надо описать различные игры, добавив к этому: «Вот это и подобное этому называется играми. Ничего больше этого знать нельзя» <24>. С точки зрения позитивизма, ориентированного исключительно на дескриптивность научного знания, это действительно так. Но если не только смотреть, но и подумать, то при всем разнообразии игр можно выявить некоторые их сущностные признаки и предложить содержательное определение понятия «игра». Например, следующее: игра — это в той или иной мере формализованная деятельность, осуществляемая по заранее установленным правилам, сама по себе не имеющая утилитарного значения <25> и выраженного материального результата, но доставляющая удовольствие. Но такие рациональные рассуждения, выходящие за рамки голого эмпиризма, чужды неклассическим теориям права, как и вполне классическому позитивизму. ——————————— <22> См.: Поляков А. В. Коммуникативная теория права как вариант интегрального правопонимания. С. 16 — 17. <23> Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. I. М., 1994. С. 111. <24> Там же. С. 113. <25> Смысл игры в самой игре, хотя она и может быть включена в процесс, направленный на извлечение определенной пользы (профессиональный спорт, азартные игры на деньги, профессиональный или психологический тренинг). Очевидно, изначально смысл и назначение игры заключались именно в определенном физическом, психологическом, социально-ролевом тренинге, но в дальнейшем, уже в своем сформированном виде (собственно как игра), она его, по крайней мере интенционно, утратила.
На деле большинство нетрадиционных (неклассических) подходов к пониманию права оказывается разновидностью вполне традиционных социолого-позитивистских представлений о праве, изложенных в терминах какой-либо постмодернистской философской парадигмы <26>. ——————————— <26> На неосновательность притязаний сторонников неклассических подходов к пониманию права на выработку принципиально новых теоретических представлений уже обращалось внимание в литературе (см., например: Хохлов Е. Б. Юридические химеры как проблема современной российской правовой науки // Правоведение. 2004. N 1. С. 4 — 6; Козлихин И. Ю. О нетрадиционных подходах к праву // Правоведение. 2006. N 1. С. 31 — 40; Лапаева В. В. Российская юриспруденция в поисках нового типа правопонимания // Наш трудный путь к праву: Материалы философско-правовых чтений памяти академика В. С. Нерсесянца. М., 2006. С. 40 — 42; Она же. Типы правопонимания в российской теории права // Российское правосудие. 2008. N 5. С. 22 — 23).
Так, например, развиваемое А. И. Овчинниковым «герменевтическое правопонимание», в рамках которого подчеркивается роль «закона, правосознания и конкретного правоотношения как трех необходимых компонентов понимания права» <27>, объединяет в себе, не сказать чтобы последовательно, элементы ряда хорошо известных социологических концепций права. «Являясь представителем определенной социокультурной общности, носителем этнокультуры, — утверждает А. И. Овчинников, — судья, неосознанно внося правотворческий момент в процесс правоприменения, реализует те представления о справедливости, которые доминируют на данном этапе развития общественной жизни. Участвуя в дискурсе, порожденном участниками дела, «вживаясь» в рассматриваемое дело, судья осуществляет акт подведения нормы через свой «предрассудок» — только так происходит согласование справедливости (цели) и формальности (средства) права. Интерпретируя норму в конкретной ситуации, судья должен найти золотую середину между формальностью, всеобщностью закона и индивидуальными, особенными чертами конкретного случая; между справедливостью воздаяния и догматичностью права. При этом ему приходится каждый раз, в каждом новом случае, в каждой конкретной ситуации понимать норму заново» <28>. Судья, по его мнению, «не только применяет закон, но и сам своим приговором вносит вклад в развитие права, осуществляя тем самым неявное правотворчество» <29>. Такие представления о функции судьи тяготеют к американской традиции социологической юриспруденции, представленной, в частности, гарвардской школой Р. Паунда. Отдает дань «герменевтическое правопонимание» и более радикальным «реалистам»: «Новизна для развития юридической герменевтики состояла в следующем: если ранее считалось необходимым установление того, что хотел сказать законодатель, то теперь эта задача видится не решаемой в принципе» <30>. Одновременно немалое место в концепции А. И. Овчинникова занимают идеи исторической школы права: «Если ценности, лежащие в основе норм позитивного права, не соответствуют национальному духу, народному правосознанию, традициям и культуре общества, ценностной ориентации конкретного лица, эти нормы реализовываться людьми не будут» <31>. ——————————— <27> Овчинников А. И. Юридическая герменевтика как правопонимание // Правоведение. 2004. N 4. С. 165. <28> Там же. С. 165 — 166. <29> Там же. С. 167. <30> Овчинников А. И. Правовое мышление в герменевтической парадигме. Ростов н/Д, 2002. С. 135 — 136. <31> Овчинников А. И. Юридическая герменевтика как правопонимание. С. 169.
Не выходит за рамки широкого социологического понимания права и диалогическая концепция И. Л. Честнова, исходящего из «многомерности права», предполагающей «взаимообусловленность трех основных измерений правовой реальности — нормы права, ее восприятия правосознанием и реализации в правовом поведении» <32>. Норма права, согласно И. Л. Честнову, это, с одной стороны, безличностная модель (правило) поведения, но, с другой стороны, это одновременно и конкретные действия людей в соответствии с данным правилом, действия, реализующие и воспроизводящие его. Реальность, фактичность нормы права зависит от того, используется (соблюдается, исполняется) ли она в практической жизнедеятельности людей. Таким образом, право — это и структура (правила поведения), и ее воспроизводство (сопровождающееся как практическими действиями, так и ментальными процессами) в поведении людей <33>. ——————————— <32> Честнов И. Л. Критерии современности правопонимания: современна ли интегративная концепция права? С. 260. <33> Честнов И. Л. Диалогическая онтология права в ситуации постмодерна. С. 50.
Социолого-позитивистской, по сути, является и коммуникативная теория права А. В. Полякова, утверждающего, что право немыслимо вне социального взаимодействия людей и именно эти интеракции (коммуникация) составляют его сущность <34>. ——————————— <34> См., например: Поляков А. В. Общая теория права: Проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода: Курс лекций. СПб., 2004; Он же. Постклассическое правоведение и идея коммуникации. С. 26 — 43.
Как социологические идентифицируют неклассические концепции права и сами их авторы (более или менее явно). Так, И. Л. Честнов называет неклассическую рациональность социокультурной <35>, указывая, что адекватное ей правопонимание должно «продемонстрировать историческую и социокультурную контекстуальность права», представляя его как исторически и социокультурно конкретную меру возможного, должного и запрещенного поведения, сформированного в данном конкретном социуме <36>, и отмечает, что его диалогическая антрополого-правовая концепция близка умеренному социальному конструктивизму <37>. А. В. Стовба утверждает, что развивает фундаментально-онтологический подход к праву <38> и ищет сущность права в его бытие <39> (отождествляет с явлением? — Н. В.). А. В. Поляков предлагает онтологическую теорию, задачу которой видит в раскрытии и описании феноменологической структуры права <40>, предостерегает от подмены онтологических основ права телеологическими (ценностными, содержательными. — Н. В.) <41> и называет свободу от «априорно-ценностного обременения» отличительной чертой петербургской школы философии права (социолого-позитивистской. — Н. В.), к которой себя причисляет <42>. Все упреки, адресуемые им классическим типам правопонимания, связаны именно с их недостаточной социологичностью, и противопоставляет он свою коммуникативную концепцию юснатурализму и легистскому (этатистскому) позитивизму, но не социологическому, большинство постулатов которого, напротив, явно заимствует <43>. ——————————— <35> См.: Сапельников А. Б., Честнов И. Л. Указ. соч. С. 19. <36> См.: Честнов И. Л. Критерии современности правопонимания: современна ли интегративная концепция права? С. 262. <37> См.: Честнов И. Л. Антропологическая онтология права // Проблемы понимания права: Сб. науч. тр. Вып. 3. 2007. С. 30. <38> См.: Стовба А. В. Указ. соч. С. 161. <39> Там же. С. 162. <40> См.: Поляков А. В. Петербургская школа философии права и задачи современного правоведения // Правоведение. 2000. N 2. С. 19, 21. <41> Там же. С. 20. <42> Там же. С. 13. <43> См.: Поляков А. В. Коммуникативная теория права как вариант интегрального правопонимания. С. 15 — 20.
Все эти новейшие интерпретации права демонстрируют универсальность и немалый объяснительный потенциал тех философских (социологических, культурологических, лингвистических и т. п.) концепций, средствами и языком которых они пользуются для объяснения природы права как специфического социального явления. Такой ракурс рассмотрения права, безусловно, обогащает социологический позитивизм, но не выходит за его рамки и не преодолевает его проблемы — неспособность к четкому разграничению права и других систем социального регулирования ни по содержанию норм, ни по источнику их происхождения. Так, например, Л. И. Честнов полагает, что «трансцендентное (универсальное, априорное) начало в праве — его функциональная роль, которая проявляется в обществе. Она состоит в том, что право обеспечивает его целостность (выживание, самосохранение, воспроизводство) с помощью нормативного регулирования общественных отношений. Доказывается это положение (которое, как и все, что претендует на статус универсального, не может не быть абстракцией самого высокого порядка) методом от противного: если общество существует, значит, в нем есть те нормы, которые гарантируют его существование (сохранение, воспроизводство). Все иные социальные нормы (моральные, религиозные и т. п.) сами по себе обеспечить воспроизводство социума на более или менее длительном промежутке времени не в состоянии: они лишь способствуют выполнению правом его «генеральной функции» (термин Л. И. Спиридонова). Если же какая-либо социальная норма, например заповедь «Не убий», формулируется как религиозная, но объективно является конститутивной для общества, то тем самым она неизбежно превращается в правовую (независимо от того, где и как она сформулирована). Тем самым нормы права могут претендовать на статус правовых только в том случае, если они пройдут отбор историей. Но история — это не однолинейное, однонаправленное движение к заранее определенной (кем-то?) цели, а всего лишь самосохранение (как высшая ценность любого живого организма) социума, которое всегда является поливариантным, проявляющимся в разных формах (вариантах), и принципиально непредсказуемым. Поэтому только в отношении определенных фрагментов истории конкретного социума (и только с большой долей вероятности) можно утверждать что-либо определенное относительно так понимаемых — конститутивных — норм права по следующим косвенным показателям: распространенность, относительная их эффективность, признанность населением и т. п.» <44>. ——————————— <44> Честнов И. Л. Правопонимание в эпоху постмодерна. С. 14 — 16.
По мнению А. В. Полякова, «научный критерий для теоретического различения правового и неправового закона… может быть только один: наличие или отсутствие субъектов, чье пользование своими основанными на законе правами и обязанностями носит социально оправданный характер (т. е. наличие или отсутствие социальной легитимации у данного закона)» <45>. При этом, следуя социолого-позитивистской традиции правового плюрализма, восходящей еще к Л. И. Петражицкому <46>, он признает существование наряду с государственным правом и социального права <47> — правовых систем, вырабатываемых и поддерживаемых различными социальными структурами (семьей, корпорацией) <48>, ибо «право представляет собой универсальное социальное явление, существующее на разных уровнях социального, включая интерсоциальные (например, внутрисемейные, внутригрупповые) и экстрасоциальные (например, межгосударственные) правовые порядки. Оборотной стороной универсализма права является его плюрализм» <49>. А. В. Поляков разделяет классические установки социологического позитивизма, развивавшиеся в трудах Л. И. Петражицкого, Е. Эрлиха, Г. Д. Гурвича, П. А. Сорокина, А. Леви-Брюля и других и, по сути, отрицающие роль права как средства конституирования и поддержания единого (общего, общеобязательного) социального порядка. ——————————— <45> Поляков А. В. Общая теория права: Проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода. С. 503. <46> См.: Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 2000. <47> См.: Гурвич Г. Д. Идея социального права // Философия и социология права: Избранные сочинения. СПб., 2004. С. 41 — 212. <48> См.: Поляков А. В. Общая теория права: Проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода. С. 507 — 526. <49> Там же. С. 507.
А. В. Стовба видит исток права в событии <50>, имеющем особый правовой смысл в силу того, что оно «ставит под вопрос возможности события (т. е. совместного бытия людей. — Н. В.). «Ставить под вопрос» — значит делать явной невозможность бытия как со-бытия. Ответ на этот вопрос возможен лишь в силу поворота отвечающего от собственного бытия к со-бытию в целом: в этом повороте, как со-хранении возможности со-бытия все внезапно обретает правовое значение» <51>. Сущность права, по его мнению, — поиск ответа на событие, которое ставит под вопрос возможности со-бытия. Собираемое вместе при таком поиске сущее есть правовое <52>. Искомый ответ, следовательно, должен быть направлен на сохранение со-бытия <53>. А это, в свою очередь, «возможно лишь тогда, когда отвечающий событию ответ соразмерен ему. Под соразмерностью в данном случае понимается способность отве та раскрыть подлинную суть вопрошающего события, исправив его воздействие на со-бытие» <54>. Вряд ли такое описание права позволяет идентифицировать его среди других социальных явлений. Ведь на сохранение «совместного бытия» (социума как такового) ориентированы все системы социальной регуляции <55>. ——————————— <50> См.: Стовба А. В. Указ. соч. С. 160. <51> Там же. С. 161 — 162. <52> Там же. С. 162. <53> Там же. <54> Там же. С. 163. <55> Не помогает и приводимый автором пример, поясняющий отличие права от морали: «Некое событие может быть истоком не правовой, а, например, моральной ситуации — предательство друга. Предатель чувствует себя «не по себе». Событием предательства его сущность друга уничтожена: возможность быть другом для него замкнута. Но речь при этом идет лишь о бытии одного человека, это моральное событие предательства не затрагивает возможности со-бытия людей в целом» (Стовба А. В. Указ. соч. С. 161). Ну почему же, возразим мы. Предательство затрагивает не только самого предавшего, но и того (тех), кого он предал, и делает невозможным как раз совместное бытие людей, их бытие как друзей, а не просто субъективное ощущение предателя себя другом. Конечно, здесь речь не идет о совместном бытии «людей в целом». Но что значит эта формулировка: сколько людей и какую меру опасности их совместному бытию она подразумевает? Угрожает ли ему, например, передача продавцом покупателю вещи ненадлежащего качества? Ведь если все продавцы будут обманывать покупателей?.. А если все люди предавать своих друзей?..
Сторонники нетрадиционных (неклассических) подходов к пониманию права, отрицающие объективное бытие права вне познающих и реализующих его субъектов (т. е. вне социальной коммуникации) и возможность его рационально-логического познания, не гнушаются обращения к трансцендентному (универсальному, априорному, иррациональному, экзистенциальному и т. п.). Однако, по меткому замечанию И. Л. Честнова, трансцендентное начало в праве в рамках постмодернистских концепций является «голой абстракцией», которая всегда наполняется конкретным содержанием (разным! — Н. В.) в историческом и социокультурном контексте фактически существующего социума <56>. ——————————— <56> См.: Честнов И. Л. Правопонимание в эпоху постмодерна. С. 16.
Безусловно, «сущность права не может быть понята вне проявлений его в эмпирической действительной жизни» <57>, но она не сводима к ним, а формальность права не тождественна его бессодержательности. ——————————— <57> См.: Шершеневич Г. Ф. Общая теория права. Вып. 1. М., 1911. С. 19.
Между тем именно бессодержательность неклассических концепций права оправдывает их претензии на адекватность и универсальность. Однако полное отсутствие содержания в определениях права делает такие дефиниции неспособными выделить право из круга иных социальных явлений. Так, И. Л. Честнов, подчеркивая очевидную «эвристическую ценность» (? — Н. В.) следующего определения права: «Право — это то, что принимается населением в качестве общеобязательных правил поведения», далее замечает, что все же «общеродовое понятие права должно иметь несколько более содержательный признак, нежели легитимность (признание чего-либо населением)» <58>. Аналогичную конструкцию, но уже без каких-либо сомнений относительно ее эффективности, предлагает и А. В. Поляков. Условием правовой коммуникации, по его мнению, является не столько содержание информации и даже не столько ее прескриптивная форма, сколько убеждающая сила, без которой невозможна правовая коммуникация как практическое взаимодействие. Поэтому право есть там, где люди убеждены в том, что оно есть <59>. ——————————— <58> Честнов И. Л. Правопонимание в эпоху постмодерна. С. 11. <59> Поляков А. В. Российская теоретико-правовая мысль: опыт прошлого и перспективы на будущее // Наш трудный путь к праву. С. 115 — 116; Он же. Коммуникативный подход в общей теории права // Проблемы понимания права: Сб. науч. тр. Вып. 3. 2007. С. 41.
Таким образом, плюрализм правопонимания преодолевается и универсальное определение достигается лишь посредством его полной бессодержательности (минимизации определяющих признаков), что делает саму процедуру определения («определивания») права бессмысленной. В конечном счете вопрос о понимании права — это вопрос о том, какие правила поведения могут устанавливаться и поддерживаться в качестве общеобязательных. Все неклассические концепции права редуцируются к классическому позитивистскому ответу — любые: любые, которые необходимы для поддержания целостности социума, что может выявить только длительная историческая перспектива (т. е. просто любые); любые, которые поддерживаются населением (участниками правовой коммуникации), но силовым и суггестивным воздействием можно обеспечить поддержку любых правил (т. е. опять-таки просто любые). Таким образом, и неклассической философии права не удалось выйти за рамки классических типов правопонимания. Просто, как было точно подмечено итальянским исследователем, современные теоретики права и позитивистской, и естественно-правовой ориентации в целях защиты от критики стремятся избежать идентификации своих воззрений с данными типами правопонимания <60>. Заметим также, что для западной социальной мысли постмодернизм с его притязаниями «вытеснить социологическую теорию центрированным на субъекте нарративом (т. е. повествованием, не претендующим на объяснение или истинность)» <61> является уже пройденным этапом; она возвращается к теоретическому объяснению социальной реальности, «в том числе в терминах причин и глубинных механизмов» <62>, т. е. с точки зрения сущности социальных явлений и процессов. ——————————— <60> См.: Zagrebelsky G. Ronald Dworkin’s Doctrine on Legal Principles: An Italian Point of View // International Journal of Constitution Law (I. CON). 2003. Vol. 1. No. 4. P. 622. <61> Девятко И. Ф. Состояние и перспективы социологической теории в мире и в России // Социологические исследования. 2007. N 9. С. 36. <62> Там же. С. 37.
Интегративные концепции права либо сводятся к отрицанию самой возможности предложить универсальное определение права и единую методологию его исследования <63>, либо опять-таки оказываются социолого-позитивистскими конструкциями. Так, П. А. Оль, рассмотрев разнообразные варианты теоретических представлений о праве, пришел к верному выводу, что «неэклектическое объединение исторически сложившихся концепций правопонимания» возможно «через выявление некоего центрального аспекта, связанного с социальным предназначением правового феномена. Причем таким образом могут быть синтезированы только те типы правопонимания, в рамках которых представления о социальном предназначении права являются идентичными» <64>. Другими словами, синтез различных трактовок права возможен лишь в рамках одного типа правопонимания. Социологический позитивизм, предлагающий наиболее широкое и всеобъемлющее видение права (в том смысле, что позволяет подвести под его понятие наиболее широкий круг социальных явлений), объективно и оказывается в роли такой интегративной (или интегральной), но сугубо позитивистской парадигмы. Интегрировать здесь удается разнообразные формальные проявления (формы проявления) права — юридические тексты, правоотношения, правосознание, признавая их в равной или в той или иной мере значимыми для его конституирования. А за бортом такой интеграции оказываются все содержательные характеристики права. ——————————— <63> См.: Мартышин О. В. Совместимы ли основные типы понимания права? // Государство и право. 2003. N 6. С. 15, 17. <64> Оль П. А. Правопонимание: от плюрализма к двуединству. СПб., 2005. С. 175.
П. А. Оль считает важнейшим критерием типологии правопонимания соотношение искусственного и естественного в праве <65>. По его мнению, специфика различных типов правопонимания в конечном счете «сводится к дуализму двух начал — естественного, природного (т. е. независящего от человеческого волеустановления) и неестественного (установленного человеком). Этим началам в рамках разных учений отводится разная роль… В определенном смысле соответствующее понимание соотношения естественного и позитивного начал в праве является квинтэссенцией, одним из исходных, требующих обоснования положением в многовековом споре о том, что есть право» <66>. ——————————— <65> Там же. С. 62. <66> Там же. С. 83 — 84.
Противопоставление естественного и искусственного в праве — проблематика его онтологии, ориентированная на выявление соотношения сугубо внешних форм проявления и источников происхождения того, что называется правом, а не специфики содержания образующих его норм. Таким образом, концепции права анализируются в рамках позитивистской парадигмы, а различие между позитивистским и непозитивистским типами правопонимания нивелируется. Рассматривая определенный вариант трактовки права, П. А. Оль акцентирует внимание на том, считается ли право установлением человека или имеет своим источником иные (естественные) основания; насколько человек (суверен, сообщество и т. п.) свободен при установлении позитивного права или связан (ограничен) правом естественным (волей Всевышнего, собственной природой, экономическими отношениями, социально-культурными условиями и т. п.). Но его абсолютно не интересует то, как содержательно понимается право, каким требованиям (критериям) должны отвечать образующие его нормы с точки зрения их содержания. В итоге даже естественно-правовые концепции оказываются у него «опозитивированы», ибо естественное и позитивное право сопоставляются по источнику происхождения, юридической силе (иерархической соподчиненности), а не по содержанию <67>. Тем самым естественно-правовые концепции лишаются своей специфики как учения о справедливости, а само естественное право своей важнейшей функции — этико-политической оценки и оправдания позитивного права <68>. Фактически естественно-правовая школа редуцируется к позитивизму: либо социологическому в духе исторической школы права, где противопоставляется право естественно (спонтанно), сложившееся в том или ином сообществе, и право, искусственно созданное государством и воплощенное в законодательстве; либо легистскому, предполагающему конкуренцию двух правоустанавливающих инстанций — трансцендентальной и реальной (публично-властной). ——————————— <67> Там же. С. 77 — 92. <68> См.: Чистое учение о праве Ганса Кельзена. Вып. 2. М., 1988. С. 99 — 100.
П. А. Оль заблуждается относительно того, что ему удалось предложить «понятие права в контексте формально-содержательного подхода» <69>. Форму права П. А. Оль отождествляет с правовой нормой, а содержание — с правоотношением (взаимными правами и обязанностями субъектов права) <70>. При этом под нормой права он фактически имеет в виду позитивное нормативное предписание, т. е. фрагмент юридического текста. В таком случае оба выделяемых им феномена представляют собой форму права, разные внешние его проявления. Содержание же права выражено именно в правовой норме, понимаемой как содержательно определенное правило поведения, и соответствующих (по содержанию) субъективных правах и обязанностях. А позитивное нормативное предписание, правоотношение как двухсторонняя императивно-атрибутивная связь субъектов права и, добавлю, правосознание являются необходимыми внешними формами объективации права, ибо правовая норма всегда объективируется (находит свое внешнее выражение) в трех формах: в форме правоотношения, в рамках которого реализуется соответствующее правило поведения; в форме правосознания участников данного отношения, оценивающего его как нечто нормальное; должно быть, и в форме юридического текста, устного или письменного, фиксирующего ее содержание <71>. ——————————— <69> Оль П. А. Указ. соч. С. 191. <70> Там же. С. 142, 189 — 207, 221 — 213. <71> Подробнее об этом см.: Четвернин В. А. Введение в курс общей теории права и государства. М., 2003. С. 150 — 163. Обосновываемое автором различие форм и способов бытия правовой нормы (с. 162) не кажется убедительным. С философской точки зрения форма какого-либо явления — это и есть способ его бытия. Не случайно и сам В. А. Четвернин отождествляет форму правовой нормы с одним из способов ее бытия — юридическим текстом и определяет ее как форму или способ установления (внешнего выражения) правовой нормы (с. 158).
П. А. Оль в предложенных им определениях права, акцентирующих, по его мнению, содержательные и формальные аспекты данного феномена, а на самом деле различные формы его проявления <72>, осуществляет синтез легистского и социолого-позитивистского (в его монистической версии) понимания права <73>, что уже давно было сделано в советской теории сторонниками так называемого широкого подхода к пониманию права <74>. Показательно, что П. А. Оль и сам отмежевывается от «архаических, зачастую антинаучных и совершенно не соответствующих реалиям современности положений естественно-правовой доктрины» с ее содержательными требованиями к праву в виде «неких субъективных естественных и неотъемлемых прав человека и гражданина» или «некоего светлого, доброго идеала» <75>. ——————————— <72> «Право — это волевые общественные отношения, регулируемые посредством нормативной системы сознательного социального управления, осуществляемого институтами публичной политической власти» и право — это «нормативная система сознательного социального управления, функционирование которой обеспечивается институтами публичной политической власти» (Оль П. А. Указ. соч. С. 207). <73> Аналогичной по сути является и концепция реалистического позитивизма Р. А. Ромашова (см.: Ромашов Р. А. Реалистический позитивизм: интегративный тип современного правосознания // Правоведение. 2005. N 1. С. 4 — 12). <74> См., например: Нерсесянц В. С. Указ. соч. С. 385 — 396. <75> Оль П. А. Указ. соч. С. 217.
Не снимает проблемы плюрализма правопонимания и отказ от претензий на решение вопроса о том, что есть право, в пользу утверждения сугубо практического, так называемого конституционного правопонимания <76>, которое, будучи, по сути, контрпозитивистским, «противостоит и любым, даже наиболее продвинутым, версиям правового идеализма (новейшей метафизике права), включая абсолютизацию принципа формального равенства» <77>. ——————————— <76> Крусс В. И. Конституционное правопользование и конституционное правопонимание // Проблемы понимания права: Сб. науч. тр. С. 318. <77> Крусс В. И. Теория конституционного правопользования. М., 2007. С. 22.
«Конституционное правопонимание, — полагает В. И. Крусс, — вырабатывает обоснование того, каким — во всякой актуально значимой и онтологически (имманентно) юридизируемой ситуации — может быть право как универсально конституированное и перспективно конституируемое должное» <78>. Данное весьма пространное и неопределенное заявление указывает на то, что конституционное правопонимание все же пытается ответить на вопрос: что есть право? Исходя из того, что «такое правопонимание предполагает приоритетное позиционирование Конституции, а не права» <79> (чем, собственно, и «принципиально отличается от всех доктринально оформленных решений вопроса о природе права и его познаваемости» <80>), можно предположить, что речь идет о банальном классическом легизме: право — это то, что установлено Конституцией. ——————————— <78> Крусс В. И. Конституционное правопользование и конституционное правопонимание. С. 319. <79> Крусс В. И. Конституционное правопользование и конституционное правопонимание. С. 318; Он же. Теория конституционного правопользования. С. 23. <80> Крусс В. И. Конституционное правопользование и конституционное правопонимание. С. 318.
Однако Конституция, по В. И. Круссу, не сводится к тексту конституционного акта: «Конституционный текст может трактоваться и как вербальный текст Конституции РФ, и как всеобщая система конституционных связей и отношений». Поэтому можно говорить «о смысловой беспробельности текста Конституции РФ, она может быть определена как сумма (система) технологий последовательного осмысления конституционных идеалов и явлений, включая права и свободы человека, и принципов опосредования пользования ими. В России официальная интерпретация таких принципов отнесена к исключительной компетенции Конституционного Суда РФ. Из этого следует, что конституционное правопонимание — это то, что лежит в основе правовых позиций Конституционного Суда РФ, его правокорректирующей функции, техники конституционной интерпретации права и позволяет поэтому перейти к практике конституционного правопользования (реального конституционализма)» <81>. Причем «конституционному тексту, как, впрочем, и всякому иному, присуща множественность смыслов. Поэтому — применительно к общеправовой идее нормативной определенности объективно выраженного — особое значение приобретает фигура интерпретатора конституционного текста. Им должен быть один субъект (хотя бы и коллективный). Этим субъектом является орган конституционной юстиции, наделенный высшими (окончательными) смыслообразующими и смыслоутверждающими полномочиями. В России это Конституционный Суд» <82>. Здесь уже четко просматривается социологический позитивизм в его англосаксонской версии: право — это то, что сказал судья (решил Конституционный Суд). ——————————— <81> Там же. С. 332 — 333. <82> Крусс В. И. Теория конституционного правопользования. С. 39.
Не чуждо конституционное правопонимание и ценностной составляющей (вопреки заявленной неметафизичности). С одной стороны, в его основе лежат «общепризнанные (в глобальном цивилизованном формате) права и свободы человека» <83>, с другой — «конституционное правопонимание не может быть связано каким-либо одним принципом, одной генерирующей идеей» <84>, хотя в тексте Конституции РФ высшая ценность прав человека как раз и обозначена в виде такой «генерирующей идеи», что признает и сам В. И. Крусс <85>. Вместе с тем, по его мнению, «нельзя допускать отрицания или «снисходительного умаления» правового значения любых конституционных ценностей, включая традиционные идеалы добра и справедливости. Для эффективного обеспечения данных идеалов и соответственно противодействия выраженным тенденциям политического отчуждения и социальной разобщенности русское слово «право» может и должно быть осмыслено в контексте российской культурной традиции. Нужно осознать подлинную роль права Запада в современной России и оценить последствия дальнейшего некритического восприятия западных правовых идеалов, а это невозможно, пока в своем познании права мы будем всецело полагаться на методологию, неотрывную от рационально-критической парадигмы. Основание отечественного правосознания составляют духовно-культурный традиционализм и православие» <86>. А как же тогда быть с общепризнанными (в глобальном цивилизованном формате) правами и свободами человека? Ведь правопонимание Европейского суда по правам человека В. И. Крусс признает «весьма опасным» «для цели сохранения национальной идентичности» <87>. ——————————— <83> Крусс В. И. Конституционное правопользование и конституционное правопонимание. С. 314. <84> Там же. С. 327. <85> Там же. С. 315. <86> Там же. С. 325 — 326. <87> Там же. С. 339.
Конституционное правопонимание, по мнению В. И. Крусса, призвано быть «выражением отечественной (национальной) политико-правовой традиции, историческим моментом ее имманентного развития, современного оформления сохраненной и восстановленной существенности». Оно вполне соотносится и с «актуальными представлениями о необходимости суверенной конституционной идеологии» <88>, в основе которой лежат «конституционно объективированные» принципы «солидарности, справедливости, нравственности, добросовестности, социальной ответственности, достоинства, честности» <89>. Заметим, что далеко не все эти неопределенные и противоречивые принципы объективированы в тексте Конституции РФ и конкретизированы в решениях Конституционного Суда. Таким образом, за конституционное правопонимание В. И. Крусс выдает свои личные, причем противоречивые и до конца не оформленные представления о том, что есть право. ——————————— <88> Там же. С. 337. <89> Крусс В. И. Конституционное правопользование и конституционное правопонимание. С. 339; Он же. Теория конституционного правопользования. С. 45.
Не случайно, к «протоконституционным» («имманентно тяготеющим» к его «конституционному правопониманию») В. И. Крусс относит весьма разные, в том числе диаметрально противоположные, концепции права: естественно-правовые воззрения, историческую школу права, юриспруденцию интересов, нормативистскую теорию Г. Кельзена, солидаризм, разнообразные варианты интегрального правопонимания и рационально-этические теории <90>. При этом «все они в ситуации перехода к реальному конституционализму теряют самостоятельное практическое значение, но одновременно приобретают искомую актуальность действенных доктринальных средств в той мере, в какой могут быть аутентично интегрированы (имплементированы) в пространство конституционного правопонимания» <91>. Однако, на мой взгляд, самостоятельного значения не имеет как раз такое конституционное правопонимание, будучи эклектичным набором противоречивых постулатов. ——————————— <90> См.: Крусс В. И. Конституционное правопользование и конституционное правопонимание. С. 319 — 320. <91> Там же. С. 320.
В общем, стремление преодолеть позитивистскую или непозитивистскую парадигму интерпретации права либо через соединение отдельных их элементов, либо посредством конструирования принципиально новой концепции права неизбежно заканчивается возвращением (порой неосознаваемым) в лоно одного из этих базовых типов правопонимания. Вместе с тем любая концепция права в определенной мере интегративна. Во-первых, потому что возникла не на пустом месте и аккумулирует достижения правовой мысли прошлого. А во-вторых, потому что неизбежно оказывается не вполне последовательной, в той или иной мере противоречивой в силу несовершенства человеческой природы и деятельности. «Возникновение теорий, по-разному описывающих изучаемый объект, лишь свидетельствует об их неполноте и несовершенстве, — замечает А. В. Поляков. — Каждая новая теория пытается восполнить пробелы теории предыдущей. В этом смысле интегральность является имманентной целью любой теории и стремление к ней неотделимо от самой теории, как неотделимо от нее стремление к совершенству, целостности непротиворечивости, к объяснению всех существующих фактов, релевантных искомому предмету» <92>. В таком контексте «вся история правовых и политических учений — история развития интегрального знания о праве» <93>. При этом приверженцам любой концепции права все иные теории видятся как неинтегральные, обладающие «отчетливо выраженным качеством неполноты, нецелостности, неполноценности» <94>. В результате, как убедительно показал И. Ю. Козлихин <95>, «под вывеской» интегративных позиционируются самые разные представления о праве: и эклектичные, и вполне определенные, в конечном счете тяготеющие к одному из двух базовых типов правопонимания. ——————————— <92> Поляков А. В. Интегральная теория: миф или реальность? // Философия права в России: история и современность. С. 236. <93> Козлихин И. Ю. Интегральная юриспруденция: дискуссионные вопросы // Философия права в России: история и современность. С. 243. <94> Поляков А. В. Интегральная теория: миф или реальность? С. 235. <95> См.: Козлихин И. Ю. Интегральная юриспруденция: дискуссионные вопросы. С. 242 — 253.
Различие между позитивистским и непозитивистским типами правопонимания существенно и непреодолимо, «этот вывод подтверждается тем фактом, что и юснатурализм, и юспозитивизм «умирали» и успешно «возрождались» по нескольку раз за время своего исторического существования» <96>. А. В. Поляков полагает, что проблему их противостояния «можно разрешить, или обосновав невозможность существования теории, снимающей противоречия дихотомической конструкции «позитивизм — юснатурализм», или, наоборот, обосновав возможность существования такой синтетической теории в рамках новой гносеологии и онтологии» <97>. По его мнению, «с позиций постклассической науки» <98> последний вариант решения проблемы возможен. Мне же представляется, что его нельзя признать состоявшимся, ибо все неклассические интегральные теории, как было показано, остаются позитивистскими. «В первом случае, — продолжает А. В. Поляков, — теория, объясняющая в рамках классической научной парадигмы гносеологическую невозможность мыслить право как явление «по ту сторону» как юснатурализма, так и юспозитивизма, должна объяснить, какая из этих конструкций является истинной теорией, а какая — ложной. До сих пор этого не сделано и, судя по всему, сделано быть не может» <99>. На мой взгляд, речь идет не об обосновании истинности или ложности позитивистской либо непозитивистской интерпретации права, а о наличии и даже действительно противостоянии двух принципиально разных представлений о надлежащем характере системы общеобязательной социальной регуляции, которые имеют в своей основе (а отчасти и своим следствием) соответствующие исторически сложившиеся системы социальной организации <100>. ——————————— <96> Поляков А. В. Коммуникативная теория права как вариант интегрального правопонимания. С. 10. <97> Там же. <98> Там же. <99> Там же. <100> Не случайно Т. Кун подчеркивал, что парадигмы различаются «не отдельными частными недостатками используемых методов», а «несоизмеримостью способов въдения мира» (выделено мной. — Н. В.) (Кун Т. Указ. соч. С. 27). И «выбор между конкурирующими парадигмами оказывается выбором между несовместимыми моделями жизни сообщества» (Там же. С. 131). Вот почему «конкуренция между парадигмами не является видом борьбы, которая может быть разрешена с помощью доводов» (Там же. С. 193). По Т. Куну (хотя прямые аналогии с типом правопонимания тут вряд ли возможны), в основе принятия парадигмы наряду с различными рациональными доводами в значительной мере лежит вера в то, что она «достигнет успеха в решении большого круга проблем, с которыми она встретится», и ее эстетическая привлекательность (Там же. С. 204 — 205).
Библиографический список
Козлихин И. Ю. О нетрадиционных подходах к праву // Правоведение. 2006. N 1. Крусс В. И. Теория конституционного правопользования. М., 2007. Кун Т. Структура научных революций. М., 2001. Мальцев Г. В. Понимание права. Подходы и проблемы. М., 1999. Мартышин О. В. Совместимы ли основные типы понимания права? // Государство и право. 2003. N 6. Овчинников А. И. Правовое мышление в герменевтической парадигме. Ростов н/Д, 2002. Овчинников А. И. Юридическая герменевтика как правопонимание // Правоведение. 2004. N 4. Оль П. А. Правопонимание: от плюрализма к двуединству. СПб., 2005. Поляков А. В. Общая теория права: Проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода: Курс лекций. СПб., 2004. Поляков А. В. Постклассическое правоведение и идея коммуникации // Правоведение. 2006. N 2. Правовые идеи и институты в историко-теоретическом дискурсе. М., 2008. Ромашов Р. А. Реалистический позитивизм: интегративный тип современного правосознания // Правоведение. 2005. N 1. Сапельников А. Б., Честнов И. Л. Теория государства и права: Учеб. для вузов. СПб., 2006. Стовба А. В. О перемене сущности, или Что есть право в эпоху постметафизики // Правоведение. 2008. N 1. Сырых В. М. Логические основания общей теории права. Т. 1. Элементный состав. М., 2004. Толстик В. А. От плюрализма правопонимания к борьбе за содержание права // Государство и право. 2004. N 9. Философия права в России: история и современность: Материалы третьих философско-правовых чтений памяти академика В. С. Нерсесянца. М., 2009. Честнов И. Л. Диалогическая онтология права в ситуации постмодерна // Правоведение. 2001. N 3. Честнов И. Л. Правопонимание в эпоху постмодерна // Правоведение. 2002. N 2.
