ЕДИНСТВО И ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ ФУНКЦИИ УГОЛОВНОГО ПРЕСЛЕДОВАНИЯ
Г. КОРОЛЕВ
Г. Королев, доктор юридических наук, профессор.
Вернувшись почти через полвека в нормы российского права, несколько подзабытая, но не утратившая своей значимости научная категория «уголовное преследование» вновь «приковала» к себе пристальное внимание современных исследователей. Дополнительный импульс дискуссиям о сущности этого правового института придало кардинальное изменение процессуального статуса прокурора в связи с созданием в России Следственного комитета при прокуратуре РФ.
Употребляемая в действующем отечественном законодательстве в нескольких значениях: и как «процессуальная деятельность стороны обвинения» (п. 55 ст. 5 УПК), и как функция российской прокуратуры (ст. 1 Закона о прокуратуре), — эта категория ознаменовала собой переход современной России в сфере уголовного судопроизводства от «инквизиционной» правовой идеологии к идеологии состязательной.
Однако, несмотря на то, что с момента принятия нового УПК, в котором дана в целом развернутая характеристика уголовного преследования, прошло уже более пяти лет, на страницах юридических изданий все еще встречаются отдельные публикации, авторы которых, на наш взгляд, не до конца уяснили сущность и содержание этого правового института. Обратимся к конкретному примеру.
Так, в статье «Функции прокуратуры и предмет надзора» (Законность, 2006, N 12) ее автор С. Осипян предлагает в Законе о прокуратуре «четко» обозначить «базовые функции прокуратуры», среди которых, наряду с функцией надзора, выделяет функцию уголовного преследования и функцию поддержания государственного обвинения. Из позиции автора однозначно следует, что уголовное преследование и поддержание государственного обвинения им рассматриваются как разные, самостоятельные направления деятельности российской прокуратуры. С таким подходом трудно согласиться, поскольку для выделения поддержания государственного обвинения в качестве самостоятельной, «базовой» функции прокуратуры нет ни теоретических, ни правовых оснований.
Поверхностное же толкование норм права, как представляется, не способствует оптимизации уголовно-процессуальной деятельности и в конечном итоге может дезориентировать субъектов правоприменения.
Уголовное преследование как правовая категория, в нашем сознании прочно ассоциируется с борьбой с преступностью и в первую очередь тесно связано с деятельностью органов прокуратуры. И не случайно после длительного перерыва этот термин впервые появился именно в тексте Закона о прокуратуре, а затем уже в УПК.
Так, в ст. 1 Закона о прокуратуре в качестве одного из основных направлений ее деятельности выделено «уголовное преследование в соответствии с полномочиями, установленными уголовно-процессуальным законодательством РФ».
Это положение было развито в ст. 31 (в редакции от 17 ноября 1995 г.), закрепившей, что, «осуществляя уголовное преследование, органы прокуратуры проводят расследование по делам о преступлениях, отнесенных уголовно-процессуальным законодательством Российской Федерации к их компетенции». И наконец, ч. 2 ст. 35 закрепляет, что, «осуществляя уголовное преследование в суде, прокурор выступает в качестве государственного обвинителя».
Закрепление в Законе о прокуратуре отдельных положений, касающихся уголовного преследования, безусловно, имело положительное значение для судебной реформы, которое заключается в следующем.
Во-первых, поскольку термин «уголовное преследование» отражает суть состязательного способа подготовки и поддержания обвинения, тем самым законодатель нормативно обозначил направление последующего реформирования уголовно-процессуального права в сторону состязательного процесса.
Во-вторых, на законодательном уровне было подтверждено, что прокуратура становится основным органом уголовного преследования, которое подразделяется на две части: досудебное уголовное преследование и уголовное преследование в суде. При этом первое осуществляется в форме расследования преступлений, а второе — в форме поддержания государственного обвинения в суде.
Принятие Федерального закона от 5 июня 2007 г. N 87-ФЗ и признание утратившей силу ст. 31 Закона о прокуратуре не изменило сущности уголовного преследования. Законодатель внес определенные коррективы в полномочия субъектов уголовного преследования, к которым из числа должностных лиц, ведущих процесс, относятся: следователь, руководитель следственного органа, дознаватель, орган дознания и по-прежнему прокурор. Однако последний утратил некоторые полномочия по осуществлению уголовного преследования. Прокурор лишен права возбуждать уголовное дело, принимать его к своему производству, проводить лично отдельные следственные действия либо расследование преступлений в полном объеме. Законодатель отвел ему в досудебном производстве ведущую роль в осуществлении уголовного преследования, но с ограниченными (по сравнению с предыдущими) возможностями.
Досудебное уголовное преследование, согласно действующему законодательству, осуществляется, как было отмечено выше, в форме расследования преступлений и включает в себя: проверку основания для возбуждения уголовного дела, производство дознания и проведение предварительного следствия. Эта часть уголовного преследования начинается с момента поступления в соответствующий компетентный орган сообщения о совершенном или готовящемся преступлении и заканчивается направлением дела в суд для рассмотрения по существу.
По нашему мнению, сущность досудебного уголовного преследования состоит в доказывании стороной обвинения события преступления в порядке, установленном уголовно-процессуальным законом, в целях изобличения лица, виновного в его совершении, и подготовки обоснованного обвинения.
При исследовании уголовного преследования в суде отправной, исходной нормой, на наш взгляд, является положение ч. 1 ст. 20 УПК. С нее начинается гл. 3 Кодекса, именуемая «Уголовное преследование». Приведем ее дословно, поскольку она имеет важное методологическое значение. В ней закреплено: «В зависимости от характера и тяжести совершенного преступления уголовное преследование, включая обвинение в суде, осуществляется в публичном, частно-публичном и частном порядке». Принципиальное значение имеют слова «…уголовное преследование, включая обвинение в суде…». Именно они дают основание оценивать уголовное преследование как единый уголовно-процессуальный институт, охватывающий все уголовное судопроизводство.
Таким образом, из приведенных норм Закона о прокуратуре и УПК следует одно важное положение. Суть его заключается в том, что поддержание государственного обвинения в суде является составной частью единой функции уголовного преследования, осуществляемого прокурором в сфере уголовного судопроизводства. Эта деятельность прокурора выступает в качестве второй процессуальной формы реализации им названной функции, но уже не в досудебном производстве, а в стадии рассмотрения и разрешения дела по существу (ч. 2 ст. 35 Закона о прокуратуре; ч. 1 ст. 20, ч. 4 ст. 37, ст. 246 УПК и др.).
Указанный подход к определению места поддержания государственного обвинения в системе основных направлений деятельности прокурора разделяют и другие современные исследователи (Ю. Кореневский, А. Александров).
Признание такого свойства функции уголовного преследования, как единство, позволяет сделать вывод о неизменности его сущности в зависимости от стадии уголовного процесса. Из этого следует, что сущность поддержания государственного обвинения в суде, как части уголовного преследования состоит в уголовно-процессуальном доказывании, осуществляемом в целях изобличения обвиняемого (подсудимого).
Безусловно, в различных стадиях судопроизводства доказывание как сущность уголовного преследования имеет свои особенности.
На первоначальном этапе уголовного процесса доказывание носит в большей степени поисковый характер. Деятельность органов предварительного расследования направлена на собирание, проверку и оценку доказательств. Что касается прокурора, то он по действующему уголовно-процессуальному закону в досудебном производстве участвует в доказывании в основном опосредованно, т. е. путем надзора за процессуальной деятельностью органов предварительного расследования. Но и в этом случае он не перестает быть субъектом доказывания. Осуществляя этот надзор, прокурор дает указания о направлении расследования, инициирует начало уголовного преследования, утверждает обвинительное заключение или обвинительный акт и выполняет иные действия, направленные на изобличение лица или лиц, виновных в совершении преступления. Как орган надзора за процессуальной деятельностью, он ответственен за качество предварительного расследования, его законность и обоснованность. В этом смысле прокурор является также субъектом доказывания в досудебном производстве, хотя сам лично ни одного доказательства и не устанавливает.
Часть 1 ст. 73 нынешнего УПК содержит перечень обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу. Сам термин «доказывание» раскрывается в ст. 85. В ней, в частности, закреплено, что «доказывание состоит в собирании, проверке и оценке доказательств в целях установления обстоятельств, предусмотренных ст. 73 настоящего Кодекса». Как видим, современный законодатель вводит в оборот термин «установление». Тем самым доказывание терминологически отождествляется с установлением.
Таким образом, доказывание в значении «установление», «выяснение», «обнаружение» проявляется в том, что познающий субъект «в каждом случае обнаружения признаков преступления» в силу своего служебного положения занимается поиском доказательств в целях «изобличения лица или лиц, виновных в совершении преступления». И не случайно уголовно-процессуальный закон (ст. 21 УПК) в числе субъектов познания на этом начальном этапе называет прокурора, следователя, орган дознания и дознавателя.
Следует отметить, что эти субъекты осуществляют не только доказывание-познание, но и доказывание-обоснование, в частности, в том случае, когда принимаемые ими меры по установлению события преступления приводят к определенному результату, дающему основание утверждать о совершении данного преступления конкретным лицом. Этот вывод обосновывается в процессуальном решении: вначале в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого, а затем — в обвинительном заключении (либо сразу в обвинительном акте).
Несколько другой смысл и иную направленность приобретает доказывание, осуществляемое государственным обвинителем, в стадии рассмотрения и разрешения дела по существу. Здесь на первый план выдвигается деятельность по доказыванию — обоснованию перед судом утверждения, изложенного в обвинительном заключении (обвинительном акте), о совершении определенным лицом деяния, запрещенного уголовным законом.
В этой стадии осуществляется и познание. Весьма корректен в этом отношении законодатель, который записал, что «государственный обвинитель представляет доказательства и участвует в их исследовании…» (ч. 5 ст. 246 УПК). Перед ним теперь стоит задача доказать в суде обоснованность выводов обвинительного заключения и достоверность лежащих в его основе сведений.
Подытоживая сказанное, отметим следующее. Функция уголовного преследования как основное направление деятельности российской прокуратуры, обладая свойством единства, начинается с момента поступления информации о совершении определенным лицом преступления и последовательно реализуется вначале в досудебном производстве, а затем в судебных стадиях уголовного процесса.
Его сущность заключается в уголовно-процессуальном доказывании стороной обвинения события преступления в рамках процедуры, установленной уголовно-процессуальным законом, в целях изобличения лица, виновного в его совершении, подготовки обоснованного обвинения и поддержании его перед судом от имени государства.
Как единое целое уголовное преследование, будучи уголовно-процессуальной функцией, дифференцируется в уголовном процессе на две составные части — досудебное и уголовное преследование в суде, различающиеся по методам производства, а также по субъектам и формам реализации. При этом, согласно действующему законодательству, формами реализации уголовного преследования являются: в досудебном производстве — предварительное расследование преступлений, в судебном производстве — поддержание государственного обвинения.
