К вопросу о соотношении вещного и обязательственного статутов

(Зыкин И. С.) («Статут», 2008)

К ВОПРОСУ О СООТНОШЕНИИ ВЕЩНОГО И ОБЯЗАТЕЛЬСТВЕННОГО СТАТУТОВ

И. С. ЗЫКИН

Зыкин Иван Семенович — доктор юридических наук, профессор, руководитель Центра правовых проблем международных экономических отношений ИГП РАН.

Деление субъективных прав на вещные и обязательственные является фундаментальным для гражданского права <1>. Оно весьма важно и для международного частного права, поскольку право, применимое к вещным отношениям (вещный статут) и обязательственным отношениям (обязательственный статут) <2>, устанавливается на основе различных коллизионных критериев. ——————————— <1> См., в частности: Гражданское право: Учебник. В 4 т. Т. 2 / Отв. ред. Е. А. Суханов. 3-е изд., перераб. и доп. М., 2005. С. 5 — 8 (автор раздела — Е. А. Суханов). <2> С учетом распространенного понимания понятие «обязательственный статут» нами используется ниже применительно к отношениям сторон по договору. Более точными являются термины «договорный статут» или «статут договора».

Понятие «статут» связано с относительно обособленными областями частноправовых отношений, характеризующихся спецификой коллизионного регулирования. Несовпадение используемых коллизионных привязок предопределяет важность четкого разграничения круга отношений, к которым они применяются, ибо от такого разграничения зависит, материальное право какого государства окажется применимым по конкретному вопросу. В своей глубинной основе указанное несовпадение вызвано сущностными особенностями тех или иных отношений, в частности вещных и обязательственных. Проблема разграничения соответствующих статутов (личного, вещного, договорного, деликтного и т. д.) на основе установления сферы их действия является присущей именно международному частному праву. От ее успешного разрешения во многом зависит успешное функционирование механизма коллизионного регулирования в целом <1>. ——————————— <1> Подробнее см.: Звеков В. П. Коллизии законов в международном частном праве. М., 2007. С. 153 — 171.

В данной статье затрагивается ограниченный аспект темы, а именно, к какому из статутов (вещному или обязательственному) относится вопрос о возникновении и прекращении права собственности и иных вещных прав по сделке в отношении движимого имущества. Если сравнивать соответствующие положения Основ гражданского законодательства 1991 г. (ст. 164) и нормы Гражданского кодекса РФ (ст. 1205 — 1207, пункт 1 ст. 1210), можно констатировать более последовательное проведение в последнем документе главного коллизионного принципа в сфере вещных отношений — закона места нахождения вещи (lex rei sitae). Такой подход является преобладающим в мире. В советское время при ограниченности экономических контактов, сведении их главным образом к заключению внешнеторговых сделок специализированными организациями вопросы возникновения и прекращения права собственности на поставлявшиеся товары чаще всего могли возникнуть именно в контексте таких сделок. Заявление вещно-правовых требований третьими лицами было менее вероятным. Сейчас с развитием и диверсификацией зарубежных контактов на уровне частных лиц, очевидно, можно прогнозировать изменение ситуации и большее распространение случаев предъявления третьими лицами вещно-правовых исков в отношении движимого имущества, являющегося предметом сделки. Данное обстоятельство может свидетельствовать об актуальности рассматриваемой темы. Как представляется, с учетом существовавших реалий возникновение и прекращение права собственности на имущество, являвшееся предметом соответствующей сделки, определялось на основе обязательственного статута с допущением автономии воли сторон, т. е. возможности выбора ими права также и по вопросу возникновения и прекращения права собственности (пункты 2 и 3 ст. 126 Основ гражданского законодательства 1961 г., пункт 3 ст. 164 Основ гражданского законодательства 1991 г.) <1>. ——————————— <1> См. также: Лунц Л. А., Марышева Н. И., Садиков О. Н. Международное право. М., 1984. С. 121 — 125; Розенберг М. Г. Международный договор и иностранное право в практике Международного коммерческого арбитражного суда. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2000. С. 112 — 115.

Такой подход является нетрадиционным для коллизионного регулирования вещных прав. В большинстве западноевропейских государств вещно-правовые последствия совершаемых сделок решаются на основе закона места нахождения вещи, поскольку эти последствия квалифицируются как относящиеся к вещному статуту. Распространено также мнение, нашедшее воплощение и в законодательстве, о нецелесообразности допущения автономии воли сторон в вопросе возникновения и прекращения вещных прав. Попытаемся разобраться в сути проблемы. В общем плане по ряду соображений является предпочтительным регулирование максимально широкого круга вопросов правом одной страны, что, однако, не всегда возможно. Если рассматривать вопрос сугубо через призму договорных отношений, абстрагируясь от возможного существования притязаний на вещь третьих лиц, то в целом проще применять право одного государства, как для определения прав и обязанностей по договору, так и, в частности, для определения момента перехода права собственности в отношениях между сторонами. С другой стороны, абсолютно ясно, что если появляются третьи лица, выдвигающие вещно-правовые притязания на имущество, являющееся предметом сделки, на этих не участвующих в договоре лиц право, регулирующее отношения между контрагентами (обязательственный статут), распространяться не должно. К отношениям с участием третьих лиц следует применять коллизионный принцип закона места нахождения вещи, характерный, как уже было сказано выше, для вещного статута. По вопросу необходимости строгого разграничения между коллизионным регулированием договорных отношений и отношений с участием третьих лиц расхождений между отечественным и зарубежными правопорядками не наблюдается. Иными словами, этот вопрос сам по себе сложности не вызывает. Кроме того, здесь также проявляется общая отмечаемая закономерность, свойственная и материальному праву, которая заключается в том, что вещно-правовое регулирование в силу своей природы, так сказать, сильнее обязательственного <1>. ——————————— <1> Это нашло поддержку и в практике Конституционного Суда РФ при рассмотрении вопроса о соотношении виндикации (имеющей вещно-правовую юридическую природу) и реституции (имеющей обязательственную юридическую природу) как способов защиты права собственности (Постановление Конституционного Суда РФ от 21 апреля 2003 г. N 6-П «По делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 статьи 167 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан О. М. Мариничевой, А. В. Немировской, З. А. Скляновой, Р. М. Скляновой и В. М. Ширяева» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2003. N 17. Ст. 1657). См. также: Гражданское право: Учебник. В 4 т. Т. 2 / Отв. ред. Е. А. Суханов. С. 183.

В результате может получиться, что вопрос о праве собственности на одно и то же имущество будет регулироваться по-разному в отношениях между контрагентами (на основе обязательственного статута) и в отношениях с участием третьих лиц (на основе вещного статута). Причиной такого расхождения будет являться несовпадение норм обязательственного статута и вещного статута относительно возникновения и прекращения права собственности. Известно, например, что по праву России, Германии, Испании, Нидерландов, Швейцарии право собственности на товар по договору купли-продажи переходит при его передаче. В то время как, в частности, по праву Англии, Италии, США, Франции для перехода права собственности на индивидуально-определенную вещь достаточно самого факта заключения договора <1>. ——————————— <1> См., в частности: Tranfer of Ownership in International Trade / A. F. von Ziegler et al. (eds.). Paris; New York, 1999.

Есть отличия и в вопросе о приобретении права собственности добросовестным приобретателем. Более либеральную позицию занимает здесь законодательство Италии, согласно которому добросовестный приобретатель признается в качестве собственника вещи, даже если вещь была ранее похищена у ее собственника (ст. 1153 ИГК). По законодательству России (пункт 1 ст. 302 ГК РФ), Германии (§ 932 — 935 ГГУ) и Швейцарии (ст. 934 ШГК) в подобном случае защита добросовестному приобретателю против виндикации вещи собственником не предоставляется. В итоге может возникнуть ситуация, когда по праву, действующему в отношениях между продавцом и покупателем, последний считается собственником вещи, а по праву, применимому к требованию третьего лица — изначального собственника об истребовании вещи, покупатель собственником не является. В данном контексте уместно задаться вопросом, насколько оправданным с учетом абсолютного характера вещных прав является различное регулирование права собственности на одну и ту же вещь в отношениях с участием разных лиц. Что это за вещное право, которое имеет эффект лишь для отношений между контрагентами? Вместе с тем применение закона места нахождения вещи в отношении вещно-правовых последствий договора на практике означает, что он нередко будет регулироваться правом разных стран: правом одного государства в том, что касается прав и обязанностей сторон по договору, и правом другого государства в части перехода права собственности. Если же товары по договору подлежат поставке из более чем одной страны, то применение принципа закона места нахождения вещи дополнительно влечет необходимость обращения к законодательству нескольких стран для определения возникновения и прекращения права собственности по сделке. Насколько оправданы такие сложности в регулировании? <1> Можно, конечно, ответить, что при этом учитывается, в частности, возможность заявления третьими лицами вещно-правовых требований. Тем не менее надлежит признать, что на практике в большинстве случаев данной ситуации не возникает <2>. Справедливости ради следует также констатировать, что далеко не в каждом споре из договора международной купли-продажи возникает вопрос о переходе права собственности на товар от продавца к покупателю. Как бы ни было, последовательное соблюдение принципа единства регулирования вещно-правовых отношений влечет регламентацию отношений между контрагентами различными правопорядками. ——————————— <1> Сомнения в оправданности подобных сложностей выражает М. Г. Розенберг в статье «Некоторые актуальные вопросы применения иностранного гражданского права российскими судами» (Хозяйство и право. 2003. N 2. С. 126; См. также: Он же. Международная купля-продажа товаров: Комментарий к правовому регулированию и практике разрешения споров. 3-е изд., испр. и доп. М., 2006. С. 134 — 135). <2> Последнее особенно характерно для международного коммерческого арбитража, включая МКАС. М. Г. Розенберг верно замечает по данному поводу следующее: «Поскольку предметом рассмотрения в МКАС по общему правилу являются споры между сторонами договора, а не между третьими лицами и той или иной стороной договора (или обеими сторонами договора), в арбитражной практике актуален лишь вопрос об определении применимого закона к праву собственности на имущество, являющееся предметом договора, между его сторонами» (Розенберг М. Г. Международный договор и иностранное право в практике Международного коммерческого арбитражного суда. С. 111).

Как это нередко бывает в науке и практике, и сфера международного частного права не составляет какого-либо исключения, наиболее трудные проблемы связаны с альтернативными решениями, каждое из которых небезупречно. Речь идет о весьма непростом выборе менее сомнительной альтернативы. Каковы варианты решения? Частично они уже затрагивались выше. Первый подход (как уже говорилось, преобладающий) состоит в том, чтобы решать все вещно-правовые вопросы, в том числе возникающие по договору, на основе коллизионного принципа закона места нахождения вещи. Второй подход заключается в допущении применения к вещным правам различных коллизионных привязок для отношений между договаривающимися сторонами и для требований третьих лиц. В результате один правопорядок может распространяться на отношения между контрагентами, а другой — на отношения с участием третьих лиц. Характерным примером второго подхода является Гаагская конвенция 1958 г. о праве, применимом к переходу права собственности при купле-продаже товаров (движимых материальных вещей) <1>. Согласно Конвенции 1958 г. по праву, применимому к договору международной купли-продажи (обязательственному статуту), определяется: 1) момент, до которого продавец имеет право на плоды и иные приращения в отношении проданной вещи; 2) момент перехода риска к покупателю; 3) момент, когда право требовать возмещения убытков по проданной вещи переходит к покупателю; 4) действительность оговорки о сохранении за продавцом права собственности (ст. 2). ——————————— <1> Конвенция в силу не вступила, не набрав минимально необходимых пяти ратификаций. Она была ратифицирована лишь Италией. Ее текст на русском языке в переводе Н. Г. Вилковой см.: Вилкова Н. Г. Договорное право в международном обороте. М., 2004. С. 429 — 434.

Нетрудно заметить, что речь идет о последствиях, часто связываемых в материальном праве с переходом права собственности на вещь. Как указывает по этому поводу Л. А. Лунц, здесь имеет место умаление коллизионного критерия закона места нахождения вещи в такой степени, что по существу в отношениях между сторонами договора международной купли-продажи он почти утрачивает свое значение <1>. Не подчиняя напрямую обязательственному статуту вопрос о моменте перехода права собственности между сторонами договора, разработчики Конвенции подчинили ему едва ли не все основные правовые последствия, обычно связываемые с таким переходом. Тем не менее Конвенция 1958 г. не содержит четкого указания, на основе какого коллизионного критерия должен определяться момент перехода права собственности в отношениях между продавцом и покупателем. Очевидно, что здесь могли сказаться сложности в достижении консенсуса по этому непростому вопросу. ——————————— <1> См.: Лунц Л. А. Внешнеторговая купля-продажа (коллизионные вопросы). М., 1972. С. 59 — 60. Тот же автор подчеркивает следующее: «Различение моментов перехода права собственности и риска с продавца на покупателя имеет особое значение для международного частного права: в одном случае (в отношении момента перехода риска) вопрос решается по обязательственному статуту, в другом (в отношении перехода права собственности), — как правило, по закону местонахождения вещи в момент наступления обстоятельства, обусловившего переход» (Там же. С. 59). Другими словами, во всяком случае, определение момента перехода риска случайной гибели или порчи товара по договору международной купли-продажи на основе обязательственного статута давно является устоявшимся в международном частном праве, в том числе и России.

Отношения же сторон договора с третьими лицами определяются по Конвенции 1958 г. на основе вещного статута с применением коллизионной привязки закона места нахождения вещи в некоторых модификациях. Названная привязка используется, в частности, при разрешении следующих коллизионных вопросов: 1) определение перехода к покупателю права собственности на проданный товар в отношении любого лица, иного, чем стороны договора купли-продажи (ст. 3); 2) противопоставление кредиторам покупателя прав на проданный продавцом, но не оплаченный товар, таких, как привилегии и права владения или собственности, в том числе в силу иска о расторжении договора или в силу оговорки о сохранении права собственности (ст. 4); 3) права, которые покупатель может противопоставить третьему лицу, предъявляющему вещно-правовые требования в отношении проданной вещи (ст. 5) <1>. ——————————— <1> Более подробно о коллизионном регулировании в международных конвенциях вещно-правовых вопросов, возникающих в отношениях между сторонами договора, см., в частности: Вилкова Н. Г. Указ. соч. С. 107 — 113, 122 — 128.

Как сказывается на рассматриваемых вариантах решения проблемы позиция законодательства разных стран касательно допущения автономии воли сторон по вопросу возникновения и прекращения вещных прав по договору? Первый подход (более традиционный) состоит в непризнании за сторонами возможности выбора права по указанному вопросу <1>. Это позволяет наиболее последовательно провести принцип разрешения вещно-правовых вопросов, в том числе по договору, на основе закона места нахождения вещи. ——————————— <1> См., например: ст. 51 Итальянского закона 1995 г. о реформе международного частного права. См. также: Кох Х., Магнус У., Моренфельс П. Винклер фон. Международное частное право и сравнительное правоведение. М., 2001. С. 194 — 196.

Здесь, кстати сказать, проявляется и еще один важный аспект разграничения договорного и иных статутов. Для договорного статута в целом характерно широкое признание автономии воли сторон. Для личного, вещного, деликтного и некоторых других статутов, напротив, автономия воли сторон либо не признается, либо признается в весьма ограниченных пределах. Таким образом, если признание автономии воли сторон для договорного статута скорее правило, чем исключение, то для большинства иных статутов, наоборот, скорее исключение, чем правило. Поэтому квалификация тех или иных вопросов как относящихся к тому или иному статуту весьма существенна не только из-за различий в используемых коллизионных привязках, но и с точки зрения определения границ автономии воли сторон со всеми вытекающими отсюда для практики (и, прежде всего, для самих контрагентов) последствиями. Второй подход состоит в признании в вопросе вещных прав автономии воли сторон в ограниченных пределах. Примером здесь может служить получивший широкую известность Швейцарский закон 1987 г. о международном частном праве. Согласно ст. 104 Закона стороны могут подчинить возникновение и прекращение вещных прав на движимое имущество праву государства, из которого это имущество отправлено, или праву государства места назначения имущества либо праву, применимому к обязательству, на основе которого происходит передача вещных прав. При этом такой выбор не может затрагивать прав третьих лиц. Здесь уже сами контрагенты в результате своего волеизъявления принимают на себя последствия возникновения ситуации, когда, например, по праву, действующему между продавцом и покупателем, последний будет рассматриваться в качестве собственника вещи, а в отношениях с третьими лицами по закону места нахождения вещи таковым не являться. Как представляется, сходный подход нашел отражение и в пункте 1 ст. 1210 ГК РФ (см. ниже). Третий подход заключается в признании в вопросе вещных прав неограниченной автономии воли сторон. Так, ранее действовавшее отечественное законодательство (пункты 2 и 3 ст. 126 ОГЗ 1961 г., пункт 3 ст. 164 ОГЗ 1991 г.) формально не ограничивало свободу сторон соответствующих сделок в выборе права, применимого к возникновению и прекращению права собственности на имущество, являвшееся предметом сделки <1>. Думается, однако, что намерение законодателя было прежде всего направлено на обеспечение регулирования применимым к договору правом также и вопросов перехода права собственности на вещь между этими сторонами, хотя использованные формулировки допускают и иное толкование <2>. ——————————— <1> См., в частности: Лунц Л. А., Марышева Н. И., Садиков О. Н. Указ. соч. С. 124. <2> Процитируем в этой связи пункты 1 и 2 ст. 126 ОГЗ 1961 г.: «Права и обязанности сторон по внешнеторговой сделке определяются по законам места ее совершения, если иное не установлено соглашением сторон. Возникновение и прекращение права собственности на вещь по внешнеторговой сделке определяются по закону места ее совершения, если иное не установлено соглашением сторон». Сопоставление этих двух пунктов свидетельствует в пользу отмеченного выше понимания намерения законодателя. См. также: Розенберг М. Г. Указ. соч. С. 112 — 115.

Прежде использовавшиеся и в значительной мере устаревшие подходы отечественного законодательства к коллизионному регулированию вещных прав сохраняются в некоторых международных договорах с участием России. Имеется в виду правило, согласно которому возникновение и прекращение права собственности или иного вещного права на имущество, являющееся предметом сделки, определяются по законодательству места совершения сделки, если иное не предусмотрено соглашением сторон. Указанное правило содержится в Конвенции СНГ 1993 г. о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам (пункт 4 ст. 38), Соглашении СНГ 1992 г. о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности (абз. 5 ст. 11), двусторонних договорах о правовой помощи, в том числе с Азербайджаном, Грузией, Египтом, Индией, Ираном, Киргизией, Латвией, Литвой, Мали, Молдавией, Эстонией. Сходное положение включено также в нератифицированную Россией одноименную Конвенцию СНГ 2002 г., которая была подписана в г. Кишиневе и призвана заменить упомянутую выше Конвенцию 1993 г. Приведенное правило, как и некоторые другие коллизионные нормы договоров с участием России о правовой помощи, нуждаются в постепенном пересмотре. Помимо прочего здесь проявляется известная инерция, когда даже в относительно недавние договоры включаются положения, которые не отвечают современным реалиям, нашедшим отражение в том числе и в законодательстве самих стран — участниц таких соглашений. Далее мы остановимся более детально на регулировании рассматриваемого вопроса в ГК РФ. В нем установлено в качестве общего правила, что возникновение и прекращение права собственности и иных вещных прав на имущество определяются по закону его места нахождения, если иное не установлено законом (пункты 1 и 2 ст. 1206). В развитие и отчасти в отступление от данного общего правила далее в законе в пункте 1 ст. 1210 «Выбор права сторонами договора» предусмотрено иное, а именно следующее: «Стороны договора могут при заключении договора или в последующем выбрать по соглашению между собой право, которое долежит применению к их правам и обязанностям по этому договору. ВЫБРАННОЕ СТОРОНАМИ ПРАВО ПРИМЕНЯЕТСЯ К ВОЗНИКНОВЕНИЮ И ПРЕКРАЩЕНИЮ ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ И ИНЫХ ВЕЩНЫХ ПРАВ НА ДВИЖИМОЕ ИМУЩЕСТВО БЕЗ УЩЕРБА ДЛЯ ПРАВ ТРЕТЬИХ ЛИЦ» (выделено нами. — И. З.). Возможны варианты толкования второго предложения пункта 1 ст. 1210 ГК РФ. Первый (более узкий) состоит в том, что законодатель допускает автономию воли сторон в вопросе возникновения и прекращения вещных прав в отношениях по договору без смещения границ между вещным статутом и обязательственным статутом в пользу последнего <1>. Соответственно, если стороны не осуществили выбора права, то при определении вещно-правовых последствий договора надлежит руководствоваться ст. 1206 ГК РФ и обращаться к коллизионному критерию закона места нахождения вещи, а не к ст. 1211 ГК РФ о праве, применимом к договору при отсутствии соглашения сторон о выборе права. ——————————— <1> Поскольку автономия воли сторон признается хотя и в существенно более ограниченном виде применительно к другим кроме обязательственного статутов (см. выше), ее допущение по конкретному вопросу не означает, на наш взгляд, автоматически подчинения соответствующих вещных отношений обязательственному статуту. Речь идет, скорее, о возможном совпадении применимого к различным видам отношений права в силу волеизъявления сторон.

Второй подход (более широкий) заключается в том, что и в отсутствии соглашения сторон о выборе права анализируемое положение может толковаться как дающее основание для подчинения названного вопроса праву, подлежащему применению к договору. Как пишет М. Г. Розенберг, «обоснованным было бы исходить из того, что правило по этому вопросу, предусмотренное ст. 1210 ГК РФ, должно использоваться и в случаях, когда применимое право определяется судом на основании ст. 1211 ГК РФ». При этом далее он признает все же полезность опубликования соответствующего разъяснения компетентных органов <1>. Нетрудно заметить, что такое толкование носит расширительный характер. По сути оно означает подчинение возникновения и прекращения вещных прав по договору обязательственному статуту. ——————————— <1> Розенберг М. Г. Международная купля-продажа товаров: Комментарий к правовому регулированию и практике разрешения споров. С. 135; Он же. Некоторые актуальные вопросы применения иностранного гражданского права российскими судами. С. 126 — 127. См. также: Звеков В. П. Указ. соч. С. 167 — 168.

Анализ второго предложения пункта 1 ст. 1210 ГК РФ ведет к выводу о возможности соглашения сторон, в котором они прямо подчиняют вопрос о возникновении и прекращении соответствующих вещных прав тому же праву, что избрано ими для регулирования прав и обязанностей по договору. При отсутствии такого прямого указания должны быть достаточные основания считать, что в намерения сторон входило подчинение избранному ими праву также и упомянутого вопроса. Как следует из рассматриваемого положения, стороны считаются согласившимися на регулирование в своих взаимоотношениях выбранным ими правом также и возникновения и прекращения вещных прав на движимое имущество, поскольку не установлено иное. Контрагенты вправе исключить применение избранного ими по договору права к данному вопросу, который тогда будет решаться на основе ст. 1206 ГК РФ. Могут ли стороны отдельно договориться о применении к вопросу возникновения и прекращения вещных прав иного права, чем то, что применимо к договору? <1> В пункте 4 ст. 1210 ГК РФ предусматривается, что стороны договора могут выбрать подлежащее применению право как для договора в целом, так и для отдельных его частей. Ответ, как представляется, зависит от того, может ли вопрос о возникновении и прекращении вещных прав квалифицироваться как «отдельная часть договора» в смысле пункта 4 ст. 1210 ГК РФ. С нашей точки зрения, такая квалификация является сомнительной, в частности, ввиду ее несоответствия намерению законодателя, заключавшегося в допущении ограниченной автономии воли сторон в вопросе возникновения и прекращения вещных прав. Не вполне очевидна и практическая целесообразность иного подхода <2>. ——————————— <1> Попутно оговоримся, что стороны, конечно, могут договориться о применении права, совпадающего с тем, которое и так применимо в силу коллизионного критерия закона места нахождения вещи, но в такой ситуации их соглашение будет лишь подтверждать позицию закона. <2> См. также: Комментарий к части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации / Под ред. А. Л. Маковского и Е. А. Суханова. М., 2002. С. 424 — 426.

Какие дополнительные аргументы могут быть приведены в пользу более узкого толкования? Если бы законодатель хотел сместить границы между вещным и обязательственными статутами, это могло бы быть сделано, как вариант, путем прямого упоминания в ст. 1215 ГК РФ возникновения и прекращения вещных прав в перечне вопросов, подпадающих под сферу действия права, применимого к договору <1>. Помещение рассматриваемого положения в ст. 1210 о выборе права сторонами договора и отсутствие нормы о применении к вопросу возникновения и прекращения вещных прав права, подлежащего применению к договору, если выбор права сторонами не осуществлен (ст. 1211), скорее свидетельствует о намерении законодателя регулировать в последней ситуации данный вопрос на основе ст. 1206 ГК РФ, чем о каком-то недосмотре. Узкое толкование в большей степени отвечает преобладающим на международном уровне подходам (см. выше), а обсуждавшиеся в ходе законопроектных работ довольно ясные формулировки, целью которых было подчинение названного вопроса обязательственному статуту, не вошли в окончательный текст закона, не получив достаточной поддержки. ——————————— <1> Вместе с тем надлежит признать, что упомянутый перечень не носит исчерпывающего характера.

С точки зрения юридической техники, возможно, более корректным было бы включить аналог анализируемого положения вместо пункта 1 ст. 1210 в ст. 1206 ГК РФ по образцу пункта 3 ст. 1219, абз. 2 пункта 1 ст. 1223, где при установлении коллизионных норм, действующих в отношении обязательств из причинения вреда и из неосновательного обогащения, одновременно урегулированы и допустимые пределы автономии воли сторон. Сказанное выше касается прежде всего споров, рассматриваемых российскими государственными судами. В отношении споров, регулируемых международным коммерческим арбитражем, подход может быть иным. Нормативной основой для такого утверждения служит абз. 2 пункта 1 ст. 1186 ГК РФ, согласно которому особенности определения права, подлежащего применению международным коммерческим арбитражем, устанавливаются Законом о международном коммерческом арбитраже. Как известно, по Закону РФ от 7 июля 1993 г. «О международном коммерческом арбитраже» третейский суд разрешает спор в соответствии с нормами права, которые стороны избрали в качестве применимых к существу спора, а при отсутствии такого выбора «применяют право, определенное в соответствии с коллизионными нормами, которые он считает применимыми» (пункты 1 и 2 ст. 28) <1>. Таким образом, международный коммерческий арбитраж обладает большей свободой в определении используемых коллизионных подходов. ——————————— <1> Ведомости Съезда народных депутатов Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федерации. 1993. N 32. Ст. 1240.

В заключение вновь отметим, что кардинально изменившаяся обстановка, рост и диверсификация международных контактов российских юридических и физических лиц дают основания предположить заметное усиление значения вопросов коллизионного регулирования вещных прав в обозримом будущем, что делает актуальным их дальнейшую научную и практическую разработку <1>. ——————————— <1> При подготовке данной статьи использовалась справочно-правовая система «КонсультантПлюс».

——————————————————————