О НЕКОТОРЫХ НОРМАХ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА ОБ АДВОКАТСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И АДВОКАТУРЕ
С. Н. ИСАНОВ
Федеральный закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» (далее — Закон) был принят 31 мая 2002 г. и сразу же вызвал множество споров, откликов и публикаций в юридической прессе. В основном обсуждался вопрос, кому выгоден этот Закон — «генералам от адвокатуры» или рядовым адвокатам? И все же среди многочисленных спорщиков нашлись трезвые головы, кто обратил внимание в первую очередь на его ошибки, подлежащие исправлению, а не на абстрактную «выгоду». Таких ошибок очень много, как чисто технических, так и порождающих более серьезные последствия — неправильное понимание и применение Закона.
Определив понятия адвокатской деятельности, адвоката и виды адвокатской деятельности, законодатель установил довольно любопытную норму в пункте 4 ст. 2 Закона: представителями организаций, органов государственной власти, органов местного самоуправления в гражданском и административном судопроизводстве, судопроизводстве по делам об административных правонарушениях могут выступать только адвокаты, за исключением случаев, когда эти функции выполняют работники, состоящие в штате указанных организаций, органов государственной власти и органов местного самоуправления, если иное не установлено федеральным законом. Начать хотя бы с того, что если «иное» может быть установлено законом, каков смысл вышеприведенного правила? Видимо, преследовалась цель установить правовой принцип «представлять интересы юридических лиц могут только их работники или адвокаты», причем первенство, судя по порядку слов в данной норме, должно принадлежать адвокатам. Отступления от этого правила могут устанавливаться только в исключительных случаях. Полностью в соответствии с данным принципом была сформулирована часть 5 ст. 59 АПК РФ. Однако дальше этого дело не пошло. В судах общей юрисдикции представлять интересы организаций может кто угодно (абз. 1 ч. 2 ст. 48 ГПК РФ). А часть 5 ст. 59 АПК РФ Постановлением Конституционного Суда РФ от 16 июля 2004 г. N 15-П признана не соответствующей Конституции Российской Федерации как раз в части действия указанного принципа «в той мере, в какой она в системной связи с пунктом 4 статьи 2 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» в действующей системе правового регулирования исключает для выбранных организациями лиц, оказывающих юридическую помощь, возможность выступать в арбитражном суде в качестве представителей, если они не относятся к числу адвокатов или лиц, состоящих в штате этих организаций». Далее Суд указал: «Сама по себе организационно-правовая форма участника судопроизводства (физическое либо юридическое лицо, гражданин либо организация) не предопределяет различия в условиях и характере оказываемой ему юридической помощи при представительстве в арбитражном процессе и не свидетельствует о существовании таких различий. Следовательно, вводящая названный критерий часть 5 статьи 59 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации… не отвечает принципам соразмерности и справедливости». Согласно статье 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» акты или их отдельные положения, признанные неконституционными, утрачивают силу. Так что же получается — «иное» установлено всеми федеральными законами, более того, сам принцип противоречит Конституции РФ! Зачем же нужна эта норма в Законе? Напрашивается логичный вывод: она не только не имеет смысла, не применяется реально, но и, по-видимому, противоречит Конституции РФ так же, как и положенный в ее основу принцип… Пункт 2 ст. 3 Закона устанавливает принципы существования и деятельности адвокатуры, ее отношений с государством: адвокатура действует на основе принципов законности, независимости, самоуправления, корпоративности, а также принципа равноправия адвокатов. Дело, безусловно, правильное и нужное, но не стоит в погоне за количеством упускать качество — смысл принципа. Видимо, разработчики Закона полагали, что чем больше принципов они придумают, «вымучают», тем лучше будет для адвокатуры. Но ведь принципы не только устанавливают правила «общения» между адвокатурой и государством, они могут и сковывать адвокатуру. Их неправильное понимание может привести к далеко идущим последствиям. При прочтении нормы пункта 2 возникает вопрос: что такое самоуправление и чем оно отличается от независимости и корпоративности? Посмотрим, как объясняется суть этих принципов в комментариях к рассматриваемому Закону <*>. ——————————— <*> Комментарий к Федеральному закону «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» (постатейный) / Под ред. А. В. Гриненко. М.: Велби, 2003; Научно-практический комментарий к Федеральному закону «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» / Под ред. Д. Н. Козака. Далее соответственно — Постатейный комментарий и Научно-практический комментарий.
Авторы Постатейного комментария, комментируя статью 3, определяют в пункте 17 независимость как принцип, в соответствии с которым организация и функционирование адвокатских образований, а также профессиональная деятельность адвоката не связаны с мнениями, решениями или действиями органов и должностных лиц, не входящих в систему адвокатуры. Но далее в пункте 19 они указывают, что адвокат САМОСТОЯТЕЛЬНО (выделено нами. — И. С.) принимает решения и осуществляет действия, входящие в круг его профессиональных полномочий. Авторы Научно-практического комментария тоже раскрывают независимость как принцип, в соответствии с которым «никакие органы не могут… вопреки закону вмешиваться в деятельность адвокатуры. В своем организационном построении адвокатура в целом и отдельные формы адвокатских образований не подчиняются ни на федеральном, ни на местном уровне органам законодательной, исполнительной или судебной власти или каким-либо иным органам или организациям». Самоуправление как принцип организации и деятельности адвокатуры, по мнению авторов Постатейного комментария, представляет собой совокупность правил, которые обеспечивают самостоятельное регулирование отношений, возникающих в адвокатских сообществах (п. 29 к ст. 3). Невнятное раскрытие принципа самоуправления, перекрестные повторы в комментировании принципов независимости и самоуправления только укрепляют подозрения, возникшие еще при прочтении самого Закона — никакого принципа самоуправления не существует. Вот и авторы Научно-практического комментария признают, что «принцип самоуправления адвокатуры вытекает из ее независимости» (п. 2 к ст. 3). По общему смыслу самоуправление — это право самостоятельно решать круг вопросов, отнесенных к компетенции субъекта самоуправления, без чьего-либо вмешательства. Но ведь это и есть независимость, только в управлении. Таким образом, принцип независимости — сложный принцип, включающий в себя и независимость адвокатуры от вмешательства извне (в том числе от вмешательства в ее управление), и независимость каждого адвоката в своей деятельности. По мнению авторов Постатейного комментария, корпоративность — это принцип, в соответствии с которым адвокатура организована и осуществляет свою деятельность в качестве добровольного союза лиц, объединенных общими интересами и целью обеспечить надлежащую защиту доверителей и их доступ к правосудию (п. 37 к ст. 3). Данное определение по своей сути неверно, ибо оно определяет добровольность объединения (которой к тому же нет в адвокатуре: членство адвокатов в адвокатских палатах обязательно), но никак не корпоративность. Корпоративный — значит обособленный. То есть опять же самостоятельный, независимый! В Научно-практическом комментарии указано, что корпоративность предполагает «моральную ответственность каждого члена адвокатского сообщества перед своими коллегами за квалифицированность, добросовестность и законность осуществляемой им деятельности, а также необходимость проявления заботы со стороны адвокатского сообщества и его органов о членах этого сообщества». Однако ответственность адвоката вовсе не «моральная», а дисциплинарная, и определяется она не мифической корпоративностью, а Законом и принятым в соответствии с ним Кодексом профессиональной этики адвоката. То есть налицо действие принципа законности, а не корпоративности: адвокат обязан соблюдать закон, Кодекс профессиональной этики, и за нарушение своих обязанностей он может быть привлечен к ответственности. С большой натяжкой заслуживает право на существование принцип равноправия адвокатов. Принципы же самостоятельности и корпоративности явно «вымучены» и по смыслу входят в понятие принципа независимости. Пункт 4 ст. 3 Закона устанавливает, что каждому адвокату гарантируется социальное обеспечение, предусмотренное для граждан Конституцией Российской Федерации. Гарантировать адвокату то, что ему и так гарантировано как гражданину?! «Политический» смысл данного установления раскрыт в Научно-практическом комментарии (см. п. 4 к ст. 3). Многие уже обратили внимание на то, что статья 5 Закона фактически запрещает использование наименования «адвокатская палата» самим адвокатским палатам! Просто удивительно, как это сверхдотошные и сверхбдительные регистрирующие органы не отказали в регистрации всем российским адвокатским палатам. К счастью, как уверяют авторы Научно-практического комментария, уже фактически готов законопроект о внесении соответствующих изменений в Закон, но до Думы он пока не дошел, и когда будет принят в качестве федерального закона — не известно. Нормы об удостоверении права адвоката на участие в конкретном деле тоже не блещут выверенностью. Согласно пункту 2 ст. 6 Закона в случаях, предусмотренных федеральным законом, адвокат должен иметь ордер на исполнение поручения, выдаваемый соответствующим адвокатским образованием. В иных случаях адвокат представляет доверителя на основании доверенности. Часть 3 ст. 61 АПК РФ устанавливает, что полномочия адвоката на ведение дела в арбитражном суде удостоверяются в соответствии с федеральным законом. Закон же, как видно из приведенной нормы, в свою очередь, предлагает обратиться к процессуальному кодексу. По мнению авторов Научно-практического комментария, налицо перекрестная отсылка. Истинный смысл Закона, скорее всего, предполагает представление в арбитражном суде на основании ордера. Представляется разумным, что адвокат всегда должен иметь ордер на исполнение поручения, и только ордер. Доверенность может понадобиться и должна выдаваться доверителем (разумеется, по его согласию, добровольно) только в случае необходимости подтверждения распорядительных полномочий, указанных в части 2 ст. 62 АПК РФ и в статье 54 ГПК РФ. Такой позиции придерживается и правоприменительная практика. Адвокат без возражений допускается к участию в судебном разбирательстве в суде общей юрисдикции, арбитражном и третейском судах, в качестве представителя интересов доверителя в органы государственной власти и местного самоуправления, в организации по предъявлению удостоверения адвоката и ордера. Пункт 2.2 Методических рекомендаций о порядке выдачи ордеров адвокатам, хранения бланков ордеров и корешков использованных ордерных книжек в адвокатских образованиях, утвержденных решением Совета Адвокатской палаты Республики Башкортостан от 13 мая 2004 г., устанавливает, что ордер адвокату выдается для выполнения поручений по уголовным делам, по гражданским делам в судах общей юрисдикции, в арбитражных судах, по делам об административных правонарушениях, на представление интересов доверителей в органах государственной власти, исполнительных и других органах, а также в иных случаях, требующих подтверждения полномочий адвоката. Серьезное место в теории адвокатской деятельности и адвокатуры занимает институт адвокатской тайны. Адвокатской тайной являются любые сведения, связанные с оказанием адвокатом юридической помощи своему доверителю (п. 1 ст. 8 Закона). Профессиональная тайна адвоката представляет собой иммунитет доверителя, предоставленный последнему Конституцией Российской Федерации (п. 1 ст. 6 Кодекса профессиональной этики адвоката). Адвокатская тайна — это безусловно важная и нужная категория, но ее понятие в Законе, надо полагать, неосновательно расширено, а значение некоторых ее составляющих сильно преувеличено. Адвокатская тайна включает в себя (п. 5 ст. 6 Кодекса профессиональной этики адвоката): факт обращения к адвокату, включая имена и названия доверителей; все доказательства и документы, собранные адвокатом в ходе подготовки к делу; сведения, полученные адвокатом от доверителей; информацию о доверителе, ставшую известной адвокату в процессе оказания юридической помощи; содержание правовых советов, данных непосредственно доверителю или ему предназначенных; все адвокатское производство по делу; условия соглашения об оказании юридической помощи, включая денежные расчеты между адвокатом и доверителем; любые другие сведения, связанные с оказанием адвокатом юридической помощи. Адвокат не вправе разглашать сведения, сообщенные ему доверителем в связи с оказанием последнему юридической помощи, без согласия доверителя (подп. 5 п. 4 ст. 6 Закона). Такое понимание тайны делает невозможным любое использование в деле сведений, полученных от доверителя, без его согласия. То есть любое доказательство — объяснения, показания свидетелей, документы и т. д. — не может быть представлено в суд без особого разрешения доверителя; ни одно слово в исковом заявлении, жалобе, ходатайстве не может быть написано без предварительного согласия доверителя; ни один звук в судебном разбирательстве не может быть произнесен адвокатом без разрешения доверителя. Абсурд! Теряется смысл оказания юридической помощи как профессиональной и квалифицированной поддержки позиции доверителя. При таком понимании адвокатской тайны, во-первых, адвокат вообще не может ничего сказать или сделать без риска быть обвиненным в нарушении тайны, а во-вторых, фактически лишается права на существование адвокатская тактика — выбор правовых инструментов для достижения поставленной доверителем цели. Преувеличена необходимость сохранения в тайне следующих сведений: факта обращения к адвокату, включая имена и названия доверителей; всех доказательств и документов, собранных адвокатом в ходе подготовки к делу; денежных расчетов между адвокатом и доверителем (т. е. расходов на оплату услуг представителя). Дело в том, что эти сведения непременно станут известными любому желающему (а то и будут опубликованы в официальных изданиях высших судебных органах), дойди дело до открытого и гласного судебного разбирательства. В пункте 3 ст. 8 «Адвокатская тайна» Закона почему-то говорится о гарантиях адвокату в связи с проведением оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий, а в пункте 3 ст. 18 «Гарантии независимости адвоката» — о недопустимости истребования от адвокатов сведений, связанных с оказанием юридической помощи. Складывается впечатление, что указанные нормы перепутали, настолько они кажутся «не на своем месте». Кроме того, если верить буквальному содержанию нормы пункта 3 ст. 8, то проведение любых оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий в отношении адвоката допускается только на основании судебного решения. Такими фантастическими гарантиями не обладает никто. Как уверяют авторы Научно-практического комментария, эту норму следует толковать ограничительно (см. п. 3 к ст. 8). Авторы же Постатейного комментария, напротив, считают этот случай коллизией норм и предлагают применять УПК РФ «до внесения изменений в один из законов» (см. п. 10 к ст. 8). Порядок приобретения статуса адвоката подробно регламентирован в Законе, но это не спасло правоприменителей от вопросов. Например, пункт 4 ст. 9 устанавливает, что в стаж работы по юридической специальности, необходимой для приобретения статуса адвоката, в частности, включается работа на должностях, непременно «требующих высшего юридического образования». Кем и чем требующих, Закон почему-то умалчивает, что, естественно, порождает множество споров. Доходит даже до цитирования советских законов (см. Постатейный комментарий: п. 5 к ст. 9). А ведь так просто было установить, что статус адвоката вправе приобрести лицо, имеющее высшее юридическое образование либо ученую степень по юридической специальности и стаж работы по любой юридической специальности не менее двух лет после получения высшего юридического образования либо прошедшее стажировку в адвокатском образовании. Погоня за повышением квалификационных требований привела лишь к усилению путаницы. Особенно если учесть, что Закон прямо не обязывает подтверждать требование о высшем юридическом образовании к должности при подаче документов в квалификационную комиссию (п. 2 ст. 10). Подпункт 6 п. 4 ст. 9 Закона вызывает интересный вопрос: почему в качестве необходимого стажа засчитывается работа на требующих высшего юридического образования должностях только в юридических службах организаций? Чем хуже работа заместителя генерального директора по общим и правовым вопросам, должность которого не входит в штат юридических служб, но вполне может требовать высшего юридического образования для ее замещения? Данный нюанс нуждается в осмыслении и учете при разработке поправок к Закону. Статья 12 предусматривает возможность обжалования в судебном порядке решения квалификационной комиссии об отказе успешно сдавшему квалификационный экзамен претенденту в присвоении статуса адвоката, и только. Обжалование решения квалификационной комиссии при несогласии с результатами экзамена, т. е. по существу, Закон не предусматривает. Однако следует иметь в виду, что Конституция гарантирует каждому судебную защиту его прав и свобод (ст. 46). В связи с этим обоснованно утверждать, что и решение квалификационной комиссии по существу (сдал или не сдал претендент экзамен) может быть обжаловано в суд, а иная позиция (выраженная, например, в абзаце 4 п. 2 Научно-практического комментария к ст. 12) противоречит Конституции. Согласно пункту 8 ст. 15 Закона изменение адвокатом членства в адвокатской палате не допускается в течение первых двух лет со дня присвоения ему статуса адвоката, за исключением случая переезда на территорию другого субъекта Российской Федерации в связи с изменением места жительства. Эта норма вызывает обоснованный вопрос: зачем это нужно? Для того чтобы исключить появление адвокатов-невидимок, работающих в одном субъекте, а зарегистрированных в региональном реестре другого? Да, но почему только в течение первых двух лет? Авторы Научно-практического комментария утверждают, что установление данной нормы излишне (см. п. 8 к ст. 15), тем самым еще раз подтверждая несовершенство Закона, нуждающегося в капитальных изменениях. В соответствии с пунктом 3 ст. 16 Закона приостановление статуса адвоката влечет за собой приостановление действия в отношении данного адвоката гарантий, предусмотренных Законом, за исключением гарантий, предусмотренных пунктом 2 ст. 18. Однако пункт 2 ст. 18 гарантирует лишь недопустимость привлечения адвоката к ответственности за выраженное им при осуществлении адвокатской деятельности мнение (за исключением гражданско-правовой ответственности перед доверителем). А как же адвокатская тайна (ст. 8 Закона), свидетельский иммунитет (п. 3 ст. 18 Закона в системной связи с ч. 5 ст. 56 АПК РФ, п. 1 ч. 3 ст. 69 ГПК РФ, п. 2 ч. 3 ст. 56 УПК РФ)? Ведь если следовать буквальному толкованию Закона, действие всех этих гарантий приостанавливается (той же позиции придерживаются и авторы Постатейного комментария, что вытекает из содержания п. 3 к ст. 16 и п. 3 к ст. 18). Следует учесть, что запрет истребования сведений, связанных с оказанием юридической помощи, по существу представляет собой установление свидетельского иммунитета адвоката по сведениям, полученным от доверителей, тождественного иммунитетам, закрепленным в указанных процессуальных нормах. Соответственно «приостановление статуса влечет приостановление гарантий». Разумеется, судебная практика (которой пока, к счастью, нет) пойдет по пути ограничительного толкования и не станет лишать права на существование институты адвокатской тайны и свидетельского иммунитета. Но факт есть факт: невыверенные формулировки Закона продолжают давать почву для размышлений. Статья 18 Закона по замыслу ее творцов должна была быть посвящена гарантиям независимости адвоката. Вместо этого в ней содержатся такие законодательные ляпы, как разрешение привлекать адвоката к ответственности за мнение, выраженное путем действий или бездействия (!), преступность которых установлена судом; запрет истребования сведений, составляющих адвокатскую тайну, т. е. гарантию сохранения иммунитета доверителя, представленную в Законе почему-то как гарантию независимости адвоката; декларация о том, что адвокат, члены его семьи и их имущество находятся под защитой государства (а другие граждане и их имущество — нет?). Иными словами, в данном случае можно с уверенностью сказать: больше пользы от отсутствия, чем от наличия таких «гарантий». На наш взгляд, в рассматриваемой статье Закона полезно было бы оставить только первый пункт, а все остальное исключить (тем более что все указанные в ней гарантии уже установлены и реализованы в других нормах Закона, а также в нормах процессуального законодательства). Несколько статей Закона посвящены формам адвокатских образований: адвокатскому кабинету, коллегии адвокатов и адвокатскому бюро, юридической консультации. По их прочтении возникает больше вопросов, чем ответов. Например, по смыслу Закона коллегия — это объединение имущества для обеспечения адвокатской деятельности членов коллегии, а бюро — объединение усилий адвокатов для исполнения поручения. Авторы Научно-практического комментария видят различие между указанными формами адвокатских образований в том, что в коллегии адвокаты осуществляют свою деятельность индивидуально, от своего лица, а в бюро участники партнерского договора оказывают юридическую помощь совместно (см. п. 14 к ст. 22). При этом непонятно, почему не могут объединять усилия члены коллегии или почему в одном и том же случае партнеры бюро несут солидарную ответственность по обязательствам перед доверителями, а члены коллегии не несут? Никаких действительно весомых доводов в защиту такого подразделения форм адвокатских образований нет. По порядку создания, регистрации, налогообложения они не различаются. Применять к отношениям между членами коллегии нормы трудового права, а к отношениям между членами бюро нормы Гражданского кодекса о договоре простого товарищества (ст. 1041 — 1054) <*> нет абсолютно никаких оснований. Адвокаты не вступают с адвокатскими образованиями в трудовые отношения, поскольку они относятся к категории самозанятых граждан и осуществляют адвокатскую деятельность в соответствии с Законом, а также в силу членства в адвокатской палате субъекта Российской Федерации и в избранном ими адвокатском образовании <**>. По своей правовой природе партнерский договор является учредительным договором адвокатского бюро. В противном случае пришлось бы допустить, что адвокаты являются партнерами адвокатского бюро — юридического лица и в то же время осуществляют адвокатскую деятельность на основании гражданско-правового договора — партнерского договора (о совместной деятельности). Зачем тогда нужно бюро? При этом как могут адвокаты осуществлять свою деятельность не в адвокатском кабинете, и в то же время не в бюро, объединяясь на основании договора о совместной деятельности? Закон этого не предусматривает, что не мешает авторам Научно-практического комментария утверждать обратное. ——————————— <*> См. Научно-практический комментарий к ст. 23. <**> См. пункт 1.3 разъяснений, утвержденных решением Совета Федеральной палаты адвокатов Российской Федерации от 25 августа 2003 г. (протокол N 3).
Непонятна природа выдачи управляющему партнеру доверенностей остальными партнерами. Если бюро — юридическое лицо, то управляющий должен действовать в силу своих полномочий, устанавливаемых партнерским договором. Если он осуществляет свои полномочия минуя бюро, на основании доверенностей, опять возникает вопрос: зачем тогда нужно адвокатское бюро? По смыслу Закона единственным документом, на основании которого действует адвокатское бюро, является партнерский договор. Однако авторы Научно-практического комментария, расширительно истолковав положение пункта 2 ст. 23 Закона, пришли к выводу, что кроме него требуются еще и учредительный договор, и устав, на основании которых якобы действует бюро (см. п. 3 к ст. 23). Но разумна ли такая бюрократизация процессов создания и деятельности адвокатского бюро и такова ли на самом деле воля законодателя? Думаю, что нет. Если бы Закон позволял создавать (наряду с адвокатскими кабинетами) только коллегии или только бюро, надо полагать, никто не ощутил бы неудобств и не заметил разницы между наличием нескольких коллективных форм адвокатских образований или только одной. Очередной ляп выявляется при сравнении норм пунктов 3 и 10 ст. 22 Закона. Согласно п. 3 учредителями и членами коллегии адвокатов могут быть адвокаты, сведения о которых внесены только в один региональный реестр, а согласно п. 10 сведения об адвокатах, осуществляющих адвокатскую деятельность в филиале коллегии адвокатов, вносятся в региональный реестр того субъекта Российской Федерации, на территории которого создан филиал. Неужели Закон допускает членство в нескольких адвокатских палатах? Отнюдь, адвокаты субъекта Федерации обязаны быть членами только «своей» адвокатской палаты. Следовательно, и в отношении этих норм Закон явно нуждается в корректировке. В процессе правоприменения возникают трудности с понятием формы адвокатского образования. Закон в соответствующих статьях не называет коллегию, бюро и юридическую консультацию организационно-правовыми формами, что ведет к появлению на свет так называемых некоммерческих организаций, содержащих в названии слово «адвокат» (коллегия адвокатов, адвокатское бюро) или «юридическая консультация». По сути это и есть соответствующие адвокатские образования, однако налоговые органы отказываются регистрировать их в форме «настоящих» образований, ссылаясь на то, что форма адвокатского образования — это не организационно-правовая форма. Но, во-первых, это противоречит смыслу Закона, в частности его статье 43, а, во-вторых, Закон в статье 5 запрещает использовать в наименованиях организаций и общественных объединений (кроме именно «адвокатских образований», а не «некоммерческих организаций») термины «адвокатская деятельность», «адвокатура», «адвокат», «адвокатская палата», «адвокатское образование», «юридическая консультация» либо словосочетания, включающие в себя эти термины. Статья 25 Закона посвящена соглашению об оказании юридической помощи — гражданско-правовому договору, на основании которого адвокат оказывает юридическую помощь доверителю или назначенному им лицу. Совершенно непонятно, по каким соображениям законодатель разделил соглашения на договоры поручения и договоры возмездного оказания услуг. Правда, по словам авторов Научно-практического комментария, планируется изменить данную норму и оставить в ней только договор поручения (см. п. 2 к ст. 25). Может быть, это и правильно, а с другой стороны, чем оказался плох договор возмездного оказания услуг — своей возмездностью? Но ведь адвокат не работает бесплатно (кроме узкого круга случаев, установленных в ст. 26), а нормы о том, что адвокат не преследует цели извлечения прибыли, не мешают возмездному характеру сделки. Интересная норма закреплена в последнем абзаце пункта 2 ст. 25: «Вопросы расторжения соглашения об оказании юридической помощи регулируются Гражданским кодексом Российской Федерации с изъятиями, предусмотренными настоящим Федеральным законом». Однако никаких изъятий на этот счет Закон не содержит. Статья 28 Закона посвящена стажеру адвоката, и здесь обратим внимание на следующие обстоятельства. Категория стажера как таковая имеет лишь методическое значение, стажер — это лицо, готовящееся к сдаче квалификационного экзамена на присвоение статуса адвоката. Лицо, становящееся стажером, может иметь стаж работы по юридической специальности, а может и не иметь; Закон (п. 1 ст. 9) в данном случае предоставляет стажерам адвокатов преимущество перед другими претендентами на присвоение статуса адвоката. Это связано с тем, что во время стажировки (как правило, в течение одного года) стажер имеет возможность непосредственно соприкасаться с адвокатской деятельностью, выполнять отдельные поручения адвоката-куратора, что позволяет ему приобрести определенные навыки, используемые им затем в ходе самостоятельной работы после присвоения статуса адвоката (с большой натяжкой данный аргумент можно использовать и при обосновании предъявления льготных требований по образованию к помощникам адвокатов). Стажер закрепляется за адвокатом, имеющим адвокатский стаж не менее пяти лет, принимается на работу в адвокатское образование на условиях трудового договора. Для оказания помощи стажерам при адвокатских палатах могут создаваться специальные комиссии, как, например, комиссия по оказанию помощи стажерам адвокатов, учрежденная при Адвокатской палате Республики Башкортостан. В остальном любое лицо может готовиться к квалификационному экзамену и не быть стажером, представлять интересы граждан и организаций по гражданским делам и не заниматься при этом адвокатской деятельностью. Конституция Российской Федерации (ч. 1 ст. 48) гарантирует каждому право на получение квалифицированной юридической помощи. Основной и главный механизм, обеспечивающий это право, закреплен в Федеральном законе «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации». Но механизм этот, как было показано, недоработан и дает сбои. При таких обстоятельствах можно сделать обоснованный вывод: гражданское общество в целом и адвокатское сообщество как его часть должны требовать усовершенствования Закона, а государство обязано принять для этого все необходимые меры.
