(Колоколов Н. А.) («История государства и права», 2010, N 9)
ПОБЕДА В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1941 — 1945 ГОДОВ И БУДУЩЕЕ СЛАВЯНСКИХ ГОСУДАРСТВ: НОВЫЙ ВЗГЛЯД НА ИТОГИ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ <*>
Н. А. КОЛОКОЛОВ
——————————— <*> Kolokolov N. A. Victory in The Great Patriotic War of 1941 — 1945 and future of slavic states: new view of the results of the Second World War.
Колоколов Никита Александрович, судья Верховного Суда РФ (в отставке), профессор кафедры судебной власти и организации правосудия Государственного университета — Высшей школы экономики, доктор юридических наук (г. Москва).
Вторая мировая война в сознании многих — все еще кровоточащая рана. Поэтому неудивительно, что не уменьшается число тех, кто, паразитируя на обостренных чувствах людей, стремится представить отдельные эпизоды истории в выгодном для них свете. Особо преуспели интерпретаторы канувших в Лету событий, специализирующиеся на поиске виновных в развязывании войны 1939 — 1945 гг., которых они требуют отдать под суд Международного уголовного трибунала. Насколько объективны предлагаемые ими суждения и какова их правовая подоплека? Ответ на эти вопросы приобретает особую актуальность в канун празднования 65-летия Победы России в Великой Отечественной войне, поскольку от правильного ответа на них зависит будущее славянских народов.
Ключевые слова: славянские народы, славянские государства, Россия; Германия и ее союзники; коммунизм, антикоммунизм; военная доктрина, Вторая мировая война; международное право, пакт Молотова — Риббентропа, его законность, целесообразность и нравственность.
The Second World War in the conscience of many people remains a wound steaming blood. Therefore it is not surprising that the number of those who at the account of subtle senses of people tries to sex up the certain episodes in the history does not reduce. The most successful are the interpreters of events which fell into oblivion and people specializing in the search of those guilty in triggering off the war of 1939 — 1945 whom they demand to be brought to justice of International Tribunal. How objective are the ideas presented by them and what is their legal basis? The answer to these questions acquires special topicality on the eve of the 65th anniversary of the Victory of Russia in the Great Patriotic War as the future of slavic peoples depends on the correct answer to this question.
Key words: slavic peoples, slavic states, Russia; Germany and it allies; communism, anti-communism; war doctrine, Second World War; international law, Molotov-Ribbentrop treaty, the legality thereof; feasibility and morality.
Актуальность проблемы
Когда началась Вторая мировая? Каковы ее глубинные причины? Что послужило поводом к первому выстрелу? Когда он прозвучал и был ли случайным? Кто из лидеров государств в этом виноват персонально? Каким был реальный ход Второй мировой войны, в чем ее истинный смысл? Все ли виновные в развязывании войны названы в Нюрнберге и Токио? Как бы развивались события, не заключи Россия в 1939 г. пакт о ненападении с Германией? Перечень подобных вопросов можно продолжать до бесконечности. Очевидно также и то, что не может быть будущего, пока мы честно не разберемся в прошлом, ибо каждый последующий век в человеческом развитии базируется на результатах всей предыдущей истории. Одновременно подчеркнем, что при всем многообразии попыток осмыслить нашу недавнюю историю ни одна из версий, предложенных участниками дискуссий, все еще не стала общепризнанной доктриной, следовательно, вектор развития концепции историографии Второй мировой войны до настоящего времени не определен. Война — всего лишь обычай в разрешении межгосударственных конфликтов. Чтобы правильно ответить на перечисленные выше вопросы, следует задуматься, прочему война 1939 — 1945 гг. — Вторая мировая, чем она отличается от Первой мировой (1914 — 1918 гг.), прочих глобальных военных конфликтов? Например, серии войн эпохи Наполеона I, поскольку и участники всех этих вооруженных противостояний, и ставившиеся сторонами цели, и результаты сражений весьма и весьма схожи. Анализ перечисленных войн показывает: их суть, несмотря на кажущуюся сложность и непохожесть исторических явлений, элементарно проста. Государства — ярчайшие представители европейской цивилизации — 150 лет с переменным успехом с помощью военной силы делили как саму матушку Европу, так и земной шар, открытый ими в предыдущие два столетия. История однозначно свидетельствует, что ни в начале века XIX, ни в середине века XX большинство стран не видели ни существенного нарушения норм международного права, ни попрания высоких нравственных постулатов в присоединении чужих территорий к своим землям. Да и что некоторым европейским государствам в начале века XIX следовало понимать под чужими территориями? Например, исконные земли государственных образований европейской цивилизации, аннексированные сначала арабами, а затем турками. Разве не первые на рубеже первого и второго тысячелетий нашей эры поглотили земли юга Римской, а вторые — в XV веке земли Византийской империй? А разве не турки-османы чуть позже обложили Вену, подчинили себе балканские народы, активно продвигались в глубь Руси? Поэтому нет ничего удивительного в том, что ведущие европейские державы исключительно много внимания уделили демонтажу Османской империи. Процесс этот занял два столетия. Наряду с восстановлением воображаемой исторической справедливости эти самые двести лет ведущие европейские державы тешили себя доказыванием недоказуемого: кто из них на континенте, заодно с этим и во всем мире, главный. Несмотря на очевидную бесперспективность подобных попыток, ввиду наличия изначально ясного на них ответа: главного нет и быть не может, признания этого факта умнейшими из политиков, время от времени та или иная держава самостоятельно или вкупе с союзниками противопоставляла себя практически всему человечеству. В начале XIX века на захват мира нацелился Наполеон I, однако Г. Нельсон на море, М. И. Кутузов и А. Веллингтон на суше после десяти лет кровопролитных сражений в 1815 г. положили конец французской экспансии <1>. ——————————— <1> Автор хорошо понимает, что Великая французская революция явилась поводом для предъявления Франции весьма спорных претензий как социально-экономического, так и территориального характера со стороны окружавших ее империй. В числе последних не последнее место занимала и Россия, активно искавшая свое место на континенте. Кем в тех условиях являлись русские герои, штурмовавшие далекий Сен-Готард, дравшиеся под Аустерлицем и многими другими местечками: освободителями или интервентами, читатель разберется сам.
В XX веке Германия дважды противопоставляла себя миру. Итог — беспрецедентное унижение умнейшей нации в 1918 и 1945 гг. Не избежала сей печальной участи и Россия, 70 лет истощавшая себя в бесплодных попытках доказать всему миру, что русские люди оседлали гениальнейшее из европейских учений, наличие которого само по себе приведет их к вратам рая с красивым импортным названием «коммунизм». Извлекли ли европейские государства, Япония и США урок из этих поражений, понята ли ими важность мира? Если да, то надолго ли? Или «все должно в природе повториться…»? Формально реального глобального вооруженного противостояния в Европе не наблюдается с 1945 г., однако мир этот омрачен многими десятилетиями холодной войны, очередной югославской трагедией, в конфликт НАТО — Россия на стороне альянса вовлечено большинство из ее бывших союзников (Болгария, Грузия, Польша, Румыния, Украина, Чехия). Само по себе существование этого конфликта — прямое свидетельство того, что противоречия на европейском континенте не устранены. В основе последнего конфликта экономическая и идеологическая слабость перманентно амбициозной России. Война есть продолжение политики другими средствами. Политика — концентрированное выражение экономики. На земном шаре достаточно еще тех народов, которые не в состоянии включиться в мировое экономическое сотрудничество, хватает и правящих элит, которые уверены, что смогут управлять миром путем грубого навязывания своей идеологии, сырьевого или товарного шантажа. В определенной степени о нравственности войн можно судить по допустимости дуэлей. Поединок насмерть из-за пустяка — вот выражение сути джентльмена. Несмотря на то что образ последнего крайне мифологизирован, он исключительно живуч. И только после того, как общество почувствовало, что гипертрофированное чувство собственного достоинства опасно для него в целом, в жизни есть иные ценности, дуэли постепенно ушли в прошлое. Европейцам потребовалось два великих кровопускания, чтобы они, по крайней мере, задумались, а не слишком ли высокой ценой покупается следующий за ними мир. В то же время в документах, лежащих в основе современного Евросоюза, отсылок к результатам Второй мировой практически нет, следовательно, нет и признания установившихся после нее границ. Вместе с тем никакой Украины в сегодняшних границах до 17 сентября 1939 г. не было, как не было ни сегодняшней Беларуси, Литвы, Польши и Калининградской области. Их признание на основе норм права — дело будущего. Сказанное означает, что важнейший спор о праве на землю в Европе по-прежнему остается без разрешения. Таков уж обычай.
Россия в мировых войнах
Кем же в период перманентной схватки европейских титанов (Великобритании, Франции и Германии) видела себя Россия, позиционирующая свой потенциал не ниже, чем Рим III? Неужели в XVIII веке «окно в Европу прорублено» сугубо в культурных целях? Конечно же, нет. Россия, как и любая иная империя, всегда видела свое будущее в захвате чужих земель, да и преуспела она в их непрерывной колонизации. Идеологическая база колонизации окружающих пространств до 1917 г. крылась в наднациональной идее официальной российской религии: «Спасай всех православных». Как видим, идея — первична, нация — вторична. В XVIII веке перспективу предстоящих аннексий определила Екатерина Великая: ликвидация Османской империи, узурпация ее земель, возрождение Рима II. Отсюда и имена ее внуков: Александр, Константин, Николай. Нетрудно догадаться, в каких городах им предстояло править… Неудивительно, что внуки-любимцы великой российской немки: сначала Александр I, а затем Николай I, после оплаченного Великобританией отцеубийства, выполняя бабушкин завет, как могли, продолжали успешно начатую Г. А. Потемкиным, А. Г. Орловым и А. В. Суворовым Великую Восточную войну. Война под лозунгом «Защитим единоверцев на Балканах!» — не что иное, как «православный джихад». А если вспомнить, что наша официальная религия является еще и ортодоксальной, то лозунг «За Царя! За Родину! За Веру!», как символизирующий все крайнее, неизбежно приобретает зловещий оттенок. В начале XIX века, пока Великобритания была отвлечена борьбой с революционной Францией, Александр I, разделив на основании «секретного протокола» к Тильзитскому мирному договору 1807 г. «сферы влияния» с Наполеоном I, за пять лет боевых действий с союзниками Великобритании отвоевал: Финляндию у Швеции в 1809 г., а к 1812 г. Дунайские княжества — Молдавию и Валахию у Порты. Двинуться дальше на юг, равно как и закрепить успехи в очередной Восточной кампании, Александру I помешал «брат» — Наполеон I. Переодевшись в форму польского улана, автор Великих кодексов, по сей день копируемых не одной только Россией, дерзко и вероломно, без официального объявления войны пересек Неман. Тем самым несостоявшийся покоритель мира открыл «вторую польскую кампанию», с 1837 г. на основании соответствующего Указа императора Николая I более известную у нас как Отечественная война 1812 г. Начало этой войны великий полководец объяснил своим солдатам необходимостью «покончить с фатальным влиянием России на Европу, происходившим последние пятьдесят лет». Значительную часть армии Наполеона составляли представители только что оккупированных Россией территорий — славяне: белорусы, поляки, украинцы, а также литовцы, которые, как и сейчас, имели собственные взгляды на мироустройство. России пришлось срочно сменить партнера по коалиции, сражаться с Францией в угоду Великобритании, которая нехотя согласилась на аннексию Россией Бессарабии у дружественной ей тогда Порты. Великий русский полководец и дипломат М. И. Кутузов чутко чувствовал подоплеку той народной для русских войны и именно поэтому не особенно торопился с уничтожением отступавших войск Наполеона I, ибо хорошо знал, что немедленный их разгром никакой выгоды России не сулит: плоды всех побед достанутся Великобритании. Мудрый фельдмаршал не исключал даже возможности заключения с Наполеоном I обоюдовыгодного сепаратного соглашения, что буквально бесило англичан, которые через императора Александра I непрерывно подталкивали русскую армию к активным действиям против французов, буквально жаждали пленения французского императора. Продолжение войны с французами, перенос боевых действий в Европу гарантировали России вступление ее войск в Париж, достойное место на Венском конгрессе 1825 г. «Слава, купленная кровью» русского солдата, позволила нашему государству на короткий срок даже занять «должность жандарма Европы». Сказались ли достижения, выстраданные русским народом, на его благосостоянии? Нет, в массе он оставался крепостным, а методы его хозяйствования — средневековыми. Для процветания общества, как видим, главное «не слава, купленная кровью», а нечто иное. Спустя полтора столетия у русского народа снова будут и «слава, купленная кровью», правда, уже в другой Отечественной войне (1941 — 1945 гг.), и статус лидера мирового коммунистического движения с полномочиями жандарма, однако благосостояния народу это вновь не принесет… В начале 50-х годов XIX века «жандарм Европы — Николай I» продолжил Восточную кампанию, вскоре, однако, сжавшуюся для России до размеров локальной Крымской войны. Налицо и вполне предсказуемый результат противостояния единственной евразийской державы цивилизованному европейскому сообществу — будущим членам НАТО: Франции, Великобритании и Турции. Как видим, печальный опыт Наполеона I — один против всех не воин, — Николая I ничему не научил. Не воспримут этого опыта и наши коммунистические лидеры, перенесшие боевые действия на территорию Афганистана. Худа без добра не бывает. Горькое поражение в Крыму обернулось для России чередой прогрессивных реформ. Успехи в сфере экономики позволили Александру II как бы между прочим завершить начатое отцом присоединение Центральной Азии, в целом небезуспешно продолжить войну с Турцией. Чуть позже Александр III изречет свою самую известную фразу: «У России есть только два союзника: ее армия и флот!» Действительно других постоянных союзников у народов не бывает, и быть не может, есть только постоянные интересы, нуждающиеся в непрерывном правовом и нравственном обосновании. Процесс этот затем растягивается на многие столетия. Как отмечалось в последние дни уходящего в прошлое золотого века в верноподданническом докладе военного министра А. Н. Куропаткина уже Николаю II, перенесение границы южнее Герата (Афганистан), включение в состав Российской империи проливов Босфор и Дарданеллы (Османская империя) придется перенести в следующий, XX век. О заветах Екатерины Великой в XX век наши государственные деятели официально вспомнят еще как минимум дважды. Первый раз в годы Первой мировой, когда российская армия вступит в пределы Турецкой Армении и начнется активная подготовка к десанту на берега Босфора. Второй — когда о возможности распространения сферы влияния СССР на проливы в 1940 г. В. М. Молотов спросит у А. Гитлера. В 1914 — 1915 гг. российская армия, вытеснив турецкие войска из пределов Турецкой Армении, спровоцирует: — армянское население на изгнание из этих земель немногочисленных турок, что в принципе было в интересах России, ею поощрялось (ведь мы единоверцев от басурман освобождали); — англичан к преждевременной высадке у Дарданелл, так как с незапамятных времен они помнили, что усиление России за счет Турции недопустимо, ибо это неизбежно нарушит баланс сил в Европе. Сил на захват Стамбула у англичан не хватило, Дарданелльская операция провалилась, в 1915 г. турки изгнали английский десант с Галлиполийского полуострова, после чего Энвер-Паша (1881 — 1922) переключился на тотальное уничтожение армян, дабы России не было кого освобождать… Кошмар геноцида, порожденный в те годы, только сейчас обсуждается ведущими странами, что в очередной раз подчеркивает правило: историк, не торопись с оценками… Последствия второй попытки продвинуться к вожделенным проливам в 1940 г. равны нулю, так как А. Гитлер обсуждать эту тему с нами отказался. Итог: замысел величайшей из российских императриц так и остался нереализованным, в 1946 г. даже появилась песня со словами «не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна». Остановилась ли на этом Россия? Конечно, нет: расширение империи — это ее естественное состояние. Наличие внешнего врага, непрерывная борьба с ним — «цемент», скрепляющий общество, без чего имперская сущность немыслима. В 1917 г. Российская империя сменила окраску: на смену интернациональному лозунгу «Защитим всех православных!» пришел современный, но такой же интернациональный лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» На смену одной ортодоксальной религии пришла другая, не менее ортодоксальная и воинственная, имя ее миссионера — Коминтерн. Как видим, нация по-прежнему вторична, религия первична. Явление, производное от нее, — интернациональный долг. Его русские люди с 1945 по 1991 г. безропотно отдавали во всех горячих точках планеты. Гибнут они в них и сейчас. С сожалением приходится констатировать, явление это пережило СССР: ведь русские — не просто народ заурядного государства (эдакая Тишландия), а мессия, непрерывно доказывающий свою значимость.
Военная доктрина
Военная доктрина — система официальных взглядов и правовых положений, устанавливающих направление военного строительства, подготовки страны и ее вооруженных сил к войне, способы и формы ее ведения, один из главных инструментов реализации государством своих целей. Базовые положения военной доктрины предопределены характером государства, степенью его развития и устремлениями господствующих в стране элит. В советской науке войны принято делить на справедливые и несправедливые. При этом безапелляционно утверждалось, что войны, ведущиеся в интересах эксплуататорских классов, — несправедливые, а войны, ведущиеся против эксплуататорских классов, — справедливые. В СССР не было эксплуататорских классов, следовательно, любая война, ведущаяся СССР, априори справедливая. Во-первых, справедливость — категория практически неформализуемая. Во-вторых, не напоминает ли это аксиому «война с неверными — хорошо!» О какой справедливости может идти речь, если такая война всегда «святая», как без этой важной характеристики войны поднять солдат на смерть? Очевидно, что при анализе характера войны ни религия, ни классовый интерес решающего значения не имеют. Цель конкретной войны — категория не только исключительно сложная. Более того, зачастую ее, как и направленность умысла виновного в преступлении, определить крайне трудно. Если учесть, что в войне прямо или косвенно участвует порой добрый десяток государств, то задача по установлению истинных целей военного конфликта приобретает характер неразрешимого уравнения. Классический пример — Вторая мировая, в причинах которой разбираются до сих пор. Военная доктрина Российской империи — наступательная. Данное ее качество никогда особо не скрывалось. Армия всегда была готова к захвату новых территорий, для начала боевых действий искали только повод. Военная доктрина СССР — наступательная. Красная (Советская) армия — гарант международной революции <2>. Однако данный факт тщательно скрывался. «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути…». Тем не менее армия, как и прежде, всегда была готова к захвату новых территорий, для начала боевых действий непрерывно искали повод, а таковые находились практически всегда: более половины истории СССР — локальные военные конфликты. Справедливости ради отметим, что примерно столько же воевали и другие «великие» и «не самые великие» державы. ——————————— <2> Сталин И. В. Сочинения. Т. 7. С. 5. См. также: Вестник архива Президента. Красная армия в 1920-е годы. М., 2007; Вестник архива Президента. СССР — Германия: 1933 — 1941. М., 2009.
Официальной военной доктрины у России сейчас нет, да и быть не может, ибо нет государственной идеи, что, впрочем, не мешает России в меру своих возможностей по инерции демонстрировать военную мощь как ближайшим соседям, так и заокеанским державам.
Коммунизм — антикоммунизм
В 1917 г. мир раскололся на два лагеря: новый воинственный — коммунистический и старый не менее воинственный — антикоммунистический, ибо правило «угол падения неизбежно равен углу отражения» верно не только в физике. Причина раскола — внезапно обострившаяся борьба непримиримых идеологий, именуемых коммунистической и капиталистической. В основе первой — инновация, отрицающая такие фундаментальные достижения человечества, как семья, собственность, деньги, государство. В основе второй — консервация этих социально-правовых институтов. Сущность установившегося в 1917 г. в России коммунистического режима, торжественно именуемого диктатурой пролетариата, проста. Есть только два класса: рабочий — он априори гегемон и «непролетарии» — эксплуататоры. Это враги трудового народа, они, а равно все их «приспешники» подлежат немедленному физическому уничтожению. «Уничтожить враждебный класс» — популярный лозунг тех времен. «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем, мировой пожар в крови, господи — благослови» — вот аллегорическое изображение коммунистического режима. Господь коммунистов «благословил». Они уничтожили миллионы людей, которые были виноваты лишь в том, что их родители принадлежали к ранее существовавшей элите. Согласно коммунистическим законам любое реальное, а равно предполагаемое выступление против установленного режима — вылазка врага со всеми вытекающими отсюда последствиями. Сколько уничтожили людей Сталин, Мао, Пол Пот и прочие лидеры, приходившие к власти в случае установления коммунистических режимов, не знает никто. Конец 50-х, идет холодная война, Мао на полном серьезе призывает коммунистов к мировой войне, гибель 50% населения земного шара его не смущает. Неудивительно, что в такой обстановке Запад в союзники к России не торопился. Опасность же нацизма западными элитами недооценивалась, поскольку в отличие от коммунизма нацизм еще не успел продемонстрировать миру свой разрушительный потенциал.
Польша — «географическая новость» <3>
——————————— <3> Маяковский В. В. Стихи о советском паспорте.
Государства возникают, исчезают, возрождаются. Явление в истории человечества довольно обычное. Истории было угодно, чтобы Польша сначала исчезла, а затем спустя 150 лет возродилась. Причина этого чуда предельно проста: вместо России на мирных переговорах в 1918 — 1919 гг., по меткому выражению У. Черчилля, была зияющая пустота, но в пределах Российской империи заселенные поляками остались. России, погруженной в угар Гражданской войны, было не до них. Реанимация польского государства вполне соответствовала концепции формирования вокруг зараженных бациллой коммунизма русских земель «пояса безопасности», восточная граница которого была определена министром иностранных дел Великобритании Д. Н. Керзоном. Едва расправившись с внутренней контрреволюцией, Россия ринется в поход за Вислу, чтобы воспламенить Германию революцией. Однако рывок на запад обернется для России не только военной катастрофой 1920 г., границей у поселка Негорелое <4>, но и укрепит не исчезнувшее до сих пор недоверие (если не ненависть) между поляками и русскими. Данное обстоятельство в 1939 г. сыграет злую шутку и с теми и с другими. Поляки до последнего момента будут уверены в том, что, попав под немца, они потеряют тело, а попав под русских, потеряют душу. И 1939, и 1945 гг. подтвердят их самые худшие опасения, в 1939 — 1945 гг. опять не будет Польши, после чего до момента краха СССР полякам придется распрощаться с душой и вместо Христа молиться коммунистическому дьяволу. ——————————— <4> Там-то и было написано В. В. Маяковским вышеупомянутое стихотворение.
С кем быть Польше в период обострения противостояния между великими державами? Кроме России, Польша согласна быть с кем угодно, к 1 сентября 1939 г. у нее были мирные соглашения и с Францией, и с Германией.
Хочешь мира, готовься к войне!
Первую мировую войну 1914 — 1918 гг. в странах Западной Европы из-за громадного числа жертв нарекли Великой <5>. Неудивительно, что лидеры стран-победительниц: Франции, Великобритании и США — постарались сделать многое из того, что от них зависело, чтобы впредь не допустить повторения страшного прошлого. Германия ими была демилитаризирована до предела: ВВС, ВМФ, танков — не иметь, образцы для них — не разрабатывать, пушки калибром не более 107 мм, никакой всеобщей воинской повинности, численность солдат-контрактников до 100000 человек. ——————————— <5> На полях сражений Первой мировой англичан, французов и австрийцев пало гораздо больше, чем в войну 1939 — 1945 гг. Что касается гибели десятков миллионов человек на востоке, то жителей Западной Европы это не очень-то впечатляет. Они к этому относится так же спокойно, как россияне, например, к гибели от советского оружия миллиона афганцев в 1978 — 1989 гг. Что поделаешь, таков уж менталитет: на Востоке дикари — их не жалко.
Но и этого странам-победительницам показалась мало, на основании Версальского мирного договора (1919 г.) они обложили потенциального злодея — Германию со всех сторон «подушками безопасности», с запада — Рейнской 50-километровой демилитаризованной зоной, крохотной нейтральной Австрией, с юга искусственно созданной Чехословакией, имевшей, однако, возможность выставить 300000 прекрасно вооруженных солдат, и героической Польшей, численность вооруженных сил которой превышала 250000 человек. На стороне стран-победительниц были: Венгрия, получившая из их рук независимость, и Румыния, которой от канувшей в Лету империи Габсбургов досталась часть Закарпатья. Очевидно, что при таких условиях в эпоху существования массовых механизированных армий Германия была обречена на вечный мир. Однако человечество этим шансом распорядилось иначе: «вечный мир» продлился всего 20 лет, уступив притязаниями тысячелетнего Рейха, жизнь которого, как и следовало ожидать, оказалась недолгой — всего десять лет. В чем же причины этих стремительных изменений, в чем причины Второй мировой войны? Их множество, вот основные из них: — явное несовершенство Версальского мирного договора и целого ряда других соглашений, на основании которых сформировались границы между народами после Первой мировой войны; — без сомнения, высокопассионарный народ Германии с поражением 1918 г. не смирился, возжаждал реванша, сомнительность методов, используемых для достижения данной вполне естественной для него цели, немцев не смущала; — страны, составляющие «подушку безопасности», не составляли единого целого, не имели единой военной доктрины, поскольку были осколками бывших противников, Германия при попустительстве, а то и с согласия Франции и Великобритании легко раздавила их поодиночке или переманила на свою сторону; — страны-победительницы Великобритания и Франция в 30-х годах прошлого века воевать на континенте сами не хотели, соответствующих военных доктрин не имели, в мирное время боеспособными армиями не обладали; — отсутствие четкой позиции у Великобритании и Франции по отношению к бывшему противнику, явная враждебность к нам Польши подталкивают Россию к союзу с Германией; — схватка между «акулами империализма» расценивалась Россией как предтеча мировой революции, после которой любой режим народам Европы покажется благом. Как видим, европейцы забыли древнюю мудрость: «Хочешь мира — готовься к войне!» Государства, претендующие на мировое господство, с фатальностью обреченного покорно шли на очевидное и скорое заклание. Вот основные этапы восхождения европейцев на голгофу Второй мировой: 1936 г. — ничем не спровоцированное вступление немецких войск в Рейнскую демилитаризованную зону; 1938 г. — давно ожидаемое присоединение Австрии к Германии <6>; ——————————— <6> Точнее, Австрии к Германии. Крах Австро-Венгрии в 1918 г. для австрийцев, на репарациях с которых желали разбогатеть Франция и Великобритания, был столь неожиданным, что они тут же попросились в Германию: язык-то один. Аншлюс 1938 г. — закономерность.
1938 г. — Франция и Великобритания дают добро Германии на включение Судетской области Чехословакии в состав Германии (Мюнхенское соглашение); 1938 г. — начало холокоста — «не замеченная» мировым сообществом высылка польских евреев из Германии в Польшу; 1939 г. — ничем не спровоцированная оккупация Германией оставшейся территории Чехии; 1939 г. — ничем не спровоцированное включение Польшей в состав свой территории Словакии, аналогичные действия Венгрии; 1939 г. — Германия потребовала от Польши пересмотра условий эксплуатации Польского коридора, под угрозу поставлен суверенитет Польши, Франция и Великобритания молчат. Перечень уступок, сделанных в 1938 — 1939 гг. Францией и Великобританией Германии, нетрудно и пополнить, и детализировать, важны не их количество и скрупулезность в перечислении, важен бесспорный итог всех этих уступок: исчез «пояс безопасности», созданный ими в 1919 г. Германии оставалось решить судьбу Польши. О том, что ее судьба подлежала разрешению, можно было прочитать в программной книге германского лидера А. Гитлера «Моя борьба». Впрочем, инициатором пассионарного взрыва немецкого народа предрешалась судьба не только одних поляков, а славян вообще. Возражений идеологического плана этим человеконенавистническим идеям на уровне государств практически не было. О том, что война Германии с Польшей вот-вот начнется, летом 1939 г. знали все. Следует отметить, что Франция и Великобритания гарантировали Польше свою вооруженную помощь, хотя войск, способных вести сражения с германской армией, у них не было <7>. Ранее Франция уже обещала вооруженную помощь Чехословакии, однако в 1938 — 1939 гг. дважды ее предала. Как в таких условиях следует относиться к обещаниям великих держав, как к гарантии или как к декларации? Очевидно, что одной только юридической составляющей в межгосударственных отношениях в 1939 г. было маловато, поскольку исполнять договоры на самом деле никто не собирался. Не было и органа, который бы принудил Высокие Договаривающиеся Стороны к исполнению взятых на себя обязательств. ——————————— <7> Содержание боеспо собной армии в мирное время — непростительные расходы, которые страны-победительницы попытались перевалить на государства, входящие в «пояс безопасности».
Не будем также забывать о наличии таких игроков на международной арене, как Коминтерн и Антикоминтерновский пакт, заключенный еще в 1936 г. между Германией и Японией, и о наличии значительного числа его сторонников, как явных, так и скрытых, в их числе и влиятельных элит Франции и Великобритании. Вспомним также, что в тот период времени, когда в Европе решался вопрос о судьбе Польши, Россия уже более года вела в Китае и пустынях Монголии реальную, хотя и официально никем не объявленную войну с союзником Германии — пассионарным народом Японии. Думается, не случайно день победы русской армии на берегах реки Халхин-Гол 23 августа 1939 г. совпал с днем заключения Россией Договора о ненападении с Германией. Шанс втянуться в боевые действия сразу и с Японией, и с Германией у России был весьма велик. Нашла бы она в этих условиях союзников? Выступили бы на ее стороне Франция, Великобритания и США? Очевидно, что нет. Коммунистического монстра боялись не только поляки, но и они, в каждой из этих стран вызревала «пятая колона» в лице многочисленного пролетариата, поскольку многие представители этого класса наивно верили в то, что физическая ликвидация эксплуататоров — единственный путь в светлое будущее. Знали ли в Москве в момент заключения договора с Германией о скором нападении немцев на Польшу? Конечно, знали, а в чем иначе смысл секретного протокола? Все было, как при соглашении с Францией в 1807 г.: Россия не препятствует действиям Германии, последняя не будет возражать против перемещения российских границ на Запад, включения разных малых народов в структуру своего государства. Что могли в таких условиях предпринять Франция и Великобритания в защиту Польши — максимум пригрозить Германии, поскольку отмобилизованных армий у них не было, да и не было желания сражаться ни у французов, ни у англичан, тем более за далекую Польшу. 1 сентября 1939 г. — официальное начало Второй мировой войны, а фактически заключительного сражения Первой мировой. Более того, если речь идет о мировой войне, в которой участвовала Япония, так боевые действия начались еще в 1937 г., с вторжением японских войск в Китай. Именно там, помогая Гоминдану, начали войну и русские военные. Что предпринимают Франция и Великобритания после вторжения германских войск в Польшу? Лишь только то, на что они способны: объявили Германии войну. Нет ничего удивительного и в том, что она в 1939 — 1940 гг. была «странной войной», «сидячей войной», так как боеспособных армий у этих держав по-прежнему не было. Время от времени в литературе встречаются утверждения, что судьба Польши была бы иной, если бы гаранты независимости Польши ударили в тыл немцам. Возможно, такой удар и был бы нанесен, располагай Франция и Великобритания силами, достаточными для прорыва линии Зигфрида. О том, что таких сил эти государства не имели, свидетельствует их молниеносный разгром вермахтом в 1940 г. Мир между Россией и Германией не просуществовал и двух лет. Оба государства не преминули воспользоваться его благами. Россия существенно расширила свои границы, Германия получила доступ к нашим стратегическим ресурсам. Продемонстрировали эти годы и нечто иное, например слабость русской армии, не сумевшей повторить поход 1809 г.: Финляндия осталась независимой. Могла ли Россия при таких скромных возможностях оказать реальную вооруженную помощь Польше, встретив германские войска на своей западной границе? Более чем сомнительно. Воевать с Германией в одиночку Россия не могла ни в 1939 г., ни потом. История свидетельствует, что только усилия всей антигерманской коалиции сломили вермахт. Целесообразно ли в таких условиях было заключение мира с Германией? Безусловно, да! Законно ли было поглощение Россией ряда малых государств? Однозначно незаконно. Справедливо ли поступила Россия по отношению к литовцам, латышам, эстонцам, полякам, молдаванам, финнам? Конечно, несправедливо! Однако целесообразность важнее, сам факт, что с малыми беззащитными государствами в середине XX века крупные державы не считались, отодвигает понятие несправедливости секретного протокола на второй план. О том, что Франция и Великобритания не смешивали явного агрессора Германию с вынужденным агрессором СССР, свидетельствует, что первому они объявили войну, а со вторым сохранили дипломатические отношения, хотя, конечно, планы вторжения вынашивали.
Война и мир — парная социально-правовая категория
Увы, это так, ибо ни одно из этих явлений не существует друг без друга. Природа войны и мира во всех случаях одна. Она в первую очередь биологическая: межвидовая и внутривидовая борьба на истощение — основа жизни на планете. Во-вторых, она психологическая, так как в ее основе лежит деятельность центральной нервной системы человека. Глубже всего в сознании человека укоренилось так называемое априорное знание — то, что физиолог И. П. Павлов (1849 — 1936) называл безусловным рефлексом. О каком бы вечном мире ни мечтали миротворцы, человек биологический практически всегда готов воевать. Боевые действия человеку дают такие ощущения и возможности, о которых в мирное время невозможно и мечтать. В третью очередь, природа войны и мира социальная. В ее основе лежит практическое сознание (рутина) — привычные, поэтому уже давно воспринимаемые человечеством как данное повседневные социальные действия. Осуществляя их, люди практически не задумываются о значимости содеянного, его алгоритме, поскольку, как они сами выражаются, действовали «механически», «автоматически», «на автопилоте» и т. п. Не случайно практически все солдаты всех войн утверждают: «Мы воевали как все». Осознание относительной справедливости или несправедливости их поступков появится гораздо позже. В периоды военной активности пацифисты не в чести, об их разумных предупреждениях вспомнят спустя годы, десятилетия, а то и столетия. В социальной природе войны есть и некая разумная составляющая, изначально свойственная социальным образованиям, — дискурсивное сознание (поведенческая цепочка, в основе которой лежат рассуждения и умозаключения акторов), степень сложности которого и предопределяет уровень установления в социуме отношений господства-подчинения. Например, для коммунистической идеологии характерны выражения «захват власти», «ее удержание». Все это видится исключительно через призму учения о непримиримой классовой борьбе, пролетарской партии, ведомом ею народе, построении государства, основанного на диктатуре одного класса над другими. Противоречия, неизбежно возникающие в процессе толкования понятия «война», обусловлены сменой идеологии, культурой исследователей, т. к. путь к пониманию сущности власти можно найти только в убеждении, построенном на научной аргументации.
Что же такое война?
На данный вопрос исключительно интересен следующий комплекс ответов. Во-первых, человек, как и силу тяжести, войну не придумал — он только использует ее за счет изобретения социальных механизмов. Война как способ разрешения конфликтов действует естественно и автоматически, как только в ней появляется потребность. Во-вторых, опасно упрощение проблемы войны до бытового уровня, что свойственно большинству исследователей, когда под войной понимают боевые действия субъекта «А» против субъекта «Б». В-третьих, размещать войну в надстройке столь же ошибочно, как и считать, что ее можно обосновать в нормах права, ограничить законом, т. е. полагать, что она может быть «присвоена», «быть во владении» одного или многих государственных институтов либо принадлежать доминирующему политическому субъекту (классу, партии или личности). Война не является ни данной, ни обмениваемой, ни восстанавливаемой, она, скорее всего, нечто исполняемое, ибо война существует только в действии. Война не пирамидальна, но сегментарна и линейна, она существует посредством смежности, а не через высоту и даль. В-четвертых, война и боевые действия — не одно и то же. Последнее — всего лишь внешнее проявление социальной активности потенциальных носителей войны, ее источники — естественные законы, которые человечество правильно или неправильно применяет в своей практической деятельности. Армия никогда не начинает войны — она только получают от общества в лице его элиты (частью которой является) право на реализацию своих возможностей, при этом вынуждена действовать только так, как сложившаяся обстановка ей это позволяет. В-пятых, политик, получивший право на применение военной силы, получает и право на модернизацию системы отношений между противниками, ее ремонт или замену. В данном случае политику требуются научные знания о закономерностях войны. В-шестых, изменяется мир — изменяется и конструкция войны.
Войну всегда характеризуют два аспекта
Извне — это принцип порядка, который отделяет победителей от побежденных и указывает, как им следует подчиняться победителю. Изнутри война — это принцип действия, на которое рассчитывает человечество. Проведенный автором опрос показал, что подавляющее большинство россиян видит войну исключительно «извне», т. е. в виде официальной иерархии отношений в рамках тех или иных сражений, совершенно не задумываясь о ее внутреннем содержании, тем более о природе войн. Таким образом, совершенно очевидно также, что война или борьба за существование — это объективно существующее явление, которое каждому из нас дается в чувственном опыте уже с рождения. В то же время очевидно и другое: доступный нашему чувственному восприятию образ «войны» не раскрывает в полной мере присущего ей содержания. Таким образом, война — это то, что в рамках текущего научного дискурса принято определять как феномен. Тем не менее вывод о том, что война — это социально-правовая данность из категории феноменов, по крайней мере на текущий момент бесспорен. Из этого следует, что применительно к войне как к объекту исследования ее образ, если он основан исключительно на чувствах, в человеческом сознании всегда априори будет несовершенен, неполон, неглубок, точнее, это будет даже не чувственный образ вообще, а некое субъективно-релятивное подобие образа. И в этом нет ничего удивительного, т. к. объекты исследования, являющиеся по набору свойственных им качеств феноменами, уже только в силу присущих им имманентных свойств в полном объеме раскрываются исключительно лишь в ходе некоторого особого познания. Следовательно, война, а равно такие ее качества, как справедливость и несправедливость, в нашем сознании всегда будут не образом, полученным в результате простого чувственного восприятия действительности, а так называемым сугубо ментальным образом, т. е. образом, не только и не столько полученным в ходе непосредственного восприятия чувственного объекта, а образом, в значительной степени «дорисованным», «доработанным» в ходе нашей следующей за чувственным восприятием мыслительной деятельности. Более того, посещающие наше сознание ментальные образы войны могут существенно отличаться друг от друга уже потому, что данное нам в ощущении чувственное восприятие войны в каждом конкретном случае будет «дорисовываться» в зависимости от текущей потребности. Весьма важным является вопрос: насколько соответствует оригиналу наш ментальный образ войны? Ответ на него предельно прост: настолько, насколько были совершенны методы познания социально-правового явления, выработанные цивилизацией за годы ее развития, а в своих рассуждениях о власти мы намерены опираться на самые передовые открытия в данной области человеческого познания. С учетом того, что природа познаваема вообще, наступят и времена, когда субъективно-релятивные качества, присущие современному образу войны, постепенно пойдут на убыль. С учетом вышеприведенных рассуждений попробуем выработать определение понятия «война». В качестве исходной точки в рассуждениях о сущности войны возьмем ставшие уже давно традиционными указания из областей психологии, социологии, философии, политологии и права. В названых науках существует по крайней мере два основных подхода к истолкованию понятия «война»: атрибутивно-субстанциональный и реляционный. В первом случае война рассматривается как атрибут, субстанциональное свойство субъекта, а то и вообще самодостаточное явление. Во втором война — социальное отношение, взаимодействие на элементарном и сложном коммуникативном уровнях.
Война: поиск определения продолжается
Война — историческая реальность, уникальные и в то же время вполне закономерные общественные отношения, социальная природа которых заключается в потенциальной способности человека разумного (homo sapiens) посредством только одному ему ведомых средств речи, знаков и символов мобилизовать свои ресурсы ради достижения целей, как предопределенных на уровне простейших инстинктов, так и поставленных людьми осознанно разрешать проблемы и напряжение в сфере управления, а равно наличие у общества права принимать решения и вооруженным путем добиваться их обязательного исполнения. Война — это присущее социальной природе человека необходимое условие функционирования современной человеческой общности, а равно средство всеобщей связи (коммуникации <8>) между людьми в их целедостижении, «символический посредник», обеспечивающий выполнение взаимных обязательств. Фактически позитивно определенная война — институционализация ожидания того, что в известных пределах требованиям общества будет уделено серьезное внимание. Можно также утверждать, что война — это признанная определенной общностью людей парадигма поведения в конкретном месте и в конкретный исторический момент. В числе качеств войны неизменно присутствуют такие ее характеристики, как многоаспектность, сложность и системность. ——————————— <8> См.: Луман Никлас. Власть. М., 2001. С. 11.
Лишь в простейших военных конфликтах с большой долей вероятности можно утверждать, что субъекты войны — это конкретные физические лица, их группы и организации, командиры, генерирующие властеуказания. Когда же речь заходит о всемирных конфликтах, то хотя под понятием «субъект управления» основная масса проживающего в нем населения обычно и понимает то или иное «правительство», на самом деле не они субъект управления <9>. ——————————— <9> См. об этом подробнее: Бергер П. Л., Бергер Б. Социология // Личностно-ориентированная социология. М., 2004. С. 280 — 281.
В идеале в воюющем государстве субъект и объект властеотношений, материализованные в народе, совпадают. Конкретные учреждения, а тем более лица правительства — не более чем аппарат субъекта — политического общества, а процедуры их работы — технология власти в военное время. «Под властью, — отмечает М. Фуко, — следует понимать прежде всего множественность отношений силы, которые имманентны области, где они осуществляются, и которые конститутивны для ее организации; понимать игру, которая путем беспрерывных битв и столкновений их трансформирует, усиливает и инвертирует; понимать опоры, которые эти отношения силы находят друг в друге таким образом, что образуется цепь или система, или напротив, понимать смешение и противоречия, которые друг от друга обособляют; наконец, под властью следует понимать стратегии, внутри которых эти отношения силы достигают своей действенности, стратегии, общий абрис или же институциональная кристаллизация которых воплощаются в государственных аппаратах, в формулировании закона, в формах социального господства <10>. ——————————— <10> См.: Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. М., 1996. С. 367, 192.
Немаловажно и то обстоятельство, что война вне определенной формы боевых действий не существует. Точнее, сначала возникают общественные отношения, хаос которых в силу различных причин иногда постепенно упорядочивается, катализатором этого процесса обычно выступают различные объективные факторы, например голод, наличие угрозы которого уже само по себе сплачивает людей, ориентирует их на определенные целенаправленные действия. Затем в обществе, противостоящем в нашем примере угрозе голода, выделяются авторитеты, лидеры, они вносят в ход упорядочивания уже внутреннюю, социальную составляющую, а если и этого оказывается недостаточно, то следующий этап упорядочивания общественных отношений базируется уже на алгоритме «нападение — защита». Как видим, к внешней угрозе — голоду присоединяется угроза внутренняя — оказаться вне части населения, желающей действовать определенным путем — драться с противником. Таким образом, война — элемент механизма общественного отношения определенного уровня. Включение ее в структуру общественного отношения — один из наиболее эффективных путей от хаоса к порядку. Иными словами, война возможна только в динамике, поэтому она обнаруживается либо в генезисе общественных отношений, либо в их эволюции. Нужно ли в таких случаях напоминать, что существование нападающего бессмысленно без обороняющегося, и наоборот? Война означает способность конкретного социума не столько действовать самому (например, наличие у конкретного лица потенциальной способности победить противника), сколько взаимодействовать с другими социумами (реальное и успешное ведение боевых действий). Война не является собственностью одного индивида — она принадлежит группе до тех пор, пока эта группа действует согласованно (своего рода гармония ведущих и ведомых). Поскольку война — сложное системное явление, то она неизбежно обладает структурой, элементами аналитического каркаса которой являются ее легитимность, вера в нее нападающего. Такая легитимность — термин в высшей степени неопределенный. Он обозначает социальный, политический, правовой институт, аналогичный организации власти в обществе. Такая легитимность — комплекс институционализированных прав на совершение акций военного характера. Вера в такую легитимность — это гораздо больше, чем приказ самого сурового начальника. Такая вера исключает даже саму возможность использования внешних средств для принуждения. Применение принуждения — прямое свидетельство тому, что вера в легитимность войны исчезла. Таким образом, вера в легитимность войны «не может иметь ни кошелька, ни меча, единственный его уровень — слово». В основе другой составляющей аналитического каркаса войны — легитимности лежит гражданское чувство справедливости, а точнее, вера в нее, ее наличие, по крайней мере, в возможность ее существования. Это специалистами всегда расценивалось как первичное условие существования общества, его жизнеутверждающая форма. Под легитимностью М. Вебер понимал убежденность людей в том, что стоящий над ними поведенческий авторитет не только простой факт, а факт, наполненный особым моральным содержанием. Поведенческий авторитет, лишенный легитимности, должен постоянно физическим (экономическим, а равно иным затратным) путем подтверждать свое право на власть, что само по себе уже убыточно. Кроме того, применение силы всегда направлено против лица, ее применяющего, поскольку оно неизбежно порождает сопротивление <11>, что, следовательно, в очередной раз повышает расходы субъекта, пытающегося организовать боевые действия. ——————————— <11> См.: Weber M. The Theory of Social and Economic Organization. New York, 1947. P. 152, 324.
Правда, временные рамки легитимности войны ограничены, они существует ровно до тех пор, пока в них верит большинство населения. Смена парадигм в человеческом сознании означает мгновенный крах авторитетов и, как следствие этого, столь же мгновенную утрату войной качества легитимности. Данное обстоятельство позволяет нам прийти к выводу о том, что любой военный конфликт, его легитимность — категории временные. Иными словами, если война — общественные отношения, интенсивность их генерации и эволюции в обществе всегда далека от постоянства. Следует также упомянуть о необычайном многообразии как военных конфликтов вообще, так и военных конфликтов между государствами в частности. Их детальное изучение, классификация находятся за пределами настоящей статьи. Помимо этого, рядом ученых война рассматривается еще и как «обращающееся» средство, как ресурс, который необходим для осуществления каких-либо определенных целенаправленных действий и который дефицитен для каждой отдельной государственной единицы. Война в умах людей власти предстает как потенциальная мощь, сила, чудесный дар, позволяющий разрешить многие проблемы. Речь идет о возможностях, которые могут быть конвертированы в войну. Это богатство — в экономике, авторитет, влияние — в социуме, образцы — в культуре. Такими возможностями как ресурсом обладают отдельные люди (равно их общности), их передают (делегируют), получают, захватывают, удерживают, укрепляют, представляют, утрачивают, делят. Другими война рассматривается как устойчивые человеческие отношения, основанные на зависимости одних субъектов от других, а то и на их взаимозависимости. Вместе с тем взаимозависимость не что иное, как функция, блокирующая процессы хаоса и энтропии. Война в качестве функции уже не может быть присвоена одним лицом. Функция человеческих отношений неизбежно возвышается над отдельными людьми, делает их заложниками сложных структурных отношений, традиций, навыков политического взаимодействия, социальных практик, а также норм права. Война отчуждается от конкретных физических лиц (деперсонифицируется), становится их ролью, которую им приходится разыгрывать. С этого момента правительство, армия в умах людей — выразители воли народа: переменная в функции, базовыми константами которой являются общество, религия, территория и время. Сравнение войны с машиной далеко не случайно. Во-первых, она, как и любая машина, весьма сложна. Во-вторых, война в обществе, как правило, строго упорядочена, а то и регламентирована нормами права, что тоже характерно для любого механизма. В-третьих, большинство войн ведется для достижения пусть частных, но в то же время конкретных целей, что опять-таки делает систему власти в военное время похожей на машину, каждый агрегат которой — часть целого и имеет строго определенное предназначение. Понятие войны как независимой от общества самостоятельной и сравнительно устойчиво работающей машины весьма распространено. В научном обороте широко используется термин «военная машина». На подсознательном уровне война в таких случаях воспринимается человеком как некий неподвластный ему Молох, требующий человеческих жертв. Наконец, для некоторых субъектов война — форма творчества, поскольку позволяет им находить оригинальные конфигурации старых (новых) ресурсов и функций. Над ресурсами и над функциями надстраиваются содержательная и позитивная коммуникация, порождающая новый смысл, новую увязку целей и средств, а главное, выдвигающая новые критерии и основания войны, эффективность целедостижения.
Характеристики войны
Перечисленные трактовки феномена войны не являются взаимоисключающими — они только фиксируют ее различные реальные аспекты. В современной литературе выделяют, как правило, три таких измерения. Директивный аспект. В соответствии с ним война понимается как реальное боевое столкновение, что следует рассматривать как ее материальную составляющую. Функциональный (технологический), процессуальный аспект войны, т. е. понимание ее как способности, умения практически реализовать свою потенцию в рамках функции общественного управления. Коммуникативный аспект войны, ибо она — это еще и определенный язык, понятный всем субъектам определенного властеотношения. Ряд исследователей даже считают, что «война и язык — это функционально однопорядковые явления». В любом случае анализу понятия «война» предшествует исследование теории коммуникации. Если в этот момент задуматься о конкретной войне, то в основе ее, безусловно, лежат такие социально-коммуникативные ценности, как право, правосознание, справедливость, возможность восстановления последней посредством боевого столкновения и принудительного исполнения воли победителя. Поскольку речь зашла о войне как о «понятном для всех языке», то не стоит упускать из виду, что война — это еще и положительное знание (в том числе и априорное), которое сначала приобретает, а затем в достаточной мере обладает определенная общность людей, чтобы сплотиться и сообща делать одно общее дело. В этой связи, говоря о власти, широко известный французский философ М. Фуко, безусловно, прекрасно чувствующий ее сущностные характеристики, отвечая на вопрос о том, что в XX веке массы были не обмануты какими-то там «фюрерами», а хотели фашизм, власть производит знание, порождает удовольствие. Власть достойна любви. Если бы она была только репрессивной… <12>. ——————————— <12> Фуко М. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью. М., 2002. Т. 1. С. 190.
В настоящее время оказались востребованными школы системного и коммуникативного подходов к анализу войны. Интересным, на наш взгляд, в этих воззрениях является следующее. 1. Война — неотчуждаемое свойство как общей макросоциальной системы, так и составляющих ее подсистем, в том числе и общества. 2. Составляющая войны раскрывается через аналитику конкретных социально-правовых институтов. 3. Война — это особый генетический, коммуникативный код селекции всех действующих субъектов. 4. Большинство исследователей не отрицают историчность определенных видов войн. 5. Исследование войн возможно, а его результаты напрямую будут зависеть от подбора методов познания. Действительно, эмпирические исследования неопровержимо свидетельствуют, что война — свойство системы под названием «человечество», общие цели и направленность развития которого заданы априори, ибо заложены как в самой системе, так и в ее элементах. Чтобы «ухватить» сущность этого свойства, исследователи вынуждены от регистрации ситуаций и реально наблюдаемых вещей и явлений подниматься к более высокому уровню осмысления, дискурсом которого является контекст привычных для определенного времени практик и стратегий. «Массовые лидеры давно усвоили, что в толпе намного эффективнее обращаться не к интеллекту, не к понятливости массового человека, а к чувствам любви, ненависти, мстительности, виновности, которые остро ощущает толпа» <13>. Лидер осуществляет власть над толпой, используя не насилие, а ее верования <14>. Важнейшим архетипом власти такого лидера является модификация отцовской власти: лидер, вождь (фюрер) и учитель — всегда отцы нации <15>, а также модификация власти божества, опирающегося на вполне реальную и «строго рассчитанную лестницу из нижних этажей служителей власти и далее на остальной народ» <16>. Власть «отца нации», а тем более «божества» всегда харизматична. ——————————— <13> Исаев И. А. Politica hermetica: скрытые аспекты власти. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2003. С. 532 — 533. <14> См.: Там же. С. 534. <15> См.: Там же. <16> Добролюбов А. И. Государственная власть как техническая система: о трех великих социальных изобретениях человечества. 2-е изд., стереотип. М., 2003. С. 11.
Возрождение «восточных деспотий» на карте Европы XX века обусловлено уровнем развития населявших ее народов, на протяжении всего прошедшего столетия они знали и понимали только одну форму государственного устройства: пирамида во главе с венчающим ее божеством (царем, генсеком, президентом). Приоритет общественного над личным в сознании большинства населения позволил лидерам легко обосновать насилие над оппозицией. Их власть требует постоянного завоевания и не всегда оправдания. При этом упускается из виду, что она (власть) стремится только к одному — самосохранению и самовозвеличению и тем самым превращает себя в единственный центр политических притяжений. Запрещая какие-либо идеологические оценки в свой адрес и разоблачая все альтернативные тенденции как утопии, власть стремится превратить саму политику в технику, объективную, рутинную и от того более эффективную <17>. ——————————— <17> Исаев И. А. Politica hermetica: скрытые аспекты власти. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2003. С. 556.
Государство и элементы его механизма — явления сами по себе системные, следовательно, на них в полной мере распространяются правила теории социально-правовых систем. Общеизвестно и то, что «система в процессе функционирования выступает как целостное образование, в котором между ее структурой и функциями существует взаимосвязь и взаимообусловленность» <18>. В этой связи нам следует согласиться с Ю. Г. Марковым, который утверждает, что «функция реализуется структурой и объясняется с помощью структуры» <19>. ——————————— <18> Сурмин Ю. П. Теория систем и системный анализ: Учеб. пособие. Киев, 2003. С. 138. <19> Марков Ю. Г. Функциональный подход в современном научном познании. Новосибирск, 1982. С. 20.
В данном случае происходит то, что А. А. Богдановым называлось «сложением активностей» <20>. При этом давно установлено, что активности элементов социальной системы «складываются», но не арифметически, а системно, под воздействием системообразующих факторов. Особо следует обратить внимание на то, что работа системы представляет собой постоянное воспроизводство функционального эффекта, который сводится к способности системы делать то, что принципиально не может сделать каждый ее отдельный элемент. Функциональный эффект базируется на родственности и различии свойств элементов, на многообразии взаимодействий между ними, их интегрированности. ——————————— <20> См. подробнее: Богданов А. А. Всеобщая организационная наука (тектология). М., 1925. С. 85 — 88.
Иными словами, функциональный эффект системы государственного управления в военное время может быть обусловлен как эффективной работой сразу всех элементов системы, так и способностью одних элементов системы компенсировать сравнительно низкую эффективность других. С одной стороны, государство как система в целом легко в боевых условиях может осуществить то, чего не под силу добиться составляющим его элементам. С другой — элементы целого могут быть весьма самостоятельны. Эффективность одних структур легко компенсирует неэффективность или полное отсутствие других. Однако такие возможности государства далеко не беспредельны. Чтобы убедиться в том, что это действительно так, достаточно вспомнить период из нашей недавней истории, когда исполнительной власти ведомое ею общество «досталась в лаптях», а спустя всего три десятилетия оно стало претендовать на статус сверхдержавы, вооруженной десятками тысяч водородных бомб! Тогда считалось, что угроза исходит только извне, поэтому и было сделало все возможное, чтобы ее нейтрализовать. Добившись на первый взгляд невозможного, правящая элита не решила главной проблемы, движение к поставленной цели утратило качества как легитимности, так и мотивированности. Результат всем хорошо известен. Сказанное означает, что ни от отдельных руководителей, ни от руководимых ими элит, а равно их систем общество не вправе требовать более того, на что они способны в текущий момент времени как элементы аппарата человечества. В настоящее время на земном шаре идет третья мировая война, которая является результатом всего предыдущего человеческого развития. Эта война, как и все само наше развитие, объективно и крайне мало связана с нашим повседневным сознанием. Попытки отдельных государственных деятелей заменить боевые действия неким одним им ведомым миром априори обречены на неудачу, поскольку вместо динамики, характерной для живой и неживой природы, они предлагают чуждую для них статику. Война и мир — категории парные. Первая категория — объективная реальность, вторая категория — реальность воображаемая. Люди воюют, чтобы в конечном счете примириться, однако мир — нечто сродни раю. Вместо одних форм борьбы в социум неизбежно придут другие. Порой их внедрение в социальные отношения происходит настолько незаметно для человеческого глаза, что люди, воюя десятилетиями, этого не замечают. Осознание угрозы быть покоренными неизвестно откуда взявшимся врагом большинство из них застает врасплох, ибо нельзя забывать глубинного смысла пророческих слов: «покой нам только снится».
Режимы И. В. Сталина и А. Гитлера: место в истории
Многие россияне возмущены: европейцы уравняли режимы — коммунистический сталинский и нацистский гитлеровский. Как они посмели уравнять человеконенавистнический фашистский режим с его могильщиком? Роль государства, в котором существовал сталинский режим, в уничтожении государственного механизма, базой которого был режим, установленный А. Гитлером, очевидна. Означает ли это, что режимы несравнимы? Безусловно, сравнимы, поскольку это понятия одного ряда. Сущность нацизма А. Гитлера: немцы — великая нация, все остальные народы ввиду их заведомой неполноценности права на жизнь не имеют, препятствий для их физического уничтожения нет. Оба режима бесчеловечны, оба режима скрывали свои черные дела. Первый потерпел поражение в войне в 1945 г., второй неволил людей до своей самоликвидации в 1991 г. Боль в душах европейцев все еще не утихла, отсюда и неприязнь ко всему советскому, только судить уже некого, явные агрессоры давно мертвы.
Славяне-победители
Кто выиграл в результате развязывания Второй мировой войны? Как ни странно, славяне! Да, они прошли через страшные лишения, да, они понесли неисчислимые жертвы. Но бывает ли борьба за существование без жертв? Главное заключается в том, что итоги Второй мировой войны позволили славянам как победителям укрепить свои границы, реформировать свое самоуправление путем формирования новых государственных образований. Процесс этот, особенно для внутреннего наблюдателя, в полной мере проявился не сразу, далеко не все рассмотрели в марионетках Советского Союза тот материал, который спустя всего полвека трансформируется в комплекс самостоятельных государственных образований. В их перечне: Беларусь, Македония, Польша, Сербия, Словакия, Словения, Украина, Хорватия, Черногория, Чехия. Была бы подобная сепарация народов возможной, если бы не активная роль России по собиранию славянских земель? А проявилась она как раз 17 сентября 1938 г., когда были прочерчены современные границы Беларуси, Украины. Не случайно народы этих государств отмечают эту дату как важный этап своего государственного строительства.
