Принцип добросовестности и его влияние на банковскую деятельность

(Майорова А. А.) («Банковское право», 2013, N 1)

ПРИНЦИП ДОБРОСОВЕСТНОСТИ И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА БАНКОВСКУЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

А. А. МАЙОРОВА

Майорова Анастасия Андреевна, студентка 3-го курса Института финансового и банковского права Московской государственной юридической академии имени О. Е. Кутафина.

Автор рассматривает один из главных принципов гражданского права — принцип добросовестности. Исследуются как доктринальные положения, так и закрепление данного принципа в современных правопорядках и в прошлом. В центре авторского интереса — применение принципа добросовестности в отношениях «банк — заемщик».

Ключевые слова: принцип добросовестности, проект поправок в Гражданский кодекс РФ, банк, заемщик, принципы гражданского права.

Principle of fair practice and in fluence thereof on bank activities A. A. Majorova

The author considers one of the most important principles of civil law — principle of fair practices; studies both doctrinal provisions and consolidation of this principle in contemporary legal orders and in the past. The attention is drawn to application of principle of fair practices in relations «bank — borrower».

Key words: principle of fair practice, draft amendments to the Civil Code of the RF, bank, borrower, principles of civil law.

Правило о доброй совести, о добрых нравах не достоинство Гражданского кодекса, а его больное место, и в лучшем случае оно знак, отмечающий неразработанное, топкое место в правовой системе.

И. А.Покровский <1>

——————————— <1> Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. 3-е изд., стереотип. М.: Статут, 2001. С. 35.

Проект Федерального закона N 47538-6 «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (далее — проект ГК) в ст. 1 закрепляет принцип добросовестности при осуществлении гражданских прав и исполнении обязанностей. Ранее этот основополагающий принцип гражданского права мог быть выведен только из содержания п. 2 ст. 6 ГК РФ, который устанавливает, что в случае невозможности применения норм права по аналогии закона права и обязанности сторон определяются, исходя из общих начал и смысла гражданского законодательства (аналогия права) и требований добросовестности, разумности и справедливости. В современном российском гражданском законодательстве категория «добросовестность» прямо упоминается в ряде статей ГК, например в п. 2 ст. 6, п. 3 ст. 10, п. 3 ст. 53, п. 1 ст. 220, п. 1 ст. 302 и др. Более того, в п. 3 ст. 602 и ст. 662 закон содержит прямое указание суду руководствоваться принципом разумности и добросовестности при разрешении споров между сторонами. В ряде статей об использовании данной категории свидетельствуют общий смысл и направленность анализируемой нормы, хотя в ней и содержится иная терминология (п. 2 ст. 314, п. 2, 3 ст. 428, п. 2 ст. 345). Тем не менее легальное определение добросовестности в проекте ГК отсутствует, что приводит к дискуссиям по поводу определения содержания данного понятия. Сложность состоит в том, что добросовестность относится к числу оценочных категорий, включает в себя элемент субъективного восприятия (оценки) того или иного действия (бездействия). Основная роль в определении содержания гражданско-правовых норм с оценочными понятиями и соответственно степени должного поведения субъектов отводится суду. Неопределенность оценочных понятий и в связи с этим возможность неоднозначного их толкования и конкретизации в правоприменительном процессе вызывают острую необходимость установления тех критериев, которыми может и должен руководствоваться суд при оценке соответствия законности тех или иных действий лица. Таким образом, необходимость конкретизации категории «добросовестность» не вызывает сомнений. Прежде всего следует отметить, что появление и дальнейшее развитие анализируемой категории происходило в римском частном праве. Судьям во многих случаях рекомендовалось рассматривать дело ex bona fide (букв. «по доброй вере»; честно, добросовестно). Добросовестность была основой ряда договоров и нормативным принципом функционирования гражданского оборота. Принципу bona fides противопоставляется dolus malus (злой умысел). Со временем наряду с использованием старых строгих договоров (negotia stricti juris) в римском праве появляются договоры «доброй совести» (obligationes bonae fidei), в которых содержалось определение истинного намерения сторон или обычаев делового оборота. Более того, добросовестность (bona fides) учитывалась не только в обязательственных правоотношениях, но и при нарушении вещных прав, в частности при выбытии вещи из владения собственника добросовестность владельца влияла на определение объема его ответственности по виндикационному иску и на разрешение ряда других вопросов <2>. Однако и в римских источниках права не содержалось определения bona fides. Анализируя Дигесты Юстиниана, можно сделать вывод, что добросовестность означала прежде всего отсутствие умысла (dolus) со стороны активно управомоченной стороны (истца по спорам из обязательств) либо ответчика (при виндикации вещи) <3>. Классическими римскими юристами к dolus была приравнена culpa lata (грубая небрежность). ——————————— <2> Дождев Д. В. Добросовестность (bona fides) как правовой принцип // Политико-правовые ценности: история и современность / Под ред. В. С. Нерсесянца. М., 2000. С. 240. <3> Памятники римского права. Законы XII таблиц. Институции Гая. Дигесты Юстиниана. М., 1997. С. 279.

Таким образом, в римском праве добросовестность представляла собой, с одной стороны, субъективный элемент поведения участника гражданского оборота, характеризующийся отсутствием умысла либо грубой небрежности, а с другой — общий принцип частного права, который позволял римским юристам и преторам применять в конкретных ситуациях существующие в обществе представления о должном и недолжном, развивая и дополняя тем самым цивильное право. На современном этапе принцип добросовестности закреплен в гражданском законодательстве большинства зарубежных стран. Так, например, практически во всех западноевропейских кодификациях и в англо-американском общем праве существует оговорка о добросовестности, устанавливающая общую обязанность добросовестного поведения при заключении, исполнении и толковании договоров. Во французском Гражданском кодексе — это ч. 3 ст. 1134, в Германском гражданском уложении — § 157, 242, в швейцарском Гражданском кодексе — ч. 1 ст. 2, в Гражданском кодексе Италии — ст. 1337, 1375 и т. д. На необходимость учета добросовестности указывают и нормативные акты в странах англосаксонской системы права, в частности в ст. 1-203 Единообразного торгового кодекса (ЕТК) США предусматривается обязанность добросовестного поведения при исполнении обязательства. При этом под добросовестностью применительно к лицу, осуществляющему предпринимательскую деятельность, понимается фактическая честность и соблюдение им разумных коммерческих критериев честного ведения торговых дел, однако ЕТК не определяет, какие критерии являются разумными и какое ведение торговых дел будет честным <4>. То есть в зарубежном праве также отсутствует легальное определение добросовестности. ——————————— <4> Краснова С. А. Определение понятия «добросовестность» в российском гражданском праве // Журнал российского права. 2003. N 3. С. 43.

На протяжении долгого времени российскими цивилистами предпринимались попытки дать определение рассматриваемой категории. Например, ст. 1539 Свода законов Российской империи предписывает толковать договоры «по намерению их (сторон) и доброй совести» <5>, при этом в случае возникновения конфликта между сторонами договора право определять критерии толкования «по доброй совести» принадлежит суду. ГК РСФСР 1922 г., а также ГК РСФСР 1964 г. не содержали нормы, в которой бы раскрывалось содержание добросовестности и указывалось на необходимость действовать в соответствии с данным принципом при осуществлении гражданских прав и обязанностей. Данная позиция законодателя в целом разделялась цивилистами. Так, В. П. Грибанов, опираясь на мнение И. А. Покровского, считал, что существующие в буржуазном праве понятия «добрая совесть» и «добрые нравы» являются «каучуковыми» правилами, которые позволяют значительно расширять рамки свободного судейского толкования и тем самым выйти за рамки законности <6>. Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г. вводят запрет на совершение недобросовестных действий, а также устанавливают, что участники гражданских правоотношений предполагаются добросовестными, поскольку не доказано обратное. Наконец, в ныне действующем ГК РФ помимо презумпции добросовестности содержится норма, согласно которой при устранении пробелов в праве применяются требования добросовестности, разумности и справедливости. ——————————— <5> Свод законов Российской империи. Т. X. Ч. 1. СПб., 1900. <6> Грибанов В. П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав. М., 1992. С. 21.

Вопрос о значении, которое законодатель придал понятию добросовестности, до сих пор остается открытым. Одной из самых основательных работ, посвященных добросовестности в обязательственном праве, является труд И. Б. Новицкого «Принцип доброй совести в проекте обязательственного права». И. Б. Новицкий предполагает, что можно толковать добросовестность следующим образом: «Добрая совесть, по этимологическому смыслу таит в себе такие элементы, как: знание о другом, о его интересах; знание, связанное с известным доброжелательством; элемент доверия, уверенность, что нравственные основы оборота принимаются во внимание, что от них исходит каждый в своем поведении» <7>. К. И. Скловский рассматривает добрую совесть в наиболее общем смысле и отмечает, что она «выражает, видимо, исходную позицию лица, уважающего своего контрагента, видящего в нем равного себе и этим актом признания и приравнивания постоянно воспроизводящего право на элементарном и тем самым — на всеобщем уровне» <8>. В целом можно отметить, что ученые-цивилисты в России сходятся во мнении, что категория добросовестности состоит из двух элементов: объективного и субъективного. А. А. Чукреев, например, дает определение добросовестности в «объективном» смысле как «обязанности участников гражданских правоотношений при использовании своих прав и исполнении своих обязанностей заботиться о соблюдении прав и законных интересов других участников имущественного оборота» <9>. Таким образом, объективный критерий характеризуется наличием требований определенного поведения, которое должно предписываться либо конкретными правовыми нормами, либо в случае отсутствия или неопределенности последних удовлетворяющего общепризнанным морально-нравственным и этическим социальным стандартам. Субъективный критерий — осведомленность лица о тех или иных обстоятельствах, с которыми связаны определенные юридические последствия. На данный критерий указывает использование в нормах, учитывающих добросовестное поведение лица, словосочетания «не знал и не должен был знать». В случае применения гражданско-правовых норм с оценочным понятием «добросовестность» следует исходить из совокупности объективных и субъективных элементов <10>. ——————————— <7> Новицкий И. Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. 1916. N 6. С. 65. <8> Скловский К. И. Применение норм о доброй совести в гражданском праве России // Хозяйство и право. 2002. N 9. С. 79. <9> Чукреев А. А. Добросовестность в системе принципов гражданского права // Журнал российского права. 2002. N 11. С. 48. <10> Лукьяненко М. Ф. Добросовестность: закон и практика применения. Часть 1 // Право и политика. 2009. N 6. С. 55.

В проекте ГК существенно изменена норма ст. 10 (так называемая презумпция добросовестности), которая, по мнению некоторых исследователей, должна ограничить широкое понимание добросовестного поведения в смысле ст. 1 ГК РФ в новой редакции. Пункт 3 ст. 10 ГК РФ гласит: «…в случаях, когда закон ставит защиту гражданских прав в зависимость от того, осуществлялись ли эти права разумно и добросовестно, разумность действий и добросовестность участников гражданских правоотношений предполагаются». Такая формулировка порождает дискуссии, следует ли толковать положение данной статьи применительно ко всем отношениям или же только к процессуальному аспекту — распределению бремени доказывания между сторонами. По мнению С. А. Красновой, «презумпция добросовестности имеет место лишь в случаях, когда закон ставит защиту гражданских прав в зависимость от того, осуществлялись ли они разумно и добросовестно» <11>. С такой позицией не согласны Ю. П. Свит <12>, О. А. Поротикова. Согласно их убеждениям указание на применение презумпции добросовестности в предусмотренных законом случаях не означает, что в остальных ситуациях субъекты могут действовать недобросовестно. «Нет оснований считать, будто одни права должны осуществляться добросовестно, а для других это необязательно», — утверждает О. А. Поротикова <13>. Исходя из буквального толкования статьи, следует, что она носит частный характер, т. е. распространяет свое действие на случаи, указанные в законе. Однако судебная практика применяет презумпцию добросовестности в качестве общей нормы <14>. Этот вопрос в п. 5 ст. 10 проекта ГК решается в пользу второй позиции. ——————————— <11> Краснова С. А. Указ. соч. С. 44. <12> Свит Ю. П. Понятие и значение добросовестности и разумности в современном российском праве // Законы России: опыт, анализ, практика. 2010. N 9. С. 6. <13> Поротикова О. А. Проблема злоупотребления субъективным гражданским правом. М., 2007. С. 81. <14> Постановление Президиума ВАС РФ от 16 декабря 2008 г. N 12465/08.

Введение принципа добросовестности как основополагающего принципа гражданского права представляется вполне оправданным. Правила о добросовестности являются естественным противовесом правилам, утверждающим свободу договора и автономию воли сторон. Кроме того, предполагается, что данный принцип способствует устранению пробелов в праве, и отношения, не урегулированные нормами закона, будут регулироваться, исходя из представлений о категории «добросовестность». Тенденции применения судами принципа добросовестности уже прослеживаются в правоприменительной практике. В качестве одного из ярких примеров можно привести Постановление ВАС РФ от 6 марта 2012 г. N 13567/11, в котором рассматривался вопрос об одностороннем повышении банком кредитной ставки по договору. Суд, подтвердив наличие у кредитной организации права на одностороннее повышение ставки, сделал вывод, что, поскольку стороны кредитного договора заведомо находятся в неравноправном положении, закрепленное в договоре право может быть реализовано, только если такое изменение (повышение процентной ставки) не нарушает разумный баланс прав и обязанностей сторон и основополагающие принципы разумности и добросовестности. Аналогичный вывод содержится в информационном письме Президиума ВАС РФ от 13 сентября 2011 г. N 147: «В соответствии со статьей 310 ГК РФ, а также частью 2 статьи 29 Закона о банках процентные ставки по кредитам, а также срок кредитования могут быть изменены банком в одностороннем порядке в случае, если это предусмотрено договором с заемщиком. Однако данные положения не означают, что сторона договора, уведомленная об изменении условий договора и не согласная с такими изменениями, не может доказать, что одностороннее изменение договорных условий нарушает разумный баланс прав и обязанностей сторон договора, противоречит устоявшимся деловым обыкновениям либо иным образом нарушает основополагающие частноправовые принципы разумности и добросовестности». Нормативное закрепление принципа добросовестности позволит не только установить важнейшие ориентиры поведения субъектов права, но и более широко применять меры гражданско-правовой защиты в случаях недобросовестных действий участников оборота. По сути, эта норма будет существовать как при нарушении чьих-то прав, так и при отсутствии таких нарушений, т. е. как превентивная норма. Успешность применения данного принципа на практике будет зависеть от определения, которое нуждается в законодательном закреплении. Представляется очевидным, что данная норма имеет особое значение при разрешении споров (и простом правоприменении) в тех областях общественных отношений, которые, во-первых, объективно сложно регулировать адекватно уровню их развития (например, ввиду их быстрого развития, опережающего законодательное регулирование), а во-вторых, в которых такое регулирование является необходимым из-за явно неравного положения субъектов отношений. Наиболее ярко такая необходимость проявляется в договорных отношениях между банком и заемщиком. Обязательственные правоотношения между вышеуказанными субъектами в большинстве своем возникают по поводу предоставления денежных средств на условиях платности, срочности и возвратности. Исходя из экономической природы этих отношений и своих целей деятельности <15>, банк, апеллируя к принципу свободы договора (ст. 1 и 421 ГК РФ), стремится получить максимальную прибыль от данной банковской операции, зачастую за счет эксплуатации заемщика, являющегося слабой стороной договора, путем установления ущемляющих интересы заемщика условий договора или высокой процентной ставки, что особенно ярко проявляется между отношениями между банками и заемщиками-потребителями. ——————————— <15> Банк является коммерческой организацией, преследующей извлечение прибыли в качестве основной цели своей деятельности согласно ст. 1 Федерального закона от 2 декабря 1990 г. N 395-1 «О банках и банковской деятельности».

Как писал русский цивилист И. А. Покровский, «принцип договорной свободы закрепляет несвободу экономическую и при известных условиях может являться фактором настоящего экономического рабства» <16>. Одним из легальных способов противодействия такой возможности является законодательное закрепление принципа добросовестности. Его наличие будет не только отвечать «духу» закона, но и позволит соблюдать общие требования законности и нравственности, предъявляемые к отношениям «банк — заемщик». ——————————— <16> Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. М., 1998. С. 263.

Актуальность данного вопроса подтверждается в разы возросшим за последние пять лет количеством судебных дел между банками и заемщиками. De facto принцип добросовестности уже применяется судами в спорах между ними. Так, например, по одному из дел суд признал, что положения кредитного договора, об исключении которых просил истец, содержат явно обременительные условия для присоединившейся стороны, которые она, исходя из своих разумно понимаемых интересов, не приняла бы при наличии у нее возможности участвовать в определении условий договора. И указал, что спорные положения договора не соответствуют принципу добросовестности в коммерческой деятельности, они явно обременительны для заемщика, поэтому существенным образом нарушают баланс интересов сторон кредитного договора, так как предоставляют кредитору возможность в одностороннем порядке изменять согласованные сторонами условия договора, которые являются существенными для договоров такого вида. Суд также отметил, что в договоре не предусмотрена возможность заемщика, не согласного с изменением условий кредитования, без согласия кредитора досрочно возвратить кредит на прежних условиях и тем самым прекратить отношения с банком, напротив, досрочный возврат кредита по инициативе заемщика договором запрещен <17>. ——————————— <17> Пункт 3 Обзора судебной практики разрешения споров, связанных с применением положений Гражданского кодекса Российской Федерации о кредитном договоре; информационное письмо Президиума ВАС РФ от 13 сентября 2011 г. N 147.

Также ВАС РФ подчеркивал, что при реализации предусмотренного кредитным договором права в одностороннем порядке изменять условия кредитования банк должен действовать, исходя из принципов разумности и добросовестности. Таким образом, имеющий высокую как теоретическую, так и практическую ценность принцип добросовестности уже присутствует в российской правоприменительной практике, в том числе в отношениях между банками и заемщиками. Его законодательное закрепление будет способствовать дальнейшему развитию банковского рынка, основанного на справедливых и добросовестных отношениях кредиторов и заемщиков.

——————————————————————